Plus ça change (джен)

Молчание в столовой было удушающим. Бенджамин не отрывал взгляда от стола из темного дуба, кладя в рот кусок за куском. Он слышал, как дедушка на другом конце стола царапает ножом по тарелке, делая то же самое. Это так отличалось от обстановки дома в Бостоне — с сестрами за большим столом, громким голосом отца и всегда готовой засмеяться матерью. И еще больше отличалось от школы, к которой он привыкал последние три месяца — где стукаешься локтями с другими мальчиками и сражаешься за каждую подачу пудинга.

— Юный Бенджамин, — произнес дедушка, и Бенджамин подпрыгнул, нащупывая нож рядом с тарелкой.

Он почувствовал, как краснеет, и продолжил упорно смотреть на стол.

— Юный Бенджамин, — повторил дедушка. — Надеюсь, ты хорошо учишься в школе?

— Да… да, сэр, — ответил Бенджамин, прочистив горло.

— Хорошие оценки?

— Да… в основном, сэр, — пробормотал слишком честный Бенджамин.

— Хм, в основном. Что ж, нельзя ожидать, что даже лучшие школы полностью избавятся от американского воспитания за один семестр.

Бенджамин ощетинился. Одно дело — слышать такое от мальчиков в школе и даже от учителей, но от собственного деда! Он засунул в рот очередной кусок мясного пирога, чтобы не дать себе выпалить что-нибудь шокирующее, и напомнил себе, что дедушка оказал ему огромную милость, взяв к себе, что его сестры больше не изгои из-за его магии, что он, возможно, даже обязан дедушке жизнью за то, что тот увез его за океан.

Бенджамин бросил взгляд через стол на дедушку, который саркастично приподнял кустистую бровь, словно точно знал, о чем он думает. Дедушка подождал, пока Бенджамин прожует свой большой кусок, а потом чуть-чуть добрее спросил:

— Латынь?

Бенджамин поспешно проглотил.

— Да, сэр. Я на десятом стихе Овидия, сэр.

— Хм, — произнес дедушка, но Бенджамин мог поклясться, это было почти одобрение. — Греческий?

— Нет, сэр, пока нет.

— Хм, — снова произнес дедушка, на этот раз определенно неодобрительно.

— Мне сказали, я должен начать после каникул, — добавил Бенджамин, после чего прикусил язык.

С какой стати он вообще хотел впечатлить старого джентльмена? Он никогда не похвалит Бенджамина, это не вызывало сомнений. Не то чтобы Бенджамин нынче сильно привык к похвалам. Он невольно вздрогнул, когда вспомнил неприятное выражение лица преподобного Смита, неприятнейшие обвинения в черной магии и зле. Конечно, до него доходили слухи о том, что случилось в Салеме, но он никогда не думал, что подобная дикость дойдет до Бостона.

— Стрельба из лука? — рявкнул дедушка.

Бенджамин подпрыгнул и сел немного прямее.

— Да, сэр, я получил ленту месяц назад. Третий в моем классе и двенадцатый в школе.

— Хм, — кивнул дедушка. — Вполне логично, полагаю, учитывая твое воспитание. Подстрелить себе ужин в подлеске, как они там делают.

Бенджамин опустил взгляд в тарелку — стыд, ярость и насчитывающий несколько месяцев страх заледенили его желудок. Не осталось ничего, что он готов был сказать в защиту места, которое всегда называл домом. За столом воцарилось молчание.

Дедушка прочистил горло:

— А магия?

— Э. Да, — ответил Бенджамин и подумал, что никогда не привыкнет открыто говорить о магии, сколько бы времени он здесь ни провел. — Да, сэр, у меня лучшие оценки по магии.

— Лучшие оценки?

Бенджамин сел прямее.

— Да, сэр, лучшие в моем классе. Э… и в школе.

Дедушка приподнял бровь.

— Ты же раньше не обучался магии?

— Нет, сэр. У меня был экземпляр «De Occulta Philosophia», который вы мне прислали, и отец помог мне перевести несколько страниц.

Теперь это стало теплым воспоминанием, хотя в то время Бенджамин считал это нудной работой.

— Ба, — отмахнулся дедушка. — Но сейчас ты первый, так? Похоже, твой отец все-таки не ошибался.

