Маленькая история про волшебную любовь Дадли (джен)

Я называл его уродом. Ненормальным.

А как ещё его называть?

Везде, где он был, всё всегда портилось. У меня даже была комната с игрушками, куда стаскивалось всё, что ломалось.

Он, конечно, думал, что это я их ломаю. В основном, после того случая, когда я пробил кулаком экран телевизора. Но, к слову, это был один-единственный раз. С тех пор я долго работал над подавлением гнева, мама меня даже к психологу водила.

А этот…

На Рождество, когда мне было то ли шесть, то ли семь лет, отец подарил мне книгу про роботов. Прекрасно помню, какой она была классной: яркие картинки, их особенности, там даже была схема, как собрать свою модельку из конструктора. Я тогда твердо решил, что стану инженером.

Отец вот тоже всю жизнь с этим связал. Правда, потом перешёл в продажники. Но я всё равно им горжусь — его дрели почти десять лет были лучшими на рынке.

В общем, я на ту книгу надышаться не мог, такая она была хорошая и интересная.

Однажды я оставил её на диване в гостиной, а когда пришёл, этот уже вовсю разглядывал её. Конечно, я закричал, чтобы он отвалил от неё, и, знаете, что он сделал? Поджёг её.

Разумеется, это вышло не специально. Видимо, я сильно его напугал, но это ничего не меняет.

После него сбоил компьютер, телевизор прекращал ловить каналы, у игрушек отваливались целые куски, он их как будто взглядом распиливал на части.

Мать его ужасно боялась.

Иногда, когда в его глазах появлялось что-то… что-то такое жуткое, сложно объяснить, можно было ожидать чего угодно вообще.

Как-то мама заметила, что, когда этот ненормальный голодный, то происшествий почти не происходит. Она завела журнал и записывала каждое происшествие, и что перед ним было: был ли он голоден или возбуждён, гулял ли, устал ли. Так что, да, она скоро вывела закономерность — чтобы ничего не взрывалось, не горело и не исчезало, нужно, чтобы ненормальный как следует устал и был слегка голоден. И никакого сладкого. Кусок сахара — и всё, точно что-нибудь взлетит и расквасится о потолок.

Одежда на нем просто на лоскуты разваливалась.

Помню, ему такой комбинезон купили оранжевый с яркими светоотражающими полосками — я бы за такой сам неделю дом намывал, а этот только скривился и сказал, что он уродливый.

Отец назвал его неблагодарным уродом.

Швы на комбинезоне лопнули.

Мама пыталась его зашить, но от прикосновения иголкой ткань расходилась длинными рваными полосами. Я помню, как она держала этот несчастный комбинезон и плакала.

В общем, я его ненавидел.

Он меня тоже.

Нас всех, если честно.

Так и жили в постоянной войне.

А потом произошел тот случай.

* * *

Пять лет назад. Я прекрасно его запомнил.

Мы шли с ребятами домой. Один мелкий из внешнего гетто повадился таскать в школу дурь. Я считаю так: хочешь травиться сам — травись, но не трави других. А этот явно был послан кем-то взрослым. Обычный бегунок. Таких десяток на весь Литтл-Уингинг, и ещё парочка в окрестностях.

Наш город, конечно, похож на те, что на открытках, но тут был тот ещё бардак в то время. Время от времени на улицах появлялись бугаи в цепях с русскими шлюхами — падение железного занавеса плохо сказалось на всем мире. Та шваль, что копилась и бурлила в его стенах, выплеснулась. Все они хотели счастливой жизни за наш счёт.

Парни из гетто устраивали разборки на пустырях. Выстрелы тогда часто звучали, но наши родители все делали, чтобы нас защитить — вся наша компания училась в закрытых школах только для англичан или редких детей эмигрантов, что жили здесь уже десятилетиями и показали себя благонадёжными гражданами.

Точно знаю, что у отца под кроватью в спальне было ружье, а в баре в гостиной девятимиллиметровый ствол. А ведь за оружие сажали.

В общем, мы шли и, честно, у меня было отличное настроение. Я обожал выбивать дурь из мелких говнюков. Я их не бил. Я зажимал их под мышкой и лупил ремнем.

Отец всегда говорил, что через задницу доходчивее.

А пока я их воспитывал, Пирс зачитывал им статьи, по которым их можно посадить, несмотря на возраст.

Работало не всегда, некоторые слишком крепко в этом увязли, но иногда помогало. И я чувствовал, что в тот раз точно вышло. Этот бегунок и влез-то только потому, что соблазнился на лёгкие деньги.

Поттер сидел на детских качелях в парке. Малышня его избегала, а он сам будто и не замечал, как распугивает детей.

Сидел и смотрел в пустоту. Бледные губы горько кривились.

Я бы прошел мимо, да и парни его недолюбливали, так что тоже проигнорили бы, но тут этот тормоз очнулся — будто кто переключатель щёлкнул.

— Эй, большой Дэ!

Я застыл. Большим Дэ меня звали только самые близкие, те, кто знал, как тяжело я переношу шутки по поводу своего веса. Да, детское ожирение — проблема нашего времени.

— Опять какую-то малолетку побил?

И чего он решил до меня докопаться тогда? Да хрен его знает, вожжа под хвост попала или ещё чего.

— Он сам нарывался, — буркнул в ответ. Ну не объяснять же ему всё. Этот придурок даже половины не поймёт.

Уж не помню, что там дальше было. Первым не выдержал Пирс и ляпнул про его покойную матушку. Шлюх в наших краях не любили — по местной муниципальной школе полгода трипак ходил, а ещё время от времени в помойках находили мертвых детей.

Говорю же, время было жуткое.

А про мать Поттера все знали, что она шлюха.

Поттер взъярился и достал свою херню.

Я тут же перетянул его внимание на себя. Стал его дразнить Седриком. Я догадывался, что с этим парнем не всё чисто. У меня в общаге школьной один паренёк так по ночам свою сестру звал — она на моцике разбилась.

И тут резко похолодало. Мрак и жуткий страх буквально почву из-под ног выбили. Я забыл, как дышать, помнил лишь, что парней нужно отослать подальше, и сделал всем знак — бегите.

Если это из-за Поттера, всё равно они ничего сделать не смогут, а я уже чутка привык к его закидонам.

Холод опрокинул меня на землю.

Свет исчез — и я исчез.

Не знаю, где-то через час очнулся дома, Поттер засовывал мне в рот шоколад, я глотал, а потом блевал. И снова шоколад, и снова блевотина. В общем, на пятый раз всё почти прошло. Меня только колотило, как на электрическом стуле.

У отца даже белки глаз покраснели — так он орал на Поттера. Видимо, пока я не соображал, сказал отцу, что это он виноват. А я же помнил ещё, как что-то невероятно яркое отбросило от меня этот кошмар, а потом редкими всполохами, как этот задохлик тащил меня к дому.

А мама совсем побелела, в лице ни кровиночки.

Я ужасно испугался, что или отцу, или матери плохо станет. Или обоим. А я им даже помочь ничем не смогу.

И это жопа, если честно.

Но Поттер ушел к себе, хлопнув дверью, и родители смогли выдохнуть. Всё-таки они его боялись.

* * *

Месяц я обсасывал, что там произошло. Поттера забрали к себе другие, такие же, как он, и я мог спокойно подумать.

Не будь я белобрысым, все бы давно заметили, что у меня половина головы седая.

Я тогда и начал курить, хотя боксерам это запрещено, а бокс — единственное, что помогало справиться с лишним весом. Я уже всё перепробовал, даже какие-то корейские таблетки.

В общем, мусолил, мусолил и, наконец, допер.

Чтоб этой его палкой что-то сделать — нужно же ею помахать и сказать что-то. А Поттер этого не делал. У него самого на роже такой ужас был, странно, что он кони не двинул.

А значит, это была какая-то магическая дрянь, от которой он меня спас.

А потом ещё и домой тащил.

Меня.

А во мне центнер живого веса.

И он меня ненавидел, мог просто оставить там подыхать.

Тогда-то я и взломал замок в его комнату. Поттер удивительно небрежно относился к своим вещам.

Я порылся там-сям и нашёл его письма. Он их в коробочку от кроссовок складывал. И, вот убейте, не понимаю я этого парня. Если у тебя друзья завелись только в твоей магической школке, так храни ты их письма рядом. Я бы их вообще в подкладку куртки вшил, чтобы никто до них добраться не мог.

Письма были разные. От девчонки, парнишки и… того маньяка Блэка.

Гермиона писала, что ужасно сочувствует ему и понимает, как тяжело ему дался турнир, что она скорбит вместе с ним по Седрику, но Гарри всё равно ничего не мог сделать. Против него была толпа взрослых, тут даже Грюм (Грюм? Это имя, что ли?) ничего не сделал бы. И профессор Дамблдор не считает, что он виноват, а в газетах всегда обо всем врут.

И так в каждом письме. Хотя ещё были намеки на личную встречу. Я даже порадовался, что у задохлика появилась девушка хоть где-то. Небось такая же ненормальная, как он сам.

Парнишка писал… про квиддич, про турнир, чтоб Поттер не переживал и не накручивал себя, прошлого не изменить. Потом опять про квиддич. Скупо поздравил с днём рождения. Попросил галеон взаймы. Намекнул на общую встречу.

От Блэка было и того меньше, а он ведь крестный этому парнишке.

Мне стало искренне жаль Поттера, но я на этом не остановился. Забрался в письменный стол, нашел черновики писем, где он плевался от ярости, одиночества и горя. Нашел эти их волшебные газеты.

Оказалось, Поттер участвовал в турнире, где был самым младшим (мне стало мерзко, это как малявку в сорок кило выпустить против меня), и он его выиграл, но в финале погиб второй участник от их школы — Седрик. И Поттера косвенно в этом обвиняют.

Пацана.

Который на три года младше.

В общем, я был слегка в недоумении. Херня какая-то происходила в этом их волшебном мире, и Поттер опять был крайним. Видимо, и там так часто косячил, что был удобным объектом для спускания собак.

Я прибрался, вернул всё как было. Там всё равно был такой срачельник, что Поттер не нашел бы каких-то изменений.

И вышел.

С того дня я решил всё изменить.

В то лето Поттер больше не появлялся.

А на следующее явился совсем убитым. Парню почти шестнадцать исполнилось, а он ни на дюйм не вырос. Видали таких собачек — мелких и жутко злобных?

Вот Поттер стал таким.

Серьёзно, временами как загнанный зверь скалился. Мать так его боялась, что еду в кошачью дверцу просовывала. А отец просто игнорировал.

Он никогда такого не покажет, но у него отменная память. И он помнит вообще ВСЁ.

Когда я не хотел в Смелтингс, он провел со мной беседу. Воспитательную. Вспомнил все мои косяки, приписал Кривого Эда, который за год перед этим вылетел из средней школы и теперь мотылялся в училище. Ничего против училищ я не имею, вы не подумайте, но отец точно имел. Он хотел из меня человека сделать.

Я тогда часа два ревел. Последний раз в своей жизни, кстати. Ну а чего, мне было-то — одиннадцать. Совсем шкет ещё. Вот и повелся.

И с тех пор решил, что отец будет мной гордиться.

А в то лето отец ходил мимо Поттера, будто его не было. Даже ни разу не назвал его уродом. Просто — пустое место.

Поттер его довел просто. Считай, десять лет жизни, а потом ещё каждый год летом всякое дерьмо.

А я не знал, что делать.

Мне было его жалко.

По-человечески жалко.

Отца я понимал, но как-то странно, боком понимал и Поттера.

Так что я стал оставлять возле его двери чай.

Он всё равно по ночам выходил. Я слышал его нервные шаги, мелкое дыхание, как у простуженных бульдожиков. Тяжко парню было. А тут чай, иногда с печенькой.

Надеялся, он рад будет.

А он через раз чашки бил. Не замечал, наступал и — кранк! — хана им.

Однажды я не выдержал и вышел к нему. Он шел из душа, и мокрые спутанные волосы лежали прямо на очках. Как он видел хоть что-нибудь? Магическая херня какая-то, по-любому.

— Эй, Поттер.

Он остановился. Рука зависла над дверной ручкой.

— Ты как?

Он мотнул головой, что-то невнятно буркнул и сныкался в своей комнате.

Я решил попробовать ещё раз, через пару дней. Может, отойдет немного. Хотя вряд ли, конечно. Он такой уже пару лет как, если не больше.

На следующий вечер я притащил ему эклер. У мамы умыкнул. Она, небось, заметила, только ни слова не сказала.

Мама вообще почти всегда молчит, только если её довести — выскажет. Ну иногда ещё сюсюканья свои удержать не может, но ей положено — она же мама. Вот у тётушки Мардж нет детей, так она над своими собаками трясется. Так что лучше сюсюканья, чем собаки.

На боксе нас учили — выбрал цель, иди к ней.

Моей целью стало растормошить Поттера. Сердце кровью обливалось, когда я смотрел на него. Жалко пацана. Жалко.

* * *

На эклер он не клюнул.

Даже не посмотрел. Отодвинул своим задрипанным ботинком чашку и блюдце и пошел себе дальше.

Вот я понять никогда не мог: его предки ему же вроде кучу денег оставили — так тот псих лохматый говорил — а Поттер всё равно в обносках ходит.

