Негласный сотрудник (джен)

Ach wie gut dass niemand weiß

wer ich bin und wie ich heiß.

<...>

Jeder Kopf hat seinen Preis,

Ach wie gut dass niemand weiß,

Ach wie gut dass ihr mir traut

nicht an die Ammenmärchen glaubt!

Megaherz — "I.M. Rumpelschtilzchen".⁽¹⁾

День Эммы Свон оказался просто отвратительным. Началось с того, что она пробила колесо. Ее опоздание стоило ей слишком дорого: скрывавшийся от приставов должник уже успел сделать ноги из мотеля и, похоже, направлялся на границу штата. И, возможно, Эмме еще удалось бы его нагнать, если бы какой-то совершенно рассеянный молодой человек на парковке у "Старбакса", куда она зарулила, чтобы взять кофе, не въехал в ее "Жука", помяв тому заднее крыло и разбив фонарь. И тут, как назло, еще и позвонили по поводу сданного накануне чрезвычайно важного заказа: оказалось, она взяла не того человека. Это с Эммой и вовсе произошло впервые, и теперь она, безнадежно опоздавшая, сидела в дорожной забегаловке и пила дрянной кофе с дрянным хот-догом, раздумывая, чем ей обернется вся эта история. А история и правда грозила выйти боком: "не тот" оказался не много не мало федералом под прикрытием — даже не копом! — что с учетом ее биографии могло оказаться роковым.

— Еще кофе? — веснушчатый бармен смешно наморщил нос.

— Увы, — кивнула Эмма.

— Что-то ты грустная, — отметил тот. Видимо, чтобы отвести разговор подальше от темы кофе — не чувствовать того, насколько он отвратителен, мальчишка явно не мог. — Проблемы?

— А то, — подтвердила она.

— Помочь, может?

Эмма смерила его взглядом. Да, такие юнцы из штанов выпрыгнут, чтобы на них обратили внимание. Интересно, чем он бы вообще мог ей помочь?

— Ну, если ты, скажем, умеешь отматывать время назад, или стирать память, или... — она поджала губы. — Да хоть бы вот напечатать кучу денег или превратить кучу соломы в золото...

— Солому в золото, говорите?

Эмма обернулась на резкий голос. Ей показалось, что говорившего раньше в полутемной почти пустой забегаловке не было. Да и выглядел он для этого места чересчур прилично. Так прилично, что парень-бармен вздохнул и стушевался.

— Вам и правда нужно что-то из того, что вы перечислили? Может, пересядем за тот столик, мисс Свон?

Он указал тростью в угол. Эмма смерила его взглядом — невысокий, средних лет, с длинными волосами. В очень приличном твидовом костюме-тройке, жаккардовой рубашке под запонки и при шелковом галстуке. Незнакомец поймал ее взгляд и усмехнулся:

— Пусть вас не смущает моя трость. Падая с небес на землю, я повредил колено.

— И вы знаете мое имя потому, что вы — мистер дьявол?

— В точку.

Незнакомец придвинул Эмме стул, сел напротив и принялся изучать ее внимательным взглядом.

— Вы, кажется, хотели поговорить со мной, — не выдержала Эмма.

— Я? — незнакомец удивленно приподнял бровь. — Отнюдь. Кажется, это вам была нужна помощь.

— Довольно, — Эмма положила ладони на стол. — Или вы говорите, что вам от меня надо и откуда вы знаете мое имя, или я немедленно ухожу.

— Это уже целых два вопроса, мисс Свон, — засмеялся незнакомец. — Подумайте хорошенько, что именно вам нужно. И мы вполне сможем заключить сделку.

— Сделку?

Эмма нахмурилась. Только ей еще сделок со всякими подозрительными незнакомцами не хватало!

— Ее самую. Мисс Свон, — рассмеялся тот. — Уж вам ли не знать, что у каждой головы — своя цена?

Он слегка откинулся на спинку стула и постучал указательным пальцем по набалдашнику трости. Потом отставил трость к стене, поправил пиджак и улыбнулся:

— Может, пока вы думаете, выпьем вина? Кофе здесь оставляет желать лучшего.

— Я за рулем, — машинально отозвалась Эмма. Что-то внутри нее сигнализировало о том, что этот незнакомец — важное звено какой-то цепочки. А разбрасываться возможностями в ее положении явно не стоило. Так же, как и пить с подозрительным типом алкоголь.