— Н-надеюсь нет, сэр, — запинаясь, произнес Бенджамин. — Я… Я надеюсь… все говорят, у меня врожденный талант.

— Врожденный, а? — дедушка приподнял кустистые брови, и Бенджамин невольно покраснел; он знал, его слова были непростительным хвастовством, но он не мог изменить то, что говорили люди. — Что ж, хорошо, юный Бенджамин, расскажи мне, чем ты овладел за краткий период обучения.

— Я… эм. Я стал искусен в чарах огня. Свечи, магический свет, тушить и снова разжигать костер — очень большой. Я могу поднять сильный и слабый ветер — достаточно слабый, чтобы он поднял лишь одно перо. Я могу… я учусь работать с водой, у меня хорошо получается испарение.

— Только стихии? — крайне неодобрительно спросил дедушка.

Бенджамин отчаянно поискал что-нибудь, что могло, наконец, впечатлить старика.

— О! Я… а… ну… Иногда я показывал фокусы другим мальчикам. Я показывал их дома, чтобы рассмешить Нетти и Пру. Я делаю так, чтобы быть одновременно в двух местах. Мальчики смеются, когда сначала отвечает один я, а потом — другой, или если я спорю сам с собой. Это всё иллюзия, конечно, но самое прекрасное заключается в том, что она обманывает даже учителей! Они говорят, выглядит так, как будто у меня не одна жизнь!

Бенджамин засмеялся над абсурдностью предположения, но затих, когда дедушка зловеще нахмурился на него.

— Что ж, — наконец, произнес дедушка и положил нож. — Возможно, ты все-таки не опозоришь имя Олворти.

Бенджамин не мог не ощетиниться снова, но прежде чем успел сказать хоть что-то, дедушка громко позвал:

— Крестоманси!

* * *

Кристофер никогда не стремился попадать в неприятности. Скорее он просто не уделял слишком много внимания тому, чтобы не попадать в неприятности, или, возможно, так получалось, что некоторые его поступки беспокоили других.

Конрад вздохнул и почесал затылок.

— Мне проще было бы признать чистоту твоих мотивов, Кристофер, если бы я мог вообразить хоть какую-нибудь правдоподобную причину тому, что ты оказался на дереве напротив окна Милли.

Кристофер выглядел рассеянным и оскорбленным.

— Серьезно, Грант, ты же не хотел, чтобы я оставил его там наверху?

— О, Боже, — произнес Конрад. — Ты взял на себя вину кого-то, кто шпионил за Милли? Это еще меньше похоже на правду.

— Не будь смешным. Можно подумать, я позволил бы кому-нибудь шпионить за Милли, — ответил Кристофер и поспешно добавил: — Не то чтобы я сам шпионил за ней.

— Так каково твое блестящее оправдание? — спросил Конрад.

— Трогмортен, — ответил Кристофер, выглядя еще рассеяннее, чем прежде.

Конрад секунду подождал.

— Да? И? Трогмортен — что?

Кристофер тяжело вздохнул, словно требование объясниться сыпало соль на открытую рану.

— Трогмортен был на дереве. Я случайно проходил мимо и увидел, что он явно не способен спуститься сам. Я просто почувствовал, что мой долг — помочь. Особенно потому что, ты же знаешь, он будет орать всю ночь, если застрянет там.

— Полагаю, в этом есть смысл, — осторожно допустил Конрад, пытаясь не ухмыляться. — За исключением того, что, когда тебя обнаружили, Трогмортена нигде не было видно.

— Конечно, его не было, — проворчал Кристофер. — Как только я забрался достаточно высоко, проклятый кот использовал меня как лестницу и спрыгнул вниз со всей возможной легкостью. Смотри… — он собрал рубашку, показывая Конраду несколько длинных царапин на спине.

— Явно Трогмортеновского происхождения, — торжественно согласился Конрад. — Но Кристофер… почему ты по-прежнему находился наверху без пятнадцати десять?

Кристофер стал, если только такое возможно, еще рассеяннее, разве что с крошечным оттенком смущения.

— Я не мог спуститься.

— Ты не мог спуститься, — медленно повторил Конрад.