Ещё и носки дырявые, тут даже думать не о чём.

Следующими, собственно, носки и стали.

Как вспомню, так смех берёт. Носки. Эклер. Печенька. Чай. И чашки разбитые.

— Эй, Поттер.

— Чего тебе? — на этот раз он остановился, даже голову чуть повернул в мою сторону.

— Ты как вообще?

Поттер отвернулся. И ушёл.

Мудак, конечно, но и его понять можно. Шестнадцать лет взаимной ненависти, а я тут подкатываю с вопросами про его самочувствие.

— Эй, Поттер.

— Что? — зыркнул из-под отросшей челки.

— Погнали завтра вместе в парикмахерскую?

Я прям видел, он чуть-чуть не показал мне фак. Скривился и опять ушел к себе.

Но я же упрямый. Забросил вообще всё — с парнями не гулял, не распугивал местную шушеру, которая уже не стеснялась мотаться по улицам. Мать даже пару раз копов вызывала, какие-то наркоши у неё розы порезали.

Поганое время тогда было.

— Эй, Поттер.

Бля, он улыбнулся! Клянусь, этот шизик беззлобно так ухмыльнулся. Мне даже тепло стало.

— Что, Даддерс?

— Пошли чаи гонять. Мать уже спать ушла, вся кухня наша.

Он тяжело вздохнул, закатил глаза, но пошел на кухню.

Это была моя первая победа.

* * *

Чай я никогда не умел готовить. У мамы была какая-то тонкая чуйка, она точно знала, что и когда нужно положить, когда залить, когда снять прихватку с носика. Серьёзно, не знал бы, что она ненавидит волшебство, решил бы, что она из этих.

Я заглянул в несколько баночек с чаем, но он выглядел для меня абсолютно одинаково.

— Сушеные тараканы какие-то, — пробурчал и застыдился. Мама сама собирала свою коллекцию.

— А ты какой хотел? — Поттер заглянул ко мне через плечо.

— Ты бы поосторожнее, — я отстранился. Мой вес к тому времени уже перевалил за сто двадцать кило, и всё чистыми мышцами. — Я ж зашибу и не замечу.

Поттер вскинул подбородок, сверкнул зелёными глазищами. Я беззлобно ткнул его в бок.

— Не злись, но поосторожнее.

Он закатил глаза.

— Так какой чай ты хотел?

Я поставил банку на место и отошёл. Пусть сам разбирается. Он, кажется, в этом деле шарил.

— Да обычный. Какой этот чай вообще бывает? Как мама готовит, давай.

— Ну, я так не смогу, — Поттер покачал головой. Его руки летали от баночки к баночке. Волшебник, блин. Я ток тогда и заметил, что кисти у него, как… как у пианистов, да. Бывал на концертах — мама на благотворительные рождественские водила. Небось такие руки и должны быть у того, кто палкой все время махает.

— Ну забодяжь, как смогешь, — стул подо мной скрипнул. Поттер хмыкнул. — Мы ж не на приеме у королевы.

Чайник плюхнулся на плиту. Пацан был совсем хилячком. Что там в этом чайнике — два литра? Три? А он так напрягся, будто все семьдесят выжимал.

— В вашей школе, что, нет физры?

Поттер нерешительно прислонился к стене, скрестил руки на груди. Не в своей тарелке парень.

— Есть квиддич, — он пожал плечами.

— Что это такое?

— Игра, — он снова пожал плечами, а потом тяжело вздохнул. И этот вздох вообще не относился к нашей беседе. Он просто вырвался.

— Ты играешь?

— Ага.

Ответы из него клещами приходилось тянуть. Я хотел ещё поговорить, но парень уже нервно подергивал ногой, так что я заткнулся.

Закипел чайник, Поттер заварил чай.

Мы пили его в полной тишине. Поттер торопился, обжигался. Точно хотел поскорее разобраться с этим и свалить.

— Знаешь, — сказал я, глядя на чаинки в кружке. — Я ведь знаю, что ты меня тогда спас. Тем летом.

Поттер поперхнулся, закашлялся. Чай потек у него из носа. Такой уморительный. Я не удержался и хмыкнул.

— Так эти твои… это спасибо, что ли?

Он недоуменно поднял бровь.

— Ага. Не знал, как сказать. Ты ж ныкаешься всё время.

— А… ну спасибо, — пробормотал он, вытирая рукавом лицо.

* * *

Ещё через неделю я уломал его на парикмахерскую. Мама вечно водила его в дешёвую или сама стригла. Ну так его патлы и росли как на дрожжах. У меня так вес не растет, как у него волосы. Всё, что жрёт, сразу в волосы уходит.

Он уже не зажимался, да и я посвободнее себя чувствовал, хотя иногда колола опаска — вот вытащит он сейчас свою палку — и хана.

Но он, ничо, вел себя прилично. Даже ничего не поджигал.

Я призадумался — а когда он последний раз что-нибудь такое устроил? И вспомнил про тётушку. Ну да. Некрасивая ситуация тогда получилась.

А потом он ещё спас меня, ну и всё.

Пирс, конечно, принял в штыки, что я теперь мотаюсь с задохликом. Он уже сколотил банду и гонял с нашей земли падаль, разбредающуюся с окраин Лондона. Надеялся на меня — что я к ним присоединюсь. Но мне как-то не улыбалось все каникулы считать зубы всяким алкашам или кому ещё похуже. Пусть копы этим занимаются.

Моей целью стало сделать из Поттера нормального человека. Для начала откормить его хотя бы.

Я двигался от одной небольшой цели к другой: разговорить мальца, привести его в порядок, вытянуть из той передряги, куда он попал.

Но всё постепенно. Нельзя же разом за всё хвататься?

Про передрягу я понял по оговоркам, редким письмам и мрачным новостям. Иногда я даже подумывал принять приглашение Пирса. А потом вспоминал белое лицо мамы и тяжело дышащего отца, прижимающего ладонь к груди.

Не, не надо мне такого добра.

Я лучше потом как-нибудь.

Потом я к ним присоединился, но позже, и это другая история.

А тогда я затащил Поттера в самую дорогую парикмахерскую и спустил почти все свои карманные.

— За очками на следующей неделе пойдём, — предупредил его. — Там у отца получка будет. Он даст денег, а то я просел.

— Да у меня есть деньги, — смущённо сказал Поттер.

— Так чего новые очки не купишь? Или линзы? Эти ж совсем позор.

— Да я как-то… не подумал.

— Дитя, — я сгреб его в охапку.

Он отбивался. По-девчачьи лупил кулаками и даже вопил, что я скотина. А я просто держал его и тащил, тащил, тащил. Так и донес его до парка, а потом сгрузил на лавку и сам сел рядом. Даже не запыхался.

А он как-то скрючился, уткнулся лбом в колени и вдруг заплакал.

Так и сидели.

Он потом успокоился, но ещё долго пялился в пустоту, не моргая.

Я осторожно похлопал его по плечу.

— Дерьмо случается, — да, поддерживаю я так себе. Просто не знал, что сказать. Мне казалось, у этого пацана такое за душой, что не каждому взрослому вытянуть. — Ты не проголодался? А то я жрать хочу.

— Да, есть немного, — Поттер криво ухмыльнулся, но в глазах всё ещё сидела тоска. И вдруг что-то мелькнуло. Я сходу так и не разобрал, что там было. — А хочешь попробовать еды волшебников?

— А она меня в крысу, ну или там курицу, не превратит? У меня как-то вырос хвост. Такое себе удовольствие. Не рекомендую.

Поттер хихикнул.

— Да не, она почти как обычная, только называется странно. И иногда дёргается.

— Ну давай. Угощаешь?

— Ага, — Поттер вытянул из штанов палку и махнул ей.

Ничего не происходило.

А потом он хватанул меня за руку и затянул в неизвестно откуда взявшийся автобус.

— Дырявый котел, — крикнул Поттер.

— Мятый черпак, — съязвил я, а прыщавый тощий кондуктор завис.

Поттер рядом тихо заржал.

* * *

Хоть убейте, но я не видел эту проклятую дыру, пока Поттер меня за ручку туда не завел. А когда завел, я охренел.

Бомжатник, честное слово.

— Это ваш волшебный мир? — шепнул я ему, а он со всей дури наступил мне на ногу.

— Заткнись, сейчас будем сливаться с местностью, — он подавился сдерживаемым смехом.

Мне как никогда захотелось покрутить пальцем у виска.

Поттер прошмыгнул через зал и вышел на задний дворик, плотно уставленный мусорными баками.

— А что, волшебники не могут сделать мусор невидимым? Или заставлять исчезать?

Мне, правда, было любопытно. Ну как-то не вязалось всемогущество их палок и такой срачельник.

Поттер недовольно глянул на меня. С новой прической он, кстати, совсем не был похож на себя обычного. Скорее, такой утонченный скучающий аристократ. И в кого, спрашивается?

Он постучал своей палкой по кирпичам, и те разъехались.

Лет в двенадцать я бы точно разинул рот и глядел в оба глаза, но сейчас это было просто… ну, неприятно как-то. Даже по сравнению с помойкой это место было не очень. Дома кривые какие-то, люди в безумных балахонах, чем-то воняет. В общем, не фонтан.

Потер утянул меня в первую лавку. Та оказалась магазином этих самых балахонов.

— Мой кузен по неосторожности взорвал шкаф с нашей одеждой, — Поттер оказался настоящим мастаком заливать. Пампушка-продавщица глядела на него с каким-то подозрением. Словно пыталась понять, знает его или нет.

Вот! А ведь это мы ещё очки ему нормальные не купили!

— Его не взяли в Хогвартс — магия слишком нестабильная, но иногда он что-нибудь взрывает, так что он маг. Вот и тут так получилось.

Тетка расплылась в приветливой улыбке. Меня продрало омерзение. Если ты не маг, значит, ты таракан. Уроды все они ненормальные.

— Какой суммой вы располагаете, молодые люди?

Поттер что-то мысленно прикинул.

— Сорок галеонов.

Тетка улыбнулась ещё шире, хотя шире трудно представить.

Потом началась вся эта волшебная муть — летающие метры, иголки и рулоны ткани. Жесть, короче. Я и обычные магазины не очень люблю, а тут такое.

В общем, когда мы вышли в новом тряпье и нырнули в их магическое кафе, я уже был совсем вымотан. Даже после тренировок так паршиво не было.

Я сидел, ковырял вилкой в отбивных из какого-то неведомого зверя и хитромудро запечённой картошке, когда колокольчик на двери звякнул.

— Привет, Гарри.

Я поднял глаза. Скучающе скользнул взглядом по вошедшей девушке — и тут меня пронзило.

Конечно, она была не одна.

Но я видел только её. Нежнейшая белая кожа, мягкие золотые кудри, большие серые глаза.

Я забыл, как дышать.

— Привет, Ханна, — приветливо улыбнулся Поттер.

— Привет, Ханна, — на автомате повторил я. Ей имя сладко каталось на языке.

В то мгновение я знал только одно — я нашел свою настоящую любовь. И я сделаю всё, чтобы она была со мной.

Как домой вернулись, вообще не помню. Как мешком по башке треснули.

Мать была в ужасе от моего вида. Отец так сильно нахмурился, когда увидел, во что я одет. Я понял, что и со мной теперь не будут разговаривать.

Родителей я люблю. Как их можно не любить?

У нас с мамой была игра такая в детстве: я начинал орать и требовать игрушек или сладостей, а она прыгала вокруг и уговаривала успокоиться. Нам прям здорово от этого было: я свой гнев выплескивал, а она просто веселилась. У неё вообще классное чувство юмора.

Хотя, когда отец в первый раз это увидел, решил, что мы всерьёз, и хорошенько отходил меня ремнем. Лупил и приговаривал: "Через задницу точно запомнишь, как себя вести с матерью, сосунок".

Мама потом с ним поговорила, всё объяснила, и он включился в игру.

А зачем мне чего-то у них просить? Они и так мне всё давали. Даже больше. Я у отца поздний ребёнок, и брак этот у него второй. В первом с детьми вообще не выгорело. А во втором — вот, я.

Так что, когда мы ввалились в прихожую, отец глянул на меня и отвернулся, а мама побелела как простыня. Я кивнул Поттеру на лестницу, а сам завалился в гостиную.

Поттер постоял ещё на ступеньках, видимо, ждал представления.

И я его не подвел.

Чувствовал, что только так могу исправить ситуацию.

Грохнулся на пол — бля, всё мамины статуэтки, вазы и цветы с горшками подпрыгнули, клянусь! — и начал лупить руками и ногами по воздуху.

— Хочу быть волшебником! — голосина у меня ого-го. Небось вся округа услышала. Но мне даже стыдно не было, чего только не сделаешь, чтобы семья не развалилась.

Мама тут же вскочила с дивана и начала бегать вокруг меня. Те, кто знает мою маму, ни за что не повелись бы на этот цирк. А для всех остальных мы выглядели как бешеный испорченный детина и его дура-мамаша.

Поттер тихо заржал на лестнице, а потом сбежал к себе в комнату.

Ну и правильно. Не на что ему тут смотреть. Это наше. Семейное.

— Дадличек-малипусечка, солнышко моё ненаглядное, мы тебе купим волшебство. Хочешь, завтра пойдем и купим сразу два. Будешь волшебником. Самым настоящим.