— Кстати, мое имя Голд, мисс Свон. Так что же, будем давиться здешним кофе?

Эмма рассматривала темно-коричневую жидкость в чашке и молчала. Мистер Голд, казалось, ждал первого хода от нее. Наконец он отхлебнул из чашки, со стуком поставил ее на блюдце и вздохнул:

— Что же, мисс Свон. Придется начать мне. Ведь я же не ошибаюсь, это вы занимались делом Слейтера?

Эмма едва не подавилась кофе. За Слейтера ей выговаривал начальник полицейского управления лично, в запертом кабинете. Так что откуда этот тип пронюхал о том, в какую глубокую яму по самые уши угодила мисс Свон, оставалось загадкой.

— Хорошо, предположим, — Эмма решила взять инициативу в свои руки. — Что вам нужно? Деньги? Информация?

Голд наклонил голову и улыбнулся:

— Люди... Как вы все-таки буквально понимаете многие вещи! А ведь еще в сказках вы были куда изобретательнее.

Эмма нахмурилась. Все было не так. Весь этот день, с самого пробитого колеса, был совершенно неправильным. И этот самый мистер Голд теперь венчал всю неправильность самим фактом своего разговора с ней.

— Я прекрасно осведомлена, что все имеет свою цену, мистер Голд.

— Это прогресс, мисс Свон, — Голд прищурился. — Предположим, я делаю так, что никаких проблем со Слейтером у вас не будет, ваша ошибка никоим образом не скажется, — он тихо рассмеялся, — на вашей карьере. А вы мне за это, скажем...

Он наклонил голову и рассматривал ее внимательным взглядом. Эмме стало не по себе: для того, чтобы у нее не осталось проблем со Слейтером, ей нужно было самое настоящее чудо. А она слишком рано зарубила себе на носу: чудес не бывает. Там, где закрытые двери не открываются хитростью или обманом, они открываются деньгами. Или еще чем-то, вовсе выходящим за пределы правового поля. Впрочем, этого в ее жизни хватило сполна.

Теперь напротив нее сидел человек — уж точно никакой не дьявол, — который был слишком хорошо осведомлен о ее делах. Полицейский? Федерал? Но что ему от нее нужно?

— Пожалуй, первенца просить не стану, — засмеялся он, а Эмма подумала, что, должно быть, его дурацкий смех очень подошел бы какому-нибудь уродливому карлику, а вовсе не респектабельному хорошо одетому джентльмену, который вообще непонятно как затесался в эту богом забытую забегаловку.

— Да, уж, не стоит, — согласилась она, думая о том, как, должно быть, заблуждается этот странный человек.

"Или не заблуждается? — глумливо протянул внутренний голос. — Может, он знает о тебе гораздо больше, чем ты можешь себе представить?"

Эмма потрясла головой, прогоняя наваждение. Ей отчаянно захотелось начать этот день с начала: проснуться, выпить кофе, да даже еще раз поменять колесо и получить взбучку от начальника.

— Может, вы пообещаете мне довезти до города, о котором услышите впервые, одного мальчишку? Сущая безделица, мисс Свон! Я выполню свою часть сделки, а вы — свою!

Эмма нервно рассмеялась. Подвезти мальчишку до какого-то там города? Да это не выглядит как хоть какая-то цена за услугу! Тем более, за такую. Но Голд явно не врал — уж в этом-то Эмма разбиралась. Пусть этот ее талант не имел никакого логического объяснения, но факт оставался фактом — ложь Эмма чуяла нутром.

— Что вы там говорили про головы, мистер Голд? — переспросила Эмма. — Не слишком ли мала цена?

— О! — он снова противно захихикал. — Поверьте, я умею назначать цену! Но если вам мало, и вы хотите, скажем, еще...

— Нет-нет! — Эмма поспешно перебила странного типа — кто знает, что ему еще в голову взбредет! — Я сделаю, как вы сказали.

— Отлично! Тогда мне понадобится ваша подпись.

На столе, словно ниоткуда, материализовался самый натуральный пергаментный свиток. Эмма потрясла головой, но свиток никуда не делся. Ее странный собеседник пристально вглядывался в нее, явно довольный произведенным эффектом.

— Вот там, внизу, вашу подпись, пожалуйста, — он протянул ей ручку, перьевую, судя по всему, весьма дорогую.

