Задержание

* * *

Роаланна

Я пропала. В пристройке лежит оборотень под Инкарцеро⁽¹⁾. Гиппогрифа мне в печень, если я найду во всей этой истории хоть каплю здравого смысла.

Я, как и велел Старик, стояла в стороне. Сегодня работали Пруэтт и Скримджер, я нашла поганцев, и меня уже ждало мое повышение. А ребятам надо было отличиться, Старик старался всем дать шанс. Хлопок возвестил нас о сработавшем портале, Грюм возвел стенку, мы со Стариком пальнули Люмос. Он осветил пятерых крайне неприятного вида парней, одетых в мантии с мехом. Ребятки попытались аппарировать, но от Грюма не очень-то сбежишь. Вспышки заклинаний неровно освещали полянку. Я почти начала скучать, как мне под ноги откинули тело. Я испугалась: человек был неподвижен и, казалось, не дышал. Я видела трупы магов, но никогда они не прилетали мне прямо под ноги, на рядовом вроде бы задержании. Вокруг все кричали, Пруэтт метал заклинания куда попало, Скримджер — точно в цель. А для меня остановилось время. Как будто тогда в Париже: все стало медленно и тихо. Я упала на колени, нащупывая пульс: слабый, нитевидный. Тело слабо дергало — Риктусемпра⁽²⁾ или Таранталлегра⁽³⁾. Финита Инкантатем⁽⁴⁾ — снять последствия, Умиротворяшка⁽⁵⁾ в полураскрытый рот, смотреть, чтобы не захлебнулся. Тринити⁽⁶⁾? Эйфорийка⁽⁷⁾? Я лихорадочно вспоминала, что там еще надо. Мандрагору вроде нет, скарабеев — точно нет.

Старик обернулся.

— Лестрейндж, что там?

— Пострадавший, сэр! Заложник или свидетель.

— Тащи его к колдомедикам!

Старик знал не хуже меня, что мне нельзя было доверить и дохлую мышь после Парижа. Человек слабо шевелился, тряс головой и пытался встать, это давалось ему нелегко. Я схватила парня за руку и попыталась аппарировать.

— Торменцио Максима! — один из гаденышей решил поохотиться на моего подопечного.

Я выкрутила Флоридус, машинально заслонив собой парня, который все еще пытался осознать, где он находится. И не заметила второго, с Риктусемпрой. Он оканчивал Ультиму⁽⁸⁾, и она явственно летела в меня. Мир стал прозрачен и хрупок, я успевала Диффендо Максимум⁽⁹⁾, когда меня смело, заволокло и закружило. Я машинально выполнила аппарацию, выученную на автомате, в дальнюю пристройку Лейстрейндж-холла и потеряла сознание.

Очнувшись, я обнаружила шишку на голове размером с почку фестрала. И парня, принявшего на себя остатки моей Ультимы. Мое Диффендо Максимум помогло, но несильно. Парень был без сознания, и его трясло. «Финита, финита, финита», — билось в мозгу. В тот момент я не думала и не рассуждала, я страшно боялась, что он прямо сейчас умрет у меня на руках. Умиротворяшка, бокал в рот. И только открыв рот нажатием на подбородок, я поняла. Парень был оборотнем. Мерлиновы кальсоны, все встало на свои места: он не жертва, он один из них. То-то ребятки начали на него охоту: решили, что это он их сдал, увидев, как я с ним вожусь.

Что делать? Парень был без сознания, его все еще трясло, одна я его не вытащу. Я призвала нашего домовика Подлизу. Она взяла его за руку, и я быстро трижды сняла с него эффект. После она хлопнулась в кухню за Умиротворяшкой и Противоожоговой мазью. Оборотень должен был выжить и дать показания — это был бы мой несомненный триумф, Старик просто обязан был бы взять меня в старшие авроры!

Через пару минут после принятия Умиротворяшки он открыл глаза и застонал. Ему было не очень хорошо: это читалось и по выражению лица, и по потряхиванию в конечностях. А я вдруг застыла, как мушка в янтаре маминой броши.