Как я удержался от ржача, не знаю. Мама, правда, в этом хороша.

— Больше никаких ненормальных в моем доме! — грохнул отец. До него уже дошло, но он ещё не отошёл от первого шока, чтобы включиться в игру.

— Хочу-у-у! — я натурально завыл. А вот всхлипы получились сами по себе — смех душил, зараза такая. В самый, блядь, ответственный момент.

— Вернон, милый, не пугай ребенка. Он всего-то хочет волшебство. Мы же ему купим, правда?

Отец прикрыл лицо ладонью. Мы с матерью замерли. Вот он — момент истины. Или отец с нами, или он будет злиться до конца лета минимум.

— К-какое волшебство ты хочешь, Дадличек? — его голос дрожал.

Я расцвел широкой улыбкой. Серьезно, даже щеки заболели.

Вскочил с пола, подошёл к отцу и подал руку. Минуту он смотрел на неё и на меня.

На руку.

На меня.

На руку.

На меня.

— Ладно, сын. Я жду объяснений, — его рукопожатие было крепким и теплым. Мужским. Он меня простил.

Я стянул эту тряпку через голову. Понятия не имею, как её вообще носят эти ненормальные. Мешок, а не одежда. Облегчённо выдохнул. Сел на свободное кресло.

Наверное, нужно было начать с Поттера. Объяснить, что эта мелочь зачуханная в этом году совсем сдала. И я чувствую за него какую-никакую ответственность. Но я сказал совсем другое.

— Я встретил девушку.

Мама удивлённо приподняла бровь. Она так умеет. Один взгляд, а сразу всё понятно.

Отец крякнул.

— Ну, пора бы. Сколько тебе? Шестнадцать уже.

— Да.

Я помолчал, собираясь с духом.

— Она из этих? — спокойно спросила мама.

Мама у меня самая лучшая. Серьезно, во всем мире второй такой не встретишь.

— Да.

Отец медленно выдохнул, и звучало это так, будто из проткнутой шины тонкой струей выходит воздух.

Я почувствовал себя убийцей.

Мама налила отцу бренди ещё прежде, чем он что-нибудь сказал. Она всегда знает, как правильно сделать.

— И… какая она? — спросил отец после большого глотка.

— Она… — я запнулся. Наверняка покраснел, как рак. — Я её сегодня в первый раз увидел. Она была с подругами, но я их не видел. Она будто центр мира. Мам, пап, я таких никогда не видел. Когда она смеётся, она…

Отец захохотал. Мама ласково улыбнулась.

— Ну понятно, сын. А родители у неё кто?

Я запнулся.

— Не знаю. Всё, что знаю — её зовут Ханна. Она с Поттером учится в этой их школе.

— Нужно разузнать, — беспокойно сказала мама.

— Я… всё узнаю.

— Ладно, сынок, — папа тяжело вздохнул. — Иди к себе. Мы с мамой тут ещё посидим. И не носи ты это тряпье. Мы лучше потом съездим за нормальным деловым костюмом для тебя.

Я кивнул и вышел.

Пусть обдумают.

* * *

Поттер закрылся у себя. По-любому думал, что отец прибежит на него орать. Он же не знал, что отец его за пустое место считает.

— Эй, дохляк, открывай.

Я постучал к нему, но в комнате было тихо. А потом раздался такой тихий-тихий стон. На грани слышимости. Я бы даже подумал, что нарвался на его дрочку, но… это же Поттер. Этот шизик даже со своей Гермионой общался, как с пацаном.

— Поттер? — я постучал сильнее.

Стон оборвался, а потом прозвучал снова. И такая боль в нем слышалась, что я не выдержал.

Дверь соскочила с петель от одного моего толчка. Я тогда ещё подумал, что нужно отцу сказать, чтобы двери во всём доме поменял — это же позор. И тут увидел Поттера.

Он лежал на своей кровати — одеяло сбилось в гнездо — и крепко сжимал себя ладонями. Такой комок боли.

Лицо даже не белое — серое, шрам кровавым росчерком на лбу, и кровища из носа хлещет.

— Блядь.

Сам не заметил, как схватил его и вытащил из комнаты. Он весил как пушинка, в нем было-то килограмм пятьдесят. Руки-соломинки. И не захочешь, случайно сломаешь.

В общем, я его донес до ванны. Опустил внутрь прямо в одежде и включил воду на максимум.

Он был холодным как лёд.

Жопа какая-то.

— Мама!

Наверное, не стоило её тогда приплетать, но я, честно, понятия не имел, что делать.

Она влетела в ванну и громко охнула.

— Я сейчас.

Вот поэтому мои предки самые лучшие. Они ненавидели и боялись Поттера. Он принес им столько горя. Я б после такого просто его прихлопнул (а я тогда ещё не знал про случай на свадьбе и его ушлепнутых родаков).

И всё равно.

Вот он лежал в ванной, вода закрыла его щиколотки. Я поддерживал его голову, чтобы он ненароком не захлебнулся. А мать уже несла аптечку.

Входная дверь хлопнула — это отец пошел к доктору Гранту. Он жил на соседней улице и иногда помогал нам, когда странности этого выходили за рамки и были особенно разрушительны. Даже вопросов никогда не задавал. Может, он тоже был из этих, но мужик он был хороший. Отличный был мужик. Умер через пару лет. Его нашли в его собственном доме, зарезанного и замученного. Гребаные сатанисты и наркоши. Или бешеные эти.

В общем, мать сунула Поттеру нашатырь под нос. Тот дернулся, снова застонал, но глаза не открыл.

Я столько не ругался потом за всю жизнь. Но тогда не знал, как по-другому.

Кулаки хотелось кусать от беспомощности.

Вот лежит этот и умирает. А я ничего не могу сделать. Чувство было, как тем летом, когда я испугался, что у предков будут приступы.

Пришел доктор Грант.

Бегло оглядел этого. Похвалил, что мы его согреваем в ванной.

И правда, серость сошла, но мальчишка был всё ещё бледный как поганка.

Потом сказал, что, шрам воспалился, а это всегда опасно. А тут ещё рядом с головой. Нужно вскрывать и чистить рану, а потом антибиотиками лечить.

Тут отец резко заявил, что денег на больницу нет.

Доктор Грант кивнул и велел нести весь алкоголь, который есть у нас. А сам сел на пол возле ванны, открыл свой чемоданчик.

Этот мужик, кажись, был готов ко всему на свете.

Отец притащил пять бутылок дорогущего пойла. Грант смахнул пробку у одной и целиком вылил себе на руки. Бренди клубами разошелся в ванной.

— Через кожу алкоголь быстрее доходит, — сказал он.

Мать стояла у него за спиной и крепко прижимала руку ко рту.

Блядь. Такая ситуация паршивая была. И ведь никто, кроме Гранта, и не знал, что делать.

Только труп прятать, в случае чего.

Жопа.

Просто жопа.

Грант натянул перчатки, хлебнул из второй бутылки и достал бумажный пакетик.

Раз — и в его руках блеснул скальпель.

Ещё полбутылки он вылил на лоб и на лицо Поттеру. А потом лёгким движением махнул скальпелем прямо по шраму.

Мать зажмурилась, отец просто отвернулся, а я смотрел и смотрел. Никак не мог прекратить. А в голове крутилось, что, блядь, это слишком много для одного дня. И это просто херня какая-то. На такое я уж точно не подписывался.

Из шрама плеснул гной вместе с черной кровью. Он тек и тек, а доктор поливал его спиртягой. Такой дух алкашный стоял — просто жопа.

Не знаю, сколько это продолжалось, но в какой-то момент кровь потекла совсем обычная. Красная, как у людей. А Поттер хрипло задышал.

Доктор ещё немного полил на него бренди, потом достал из чемоданчика упаковку ваты и целиком извёл её на лоб задохлика.

Ещё шил, и я поражался тому, как аккуратно и легко работают его руки после почти бутылки бренди. Отец тогда знатно разорил свою заначку.

Сечете, да?

Они никогда добра от Поттера не видели, а так выкладывались.

— Ну всё, — Грант поднялся. — В постель его. Я выпишу антибиотики и обезболивающие. Не беспокойтесь, они не дорогие. И обрабатывать рану каждый день йодом. Месяц-два, и всё пройдёт.

— Сколько я вам должен? — голос отца дрожал. Видно, сильно его впечатлило, как гной с кровищей хлестали из Поттера.

— Вы уже расплатились, — доктор поднял обе руки с бутылками. Чемоданчик болтался на локте.

Чуть пошатываясь, он пошел к выходу. Отец его прямо до дома довел. Беспокоился, что тот где-нибудь по дороге сковырнется, да так и останется в кустах, пока копы не заберут.

Я вытащил Поттера из ванны. Мама аккуратно раздела его и растерла полотенцем. А потом донес его до спальни.

Сидел, глядел на него и думал, какая же дерьмовая жизнь у парня.

* * *

Очнулся он через пару дней. Мать даже переживала, что придется его кормить через специальную трубочку, а то помрёт ведь.

Но обошлось.

Очнулся. Температура была, конечно, но пожрал спокойно и всё, что мать принесла. Даже спасибо ей пару раз сказал. Оба такого не ожидали, а мама потом задумчивая ходила.

А я, пока он валялся, сходил с Пирсом на пару разборок. Помог ребятам. По итогам хиппарский табор снялся и ушёл куда-то на север: курить дурь и дурить малолеток подальше от нашего дома.

Пирс звал на парочку дел. На заброшенной стройке поселились бездомные, а в пяти километрах от города открылся какой-то супердешевый блядушник.

Но я отказался.

Натравил копов на оба места. Бездомных они загребли, а держатель блядушника откупился.

Удивительно, тогда столько всего происходило.

Я себе столько зарубок поставил. Отомстить очень хотелось. Это был наш дом. Маленький уютный Литтл-Уингинг, а его засирали все, кто хотел и мог. И никто, блядь, не шевелился, кроме кучки подростков.

В общем, когда Поттер очнулся, я был не в самом хорошем настроении. Меня поддерживала только мысль, что вот очнётся этот дохляк и поможет мне с Ханной.

Расскажет мне всё о ней, познакомит ближе.

Я представлял, как буду с ней говорить. Возможно, даже за руку возьму. Хотя, конечно, сильнее хотелось дотронуться до её губ. Пару раз даже просыпался посреди ночи в поту и с лютым стояком. Подростки, что поделать.

И в то же время понимал, что я ей не пара. Я грязный, злой и, как бы это ни звучало, на руках у меня уже была кровь.

Я помнил, как тот обдолбанный хиппи оказался у меня под кулаком. Как его лицо смялось. Как он упал и больше не встал. Как его товарищи закинули его в раздолбанную тачку и увезли, даже не проверив пульс. Как двенадцатилетняя девчонка, которую он обрюхатил, налетела на меня и лупила своими маленькими кулачками. А те её просто бросили. Оставили, пока сами драли когти. Её и ещё десяток малолеток. А у тех уже зубы шатались от сифилиса.

Как же мерзко тогда мы жили.

А потом я вернулся домой, принял душ, и сделал вид, что ничего не было.

Я утешал себя, что расчищаю мир для нашего с Ханной будущего. Какой же бред у шестнадцатилеток в голове...

И дети у нас будут золотоголовые. И я, и она — оба блондины. А глаза будут серые, как у неё, потому что мои блекло-голубые совсем не подходят маленьким прекрасным деткам.

* * *

— Ну что, Поттер, — завалился я к нему на третий день. Он сидел в кровати, привалившись к подушкам. Такой домашний лазарет. На щеках болезненный румянец, но выглядел он всё равно лучше, чем до всего этого. — Уже здоров? Погнали за очками? Будем тебе имидж менять.

Мальчишка рассмеялся.

Он и был-то младше меня на месяц, а чувствовалось, что на десяток лет. Я и сам себя чувствовал старше шестнадцати. Лет на сорок. Столько дерьма уже повидал.

Ну, этот задохлик не меньше, думаю, одного Седрика с этим турниром за глаза хватит.

— А у меня крестный умер, — неожиданно сказал он.

У меня глаза на лоб вылезли.

— Когда?

— В начале лета. Его убили Пожиратели смерти. Это наши… террористы.

— Жесть, брат, — я отодвинул стул и сел напротив него. — Как так вышло?

— Нас заманили в ловушку. Он пришел, чтобы спасти меня, а сам погиб.

По лицу потекли слёзы.

— Жопа.

Я похлопал его по руке. Как, блин, вообще на такое реагировать?

— Он был единственным моим близким...

— Ну, это херня, — оборвал его я. — У тебя же есть эта… Гермиона. И тот рыжий урод.

— Рон, — тихо поправил меня он.

— Рон, да. Ну и я тут. Гляди. Принес бы апельсинов, да бабла пока нету.

Он грустно улыбнулся.

— Дэ, ты же бываешь нормальным. Почему тогда ты?..

Он запнулся. Я криво ухмыльнулся.

— Бью малолеток?

Он пристыженно кивнул.

Я вздохнул.

И всё ему рассказал. Вообще всё. Даже Пирсу такого не говорил, а мы с ним кореша не разлей вода.

— Вот такая херня, Гарри, — закончил я.

— Это такое происходит у магглов? — Поттер смотрел на меня, широко раскрыв глаза. А в его зелёных глазелках отражалось всё.

