Домовой (джен)

Дедушку Павла все называли просто дедушка Павел, без отчества. Родители Светы тоже обращались к нему "дедушка", и ни разу никто из них не назвал его отцом. Светланка часто задумывалась, а сколько же дедушке лет. Может, он на самом деле прадедушка? Сам дедушка на такие вопросы не отвечал. Света любила дедушку Павла, особенно после того, как он выпьет кружку молока. Тогда старик становился добродушным и охотно разговаривал и играл со своей внучкой.

Странности начались после того, как Света пошла в школу. Ходить было далеко, и девочка часто уставала. Поспав пару часов, она садилась за уроки. После ужинала и ложилась спать. Родители её жили небогато, и дополнительные расходы легли тяжёлым грузом на их плечи. Зашёл вопрос о том, чтобы продать корову. Мол, дочка выросла, обойдётся без молока. Света не возражала, понимала, как родителям тяжело.

А вот поведение деда Павла резко переменилось. Он слонялся по хате хмурый, угрюмо бормоча себе под нос:

— Забыли... Всё забыли... Пожалеют... Не кончится добром.

Как-то вечером, проснувшись, Света увидела склонившегося над её кроватью деда и обмерла от ужаса: до того перекошенным от злобы было его лицо. Увидев, что она проснулась, он отстранился и пошёл прочь, бормоча своё извечное:

— Забыли... Всё забыли...

Свету трясло как в лихорадке. Она села за уроки, но сосредоточиться так и не смогла. Кое-как дописав упражнение по арифметике, закрыла учебник и вернулась в постель. Но сон не шёл, слышались шаркающие шаги деда и его невнятное бормотанье. Забывшись под утро, она увидела себя как бы со стороны. Только хата выглядела иначе, да и она сама... Приглядевшись, Света поняла:

"Не я это, а бабка Пелагея, когда совсем маленькая была".

Девочка прошла к столу, где стоял жбан с молоком, и налила немного в стоящее рядом блюдце. Отнеся его к печке, поставила рядом с заслонкой.

— Прими моё подношение, хозяин, и выслушай просьбу мою.

Заслонка слегка отодвинулась, и оттуда высунулась маленькая рука, втянувшая блюдце внутрь.

— Чего ты хочешь, маленькая хозяйка?

— Одна я осталась. Тяжко мне по хозяйству управляться. А пуще всего хочется, чтобы рядом человек живой был, теплом своим согревал. Помоги мне, хозяин, стань моей семьёй.

— Опасного просишь, хозяйка, — после долгого молчания ответил домовой, — могу я принять человеческий облик, но суть моя прежней останется, только потребности возрастут. Не меньше кружки молока в день тогда надобно будет, а если не получу того, в страшное существо обращусь и изведу всех, кто рядом будет.

— Я не забуду! Всегда ты будешь молоко получать!

— Ну смотри, Пелагеюшка. Предупредил я тебя. Жить мне теперь с тобой и твоей семьёй, пока последний твой прямой потомок жив будет. А если не останется никого, я снова домовым стану. Пока будете помнить обо мне, хозяйство исправно будет. Начнёте забывать — всё в упадок придёт.

Проснулась Светланка и со слезами на глазах к деду бросилась.

— Прости меня! Прости меня, дедушка! Никогда больше я про тебя не забуду.

И внучка дрожащими руками налила деду кружку молока.