— Ты глухой, Грант? — вопросил Кристофер. — Я так и сказал.

— Ты не мог левитировать себя, или телепортироваться, или даже слезть тем же путем, каким поднялся?

Кристофер поерзал.

— Возможно, я испытывал маленький, незначительный страх высоты, который временно повлиял на мою способность принимать решения с обычной легкостью.

— Значит, правильно ли я понял? Ты забрался на единственное дерево в саду, достаточно высокое, чтобы заглянуть в окно Милли, с совершенно невинным намерением спасти Трогмортена?

— Да, — угрюмо подтвердил Кристофер.

— После чего Трогмортен спасся сам, а у тебя случился приступ паники.

— У меня не было приступа паники, — возмутился Кристофер.

— Ты был настолько парализован приступом паники, что не смог даже позвать на помощь в течение… какого времени?

— Трех часов, — пробормотал Кристофер. — Тогда это не казалось так уж долго.

— А когда Милли начала готовиться ко сну?

Кристофер ничего не ответил и, к восторгу Конрада, начал медленно краснеть.

— Я отвернулся, — произнес он, наконец, и прочистил горло.

— Возможно, ты даже пытался закрыть глаза, — предположил Конрад.

— Такое могло случиться, — согласился Кристофер.

— Что, возможно, привело к тому, что ты потерял хватку на дереве.

— Возможно, — надменно произнес Кристофер, по-прежнему пунцовый.

— Из-за чего ты упал с дерева, Милли закричала, и все прибежали и нашли тебя, — ликующе заключил Конрад.

— Всё было абсолютно невинно, — вяло запротестовал Кристофер, но не выказал даже символического сопротивления, когда Конрад заставил его замолчать.

* * *

Пальцы Джеймса быстро задвигались в воздухе, и компьютеры вокруг него отзывчиво загудели. Он поймал себя на том, что тоже гудит себе под нос. Он никогда прежде не работал с такими компьютерами — дома всё было собрано из оставшихся запчастей, лишних кусочков проводов: из всего, что Джеймс мог найти, выменять или украсть. С привычным чувством вины он прогнал последнюю мысль — теперь всё позади. Эти компьютеры превышали всё, на что он мог надеяться даже в лучшие дни. Они явно являлись прототипами, были собраны из разных деталей, но из безупречных, самых дорогих материалов, и способ их сборки был откровенно вдохновенным. Джеймс мог узнать вдохновенную работу, когда встречался с ней.

— Кто их построил? — рассеянно спросил он; его пальцы подергивались в воздухе.

Он чувствовал, как создаются соединения, как процессор разговаривает с процессором, как данные выстраиваются с другими данными. Он тыкал пальцами, куда только мог, давая небольшой дополнительный толчок, который требовался данным, чтобы рассортироваться; важные биты начали прилепляться друг к другу.

— Роджер, — столь же рассеянно ответил Крестоманси.

Он был полностью сосредоточен на работе Джеймса, переключая внимание между пальцами Джеймса и компьютерами. Его глаза сузились, как если бы он пытался физически увидеть, что делает Джеймс. Джеймс чуть не засмеялся — никто не может видеть интернет, абсурдно даже думать о таком. Джеймс сам не видел, что делает, как и не чувствовал, строго говоря. Это скорее было ощущение возможности, знания, где находится информация и куда она может подключиться.

А потом Джеймс застыл, когда до него дошли слова Крестоманси.

— Роджер? — переспросил он. — Роджер Чант? Который построил робота, играющего в крикет? Этот Роджер?

— Не останавливайся! — поспешно велел Крестоманси. — Если ты не сможешь сейчас добыть все имена, они снова ускользнут.

Джеймс виновато передернулся и продолжил. Он в любом случае почти закончил, взламывая пароль за паролем, соединяя имена, изображения и дислокации.

— Серьезно, тот самый Роджер Чант сделал их? — снова спросил он, веря только наполовину.

— Да, Роджер Чант, — прищурившись, ответил Крестоманси. — Тот самый Роджер Чант, у которого ты украл два прототипа и половину склада волоконно-оптических кабелей, этот Роджер Чант.

Джеймс снова вздрогнул, но отмел это в сторону.