— Ага. И уже не первый год. Как началось в восемьдесят пятом, так и тянется. Ну, я тогда совсем шкетом был, ничего поделать не мог. А сейчас могу.

Поттер покачал головой.

— У нас тоже сейчас неспокойно, — тихо сказал он. И тоже всё рассказал.

Ну, часть я уже знал. Ещё о части догадывался, просто без подробностей. И самое паршивое, что их мирок был таким крошечным, что хочешь не хочешь, всё равно окажешься в самом центре событий. Это у нас тут местные масштабы. По сравнению с проблемами страны — мелочи.

— А потом и Сириус умер, — выдохнул Поттер.

— Так это тебя твои кошмары накрыли тогда? — допер я. — И часто тебя так штырит?

— Да нет, — парень пожал плечами. — Пару раз в месяц, когда Лорд особенно злится или радуется. Я тогда вижу, как он пытает людей или убивает их. Паршиво это, Дэ.

— Паршиво, — согласился я. — Но разберемся.

Я уже твердо решил, что помогу разобраться. Наши с Ханной дети не будут жить в этом бардаке. Они будут жить в счастливом и спокойном мире.

Я так решил.

Ещё через пять дней Поттер смог сам ходить в туалет, и мать, наконец, избавилась от тяжкой роли санитарки.

Ну а кому понравится выносить утки и каждый день перебинтовывать ещё слегка воспалённый шрам?

Хотя Поттер, к его чести, и сам был не особенно рад, что ему приходится напрягать мою мать ради таких дел. Он всегда ужасно краснел и извинялся.

Я смотрел на него и не понимал — ну как это парень умудрялся терроризировать нашу семью почти шестнадцать лет?

Он же сама беззлобность.

Я такого застенчивого и милого чудака в своей жизни ещё не встречал. А ведь прекрасно помнил, с какой ненавистью он на нас смотрел. Как взрывались от его взгляда стаканы. Как горели вещи.

Ну а потом решил, что плевать. Что было, то прошло.

Отец, правда, его по-прежнему не замечал, но уже как-то привычно и спокойно. А мама так вообще стала для него специально готовить. Ему нельзя было обычную еду — желудок не справлялся. Вот мама и готовила на пару или запекала такие тонкие полосочки мяса, что они буквально таяли во рту. Овощи перетирала. Тут даже самый больной желудок справится.

Я заходил к нему каждый день и иногда проводил его целиком с ним. Мы говорили или читали одновременно. Или он спал, а я корпел над физикой. Она шла тяжело, но я же упорный. Решил, что стану инженером. Значит, стану.

Пару раз собирал у него в комнате простенькие модели роботов или ковырялся в схемах, но они все быстро горели. Поттер сказал, что это из-за магии.

Даже извинялся, если у меня чего не получалось. Ну не чудак ли?

А потом мы говорили про Ханну, и он рассказывал, как они вместе занимались. Как он учил её сражаться. Я не мог поверить, что этот дохляк может с кем-то сражаться.

Он так горячо со мной спорил, доказывал.

И однажды я заметил, что он может говорить про тот случай в их министерстве почти без боли.

А Ханна оказалась чумовой девчонкой. Поттер обещал обязательно устроить нам встречу.

Он написал этой своей подружке, Гермионе. Та написала Ханне — потому что ему было неприлично ей писать. И всё равно письма Ханны оказывались у нас.

Я читал ровные строчки, написанные её твердым почерком, и залипал.

Она писала про свою семью. Про школу. Вспоминала какие-то общие случаи. Жаловалась на бабку со стороны матери. Та драконила её в магию. Мол, достойная волшебница и прочая муть.

Ну… то есть, не муть, конечно. Для неё это было очень важно. Просто я не мог этого полностью понять. Для меня магия оставалась филькиной грамотой.

Мы с Поттером писали письма вместе, а потом Гермиона их пересылала Ханне.

Когда Поттер достаточно окреп, чтобы гулять по округе, он устроил общую встречу. Приехали его Гермиона и Ханна. Он хотел ещё позвать своего рыжего, но я сказал, что не хочу его видеть. И если он покажется, то я ему накостыляю за те конфетки, которые его братья мне однажды подсунули. У меня тоже хорошая память. Особенно на подонков.

В общем, они приехали вместе. Их привезла мать Гермионы, и я мысленно её похвалил. Время было неспокойное, чтоб двум девчонкам одним по стране разъезжать.

Когда Гермиона увидела перевязанного Поттера, тут же повисла на нем. Поттер покраснел, как девица. Я чуть не заржал.

Ханна рядом закатила глаза. А я, когда решился на неё посмотреть, вообще не смог отвернуться. Так и пялился, как придурок. Если бы мог, надрал бы себе задницу за такое поведение.

— Привет, — она улыбнулась, и, клянусь, всё вокруг буквально засветилось. Она была такой красавицей!

— Привет, — выдавил я после того, как Поттер двинул мне локтем в бок.

* * *

Мы посидели в местной кафешке. И чем дольше я сидел рядом с ней, тем больше понимал: я попал, ребята.

Это и так было ясно, но тут прям прошибло. Прям как апперкот получил.

Мама Гермионы забрала их в семь.

Поттер сиял.

— Вроде, отлично посидели, — сказал он. Лыба прочно сидела на лице.

— Мда… — я почесал затылок.

— Даже Гермиона поняла, что ты в Ханну влюбился, а она ведь совсем не сильна в девчачьих штуках, — я попытался ткнуть его, но он увернулся, громко хохоча.

Ну дитя, чисто дитя.

— А Ханна… она… как?

— У неё отец из простых людей, так что ты ей понравился.

Надежда — такая подлая штука. И я, если честно, испугался. Мало ли, что я придумаю — а в жизни всё не так окажется.

Но через пару дней Ханна позвонила.

Позвонила! Волшебница!

И мы очень мило поболтали. Оказалось, что, если её не видеть, не весь мозг усыхает. Хотя голос у неё потрясный.

Не помню уж, о чем мы там говорили, но я потом летал.

А Поттер всё ржал.

Неожиданно они с мамой спелись. На общей ненависти к какому-то Снейпу. Или Снеггу. В общем-то, они его называли просто козлом, я и имя его слышал всего разок.

Вместе чай готовили.

Мама даже опасаться его перестала. Ну попробуй выносить из-под человека утки, а потом его бояться — смех один.

Только отец держался по-прежнему. И я не мог его винить в этом. Если человек всю жизнь ведёт себя как скотина, сложно поверить, что он не скотина.

А Поттер изменился.

Медленно и незаметно. Стал спокойнее, добродушнее, хотя иногда такая горечь стояла в глазах... Но больше не было этого гнетущего ожидания грозы.

Не знаю.

Я красиво говорить не мастак.

Как описать, что раньше рядом с ним было страшно находиться, а теперь хотелось вечно рядом быть?

Мама тоже что-то такое чувствовала.

Одним утром — это уже было после того, как мы отлепили от его лба пластырь, а от шрама осталась тонкая полосочка со следами швов — он сам встал ни свет ни заря и приготовил всем завтрак: мне овсянку, маме тосты, а отцу гигантскую глазунью с беконом. Стоял у раковины, тянул чай с хлебом и довольно лыбился, глядя, как мы едим.

Сам посуду помыл и предложил маме покопаться в розах.

Отец хмыкнул, но ничего не сказал.

А вечером, когда садились ужинать, кивнул на его тарелку:

— А этому чего так мало мяса? Такому дохляку нужно больше всех нас накладывать.

Поттер зарделся.

Каким-то левым раком в нашей семье наконец-то поселились спокойствие и тихий уют. Я даже забыл, что за порогом жизнь так и остаётся дерьмовой.

Пирс поймал меня, когда я стоял на остановке и смолил. Ждал, когда Ханна подъедет.

Мы условились, что её проводит отец.

Я хотел сам к ней приехать, но она запретила. Сказала, если бабка увидит, как она гуляет с магглом, превратит меня в чайник.

Прозвучало убедительно.

Но вечером, я настоял, что сам её отвезу домой. Со мной всяко безопаснее, чем с её отцом-юристом. Знаю я таких.

В общем, стоял и смолил. Эта привычка со мной, похоже, на всю жизнь останется. Ничего поделать не могу. Как нервничать начну — или набить морду кому-нибудь тянет, или закурить. Я и выбрал из двух зол меньшее.

— Дэ!

Я оглянулся. Пирс выглядел неважнецки. Под глазами тени, больше похожие на синяки, костяшки сбиты.

— Привет.

— Привет, — он остановился рядом и потёр челюсть. Видать, болела.

— Чего хотел?

— Без тебя никак, Дэ. Тут большая передряга намечается.

— Передряга? — я выдохнул дым в небо. А ему хоть бы хны. Замечали, как небу плевать на дым?

— Да. Тут уже пару месяцев девчонки пропадают, — я напрягся. — Мы с ребятами пошарились по округе, наставили камер, и засекли этих уродов.

— Этих? — я уловил самое важное. В груди твердо засело мерзкое предчувствие.

— Да. Какие-то сатанисты в балахонах и белых масках крадут девчонок. Мы их пытались поймать, но эти уроды всегда уходят. Просто — херак — и их нет.

— Херак… — протянул я. Сомнений не осталось. — Как сквозь землю проваливаются?

— Именно.

Пирс вытянул из кармана пачку сигарет. Прикурил у меня.

— Надо что-то делать, Дэ, — он тоскливо заглянул мне в глаза. — Помнишь Мери-Энн?

Мери-Энн ходила с нами в младшую школу. Милая девчонка, жила на ферме недалеко от города, каждый день приезжала на школьном автобусе. Пирс по ней сох, но его родителям не нравилось, что он с ней гуляет. Они его даже карманных лишили.

— Помню, — табак вяз на зубах, и я сплюнул.

— Они её забрали. Дня три назад. Появляются, как по часам, раз в месяц, хватают девчонок и исчезают. И чего эти твари не берут шлюх?

Я глубоко затянулся. Всё это пахло просто омерзительно. И хуже всего, что за всем стояли ненормальные. Те, кого Поттер называл пожирателями, а я просто собаками. Проблема Поттера опять стала моей.

Я грубо ухмыльнулся.

— Вот что, Пирс. Собирай-ка сегодня всех наших. Где — уж сам реши, только мне не забудь маякнуть. Мы с Поттером подбежим. Он про этих ублюдков всё знает.

— Поттер? — Пирс нахмурился. Наверное, мне бы тоже не понравилось, попытайся кто-нибудь свести меня со старым врагом. Но тут вариантов не было. Вообще.

— Да.

На том конце улицы показался автобус.

— Иди, Пирс. И не забудь вечером ко мне заглянуть.

Мы пожали руки, и он ушёл.

* * *

Ханна в тот день просто сияла. Она была в лёгком жёлтом платье и казалась невесомой. Как мамины цветы, такая же свежая и красивая.

Если бы я мог, влюбился бы ещё сильнее.

Она положила мне ладошку на предплечье, и так мы и шли. Под руку. Я держал её маленькие пальчики в своей руке и был самым счастливым человеком в мире.

— Знаешь, Дадли, — сказала она, пока мы гуляли вдоль ручья в парке, — а я ведь почти не бывала в маггловском мире. Папа с утра уходит на работу, а мы дома сидим или по волшебным улочкам гуляем. Но сейчас, мне кажется, у вас намного безопаснее. Поэтому мы, скорее всего, скроемся где-нибудь здесь. Я уже предлагала маме переехать в пригороды Лондона. Она пока думает, но она согласится. Она тоже очень боится пожирателей, — её голосок дрогнул. — В прошлую войну погиб мой дедушка.

А меня как будто со всей силы швырнули на землю. Дух вышибло.

Я разом увидел шприцы в кустах, объявления о пропавших людях на столбах, пустые бутылки.

Нет. Не такого я хотел своей девочке. Здесь она в ещё большей опасности, чем там. Там всего-лишь кучка психов — одна граната решит вопрос. А здесь?..

Здесь лет десять убить придется, чтоб не просто всю грязь-мразь вывести, а ещё и выскрести всё дерьмо из раковин.

— Что думаешь? — она подняла на меня свои невозможно красивые глаза, а я шел рядом и молчал.

Не знал, что сказать.

— Ты не хочешь, чтобы я жила тут, рядом? — голосок дрогнул.

— Я… — я сглотнул. — Я хочу, чтобы ты всю жизнь прожила со мной рядом. Хорошо бы в одном доме и под одной фамилией.

Она тихо рассмеялась.

— Но сейчас здесь неспокойно. Ты сможешь потерпеть немного?

— Сколько?

Я замялся.

— Пока не знаю, Ханна, но я обещаю, что во всем разберусь, а потом сам построю для тебя дом. Вот этими маггловскими руками, — и я вытянул свои волосатые пятерни.

Она снова рассмеялась.

— Мне нравится, как ты выражаешься. Где ты так научился?

— Секретик, — я подмигнул ей, но внутри было муторно и тяжко. Так и хотелось закурить. — Пойдем, я тебя довезу до дома.

* * *

Спустил на такси все бабки, но зато своими глазами видел, как она заскочила в дом, на прощанье помахав мне рукой.

Обратно добирался автобусом.

Задумчиво смотрел в окно, с мутной тоской осознавая, что мечту стать инженером придется отложить.