Глаза, совершенно не волчьи, нормальные человеческие глаза, бешеные от ярости и полные боли. Я дернулась к нему и подхватила, когда он попытался встать.

— Тише, ты упадешь, сядь, тебе нельзя никуда идти, — я говорила, что-то сама не понимая, зачем я говорю это оборотню.

Но эта привычка въелась намертво после второго курса колдомедицинского Сорбонны⁽¹⁰⁾, и уже никуда не девалась. Я посадила его на низкий топчан. До полнолуния было далеко, и я не боялась парня, который был тут без палочки, ослаб и даже стоять-то не мог. Подлиза хлопнулась обратно, принеся с собой поднос с едой и горячим чаем. Парень обводил все вокруг безумным взглядом, по-моему, он был просто не в себе. Мне надо было вернуться к Старику и ребятам, безумно болела ушибленная голова, но я не могла оставить оборотня-контрабандиста тут. Ладно, я решила, что он не умрет.

Инкарцеро Максима к тахте, Апаре Стигмата⁽¹¹⁾, парень взвыл, Силенцио⁽¹²⁾. Подлиза помогла мне его раздеть, он едва не разорвал путы, решив дорого продать свою жизнь. И совершенно прекратил сопротивление, когда я начала смазывать его ожоги, только следил за мной внимательным взглядом. Бешеные глаза, полные ярости. Я совершенно тонула в них. Это не холодный взгляд Рэндольфа и не рыбьи водянистые глаза Люциуса, не мерзкий раздевающий взгляд Ориона. Они были такие настоящие, живые, я содрогалась под этим взглядом, но фирменное выражение лица Лейстрендж помогало мне держать маску бесстрастности. Ну, или я хотела так думать. Закончив, мы с Подлизой одели его.

— Мне надо вернуться. Будь тут, тут тебя никто не обидит. Эльф покормит тебя, если ты захочешь есть. Понимаешь меня?

— Да.

Короткое, как удар, тихое полурычание. У меня пробежали мурашки. Да что творится-то со мной, я Роаланна Лейстрендж, аврор, а не сопливая школьница!

Я резко аппарировала обратно в лес и оказалась как раз к месту. Старик и Пруэтт сдавали дежурным дементорам контрабандистов, колдомедики бегали вокруг Скримджера. Старик кинулся ко мне:

— Лейстрендж, жива? Где твой свидетель?

— Ушел, оглушив меня. Простите, это один из них был.

— Три гиппогрифа ему в печенку, дойди до колдомедиков. И топай домой, где твоя метла?

— Все хорошо, мне надо горячую ванну и бокал Эйфорийки. Метла у дерева, отчет завтра, хорошо?

Старик отпустил меня, и я подошла к метле. Около нее лежала палочка. Не моя. Я хотела спросить, кто уронил, когда поняла кто. Как можно незаметнее я подхватила ее, села на метлу и взмыла вверх. Я всегда любила летать, а уж сейчас я летела сквозь мартовскую синеву к Лейстрейндж холлу и думала, что же делать дальше.

Я приняла горячую ванну. Подлиза растерла мышцы. Мне плохо давались колдомедицинские заклинания на себя, а уж после того, что было в Париже, — и подавно.

Переодевшись в домашнюю голубую мантию, я аппарировала в пристройку. Оборотень лежал на диване, Подлиза накрыла его пледом. Я убедилась, что ожогам лучше, и его почти не трясет. Он, похоже, спал, ночка выдалась для него нелегкой. Даже с его ликантропией Ультима будет лечиться минимум до завтра, тут я спокойна. Намазав его еще раз Противоожоговой, я осмотрела, как учил старик: ногти, ротовую полость, уши, волосы, проверила отсутствие хвоста. Не удержалась от смешка. Пожалуй, хорошо, что он спал, иначе сожрал бы меня на месте, наверное.

И тут я услышала шаги. Как не вовремя. Я пригасила очаг и вышла на крыльцо. Рабастан шел в пристройку, видок у него был тот еще.

— Что случилось, ребенок? — сказала я, притворяя дверь.

— Я не ребенок! — крикнул Рабастан.