— Чернилами? Не кровью? — едко поинтересовалась Эмма, рассматривая позолоченное открытое перо.

— Поверьте, чернил будет достаточно, — Голд указал глазами на свиток.

— Зачем вам это?

— Люблю содержать документацию в порядке, — усмехнулся он.

Перо оставило на желтоватой бумаге темный росчерк, в тусклом свете казавшийся кровавым.

— По рукам, мисс Свон, — одним движением свернув пергамент, Голд протянул ей ладонь. — Помните о вашей части сделки!

Эмма даже не заметила, как осталась за столиком одна — таинственного Голда и след простыл. Она помассировала виски — голова стала тяжелой, точно налилась свинцом. Что на нее нашло? Как она могла подписать непонятный пергамент в занюханной забегаловке, даже не прочитав его?

Она поспешно допила кофе, тот теперь казался пресным и безвкусным. Мальчишка-бармен материализовался рядом, снова сморщил веснушчатый нос и убрал чашку с недопитым кофе и десятидолларовой купюрой, которые оставил после себя Голд.

— Слинял? — с надеждой в голосе спросил бармен.

— Как видишь, — развела руками Эмма. Последняя надежда на то, что этот странный Голд ей приснился или почудился, развеялась прахом — его видела не только она. А с ума, как известно, обычно сходят именно поодиночке.

— Неприятный тип, — закинул удочку бармен.

— Ничего особенного, — небрежно бросила Эмма, отведя взгляд в сторону. И заметила у ножки стула нечто, похожее на книжицу. Или служебное удостоверение.

Расплатившись за свой кофе и всячески открестившись от того, что оставленных "тем типом" десяти баксов хватило бы за обе чашки и еще и осталось бы, Эмма вернулась к столу за сумочкой, тут же невзначай уронила бумажник и поспешно собрала все вывалившееся из него добро, вместе с таинственной книжицей.

* * *

Поиск по базам не давал ничего, кроме одного — это, с позволения сказать, "удостоверение" было оформлено настолько паршиво, что, кажется, и дети, игравшие в копов и федералов, справились бы лучше. Печать поплыла, сам бланк не соответствовал принятому, а в графе имя и фамилия красовалась надпись "Р. Штильцхен". Ну кто бы стал сокращать имя в таком документе? Занятнее всего, впрочем, оказалось то, что номер документа совпадал с другим, явно действующим. С удостоверением агента ФБР Филипа Слейтера.

Эмма откинулась на спинку кресла и потерла нос. Этот странный тип обвел ее вокруг пальца, а она и купилась. Купилась на дешевую фальшивку.

Все произошедшее можно было бы списать на сон, бред, усталость — в конце концов, может и веснушчатый бармен ей всего-то привиделся? Но не могло же быть, что и дело Слейтера оказалось наваждением или галлюцинацией? Разумеется, такого быть не могло, в том числе и потому, что начальник, притворив дверь и воровато оглянувшись, велел ей больше ни при каких условиях не поминать того самого Слейтера, а ее ошибка прошла незамеченной — словно и не было ее вовсе.

Что было еще более странным, так это то, что должника, которого Эмма так по-глупому упустила, поймали еще до того, как он пересек границу штата, причем благодаря совершенно нелепому стечению обстоятельств: его машину ошибочно остановил патруль, перепутав с указанной в ориентировке. Как будто умелый кукловод в нужное время в нужном месте подергал за одному ему известные ниточки.

Однажды, порядочно осмелев, Эмма даже невзначай поинтересовалась у начальства кое-кем по фамилии Штильцхен, но на нее посмотрели как на сумасшедшую и предположили, что она совсем заработалась.

Интернет тоже не давал никаких результатов: все найденные Штильцхены либо жили и здравствовали за океаном: кто в Австрии, кто в Швейцарии, а еще несколько лежали под могильными плитами. Конечно, это могло быть прикрытием, но как теперь отыскать иголку в стоге сена? Вот если бы этот стог был золотой...

Эмма прогнала ненужные ассоциации — она искала или агента, или преступника, а вовсе не сказочного персонажа. Пусть даже этот глупый договор — всего-то фарс, розыгрыш или и правда дань чудаковатости этого самого Голда или Штильцхена — да хоть самого дьявола! — ей хотелось знать, кому она так опрометчиво задолжала идиотское обещание. Но ответа не было. Она больше ничего не слышала ни о мистере Голде, ни о загадочном Р. Штильцхене. Не помогло и периодическое посещение забегаловки, где она подписала странный контракт.