По обратной дороге скурил полпачки, но меня никак не отпускало.

На пороге меня уже поджидал Поттер.

Он радостно мне разулыбался, но даже это не успокоило. Он был ещё одной причиной разделаться с этой их магической поганью. Если спасение мира сваливают на такого доходягу, то явно не хотят его спасти, скорее, прикончить сразу всех.

— К тебе Пирс приходил, — сообщил пацан. — Сказал, что собрание на заводе.

— Угу, — я кивнул ему и ушёл в свою комнату. Нужно было переодеться и снова как следует подумать. То, что Поттер в игре — вообще без вопросов, но кого ещё можно в неё втянуть?

Отец сразу отпадает. Ему нельзя пачкать имя, да и я ему не позволю окунуться в эту грязь. Кто-то же должен позаботиться о маме, если со мной что-то случится.

Из близких только тётушка с бульдогами и… её муж полковник... Как его там звали? Нужно порыскать информацию про него. Если стоящий человек, то будем опираться на него.

Про чужих я почти ничего не знал, считай, год тут не был, а потом ещё с Ханной забросил все дела. Вот Пирс знает. Может, к кому из местных пойдем на поклон. Я слышал, тут сейчас много героиновых князьков развелось.

Ну, как с волшебной мразотой разберемся, пойдем и по этим ублюдкам.

Нет, я не был самонадеянным. Я прекрасно понимал, что меня спокойно могут похоронить под любым деревом в нашем загаженном парке, но… ещё я знал, что так надо.

Надо, блядь.

* * *

Мне было только шестнадцать, но моё сердце уже было жёстким. Не знаю, почему так вышло. Просто вышло и всё.

Я нацепил спортивный костюм, спрятал в кармане кастет, проверил сижки и вышел.

Поттер так и сидел на крыльце.

— Хороший вечер, — чуть грустно сказал он.

— Ага, — я спустился на дорожку. — Пошли, чего сидишь?

Он быстро поднялся, будто боялся, что я передумаю.

— Я знаю, что вы собираетесь делать. Я с вами. Это должен делать я. Про меня было пророчество...

— Один не потянешь, — прервал я его. В теплых сумерках огонек сигареты светился как заблудший светляк.

— Дэ, послушай, — заговорил он горячо. Руки так и летали. До нелепости смешной тип, этот Поттер. А мы ведь ровесники. — Я не отказываюсь от вашей помощи, но это должно быть за мной. Я должен с ними разобраться.

— Разберёшься, — безразлично ответил я. Устал я в тот вечер. Жопа, как устал. А мы ведь ещё с Пирсом не виделись. — Но вместе с нами.

— Гермиона сказала, что она поможет, найдет сильные проклятья, чтобы с ними сражаться.

— Ты это дело брось, — я остановился, положил ему ладонь на плечо. Почти на голову его выше был, вот какой он задохлик. Хотя это я слоняра, да. — Девчонку в такие вещи пускать нельзя. Пусть дома сидит. Это не её заботы.

Поттер растерянно уставился на меня.

— Гермиона не согласится.

— И пусть не соглашается. Но женщины воевать не должны.

Пацан побелел. Кажется, до него только дошло, что мы тут не в игры играем.

— Ты прав.

Мы пошли дальше. От земли уже тянуло холодом и сыростью.

— А по поводу проклятий вот что я скажу, — я погасил сигарету. Повертел окурок в пальцах. — В вашу прошлую войну проклятья никому не помогли. Главный всё равно по чистой случайности сгинул. И сейчас они не помогут. Будем их другими способами мочить.

Поттер опустил голову.

— Дэ, — сказал он через несколько минут молчания, — где ты всему этому научился?

— А хрен его знает. Всегда таким был.

Я пожал плечами. Ну а что можно ответить на такое? По улицам мотался? Взрослых внимательно слушал? Башкой думал? Херня всё это. Тут как с музыкой — слух либо есть, либо нет.

* * *

Заводом мы звали дом тетки Денниса. Она разводила какие-то невероятные цветы, за которые дрались все женщины Литтл-Уингинга.

Небольшой такой особнячок из красного кирпича. А вокруг облака цветов. Видели бы вы эту красоту. Он, кажись, и сейчас там стоит. Только тетка куда-то уехала. Разругалась с местным приходским советом.

На колокольчик у калитки выглянул Малькольм. Веснушки на его роже прямо перекосились, когда он увидел Поттера.

— А этот что тут делает?

— Он со мной, не кипешуй.

Малькольм нахмурился, но больше ничего не сказал. Попробовал бы он — у меня рука тяжёлая.

По привычке скинул кроссовки у входа. Мисс Скотт жутко не любила, когда в дом заходили в обуви. Поттер замешкался, путаясь в шнурках. А я снова подумал, что нужно парню прикупить нормальных шмоток. Сколько можно в рванье ходить?

Это была странная комната. Десяток телевизоров стояли друг на друге, и к каждому вел свой провод, но все они выходили в отверстие в стене.

У стены, напротив теликов, был шкаф, весь забитый кассетами. В коробках рядом тоже валялись кассеты.

— Тут пустые, — ухмыльнулся Деннис. Я пожал его крысиную лапку. Ему не повезло с ростом почти как Поттеру, только ещё сильнее. То, что у парня проблемы с этим, стало ясно ещё в младшей школе. Ух, и злым он был тогда. Мелкий, а такой злой. И кулачок у него крепкий, попадёт — синяк месяц будет сходить. Мы его поэтому никогда в драку не пускали. Он у нас за тактика был.

— А тут за полгода съёмок, — он кивнул на забитый шкаф.

Из темного угла помахал Пирс.

— Всякий мусор просто стираем, чтобы пленку не переводить, но есть несколько интересных. Про наших ежемесячных друзей, — он начал загибать пальцы. — Про парочку барыг. Все со стволами, так что я бы пока не лез. Про какие-то разборки. Я почти ни черта не понял, но там в конце одного утопили в помойном ведре.

— А звук пишет? — я с интересом прошел вдоль полок. На оборотах были мелко написаны даты и время. А ещё какие-то закорючки. Хрен разберешь.

— Неа.

— Будем смотреть? — Ден крутанулся на стуле.

— Не, — я мотнул головой в сторону Поттера. — Ещё поплохеет мальцу. Давайте лучше дела обсудим.

— И на тех козлов в масках не посмотрим? — обронил Пирс.

Я с силой потёр лицо руками. Хотелось соскрести с себя всё это: эту поганую ответственность, это поганое лидерство. И тут же застыдился. Нельзя так.

Если что-то решил, значит, делай.

— Окей, давай глянем. Поттер, иди сюда, сейчас будешь рассказывать.

У шестнадцатилеток в головах опилки. Ничего тут не поделать — возраст такой.

Нас в шестнадцать уже помотыляла жизнь. Но мы, по большому счету, были просто детишками. Детишками с весьма скудными детскими воспоминаниями.

Поттер, не отрываясь, глядел в центральный экран — самый большой. А я пока разглядывал, что происходит на других.

Ничего интересного. Хотя пару раз в листве мелькнула белка. Я порадовался.

— Вот, — Поттер ткнул пальцем в экран. По тому тут же пошла рябь. Я отодвинул пацана подальше. Разошелся он что-то. — Этого я знаю.

Ден поставил на паузу.

— Это Малфой.

Мы с парнями переглянулись.

— Подробнее, — я кивнул Дену, чтоб записывал. У Дена всегда под рукой был блокнот или что-то такое. Вот ещё причина, почему он был у нас за тактика.

— Аристократ с кучей денег. У него ещё есть мерзкий сын.

— По делу, Поттер.

— Он казначей у главного, — мы с ним договорились, что про этих никому подробностей не расскажем. — Вся их шайка живёт на его деньги.

Пирс присвистнул.

— И что, они никак не крутят эти деньги? Герыч? Порно? Казино?

Поттер покраснел. Не будь он таким бледным, в темноте и не заметил бы никто.

— Нет. Про такое точно не знаю.

— И в чем соль? — Малькольм. Влез со своим умничаньем. Уже пару раз ему прилетало за это, но тут я согласен, вопросы он всегда задаёт такие — прям в точку попадают.

— Они сатанисты, — буркнул Поттер. — Обряды всякие, кровь девственниц.

Пацан шутил, но мы все застыли.

Украденные девчонки, все как одна, были из старых религиозных семей. Такие, пусть гуляли с ребятами, никогда не позволяли даже за ручку подержаться. Строгие очень.

Краска схлынула с щёк Поттера.

— Я же видел, — пробормотал он. — Я же видел, но тогда не понял…

Меня тряхнуло. Чуйка вопила, что сейчас Поттер нас сдаст и — хана. Я опустил ладонь ему на плечо. Он заткнулся.

— Ладно, ребят, — я тяжело вздохнул. Пацаны не были тупыми, для них и одной оговорки хватило, чтобы засечь — тут какая-то грязная история. У нас не было привычки лезть в чужое грязное бельё, но сейчас всё было иначе. Украли одну из наших. Хохотушку Мери-Энн с васильковыми глазами. — Я вам расскажу, вы только не считайте нас чокнутыми.

— Говори, — тяжело обронил Пирс.

— Этот — ясновидец, — я сильнее сжал руку на плече Поттера. Пусть молчит. — Его мамка потому и сторчалась. Тоже из ясновидцев была. Такую херню каждый день видела, вот и не выдержала.

Парни разом грянули хохотом.

— Ну ты, блин, выдумал.

Я улыбнулся.

— Если бы, парни.

Поттер глянул на меня. На ребят. В глазах мелькнуло что-то, и, прежде чем я успел что-то сделать, он щёлкнул пальцами.

В воздухе завис маленький шарик света.

— Охренеть.

Я даже не знал, что он так может.

— Как ты это сделал? — Ден ткнул в шарик пальцем. Шарик лопнул. Телевизоры разом погасли.

— Блядь!

Пришлось Малькольму лезть наружу, чинить всё это дело.

— А я с ним живу.

Пирс усмехнулся.

— Так эти черти тоже из таких? Из ясновидцев?

Поттер замялся.

— Да, — ответил я за него. У них же Статут о секретности. Так что, в случае чего, он даже крайним не будет. — И они поопаснее этого шкета.

— Они убивают, — тихо сказал Поттер. — Им вообще плевать, взрослый ты, ребенок или… девчонка, — он кивнул на темные экраны. — Они пытают их, а потом проводят кровавые ритуалы. Убивают. Я, когда маленьким был, меня тоже хотели убить, но ничего не вышло.

— Когда? — выдавил побелевшими губами Пирс.

— Мне год был.

— Да не это, придурок. Когда они их пытают?

Поттер помрачнел.

— Все время до ритуала.

— А ритуал когда?

— В полнолуние.

* * *

Итак, у нас было пять дней. Даже меньше, учитывая, что Пирс на стены лез от мысли, что над Мери-Энн издеваются.

Мне тоже было это не по душе. Мягко говоря. Но я прекрасно понимал: даже пять дней — это слишком мало. Всё то, на что я отводил месяцы: подготовка, добыча оружия, поиск союзников — нужно было уложить в пять дней.

И, что самое важное, драка будет не на нашей территории, не на наших условиях.

Я боялся. За парней, за себя, за родителей.

Лежал в кровати и вертелся с боку на бок. Прислушивался, как там Поттер. Не накрыло ли его снова.

Но всё было тихо.

И тут до меня дошло. С того припадка прошло как раз три недели. Поттер видел эти ритуалы. Вот почему его так штырило.

Я пробрался к нему в комнату. Хотел разбудить и расспросить.

Но…

Постоял.

Посмотрел, как мальчишка сопит. Смешной такой — волосы растрепались, одеяло на полу, и рот открыт. Выглядел он лет на тринадцать-четырнадцать. Никак не шестнадцать.

Поднял одеяло, укрыл его — он тут же забормотал, отвернулся к стенке — и ушёл.

Пусть спит.

Завтра с ним поговорю.

* * *

Но и утром я с ним не заговорил. Решил, что если б что-то было, он бы сам рассказал. Не такой он человек, чтобы промолчать, когда знает, что помощь нужна.

Я сидел за письменным столом. Вопросы нужно было решать.

Так что, когда отец уехал на работу, а мама ушла в супермаркет, я спустился к телефону. Гудки были длинными. И с каждым становилось всё тревожнее и тревожнее.

— Да, — голос у тётушки гренадерский. Это наше семейное. Дурслевское. Даже в ухе зазвенело. — Слушаю.

— Здравствуйте, тетя Мардж.

— А-а-а! Дадлик, золотко моё! Чего звонишь?

Я ухмыльнулся. Тётушка у меня круче вареного яйца. Её никогда не проведешь. За милю чует, когда её облапошить пытают.

— Полковник Брендон далеко?

Имя случайно назвал. Надеялся, что прокатит.

— Чаи гоняет, стервец такой. Я ему говорила, чтоб он занялся пристройкой для наших малышей. А он — ни в какую, говорит, бульдожики…

Угадал.

— Позовите его, пожалуйста.

Она помолчала.

— Вот оно как. Серьёзное что-то?

— Мне бы с полковником переговорить.

— Давай так. "Роза и корона" в Ист-Энде — знаешь, где?

Я прикинул в голове, вспоминая.

— Да.

