Совсем не страшно (джен)

Мне было очень жаль ее. Бедная девочка! Бледная, очень худенькая, с длинными волосами цвета пшеницы — по крайней мере, мне казалось, что пшеница именно такого цвета. Золотая. Моя Золотинка, мне хотелось так ее называть. Или Златовласка. Милое дитя! Ох, и натерпелась она, наверное…

Я знала, что жизнь вокруг не сахар. Мне объяснили. Он объяснил.

И он оградил меня от всего, чтобы я не испытывала разочарований, горя, бед, страха.

Конечно, мне все равно было страшно, но… Мы обсуждали это — чувствовать страх, даже когда ты защищен — это ведь нормально? Он сделал меня счастливой, он сделал мою жизнь интересной, он дал мне любовь. Это ведь так важно — любовь!

Конечно, если человек не любил никогда, то ему и не понять. Конечно…

Мы с ней подружились сразу. Я объяснила, что меня бояться совсем не надо. Я друг. Мы друзья. Он тоже ей друг. Если он привел ее к нам в дом, значит, так нужно. Значит там, за стенами, её ждет опасность и беда.

Я знала, что там опасность. Люди. Вот главная опасность. Они алчные, жадные, злые, жестокие. Они думают только о том, как набить свой живот, нализаться спиртного, и…

И еще они думают об этом. Ну… о том самом… Всегда. Особенно мужчины. Им это нравится. И они готовы делать это с любой женщиной. Даже если она не хочет. Уж я-то знаю. Им это очень, очень нравится. Мне всегда почему-то смешно и немного стыдно, когда я думаю об этом. И я представляю… Нет, мне нельзя об этом говорить и даже думать.

У меня есть он. Единственный. Мой муж. Моя опора. Моя крепость.

Еще говорят — но об этом вообще никогда нельзя думать — что некоторым женщинам тоже нравится это.

Мне нельзя думать, но я все равно думаю. И когда я об этом думаю, у меня почему-то становится горячо в груди и мокро там…

Но мне нельзя думать. Если он спросит, я должна буду сказать, что я думала. И он… Он может немного обидеться на меня.

Он иногда обижается.

Правда, сейчас, когда появилась она, наша Златовласка, он обижается на меня реже. Теперь он обижается на нее.

Мне ее очень жалко. Потому что она не может сразу понять, что нужно делать, когда он обижается.

А я все понимаю. И мне хорошо.

Еще он не сильно обижается на меня сейчас, потому что я снова жду ребеночка. Мы очень сильно любим наших детей!

Он всегда так счастлив, когда видит новорожденного! Это не описать словами, как он счастлив! И я счастлива.

А Золотинка не понимает, почему я счастлива. Она пока еще не знает, что такое иметь детей. Но скоро узнает. Она уже не маленькая. Совершеннолетняя. Она мне сама сказала. Хотя я сначала не поверила. Очень хорошо, что он привел ее к нам в дом. Такую красивую кто хочешь может обидеть. Уж я-то знаю.

Хорошо, что он привел ее сюда вовремя, пока никто не успел. Я знаю, что еще никто не успел ее обидеть так. Потому, что тогда она бы не кричала...

У нее такие красивые волосы. Мне нравится их расчесывать. Тогда они становятся совсем золотыми. У меня когда-то были такие же красивые золотые волосы. Нет, у меня и сейчас красивые, и золотые. Но раньше они были лучше. Я помню.

Мы обе как настоящие Златовласки. Она так на меня похожа! Как будто я в молодости. Мы как сестренки.

Наверное, он поэтому и решил спасти ее и привести к нам. Потому, что она похожа на меня. Я была такая же, когда он спас меня. Мы прямо как близняшки.

Я говорю ей об этом и смеюсь, потому что мне очень и очень весело! Я всегда хотела иметь сестренку, и теперь она у меня есть!

А она почему-то не смеется. И вообще смотрит странно.