Кажется, он опять поссорился с родителями. В пристройке что-то шевельнулось, о Мерлиновы кальсоны, Инкарцеро, я его не обновила!

— Так, марш ко мне в комнату жаловаться на жизнь. Скажи Подлизе принести чай и бутерброды, я голодна, как фестрал после случки.

Я специально выбирала тон покоманднее и слова покрепче: Рабастан не привык слушать такое от леди и безропотно повиновался сумасшедшей тетке. Он развернулся и быстрым шагом рванул к Лейстрендж-холлу. Ну, по крайней мере, я умру чистой. И голодной. Я резко открыла дверь. Оборотень лежал, где лежал, хотя Инкарцеро упало с него. Спал. «Видимо, молнии плохо сказываются на шкуре», — злорадно подумалось мне. Привязав его покрепче и убедившись, что все раны намазаны и ему тепло, я запечатала тройным ключом дверь. Туда теперь войдет Подлиза или я. И никто не выйдет.

* * *

Фенрир

Предполагалось, что я выведу будущие трупы прямо на Мышонка с ребятами. Мышонок своё дело знает, и в успехе нападения я был уверен. Вряд ли этих обмудков кто-то хватится, а хватятся — скорее спасибо скажут. Уж на что все волшебники высокомерные безжалостные сволочи, но те, кто сейчас поднимался на холм, были самые ублюдочные из всей их ублюдочной породы.

Тем временем мы всей группой взялись за кусок трубы, служивший порталом. Не успели мои ботинки коснутся земли, как предвкушение кровавой расправы сменилось растерянностью. Яркий свет, крики, заклинания со всех сторон. Мысли потекли медленно-медленно.

Мышонок? Нет, они дальше… Я упал вниз. Тогда кто?.. Кто?

Губы задёргались в приступе ярости. Кем бы ни были нападающие, скоро они узнают, каково вырывать добычу из пасти Сивого. Обнажив палочку, я кинулся в гущу битвы. Вот сейчас! Оглушить, сбить с ног и загрызть, загрызть, загрызть урода…

К несчастью для меня, это была не встречная подстава покупателей и не группа Мышонка. На нас насел Аврорат, и их слаженности и опыту мы ничего не смогли противопоставить. Очень скоро в меня влетело заклинание. Палочка выпала из ослабевшей руки, покатившись по мёрзлой земле, а сам я покатился в другую сторону — прямо под ноги одному из них.

Тело меня не слушалось, но я не оставлял попыток встать. Над моей головой что-то происходило: кажется, аврор, к которому я попал, назвал меня пострадавшим. Вот и отлично — значит, не будет ждать нападения. Только бы встать, а там…

В очередной раз мотнув головой, я встретился взглядом с одним из контрабандистов. Он смотрел на меня с чёрной ненавистью.

«Предатель!» — читалось в его глазах.

«Конечно, а ты чего ждал? Очень рад буду, когда ты сдохнешь», — мог бы ответить ему я, если бы из моего горла могло сейчас выйти хоть что-то кроме надсадного хрипа.

Пока я дёргался и хрипел, гадёныш поднял палочку и начал плести заклинание. Торменцио Максима — это хана, это смертельно. Отчаянно трясясь в конвульсиях, я пытался сдвинуться хотя бы на дюйм, но это было бесполезно. Смерть летела в меня с конца его палочки.

— Флоридус Максима, — прозвенел надо мной женский голос, и заклинание, вспыхнув, развеялось. Кажется, смерть откладывалась.

Руки и ноги перестали неметь и трястись, и я начал подниматься. Наконец-то я смог разглядеть свою спасительницу. Луна ярко освещала лицо волшебницы, придавая ему очарование греческой статуи или бессмертной феи из-под Холмов. Губы сами собой начали раздвигаться в оскале: нечасто удаётся убить что-то столь красивое. Ещё немного — и дотянуться до горла, затем отнять палочку и аппарировать отсюда подальше.

Тем временем её глаза широко распахнулись, она смотрела куда-то мимо меня, неверным обречённым движением поднимая палочку.

— Риктусем… — услышал я начало заклинания с той стороны. Да что за блядство! Это только моя добыча!