— Откуда тебе знать, стервец малолетний?! Уже по пабам шатаешься?

— С отцом как-то были там, — чистая правда. Я у отца на работе тогда зависал, приглядывался к инженерному отделу, а он на обратном пути завез меня туда. Сказал, что там лучшие маринованные яйца. Во всем Лондоне лучше не сыскать.

— Ну смотри мне. Тогда там в полдень. И не опаздывай.

— Не опоздаю.

Она бросила трубку.

Тогда я ещё не знал, что это было верным решением, и меня грызло дурное предчувствие. Не хотел я вмешивать во всё это родителей. А если уж "Роза и корона", то отец точно будет.

Поттер ходил задумчивый. Слегка пришибленный.

Когда вернулась мать, кинулся ей помогать. Сумки до кухни донёс, расставил всё.

Я их предупредил, что уезжаю в Лондон — с отцом пообедать. Так-то и не соврал, а всё равно мерзко.

* * *

Позже я узнал, что одновременно со мной поисками занялся Пирс.

Только он пошел не к родным. Кто-то из местных наркош слил ему инфу о парочке мелких дельцов. Те не были бегунками. К ним вообще лучше было не лезть, тем более, с голыми руками. Но Пирса, видно, всё так допекло, что решил рискнуть.

По мне, как тогда, так и сейчас, дурная затея.

Но когда отчаявшиеся шестнадцатилетки, поехавшие от первой влюбленности, слушают голову?

В общем, Пирс взял биту, охотничий нож и пошел к ним в гости.

Я не спрашивал у него детали встреч, да и он не распространялся, но тем же вечером мы ушли в лес и закопали там и биту, и нож.

Тех чуваков хватились через пару недель — даже удивительно, что так долго. Обыскали их квартиры — они жили в уродливом муниципальном доме на самом краю Литтл-Уингинга — и всё, что нашли — заплесневелую кровавую кашу в ванной.

Это сильно повлияло на Пирса.

Он не сломался, но был на грани. Сомневаюсь, что он один туда ходил, но он там был.

Мы, конечно, от него не отвернулись. Но даже Гордон — самый близкий его кореш, разговаривал с ним только на общих сходках.

Да что там. Это нас знатно напугало.

Одно дело в драке кого-нибудь положить. А другое дело — пойти и холоднокровно забить кого-то до смерти.

Но у нас появилось четыре ствола, хорошие мощные беретты, обрез и две сумки с пулями к ним.

Ещё бабло, но Пирс спалил его в камине.

Весело горело.

А могли бы на эти деньги надыбать ещё оружейки.

В любом случае, я его не осуждал. Кто знает, на что сам пошёл бы, забери эти уроды Ханну. Или маму.

* * *

Отец уже ждал меня. Тётушка ему позвонила, конечно.

— Говори, — велел он, когда я подсел к нему за столик.

— Дождемся остальных, — я твердо посмотрел ему в глаза. Это была та ситуация, когда он должен был понять и принять меня, не ребенка, а уже взрослого.

Смешно звучит.

— Хорошо, — отец прикрыл глаза ладонью. Этот жест у него всегда означал одно — он устал и подавлен. И я мог его понять.

Отец родился в сорок пятом. Его детство выпало на тяжёлые, голодные, грязные годы. Он повзрослел даже раньше, чем я. В пятнадцать уже на заводе пахал. Оттуда в училище… Так и шел по жизни от низов к верху.

И то, что я ввязался в какую-то погань, он понял сразу.

Он никогда не спрашивал у меня, чем я занимаюсь. Как провожу время на улице. Кто мои друзья и что нас объединяет.

Позволял мне самому выбирать, как строить жизнь.

И вот, он сидел тогда в "Розе и короне", а напротив стоял высокий стакан пива, и я сидел, молча уставившись в стол. Его единственный, поздний сын, сломя голову ввалившийся в те разборки, которые явно были ему не по росту.

Ну, он так думал.

Точнее, я думал, что он так думал.

По крайней мере, что-то такое я понял из того, как он закрыл глаза ладонью.

Тётушка Мардж с полковником под руку ввалилась в паб, когда стрелки убежали за половину первого.

— Простите, дорогие, — она крепко нас поцеловала, оставляя мокрые следы на щеках. Отец чуть повеселел. — Попали в эту проклятую пробку, прямо на въезде в этот поганый Ист.

Говорила тётушка громко, так что её слышали все в пабе. И разом обернулись на нас, замолчав. Но мы были слишком толстокожими, чтоб обращать на такое внимание.

Полковник тоже заказал себе пива, а нам с тётушкой чай.

— Ладно, — наконец, решился я. Прочистил горло, потому что в нём застрял комок, и начал.

Рассказывал я им всё долго, по порядку. Ничего не пропустил. Даже высказал, что не хочу такого будущего нам с Ханной.

— Про твою Ханну потом поговорим, — прищурилась тётушка. Выглядело это угрожающе. Всё-таки она дама в теле, а глаза цепкие и, не чета моим и отцовским, черные, жёсткие. — А пока вот что скажи мне, — я видел, у неё руки чесались, чтобы ухватить меня за ухо. Но тянуться было далековато. Я к тому времени уже даже отца перерос. — Какого лешего ты вообще полез во всё это дерьмо?

— Успокойся, — полковник мягко обнял тётушку за плечи, но на меня посмотрел холодно и… словно ждал от меня чего-то, что подтвердит — я дельный парень и на меня можно положиться.

Тогда я снова всё рассказал.

Даже про видения Поттера, и про то, что ни одна пропавшая девчонка ещё не найдена, а их уже шесть — шесть! — пропало. И полиция не чешется.

— Ну, чешется она или нет, не тебе судить, — сказал полковник ещё холоднее. — Сейчас такая — прости, дорогая! — срань происходит, они просто зашиваются.

Тётушка положила ему голову на плечо.

— Пусть увеличивают штат, — я ответил ему в его тоне. Меня выбесило, что он оправдывает тех, кто не справлялся со своей работой. — Это их обязанность — сделать так, чтобы девчонки могли спокойно по улицам гулять.

— Он прав, — сказал отец и пожевал губами. — Как ни удивительно, мальчишка прав. Это не его работа, но если никто больше её не делает?

— Бред, — полковник откинулся на стуле. — Вы меня не убедили. Пусть идёт уроки учит, а не в войнушку играет.

Тут я не на шутку разозлился. Знал бы, что он так козлиться будет, ни за что бы не обратился к нему.

— Так и наркоманов можно оправдать. И проституток, если на то пошло, — меня трясло от злости. — Пускай они засирают нашу страну. Наша хата с краю. Пусть у полиции болит голова.

— Не зарывайся, щенок, — полковник оскалился.

— Я только не понимаю, почему вы, тётушка, выбрали этого трусливого мудака, — я поднялся из-за стола, кинул последние десять фунтов и вышел.

Шёл пешком. Уже на выходе из Лондона, меня подхватил отец.

Мы ехали молча.

— Вот что, сын, — начал он. — В таких вопросах всегда сначала обращайся ко мне.

Я кивнул.

— Не хотел, чтобы честный человек в этом участвовал.

— А ты уже, значит, бесчестный? — он прищурился.

— Я не знаю, пап, — захотелось укрыться за ладонью, как это делал он. — Это всё такая дичь.

— Да, было бы попроще, если бы ты просто втихаря курил.

Я засмеялся.

Отец не стал заходить домой. Высадил меня на окраине Литтл-Уингинга и уехал.

Но перед этим остановился и выглянул через пассажирское окно.

— Послушай, сынок, дай мне времени до конца недели, и мы вместе со всем разберёмся.

Я покачал головой.

— Не могу, пап. У них одна из наших. А в субботу уже будет поздно.

Отец долго смотрел на меня, а потом чуть покачал головой.

— Ладно. Постараюсь управиться пораньше. Но обещай, что в одиночку вы туда не полезете.

Я замялся. Страшно не хотелось втягивать во все это отца. Я понимал, что он уже в этом увяз, но ещё надеялся, что получится вовремя его отодвинуть. Прикрыть.

— Обещай.

— Хорошо.

И от этого стало легче на душе. Наверное, так всегда, когда знаешь, что у тебя за спиной есть кто-то сильнее и старше. Кто-то, кто не даст тебе сгинуть.

Дома меня ждал сюрприз.

На кухне мама с Ханной пекли пирог.

Ханна поймала мой взгляд и улыбнулась. Боже, она была невообразимой красавицей! Золотые пряди неровно собраны на затылке, но несколько всё равно выпало и лежало на плечах, серые глаза смеялись, а на щеке белела мука.

— К нам заглянула твоя подруга, — сказала мама и я, наконец, посмотрел на неё. — Ты, конечно, рассказывал, что она чудо, но я была уверена, что это просто преувеличение. И была рада убедиться в обратном.

Ханна зарделась. А я подумал, что нужно выпросить у мамы фамильное обручальное кольцо. Чтобы всегда носить его с собой и в тот самый момент…

Да я бы уже тогда сделал ей предложение, но… ещё было не время. Я ещё не всё подготовил. Да и нам было только по шестнадцать.

И мысль об этом сильно сбила настрой.

— Ладно, мам. Ханна, ты чудесно выглядишь. Потом обязательно заценю ваш пирог, — я попятился в сторону двери. — У меня пока дела. Где там Поттер?

Мама поджала губы.

— Он в своей комнате с мисс Грейнджер, — с какой теплотой она отзывалась о Ханне, ровно с такой же холодностью говорила о Гермионе.

— Пойду, поломаю им малину. Совсем стыд потеряли.

Ханна рассмеялась на мою незамысловатую шутку. Боже, как бы я жил без этой девушки? В чем был бы вообще смысл?

Даже сейчас я не могу найти ответы на эти вопросы. Возможно, они кажутся мне просто очень страшными. Ханна — лучшее, что со мной случалось. А ведь я тогда только один раз и поцеловал её. И то в щёку.

* * *

У Поттера даже заперто не было. Дверь нараспашку.

Они сидели возле письменного стола, и их волосы почти переплелись. В этом не было чего-то неприличного, просто оба уставились в какую-то книжку.

— Чё делаете? — я даже не покашлял. Хотел посмотреть на их лица. Они не подвели. Подпрыгнули, покраснели. Умора.

— Да мы тут…

— Я принесла книгу по продвинутым проклятьям, — Гермиона вызывающе выдвинула подбородок. Такая смешная. Совсем воробушек, даже рядом с Поттером — кроха. Но боец, готова уже драться со мной за… а за что, собственно?

— Ты собираешься с нами, — сделал вывод я.

— Да, и ты меня не сможешь остановить!

Я рассмеялся.

— С девчонками не дерусь. В отличие от тех ублюдков, на которых мы идём.

Гермиона гневно сверкнула глазами.

— Успокойся, — я поднял ладони. Ещё не хватало с ней поцапаться.

Вот поэтому Ханна лучше любых других девчонок. Она никогда ничего не доказывает, не спорит, просто улыбнется раз и нахмурится — и сразу всё меняется. Как-то понимаешь, что глупость сморозил, и надо бы что-то сделать, чтоб это поправить.

— Это, правда, опасно. А ты бы лучше почитала книжку по вашей медицине. И разузнала, можно ли как-то с помощью ваших штучек быстро ноги сделать. Вдруг чего...

Она задумалась, кивнула.

— Хорошо, я узнаю, — и отвернулась.

— Поттер, — я кивнул ему на коридор.

Ситуация с тётушкой его рассердила.

— Спросил бы, я бы тебе сразу сказал, что это без шансов. Ты разве не помнишь, какая она стерва?

— Нужно было попробовать, — поймал себя на мысли, что Поттер копирует меня. Говорить так же стал. Но только пожал плечами. Хочется мальцу — пускай. Вреда от этого никакого нет. — Смотри. Ваши с Гермионой задачи: подготовить пути ухода и как-то прикрывать нас от этих ваших магических штучек. Понял? Кровь оставь нам.

Парень кивнул.

— И рот на замке. Ни Ханна, ни мать не должны ничего знать. Понял?

Он снова кивнул.

Я потрепал его по плечу и вернулся к своим женщинам. Моим. От одного этого дух захватывало.

А вечером пришел Пирс, и мы ходили с ними в лес.

* * *

В общей сложности уложились в три дня.

Рекордные сроки, как я узнал потом. Хотя, конечно, лучше бы не узнал никогда.

Вообще, всё, что тогда происходило, решило наши судьбы.

Я не особенно верю в судьбу, но, когда твоя любимая может заставлять летать вещи, а жизнь твоего брата зависит от какого-то дерьмового пророчества… Ну как-то, это решает.

Отец, как и обещал, приволок пару мешков барахла. Где взял, я не спрашивал. Захотел бы — рассказал. А так… да хрен с ним, главное, принёс.

Мы собрались на заводе: Пирс, Ден, Гордон, Малькольм, Поттер, Грейнджер и я. Потеснились в той комнатке с теликами.

— И что это? — спросил Пирс.

— Щас увидишь, — никакой таинственности, я просто сам был не в курсе, что там такое.

Я уже собирался вытряхнуть мешки, когда Ден меня остановил. Смотался куда-то и вернулся с большим куском брезента. Умный парень, ничего не скажешь.