Дела Эммы шли с переменным успехом. Ощущение, что она чужая в этом мире, не покидало ее — напротив, становилось все отчетливее, сильнее, ярче.

* * *

Двадцать восьмой день ее рождения ничем особенно не отличался от остальных дней. Вечером, уставшая и раздосадованная, несмотря на то, что дело увенчалось успехом, Эмма ввалилась в квартиру. Одинокий кекс, одинокая свеча, одинокая она сама — Эмма зажгла фитиль и зажмурилась, загадывая желание. Из года в год одно и то же, такое простое и, по всей видимости, совершенно несбыточное. Огонь погас. Раздался звонок в дверь. Где-то на душе заскребли кошки — она никого не ждала. Да и кто бы мог вот так, без предупреждения, заявиться к ней? Должно быть, кто-то попросту ошибся дверью.

— Меня зовут Генри. Я ваш сын.

Теперь она стояла в ванной и пыталась прийти в себя. Десять лет прошло с того момента, когда она отдала ребенка на усыновление. Что бы она могла ему дать? А теперь... Теперь этот незнакомый мальчишка сидел у нее в квартире и утверждал, что он — ее сын. Тут же совершенно некстати вспомнился мистер Голд со своим странным контрактом. Что за черт?

Они ехали в Сторибрук — город, о котором Эмма услышала впервые. Перед глазами встала поганая улыбочка этого Голда. Или Штильцхена — кем он там был? Эмма поймала себя на мысли, что с огромным трудом может вспомнить его лицо: черты будто бы размывались, стирались из ее цепкой памяти. Да еще этот мальчишка...

— Я есть хочу, — возвестил маленький негодник. — Может, остановимся где-нибудь?

— Мы не на прогулке, — возразила Эмма. — Никаких остановок.

Она твердо решила: выполнит условия этого странного договора и вернется к своей обычной жизни.

— Почему? — не унимался мальчишка.

— Пацан, ты чем-то недоволен? Я вообще могла посадить тебя на автобус!

Эмма надеялась на одно: что ее сыну — а это, похоже, и правда был именно он — не передался ее дар. Она прекрасно понимала: не могла. Ее подпись красовалась на странном свитке мистера Голда. И одному черту было теперь известно, что случится, если она не выполнит условий.

— У меня есть имя! Генри! — обиделся мальчишка.

Эмма скосила на него глаза. Он листал большую красочную книгу. Судя по всему, сборник сказок.

"Ах, как хорошо, что никто не знает, как меня зовут!" — вспомнились слова одного из сказочных персонажей. Эмме даже показалось, что в ее голове это прозвучало голосом Голда, с тем самым мерзким подхихикиванием.

— Что у тебя за книга?

— Тебе пока рано знать, — Генри наморщил нос.

— Рано читать сказки? — отозвалась Эмма.

— Это не сказки, — возразил он. — Все, что описано здесь — было на самом деле!

— Конечно.

Снова некстати вспомнился Голд. Тем более Генри не врал — но и искренняя вера в вымышленное была вполне нормальна для ребенка его возраста.

— То, что ты веришь в сказки, не делает их былью, — кажется, она убеждала в этом не столько Генри, сколько саму себя.

— Именно это и делает, — заупрямился тот. — А ты должна верить сильнее всех. Потому что ты есть в книге.

— Пацан, у тебя проблемы.

— Да, и ты с ними разберешься, — улыбнулся Генри.

Чертов Голд! Неужели он все знал? Но это было категорически, совершенно невозможно! Эмма почувствовала, как холодеют пальцы — мутный тип втравил ее в какую-то аферу! И, что того хуже, в нее оказался впутан ее сын!

Дождь зарядил еще сильнее. "Добро пожаловать в Сторибрук", — сообщала невзрачная табличка. Эмме стало неуютно, захотелось поскорее вернуться домой и больше никогда не видеть этих улочек. Да еще и пацан... Генри заупрямился — и дом якобы позабыл, а улицу и вовсе отказался называть. Она резко остановила машину, вышла и осмотрелась. Генри тоже выскользнул наружу и встал рядом с ней.