— И разве вы не рады, что я это сделал? — беззаботно заметил он, устанавливая на место последние несколько соединений. — Вы никогда не нашли бы решения своей маленькой проблемы, если бы я не присоединился. Вот, готово.

Крестоманси, словно разжатая пружина, устремился к одному из компьютеров и принялся быстро печатать на одной из клавиатур. Затем он замер.

— Все здесь, — мягко, почти благоговейно произнес он. — Каждый колдун во всей кошмарной организации, сверху донизу. Ты сделал то, что обещал.

— Конечно, сделал, — возмущенно сказал Джеймс. — Такую малость? Это было сущим пустяком… — он неожиданно покачнулся и осел бы на пол, если бы рука Крестоманси не поддержала его за талию. Возможно, чары вытянули из него гораздо больше сил, чем он ожидал.

— Хорошая работа, — сказал Крестоманси, и Джеймс почувствовал, как необъяснимо краснеет.

Ему следовало бы знать, что похвалы от подобных людей не стоит принимать за чистую монету, но каким-то образом… Даже простейший комплимент, исходящий от Крестоманси, чувствовался так, словно Крестоманси увидел его. Как когда Крестоманси смотрел на работу Джеймса, он видел незримые соединения между процессорами, базами данных, единицами и нулями, а когда он смотрел на Джеймса, он не видел воришку из трущоб, он видел… Ну собственно, он видел Джеймса.

Джеймс открыл рот, чтобы отмахнуться от комплимента, но прежде чем успел сказать хоть что-то, Крестоманси произнес:

— Мы, конечно, оставим тебя здесь.

У Джеймса отвисла челюсть.

— Мы определенно не можем позволить тебе вертеться поблизости, крадя незаменимые прототипы, — сдержанно продолжил Крестоманси; он подвел Джеймса к одному из многих богато украшенных кресел, стоявших вдоль стен. — И мы должны исследовать твою своеобразную форму магии. Возможно, мне стоит позвать Марианну… Мы, конечно, должны обучить тебя и ведовству тоже.

— Конечно, — слабо произнес Джеймс. — Что, если я… что, если я не хочу оставаться?

— Боюсь, у тебя нет выбора, — ответил Крестоманси; на его лице появилось выражение, которое у кого-то менее значительного можно было описать только как ослиное упрямство. — Понимаешь, дело в твоих девяти жизнях.

Джеймс задохнулся. Крестоманси не казался лжецом или сумасшедшим. Но если бы у Джеймса было больше одной жизни, его магия была бы уровня кудесника, а не странной смесью чар, которые он выдумал или собрал из разных кусочков. И девять жизней? Серьезно?

— Технически восемь на данный момент, — продолжил Крестоманси. — Что, если честно, гораздо лучше, чем было у меня. Тем не менее это еще одна причина, чтобы держать тебя здесь, где мы можем сберечь оставшиеся. Если повезет, в следующем тысячелетии ты станешь Крестоманси.

— Но… я… нет! — завопил Джеймс, наконец обретя голос. — Вы ошибаетесь, вы не можете… Я не кудесник, я всего лишь… вор и хакер, и… и что, если я просто хочу пойти домой?

Крестоманси сел в кресло рядом с Джеймсом, старательно глядя в пространство.

— Думаю, Джеймс, ты хочешь пойти домой уже очень давно.

Джеймс внезапно ощутил безмерную благодарность за то, что Крестоманси не смотрит на него.

— Ты живешь на улице уже три года? — продолжил Крестоманси, с виду полностью сосредоточившись на компьютерах, которые радостно гудели на другом конце комнаты.

— Четыре, — прошептал Джеймс.

— Я не могу заменить дом, который ты потерял, — мягко произнес Крестоманси. — Но я хотел бы предложить тебе другой дом. Мой дом. Этот дом.

Джеймс поспешно вытер глаза и нос. Крестоманси добавил уже веселее:

— И конечно же ты кудесник. Подумай об этом минутку — ты почувствуешь.

Джеймс подумал и с удивлением осознал, что он действительно кудесник.

— Похоже, да, — сказал он. — Думаю… думаю, тогда я останусь.

— Рад слышать, — торжественно произнес Крестоманси. — Нам необходим кто-нибудь способный изгнать пикси из нашего вайфая.