Грейнджер забилась в дальний угол и зверьком глядела на нашу компанию. В её глазах мы были хулиганьем. Причём не просто хулиганьем — до нее, наконец, дошло, что мы идём на дело. Что мы будем убивать.

То, что убивать придется — было понятно, как дважды два. Этот скотов нельзя было оставлять в живых. Они же, блядь, как сорняки — очухаются и снова вернутся.

И не факт, что в следующий раз мы сами не будем убиты.

Мы это понимали, и сердце льдом покрывалось. Все были бледные. Пирс вообще синюшный.

Только Поттер абсолютно ровный. Но этот парень так часто со смертью здоровался, что ему не привыкать.

Я опрокинул мешок.

Полицейские каски, жилеты, даже бельё специальное — такие плотные комбезы из прорезиненной ткани. Налокотники и наколенники, маски, перчатки. Вообще всё.

Кроме оружия.

Но оружие было у нас своё.

Пока парни все это разглядывали, Поттер отвел меня в сторону и зашептал:

— Я сейчас у министерства на особом счету, так что смогу колдовать, но Гермиона нет. Ей нужно остаться, а она совсем не хочет. Ты сможешь что-нибудь придумать?

Я глянул на девчонку.

Крошечная, волосы топорщатся, губы упрямо сжаты. Даже позавидовал немного Поттеру. А потом вспомнил светлую, как день, улыбку Ханны, и отпустило. Зачем мне какие-то ещё? Она — самая лучшая. Ради неё всё это делаю.

— Грейнджер.

Та подняла глаза. Взгляд был совсем больной и затравленный.

Я подошёл ближе.

— А нельзя их не убивать? — выдавила она.

Я покачал головой.

— Сама знаешь. Они же снова придут.

— А если им стереть память?

— Не покатит — я уже думал об этом. Прикидывал, как бы провернуть всё безболезненно, чтобы парни потом не сломались. Но, если стереть память, всё равно что-то останется: привычки, склонности, знакомые, газеты. Всем память не сотрешь, всё не подчистишь. И когда те снова всё вспомнят, ну, или узнают, придет большая жопа. Они не будут мелочиться. Они просто нас раздавят.

— Ладно, — она отвернулась.

— Вот что, Гермиона, — я редко называл её по имени. Она вздрогнула и снова посмотрела на меня. — Мы сейчас разберемся с одежкой, а потом ты покажешь парням, что от чего в твоей чудо-сумочке.

Я кивнул на напоясную барсетку. Девчонка покраснела.

— И запомни, тебе вперёд нельзя. Если тебя зацепят — никто тебя подлатать не сможет. Это твоя задача. Поняла?

Она хотела возмутиться, но сдулась. Всё-таки ей это было сильно не по душе.

— Поняла.

— Вот и умница. Вылезешь вперёд, потеряем не только тебя, но и тех, кого ты могла спасти.

Она закрыла лицо руками и тихо всхлипнула.

Поттер резко толкнул меня в бок, недовольно глянул, обнял подругу за плечи. Вот и правильно. Девчонки должны чувствовать, что им есть на кого опереться.

Считайте меня сексистом, или ещё какими новомодными словечками, но будь моя воля, я бы не позволил ни одной девчонке увидеть кровь. Сделал бы всё, чтобы они чувствовали себя в безопасности.

* * *

После разговора с Грейнджер цель стала более чёткой. Я точно знал, как к ней прийти.

Второй мешок мы не высыпали, и правильно сделали. В нём были гранаты. Не боевые — такими никого не убьёшь — а дымовухи, гранаты со слезоточивым газом, световые. Вот такое вот.

По большому счету, самое оно, против тех, кто не ожидает подобного от магглов.

Как я понял, эти волшебники вообще не работают по площади. Один на один — да, а вот чтобы — херак — и все в отключке — нет, это не их методы.

Это наши методы.

Потом Поттер рассказал, как мы доберёмся до места, нацепил на всех какие-то блестяшки — сказал, что это поможет нам видеть магию.

Парни похмыкали, но остереглись их снимать — мало ли.

Потом вышла Гермиона. Расставила на узком столике пятнадцать таких баночек стеклянных — не помню, как называются — и в каждом какая-то мерзкая бурда. На вид, так точно.

Что-то объясняла, но я отвлекся на телевизоры. Там в ветках опять скакала белочка.

Не помню, почему это было важнее, чем средства нашего выживания...

Просто она была такой обычной.

У нас тут почти война, а она бегает, орешки собирает...

В общем, херь всякая в голове сидела.

— Всем всё ясно? — спросил, как девчонка закончила. Парни кивнули. — Тогда Ден, Пирс, Поттер — останетесь. Обсудим план. Гордон, Малькольм — отвезите Грейнджер до дома. Проследите, чтобы она зашла, закрыла дверь, и только тогда возвращайтесь. Понятно?

Пирса я не хотел отпускать, потому что видел, как ему плохо. Парень едва на куски не разваливался.

У Дена — светлая голова. Он больше пригодится в штабе, чем на улицах. Я бы его и в заварушку с магами не пустил, но рук просто не хватало.

Поттер лучше всех знал о всех подставах его мира. Мог направить и подсказать. Ценный консультант, так сказать.

А мне просто по чину полагалось всё знать. Я чувствовал ответственность за каждого в этой комнате, и знал, что могу её вынести, а потому не должен перекладывать на кого-то ещё.

Когда парни вернулись, решили, что идём завтра утром.

Встретились в пять утра. Нужно было повторить план, нацепить коповскую одежку, проверить снаряжение.

Это было страшно.

Весь этот день, каждая его минута плотно засели у меня в голове. Я и сейчас иногда просыпаюсь в поту, вспоминая его.

Пять лет прошло.

Завтракать не стали — кусок в горло не лез.

Гермиона приехала к шести на велосипеде. Поттер смотрел на неё недовольно — вчера договаривались, что она появится к девяти.

Да, мы хотели оставить её.

Она вполне могла позаботиться о наших и после того, как мы вернёмся. Но, видать, не такие мы хитрецы.

— На велосипеде? Одна? Из Лондона? — шепот на грани шипения.

— Гарри Джеймс Поттер, не говори со мной в таком тоне, я сама буду решать, куда и когда мне поехать.

Натерпится он ещё с этой девчонкой.

Но и для неё нашелся комбез нужного размера.

Мы обвешались гранатами, как рождественные ёлки — шариками. Пирс принес всем по охотничьему ножу. И распределили беретты. Поттер принципиально не взял оружие. Ещё вчера сказал, что за ним щиты от проклятий.

Мы стояли в этой тесной комнатушке, смотрели на бледные лица друг друга и с трудом боролись с накатывающей дрожью. Такое бывало со мной перед тем, как я выходил на ринг в новой весовой категории. Знаний и умений хватало, сноровки тоже, а опыта — нет. И именно от этого дрожат коленки.

— Перед смертью не надышишься, — криво ухмыльнулся Ден.

— Погнали. Надерем зад этим говнюкам.

Поттер вышел вперёд.

— Только не бойтесь того, что сейчас увидите, — мы кивнули. — Добби!

Матерь Божья! Видели бы вы того уродца, что перед нами появился! Серьёзно, такое страшилище. Глаза — вываливаются, ещё и на полрожи. Уши-лопухи, больше башки. А сам тощий, мелкий, замотан в какое-то замурзанное полотенце, три пары носков и пять шапок.

Я вам честно говорю, разок увидишь — никогда не забудешь.

— Гарри Поттер, сэр! — пропищал уродец.

— Это что за херня? — прошептал Малькольм.

— Добби не херня, сэр. Добби — свободный эльф!

Поттер чутка покраснел.

— Добби, ты помнишь, о чём я тебя попросил?

— Добби всё помнит, Гарри Поттер, сэр! — он сложился пополам, подметая ушами пол. А потом исчез.

— Мы укурились, — сказал Малькольм. — Мы укурились, ребят, и это всё наш трип.

— Одинаковый? — кисло спросил Ден. — У всех разом. Ага. Очень правдоподобно.

Гермиона сдавленно хихикнула в углу.

Медленно тянулись минуты. Мы стояли, как придурки, и думали об одном и том же — уже совсем скоро. А кишки всё крепче связывались узлом и блевотина подходила к самому горлу, оставляя во рту вязкую горечь.

— Добби разузнал, — уродец снова появился. — Гостевое крыло всё занято. Ужасный человек в господских покоях.

Мы переглянулись.

— Всё по плану, — сказал я. Глупо. Но очень уж неспокойно было.

* * *

План был предельно простой: появляемся у Малфоев, убиваем всех, кого можно убить быстро и тихо. Для остальных огнестрел и гранаты. Пока зачищаем гадючник, двигаемся к пленникам. Без них не уходим.

Если получится пришить главного — круто. Не получится, так покоцаем как следует.

Единственное, о чём я всерьез переживал — у нас не было ни одного взрослого волшебника. Приходилось полагаться на детей-недоучек, которые, к тому же, и магию-то использовать не могли без дикого головняка потом.

* * *

Поместье Малфоев внушало. Лепнина, картины, ковры — вот это вот всё. Явно чувствовалось, что живут тут дорогие аристократы. Те, кто срать на всех хотел со своего золотого унитаза.

Ребята появлялись один за другим. У меня за спиной. Я держал весь коридор в поле зрения.

Последними появились Поттер и Грейнджер. Они переглянулись и одновременно вытащили свои палки-махалки. Поттер ещё вытащил какую-то блестящую херовину. И почему все его волшебные херовины — блестящие? Стянул зубами перчатку, резким движением разрезал ладонь и засунул эту херь прямо в порез.

И всё молча.

Хоть бы пискнул, что ли. Грейнджер зажмурилась, но ничего не сказала. Парни просто не поняли. А я какой-то левой чуйкой почувствовал, как вокруг нас сгустился воздух. Затрещал, будто кто ток пустил.

— Теперь всё, кроме непростительных, мимо пройдёт, — выдохнул побелевшими губами. Напялил перчатку обратно. — Запомните: Круцио, Империо, Авада Кедавра — услышите, сразу уходите.

— Понятно, под эту дрянь не попадаем.

Мы все кивнули.

Я выдохнул, опустил стеклянное забрало на шлеме и двинулся вперёд.

Нас ждала грязная работа.

* * *

Шли по комнатам — одна за другой. Гордон приоткрывал дверь, Пирс заглядывал. Если кто-то был — шел я.

В первые три раза было прям тошно.

Под крепким лезвием хрустели хрящи, кровь залила весь комбез. Он не пропускал влагу, но я всё равно чувствовал её — горячую, липкую, дрянную.

Один из мужиков успел открыть глаза. Я смотрел, как из них уходит жизнь. И хотел блевать.

Я был мясником.

Гребаным мясником.

Не знаю, все ли из тех, кого я прикончил, были виновны, но я не мог не думать о шести девчонках, которых уже не было в живых. И Васильке Мери-Энн, сидящей где-то в их гребаных подземельях, после того, как над ней издевались почти неделю.

Женщин не трогал.

Хотя к одной напросился сам Поттер.

Не знаю, что он там делал. Но сначала различил сдавленный вой, а потом по дому пронесся гулкий выстрел.

Он имел право мстить. И я его не осуждал. И никто из наших не осуждал.

Но вот стрелял он зря.

* * *

Первый ублюдок вылетел на нас из соседней комнаты.

Глаза бешеные, волосы наполовину седые, в руке палка.

— Бомбарда!

На автомате пригнулся, уходя из-под луча. Стена сзади разлетелась щепками. Ден перекатом ушел в сторону, уверенно поставил локоть на колено...

Бах.

Черепушка этого мужика вся осталась на мраморных панелях.

— Какого хрена, Поттер, — рявкнул я. — Ты же сказал, что они не смогут нам навредить!

— Я не знаю! — заорал он в ответ. — Продолбался, простите.

— Окей, — я встал. Ден уже стоял рядом. — Считаем, что прикрытия нет.

И тут они повалили.

Их было дохрена.

ДОХРЕНА.

Человек тридцать или сорок. Я расстрелял всю обойму, но новые ублюдки были умными, не давались на мушку, но и близко не могли подойти. Нужно было ныкаться.

— В комнату!

Мы драпанули в открытую дверь. Я тут же сдвинул комод, закрывая дверь.

Малькольм тяжело выдохнул.

— Человек семь сняли, — сказал Гордон.

И это был дурной знак. Он вообще почти никогда рот не открывал.

— Тех, кого тихо порешили, считал? — первым опомнился Ден.

Тот кивнул.

На кровати, раскинув руки, лежала черноволосая баба. Ручка волшебной палки торчала прямо из её груди. Это и сейчас мне иногда снится.

И, думается, Поттеру тоже.

— Варианты? — спросил Пирс.

Вперёд вышла Гермиона. В её дрожащей руке был зажат нож. Я тогда ещё удивился, что не палочка, но промолчал.

— У нас же есть слезоточивый газ? — и голос у неё тоже дрожал. — И световые гранаты.

— Окей, — я положил ей ладонь на плечо, а она как-то сжалась, словно испугалась, что я трогаю её. Да. С тех пор она всегда видела во мне только убийцу.

И была права.

Я отошёл.

— Тогда так: пяток слезоточивых, и в самую толпу — световую. Шумовые раскидываем только, если кто-то не слёг. Добиваем. Метим в голову, чтобы наверняка. Но, если не попали, плюнули, идём дальше. Цель — забрать Мери-Энн. Поттер, готовь своего лопоухого к эвакуации.