Она вообще какая-то странная. Златовласка. Пожалуй, я не буду ее больше так называть. И Золотинкой не буду. И больше не буду расчесывать ей волосы.

Потому, что она ничего не понимает!

Ей хочется уйти от нас! Она не понимает, что он ее спас! Глупая гусыня. Я ей говорю — ну и иди, скатертью дорожка! А она смотрит на меня как-то странно. Глупая. И крикливая.

Почему она так кричит? Зачем кричать если все равно этим ничего не добьешься? Нужно не кричать и сидеть тихо. И тогда все будет хорошо.

Меня так раздражает этот скрип из-за ширмы! И крики.

Хорошо, что он зажимает ей рот ладонью. Правильно. Нечего орать. Ничего в этом такого нет.

Я вот после этого всегда так хорошо засыпаю! А сейчас я спать совсем не могу. Почему-то у меня опять все внутри горит. И мокро. И тянет там, внизу. В том месте, которое нельзя трогать никогда.

Я трогаю.

Хорошо, что он стал старый. Он уже не может долго…

Надо спать. Завтра я буду вышивать! Он подарил мне новый набор и даже разрешил крохотные ножнички. Я так их люблю! Они блестящие и очень острые. Очень.

Интересно, что ими можно отрезать?

Завтра проверю.

Я вышиваю очень красиво. Ему нравится. И не только ему. Он говорит, что сможет продавать мои картины и тогда будет покупать мне всякое вкусное. Например, апельсины. Я люблю апельсины.

А эту девчонку, которую он привел больше не люблю.

Потому, что она меня ударила. По лицу. Сильно. И еще наговорила мне всякого. Как будто это я виновата…

Я не могу повторить то, что она говорила. Она сказала — тебе все это нравится!

Ха, а почему мне должно не нравиться? Мне хорошо! Я как за каменной стеной! Я защищена от всех, меня никто не может обидеть! И я искренне так думаю! Да!

И мне плевать, что она считает меня сумасшедшей. Еще посмотрим, кто из нас «того»! Ага!

Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Она извинилась и плакала. Гладила меня по животу. Говорила, что нельзя обижать беременных. И что она не права. И у меня просто нет выхода. Потом мы обе сидели, положив руки на мой живот. Ребеночек шевелился. Она гладила меня и плакала. А я улыбалась.

У меня нет выхода. Ха!

Нет. У меня есть выход. Теперь есть. Я поняла это.

Выход есть.

Нужно только найти что-то подходящее. Какой-то тяжелый предмет.

У нас в комнате нет ничего тяжелого. И острого тоже. Кроме моих ножничек. Но они не подойдут. Они малюсенькие. Но они зато могут мне помочь найти то, что я ищу.

Только нужно все очень хорошо продумать.

Она сказала, что ей жаль моего ребенка. Что он снова поступит с моим малышом так. Возьмет его и отдаст той женщине, которая наверху. Которую ему не жалко. Она воспитывает моих детей. Я не видела ее уже очень давно. Лет восемнадцать... Или уже больше? Я не знаю точно, сколько лет прошло. Он уже очень давно меня защищает.

Почему ей жаль моего ребенка? Разве с ним сделают что-то плохое? Наоборот. С ребенком все будет хорошо. Правда, я не очень хочу отдавать его на этот раз. Совсем не хочу. Поэтому мне и нужно что-то тяжелое.

Она опять плачет. Я уже не могу выносить ее слезы. Они противные. И она становится совсем не красивой. И ничуть не похожей на меня. Я никогда не плачу, и я всегда красивая. А она нет. И никакая она мне не сестра!

Но я ее жалею. Глажу по голове и жалею. Какая у нее тяжелая голова. Это потому, что там много дурных мыслей. Зачем голова, в которой много дурных мыслей?

Она наплакалась и теперь спит. Ну и хорошо, что она спит. Пусть спит. Так будет намного легче. Мне только нужно хорошо подготовиться.

