Панацея (гет)

Чего он ждал, спрашивается? На какое из чудес дерзнул надеяться? Была ли его никчемная жизнь хоть когда-то благосклонна к нему? В небе перемигивались звезды, Снейп курил в темноту, и презрительная ухмылка кривила его губы. Больше не было нужды жить по чьей-то кривой указке, и этот факт слегка его расстраивал. Он не знал ответа на зубодробительное: «Что дальше?». А дальше — жизнь, сэр, — так сказала девчонка-Грейнджер и ушла, оставив его и дальше таращиться в стерильно белый потолок Святого Мунго. И пить чай. Такая, уж, была странная панацея у британцев, и он ничего не мог с этим поделать.

Встрепенулся в груди позабытый мальчишка лет пяти, с сопливым носом и россыпью синяков по телу: чертов выродок, кретин, посмевший появиться на свет в семье пропившего совесть и здравый смысл Тобиаса Снейпа. Мальчишка обхватывал руками грязные колени и тыкался носом в пыльные тряпки, разбросанные по всему дому. Хлопала дверь, оглашался руганью двор — отец уходил искать утешения в баре. Шуршали по полу легкие шаги, приходила мать, обнимала, вытирала слезы, совала в руку сухарик и чашку чая.

Становилось не так страшно.

Страх цепкими лапами сдавливал сердце, расстилались перед глазами бесконечные коридоры Хогвартса, манили сыростью подземелья Слизерина. Четверка Мародеров гнала его прочь, как свора загоняет оленя, как травят волков, но он, как и вожак чьей-то безымянной стаи, не боялся поднырнуть под красные флажки и запутать следы. В нише Астрономической Башни тихо и нет его преследователей. И есть звезды, и ему кажется, что он умеет летать. К полуночи приходит Мадам Помфри, качает головой, цокает языком, вытирает кровь с разбитой губы и зовет к себе на чай.

Чай из личной коллекции Темного Лорда изыскан в своих извращениях. Утонченный купаж, изящный чайный лист, тончайший фарфор. И Северусу впервые неловко на этом празднике холеной знати, словно бы его угораздило явиться в торжественной мантии в свинарник, но он сжимает в ладонях чашку и прикрывает глаза: так легче игнорировать чьи-то крики, не замечать привкуса крови, так проще приглушить чувство вины.

В ночь, когда не стало Поттеров, и он долго бродил по окрестностям, думая каким бы заклинанием лучше всего себя убить, какая-то проститутка, улыбаясь сифилитическим отсутствием зубов, предложила ему свои услуги и чашку чая. Такой забытый жест утешения из босоногого детства, и он согласился.

А потом были сухие как пыль и вязкие как кровь бессмысленные годы метаний между лагерем Света и безразличием Тьмы, были цепкие пальцы страха, был поводок, натянутый между двумя хозяевами, были подземелья, зелья, отчаяние и чай. Когда звезды скрывались за клоками тумана, он поднимался на Астрономическую Башню и пил чай, баюкая в ладонях изящную чашку, купленную на первую зарплату. Нищий оборвыш внутри него ничего не мог поделать с наивным желанием иметь в своей жизни хотя бы какое-то подобие красоты.

Потом была девчонка-Грейнджер, сплетни среди Пожирателей о том, что подруга Поттера давно была для них лакомым куском, и был рейд, и предупреждение, которое он выболтал ей, обойдя Орден, директора и все мыслимые и немыслимые запреты. Он так устал терять крохи света в своей никчемной жизни. И Грейнджер смогла! Ей удалось спасти собственных родителей и спастись самой, а после она долго и бесцельно бродила по коридорам Школы, и Снейп пригласил ее на Башню, чтобы предложить чашку чая и молча стоять рядом. И смотреть в ночь.

Во время бестолковой погони детей за хоркруксами, в год, когда над его истрепанной в нитки жизнью разверзся ад, он иногда приходил ночами в лес, где девчонка несла дозор, и они делили одну на двоих флягу чая. И ему отчаянно хотелось обнять ее, согреть дыханием ее ледяные ладони и пообещать, что все будет хорошо. Снейп так хотел, чтобы хоть раз звезды улыбнулись ему сверху и чай стал просто чаем, а не универсальным способом утешения.

А потом, конечно же, была трижды проклятая Великая Битва, и плохой был бы из него шпион, если бы он не заподозрил Лорда в его маленькой слабости — убивать, когда что-то в его жизни шло не так. После тесного знакомства с фамильяром Лорда, Снейп стал принимать противоядие, и… кто знает, что именно его спасло тогда: может, благосклонность Судьбы (он едва сдержался, чтобы не разоржаться в лицо очумевшему Лорду), может, решимость Поттера, с которой он кинулся в самое сердце сражения, а может, все-таки, настырность Гермионы, с которой она вливала ему в разорванное горло склянку за склянкой, колотила кулаками по полу, сшивала края раны прямо там, глотала слезы и орала на него: «Живите! Живите, Профессор! С кем же еще я буду пить этот ваш проклятый чай — лекарство от всего?». И как здесь было не послушаться?

Его провозгласили Невиновным, Воином Света, Трагическим Героем! Снейп выругался сквозь зубы — люди невозможны в своей тупости и в желании создавать себе сверкающих идолов. Он скрылся ото всех, занялся частной практикой, купил домик, развел травяной сад, снес лачугу в Паучьем Тупике. Словом, пошел по жизни дальше, не оглядываясь на прошлое, которое и так ни на минуту его не покидало. Два раза в год он традиционно орал на Грейнджер, что не нуждается ни в ее жалости, ни в ее помощи, ни, тем более, в ее компании. Два раза в год она сидела на его крыльце, и пила чай с бренди. Он выходил на крыльцо и опускался рядом. Она засыпала на его плече: блестящая ведьма своего поколения, ставшая тенью самой себя.

Снейп не знал, какая чума приключилась с ее неуемным интеллектом, но, когда все пошли по жизни дальше, она так и осталась стоять на перекрестке. Неудачный брак (а что еще можно было ожидать от помешанного на квиддиче Уизли?), Поттер, обвешанный кучей детей, и вечно беременная Джиневра, пустая квартира, где ждет только полукниззл, блестящая карьера, которая никому не нужна? Он понимал Гермиону слишком хорошо, чтобы опускаться до комментариев, и она об этом знала.

Странные их связывали чувства, любовь, которая умещалась в чашку чая, но этого было достаточно.

Отбросив все предрассудки, Снейп постучал в дверь ее квартирки, не дожидаясь отведенных ему двух раз в год. Она открыла, отчаянно зевая во весь рот, и глубже кутаясь в лохматый маггловский халат зеленого цвета. Снейп прошел внутрь, не дожидаясь приглашения: кажется, они давным-давно всё друг о друге знали.

Позже, сидя на ее уютной кухне и баюкая в ладонях чашку из китайского фарфора, подаренного им однажды в приступе нелепой сентиментальности, Снейп осторожно отставил чай на стол и притянул к себе Гермиону.

— Переезжай ко мне, вряд ли нас когда-то поймут, а мне надоело ждать двух раз в год.

— Я думала, ты никогда не позовешь.

— Слизеринцы всегда славились взвешенностью решений, мисс Грейнджер, да будет вам известно.

Она приложила палец к его губам и решила никак не комментировать эту привычную вспышку занудства, которую так любила.

А потом они пили чай на балконе, с неба светили звезды, и кто знает, возможно, ароматный напиток, действительно, был панацеей от всего?