Я оглядел парней и порадовался, что на всех маски. Не хотелось видеть, как им хреново.

— Три, два, пошли!

Я резко дёрнул комод на себя. Пирсу хватило секунды, чтоб выбросить одну за другой три гранаты. Над его головой скрестился десяток разных лучей. И снова захлопнули дверь.

С глухим шипением газ заполнял коридор.

Послышалась ругань, а потом дверь взорвалась. В комнату один за другим влетали проклятья.

Ещё до того, как я успел крикнуть, ребята бросились на пол.

Это был какой-то сюр: яркий свет, неровными бликами ложащийся на наши черные фигуры; взрывы один за другим; текучий дым; крики; стоны; плач... Время замедлилось и, как перед тем самым моментом, я увидел лицо Ханны. Она улыбалась и сияла в утреннем солнце.

"Ты обещал…"

Я выдернул чеку и кинул световую гранату. Вскинул пистолет и выстрелил в первого же, кто появился в дверном проёме.

Грохнул взрыв. С потолка посыпалась побелка.

Четверо особенно шустрых запрыгнули к нам.

Выстрелил.

Ещё раз.

Пуля по касательной прошла в плечо одного. Второй растянул губы в зверином оскале. На длинных скрюченных пальцах вытянулись когти.

Я взял их на себя.

Пирс методично забрасывал световухи в коридор. Гордон его страховал.

Малькольм сцепился с третьим — мелким и жирным, но жутко юрким.

Краем глаза я увидел, как волосы у Гермионы выбились из-под шлема, заветная сумочка перекрутилась. А потом резким движением она запустила сверкающей баночкой в четвертого.

И снова всё замедлилось, растянулось.

С громким хлопком стекло лопнуло. Четвертого окатило грязно-зеленой мерзостью. Он по инерции сделал ещё несколько резких шагов вперёд и упал. По частям.

Жесть.

Я оглянулся — и вовремя. Этот урод прыгнул на меня. Лёгким движением ушёл вправо, выбросил кулак, со всей силы въезжая ему в челюсть. Хрустнула кость. Мужик отлетел.

Другой не поднялся бы, но этот только дёрнул себя за подбородок и снова дико ухмыльнулся.

Драка была дикая.

Каким-то образом я раздробил ему висок.

Раненый мной всё скулил в углу комнаты, пока Малькольм его не упокоил.

А вслед за первой четверкой уже полезли остальные.

Пол под ногами был скользкий от крови. Пистолет в руках горел.

— Стойте, — ледяной нечеловеческий голос раздался в ушах. Все застыли. — Вы, грязные магглы! Как вы посмели вторгнуться в дом волшебников?..

Это должна была быть долгая речь, но тут Поттер выглянул в проём, поднял пистолет и выстрелил.

Раз.

Другой.

Третий.

Что происходило потом, я так и не понял. Все разом потеряло четкость, пол тряхнуло, и он начал кусками проваливаться под ногами. Тела живые и мертвые падали вместе с нами. Нечеловеческий хохот летел над нами. Громыхали взрывы.

Я упал и со всего маху херакнулся головой о какой-то булыжник.

Нас спасли костюмы копов.

Я сломал пару ребер, а Пирсу проткнуло бок, но не будь костюмов, всех бы попросту переломало.

Особенно досталось Грейнджер. Её хорошо приложило сразу о две каменные плиты.

Мы пролежали в отключке долго.

Очухались, когда солнце уже садилось. В первое мгновение было чувство, что это всё нереально. Это просто кошмар, от которого просыпаешься в поту посреди ночи.

Но это была чертова реальность.

Мы лежали в каком-то блядском салате из кирпичей, камня и кусков тел.

Поттер бережно вытягивал Грейнджер из обломком. Пирс харкал кровью. Гордона вообще вышвырнуло на траву, и теперь он карабкался к нам по остаткам стены. Малькольм не двигался, но дыхание ясно слышалось — хриплое и прерывистое.

Нужно было валить.

Брать Мери-Энн и валить.

Мы и так тут задержались. Да и, хер его знает, вдруг есть ещё какие-то ушлепки, которым тут медом намазано?

Грейнджер глухо застонала и попыталась сесть, но ничего не вышло.

— В сумочке был рябиновый отвар, — прохрипела она.

Я ни хрена не понял, но попробовал полазать, чтобы найти её чёртову сумку. Конечно, не нашёл, только ребра разболелись сильнее.

Поттер выругался. Впервые слышал, как он ругается.

— Добби!

Уродец появился и с ужасом огляделся.

— Забери её и унеси туда, откуда забирал нас утром.

Тот послушно кивнул. Девчонка повисла в воздухе, поддерживаемая рукой уродца. Щелчок — их нет.

— Пошли, — выдохнул я. — За Мери-Энн.

Пирс, шатаясь, поднялся.

— Пошли.

Поттер остался с Малькольмом и Гордоном. Ден исчез под обломками, но Поттер обещал его найти.

Мы выбрались в разрушенный коридор. Плелись из последних сил.

Я бы даже поклялся себе, что никогда больше не влезу в такое дерьмо, но это было бы ложью. Я уже решил, что буду влезать в него, пока не наведу гребаный порядок.

Этот дом был блядски бесконечным. Ковры, блядь, вазы, картины. Нахера?

А потом нашли спуск в подвал.

В узких сырых клетках лежали полумертвые и мертвые люди. В одной рядком кто-то уложил девчонок. Все, как одна, в белых платьицах. В волосы вплетены цветы.

Мертвые.

Их было восемь человек.

Мы отвернулись и пошли дальше.

Мери-Энн сидела в самой дальней клетке. По телу тянулись длинные воспалённые порезы, на руках не осталось ногтей. Там, где не было порезов, темнели синяки. Одна нога была неестественно изогнута, запястья распухли.

Она сидела в самом дальнем углу и тихо раскачивалась, повторяя одно и то же:

— Совсем скоро, совсем чуть-чуть, и всё кончится... Всё кончится… Матерь Божья, на что ты меня оставила?.. Господь милостивый, чем я провинилась?

Пирс заплакал.

На клетке висел замок. Я поднял пистолет и три раза выстрелил в него.

Мери-Энн даже не вздрогнула.

Пирс, шатаясь, вошёл в клетку, опустился на колени перед ней.

— Прости меня, малышка. Прости меня.

Я не хотел этого видеть. Не хотел. И не мог не смотреть.

Девчонка дернулась, едва он прикоснулся к ней. Закричала, отчаянно отбиваясь от невидимых мучителей.

Если раньше я сомневался хоть немного, правильно ли поступал, когда резал тех ублюдков, то теперь был абсолютно уверен. Правильно.

Она дралась, как загнанный волчонок, а потом разом обмякла. Потеряла сознание.

Я осторожно взял её на руки.

Было больно и тяжело, но дышать стало легче.

В клетке напротив кто-то завозился. Я обернулся и увидел ещё одну девчонку. Она безумно улыбалась беззубым воспаленным ртом и тянула к нам руки.

Пирс прострелил замок, помог ей подняться.

Так мы и шли: я с Мери-Энн на руках и Пирс с незнакомой девчонкой, поддерживая друг друга за плечи.

* * *

Наверх мы не успели подняться — к нам спустился Поттер.

Оглядел всю нашу компанию и вызвал Добби.

* * *

В незнакомой девчонке опознали Розмари Элис из соседнего графства. Она жила в закрытой общине и пропала четыре дня назад.

Нас взяла полиция в доме тетки Денниса.

Та нашла сумку с патронами и вызвала копов. Не знаю, с какого хрена.

Кажется, она решила, что мы — местная мафия или наркоторговцы. И куча теликов с камерами по всему городу их ни капли не успокоили.

Я всё ещё не пойму, как она могла вызвать копов, если с нами был её племянник? Неужели не могла натравить на всех поодиночке? Она же каждого из нас знала. Мы разувались, когда входили в её дом.

Копы приехали на самую малину.

Мы лежали совершенно без сил на полу крохотной комнаты. Все проблевались, ещё и в крови с ног до головы. Ещё и с пушками. Ещё и с двумя изуродованными девчонками.

В общем, нас брали как особо опасных преступников.

И первым же делом отправили в больницу, вслед за девчонками.

У Поттера оказался какой-то сложный перелом ключицы и плеча. У Грейнджер лопнула селезёнка. У Денни отек мозга и кома. У Пирса был проткнут кишечник. А у меня осколок ребра порвал лёгкое — я даже не заметил, пока блевал кровью. Гордон отделался ссадинами и ушибами. Малькольм чуть не сдох от внутреннего кровотечения.

В первый раз ко мне пришли копы, когда я прочухался от наркоза.

Задавали вопросы, угрожали, обещали заступничество. Но мне нечего было им сказать.

Потом они приходили ещё пару раз, а потом исчезли.

Поттер доковылял до моей палаты на третье утро после их исчезновения. Оказалось, у него какая-то непереносимость какого-то лекарства, а кости сами по себе ужасно плохо срастались.

Я тогда так устал, что мне было плевать. Я просто хотел, чтобы все кончилось. И меня бы посадили пожизненно или на электрический стул. Если бы смертную казнь не отменили какие-то слюнтяи ещё тридцать лет назад.

— Дад, — он говорил мягко и виновато. — Копы больше не придут. Наши подчистили им память. Хотели ещё вам, но я запретил.

— Зачем? — захотелось врезать ему от души, но вместо этого я всхлипнул. — Хотел бы я ничего не помнить. Я ведь убийца. Я убийца, Гарри.

Закрыл лицо и разрыдался как ребёнок.

* * *

Ханна была моим ангелом.

В тот момент, когда я понял, что сломался, что я ужасная мразота — на уровне тех, кто убивал девчонок — и лично прикончил почти десяток людей, пришла она.

Она легла мне под бок — зацепила, конечно, ребра, но я даже не пискнул — мягко провела по щеке и поцеловала.

Это было сладко и горько. А ещё я почувствовал, что мне дано прощенье. Кто-то наверху поглядел на нас и решил, будто детишки достойны этого. Достойны быть прощенными. И я ему благодарен.

— Я всё знаю, Дадли, — печально сказала она, поудобнее устраиваясь в моих руках. — И мне очень жаль, что тебе пришлось всё это пережить. Но… я хочу сказать спасибо. У нас уже стали пропадать люди, и я боялась, что они доберутся до мамы, потому что она вышла за маггла. А ты её спас. Ты нас всех спас.

И я снова плакал.

Отец сказал, что это ПТСР и нужно к психологу, но я не пошёл. К херам это всё.

Главное, что Ханна была со мной. Главное, что она не считала меня убийцей.

Позже я спросил у Поттера, где он нашёл пушку. Он покраснел и сказал, что умыкнул у моего отца.

Мы вернулись домой к концу сентября.

Я всё ещё был никакой. Сильно потерял мышечную массу, вернулся жир. Смотрел на себя в зеркало и ненавидел себя.

Я должен был быть сильным. Но я исчерпал себя.

Неделю не выходил из комнаты, даже Ханне не открывал. Не мог ей позволить увидеть меня таким.

Я должен был справиться. Сам.

Ханна ушла из их волшебной школы и стала готовиться к поступлению в колледж.

И это меня вытянуло.

Одним утром я проснулся и понял, что больше не могу. Что отец не таким меня воспитывал. И я сам себе противен.

У меня было будущее.

Я знал, какое оно у меня.

Для начала я соберу ребят и очищу нашу округу от всего дерьма, что здесь развелось в последние пару лет.

Потом сдам сраные экзамены на высший балл и стану инженером.

А потом женюсь на Ханне.

Построю ей дом на берегу нашего ручья.

И мы будем гулять там с нашими прекрасными золотоголовыми детьми.

Получилось, конечно, не совсем так.

Но это уже совсем другая история.

Поттер вернулся в Хогвартс, вместе с Грейнджер. Да, они замутили. Их отношения меня не очень интересовали, так что я их не прописывала. Просто ещё в каноне было жалко, что они не вместе.

Пирс пару раз пытался покончить с собой. И они с Мери-Энн вместе поселились в психушке. Пока Грейнджер, по просьбе Дадли, не стёрла им все воспоминания о тех временах. Позже Пирс снова вступил в шайку Дадли, но никогда не ходил на дела — Дадли его не пускал.

Малькольм ушел во флот, но до совершеннолетия участвовал во всех рейдах Дадли.

Гордон поступил в колледж и сразу после этого исчез. А через пятнадцать лет пришел в "Граннингс" и устроился водителем на склад. По выходным они с Дадли пьют пиво и молча смотрят футбол.

Деннис вышел из комы через три недели. Полностью восстановился в течение полугода и стал ещё злее. Ушел в теневой бизнес, и Дадли больше никогда о нём не слышал.

Родители никогда не обсуждали с Дадли произошедшее, но Петунья иногда плакала по ночам и, пока Дадли не уехал в колледж, приходила к нему в комнату и смотрела, как он спит. Это её успокаивало. А потом неожиданно забеременела второй раз. Девочкой.

Дадли с Ханной прожили всю жизнь вместе. Стали счастливыми родителями трёх прекрасных детей.

И с 2002 года жизнь героев текла спокойно и мирно. Они это заслужили.