Я знаю, что я делаю. Только не ожидала, что будет столько крови. Но я приготовила полотенце и простыню.

Ножницы, конечно, не предназначены для того, чтобы отрезать волосы. Очень долго приходится резать и у меня устают пальцы.

Но мне жалко ее волосы. И хочется их сохранить. И потом, они мне будут мешать, такие длинные. Достаточно короткого хвоста, за него удобно держаться.

Так странно меняется ее тело. Она уже не мягкая.

Надо передохнуть, выпить воды. Хорошо бы сейчас выпить чашечку чая. Но чай приносит только он. А он придет через два часа. Я все успею.

Оказывается, кожа такая грубая! Она не хочет резаться... И шея крепкая. Мне удается сломать ее с большим трудом. Что я только ни делала! И крутила в разные стороны и пыталась гнуть, даже под ножку кровати засовывала — кровать к полу не прикручена…

Я уже очень и очень устала. И времени совсем мало. Я пытаюсь грызть зубами мясо. Это неожиданно совсем не противно. Даже наоборот.

Утомилась. Зато сделала то, что хотела. И у меня есть тяжелый предмет.

Нужно все убрать и приготовиться к его приходу.

Он меня любит. Я думаю, что он меня простит.

Я так и знала, что он сразу пойдет к ней, за ширму. Он в последнее время всегда так делал. Меня не замечал, сразу шел к ней. Он и сейчас меня не замечает. А я тихо иду за ним.

Он видит ее, лежащую на узком диванчике. Интересно, почему он не купил для нее нормальную кровать? Ему же неудобно было делать это с ней на диванчике?..

Она укрыта одеялом с ног до головы. Ну, почти до головы…

Он наклоняется к ней, откидывая одеяло, и кричит. Но тут же захлебывается криком, когда я наношу ему удар тяжелым предметом.

Но еще не все закончено. Я знаю. Поэтому бью еще раз, и еще и еще…

Он лежит, уткнувшись головой в ее тельце. Но он еще не такой как она.

Хорошо, что мои ножнички не сломались, когда я резала кожу. Они мне снова помогут.

Я переворачиваю его. Какой он неопрятный, все забрызгал. У него голубые глаза. Такие же, как у меня. И такие как были у Золотинки. Точно такие. Я давно поняла, почему у нее такие глаза. Я не знаю, как их закрыть ему. Хотя есть один способ. Ножнички.

Вот и все. А она говорила, что у меня нет выхода! Выход есть.

Я, правда, не знаю, что ждет меня наверху. Но уверена, что я со всем теперь справлюсь. И мне совсем не страшно!

Заметка в «Bild»:

История Франкфуртского маньяка: Несколько лет назад Ирма Смит (имя изменено, прим. редакции) сумела освободиться из плена, в котором родной отец Гордон Смит (имя изменено, прим. ред.) удерживал ее больше восемнадцати лет. За это время она родила ему четверых детей, которых Гордон воспитывал со своей женой, Златой Смит (имя изменено, прим. ред.). Старшая дочь жертвы, Илона Смит (имя изменено, прим. ред.) была убита Гордоном. По показаниям Ирмы Смит, Илона пыталась бежать, отец убил ее, вспоров сонную артерию, позже надругался над телом, отрезал голову. Ирме удалось обезвредить Гордона и вырваться на свободу, где ей помогла мать, Злата Смит. Действия Ирмы были расценены как самооборона, она отпущена на свободу и находится под действием программы защиты свидетелей. Её матери Злате Смит предъявлено обвинение как соучастнику похищения и насильственного удержания в плену человека.

Сейчас Ирма живет обычной жизнью, она вышла замуж, родила двоих детей. Посещает психолога. Занимается домашним хозяйством. У нее есть хобби, она вышивает волосами картины, которые продает в интернете. Своих старших детей Ирма не навещает. Они в данный момент проживают в приемных семьях.