— Поздно уже! — вышла из себя Эмма. — Восемь пятнадцать?..

Она прищурилась, чтобы убедиться, что глаза ее не обманывают, но часы на башне показывали ровно столько и ни минутой больше.

— Эти часы стоят, сколько я себя помню, — пояснил Генри. — Время застыло. Злая Королева заколдовала все и заточила здесь жителей Зачарованного леса.

Эмма нахмурилась. Неужто Голд и правда... Да нет же, ерунда, детские фантазии!

— Постой. Королева-ведьма отправила сюда всех до одного жителей Зачарованного леса? — абсурд! Сущий абсурд! Как и та самая сделка, пергамент и этот несуществующий федерал. Или злобный карлик.

— Да. И они страдают здесь, — Генри был предельно честен.

— Застряли навечно в Сторибруке, штат Мэн, — покивала Эмма. — И ты это не выдумал. Почему бы им просто не уйти отсюда?

— Нельзя. Кара будет страшной.

Час от часу не легче! Но если им, сказочным героям, нельзя покидать это проклятое место, то как к ней мог прийти этот Голд? Эмма потрясла головой — не хватало еще начать верить в эту сущую ерунду!

— Всем до одного? — вопрос сорвался с губ прежде, чем она успела вообще подумать об этом.

— Нет, — усмехнулся Генри. — Думаю, есть пара исключений.

Эмма сжала кулаки.

— Например, мистер Голд?

— Ты знаешь Румпельштильцхена? — глаза Генри округлились от удивления.

— Да... Нет! — Эмма обругала себя за несдержанность. — У нас был один... негласный сотрудник...

— С ним надо быть очень осторожной, — Генри пустился в объяснения. — Он очень любит заключать сделки. И он, в отличие от всех остальных, помнит, кто он.

— Сделки, значит, — Эмма нахмурилась. — Ладно. Где твой дом? Родители?

* * *

Голова шла кругом. Приемная мать Генри, Реджина, отбрила ее вежливо, но твердо — и Эмма прекрасно ее понимала. Теперь она, наконец, снова сидела за рулем желтого "Жука" и ехала домой. Она покинет этот странный город, о котором раньше слыхом не слыхивала, она вновь исчезнет из жизни сына — и все пойдет своим чередом. Поручительство, охота за головами, негласное сотрудничество с полицией по поиску людей... Свою часть сделки она выполнила, теперь можно было с чистой совестью позабыть и о пергаменте, и о Голде — Румпельштильцхене... Эмма усмехнулась: надо же, а ведь на какое-то мгновение она даже поверила в эти сказки!

Взгляд зацепился за нечто, лежащее на переднем сидении. Книга! Генри оставил свою книгу сказок!

— Хитрый малый, — Эмма улыбнулась.

Когда она вновь посмотрела на дорогу, то не поверила своим глазам: прямо на нее сквозь завесу дождя смотрели желтые волчьи глаза. Понимая, что затормозить она уже не успеет, Эмма попыталась объехать внезапную преграду. Колеса заскользили по мокрому асфальту, "Жука" начало разворачивать — она выкрутила руль почти до отказа. Вторую волну заноса погасить не удалось: "Жук" заскользил по дороге, визжа шинами, и боком впечатался в столб с надписью "Добро пожаловать в Сторибрук". Последнее, что услышала Эмма перед тем, как погрузилась в темноту, был протяжный волчий вой.

* * *

Мистер Голд, несмотря на поздний час, сидел за прялкой и смотрел на вьющуюся меж пальцев золотую нить. Его терпение окупилось сполна: пусть пророчество и должно было сбыться в любом случае, подстраховка никогда не оказывалась лишней. Прописанная им партия снова оказалась разыграна как по нотам. Пусть ради этого ему пришлось побыть не только привычным мистером Голдом, но и негласным сотрудником ФБР Филипом Слейтером.

"Ах, как же хорошо, что никто не знает моего имени", — тихонько напел он себе под нос и беззвучно рассмеялся.

1) Ах, как хорошо, что никто не знает,

кто я и как меня зовут.

У каждой головы своя цена,

Ах, как же хорошо, что никто не знает,

Ах, как хорошо, что вы мне доверяете

И не верите в бабушкины сказки!

I.M. — inoffizieller Mitarbeiter — негласный сотрудник

Вернуться к тексту