Мой Бог (джен)

Уважение, почитание, идеализация… Северус не мог понять, почему неглупые, в принципе, люди, не замечают недостатков Дамблдора.

Директор так часто ошибался, что любого другого уже закидали бы камнями, а ему — всё сходило с рук.

Хотелось встряхнуть МакГонагалл, накричать на Фаджа; проверить магов на следы подчиняющего зелья или вовсе Империо, потому что Северус искренне не понимал, чем ещё можно объяснить избирательную слепоту разумных людей.

То, как дети смотрят в рот директору, раздражало. Дамблдор нёс чушь с умным видом, заигравшись в эксцентричного старика, но каждое его слово ловили, как откровение.

Он принимал неверные решения, и утирающие кровь маги прощали его… даже не прощали, а вовсе не винили его.

Он раз за разом проигрывал битвы… но его приказы по-прежнему не оспаривались, волшебники полагались на него, верили, что Дамблдор сможет выиграть войну.

Когда Альбус открывал рот, все звуки вокруг словно исчезали. Каждое его слово было откровением, каждая его улыбка — благословением, а каждый хмурый взгляд — низвергал в пучину самобичевания и сожалений.

Альбус приговаривал к смерти движением брови, и люди покорно или вовсе с радостью убивали, а затем молили о прощении, потому что Альбус не одобрял насилие.

И Альбус милостиво прощал.

Всех, кроме Северуса.

«Ты должен» — вот что он слышал каждый раз и не смел отказать. Он совершал ужасные поступки потому, что этого от него ждал Альбус. Он лгал, предавал, убивал — с именем Альбуса на губах. И валялся у него в ногах, убеждая, что поступил так не из злобы, а лишь для сохранения чистоты Альбусовых рук. И после длительного словоблудия и осуждающих вздохов тот кивал, принимая жертвоприношение. И Северус облегчённо уходил, чтобы вскоре повторить всё, снова лгать, снова предавать, снова убивать…

И жить с Его кровью на руках, зная, что никогда не будет прощён и не простит себя сам.

И лишь лёжа на каменном холодном полу Визжащей хижины в луже собственной крови, умирая, Северус наконец понял, почему, несмотря на сомнения, страх, ненависть и разочарование, до конца был ему верен. Альбус был Богом. А пути Господни неисповедимы.