Невиданный приступ ярости обуял меня. Я редко бываю в духе, но подобных волн бешенства не было практически никогда. Резко вскочив на ноги, я оттолкнул эту дуру от верной гибели. И отключился, на этот раз — надолго.

Когда я очнулся, вокруг уже не было никакого леса. Я валялся посреди какого-то помещения. Рядом находилась спасшая меня женщина. Теперь я мог чётко разглядеть её аврорскую форменную мантию и излучающие искреннюю заботу глаза. Одно с другим настолько не вязалось, что я даже позволил поднять себя и усадить на какой-то топчан. Дом был очень богат — это было понятно даже в таком состоянии, как моё. Домашний эльф притащил мне какого-то козырного пойла. Я безропотно взял напиток, машинально отметив ближайший угол, о который можно расколотить бокал и всадить осколок в гортань своей пленительнице. Впрочем, вряд ли бы у меня сейчас это получилось: мысли путались, а руки двигались с такой неохотой, как будто сами были из стекла.

Дальнейшие события мгновенно взбодрили мою ярость. Видимо, убедившись, что я пришёл в себя, эта сука парой заклинаний примотала меня к тому самому ублюдочному куску мебели, на котором я сидел. Воя и рыча от бешенства, я пытался вырваться из пут, но магические удавки держали крепко. Тем временем женщина со своим подручным-эльфом снимали с меня одежду. Всё было ясно. Я зарычал ещё громче и удвоил усилия, понимая, что это бесполезно. Просто так легче будет терпеть боль, когда меня начнут пытать. А пытать начнут вот-вот, иначе зачем всё это? К глазам начали подступать слёзы отчаяния. Стоило столько лет хорониться от Министерства, и вот тебя по глупости берут тёпленьким.

После первого её прикосновения я окончательно перестал что-то понимать. Мягким, нежными, осторожными движениями женщина начала смазывать мои ожоги. Её рука вновь и вновь смачивала тряпку какой-то прохладной, вкусно пахнущей жидкостью и проводила по моему обнажённому телу — и боль уходила с каждым прикосновением. Эти касания будили во мне то, что я давным-давно позабыл, все те грёбаные мерзкие чувства, которые делают тебя слабым скулящим хлюпиком. Я ненавидел женщину за это и молил про себя, чтобы она не прекращала. Губы замерли, не зная, что им делать: оскалится или улыбнутся. К глазам начали подкатывать слёзы.

Усилием воли я взял себя в руки. Нельзя показывать слабость, нельзя распускаться. Пока она лечит меня, и это хорошо, но потом она непременно сдаст меня в Министерство. Убить её при первой возможности — вот единственный вариант.

Но впервые за долгое время идея кого-то убить вызывала у меня отторжение. Мне не хотелось убивать женщину — наоборот. Мне хотелось почувствовать ещё раз её касание, хотелось самому её коснуться и никогда не отпускать.

— Да.

Да. На все вопросы — да.

Хочу ли я тебя убить? Да.

Сделаю ли я всё, чтобы защитить тебя? Да.

Ты мне мерзка? Да.

Ты мне нравишься? Да.

Ты делаешь со мной что-то такое, чего я боюсь и чего желаю?

Да. Да. Да…

С резким хлопком женщина аппарировала. Эльф забрал подносы и, что-то бормоча себе под нос, убрался из комнаты. А я, стиснув зубы так, что можно было бы меч перекусить, тихо заплакал. Заплакал впервые за несколько десятков лет.

1) Инкарцеро — заклинание пут, связывающее того, на кого оно наложено.

Вернуться к тексту

2) Риктусемпра — заклинание, посылающее молнию в противника.

Вернуться к тексту

3) Таранталлегра — чары танца, заставляющие противника танцевать.

Вернуться к тексту

4) Фините Инкантатем — чары, снимающие эффекты наложения других чар.

Вернуться к тексту

5) Умиротворяшка — зелье успокоения, умиротворяющий бальзам.

Вернуться к тексту

6) Тринити — Тринити Блад, зелье, снимающее эффекты проклятий, сильных чар и темных воздействий.

Вернуться к тексту