Ошибка (джен)

Нет, это было выше его сил! Гиксос, схватив свои вещи, вышел из лаборатории, громко топая, и даже наоборот оставил дверь распахнутой. Позади стояла Дендера с шокированным и испуганным видом, прижимая к груди руки и практически вжавшись в стену. Она была юной ученицей Осириса и поступила на обучение год назад. Поначалу Гиксос помогал ей с трудными заданиями, но через пару месяцев, когда Осирис стал пристальнее наблюдать за ней, молодой изобретатель оставил её. Осирис сам помогал ей, везде водил с собой — уделял ей много времени. Но, как ни был мудр главный учёный Египтуса, он не смог спрогнозировать весьма сильный приступ ревности своего ученика.

Гиксос с детства был близок с Осирисом, который почти заменил ему отца — да и вообще родителей. Он привык, что учитель всегда поможет ему, но с обучением Дендеры Осирис почти не виделся с ним. А сейчас, спустя год, Гиксосу казалось, что он просто исчез из жизни учёного, стал никем. Даже когда Осирис залечивал его раны, полученные в бою, он делал это словно не для Гиксоса, а для царства, для других. Раньше он всегда проявлял внимание, мягкость, спрашивал, насколько больно, просил потерпеть или ещё что-то подобное, а теперь он молча и сухо перебинтовывал рану, действуя осторожно, но как-то по-чужому, словно желал поскорее избавиться от работы.

Вначале Гиксос винил во всём Дендеру, считал, что из-за неё учитель перестал с ним видеться — отчасти так оно и было, — но потом понял, что Осирис сам не хочет проводить с ним время, по собственному желанию отдаляется от него. Из-за этого рассудок ученика немного помутился. Точно так же от него отдалились его родители — он просто стал для них обузой, они готовы были выкинуть его, и так бы и произошло, если бы не Осирис, взявший его к себе… Так неужели его учитель такой же?

Сейчас, когда Дендера просто передала Гиксосу слова учителя о том, что ученику выделили отдельную лабораторию, тот ещё больше уверился в своей ненужности. Раздосадованный и обозлённый, он вихрем вылетел из лаборатории учителя, забрав все свои вещи. Ему хотелось уйти ото всех и от всего, забыть всё, закрыться, спрятаться. Как забыли о нём. Как бросили его... Это было очень горькое чувство, оно причиняло ему ужасную боль. Как мог учитель так поступить с ним? Неужели он для него больше не представляет никакого интереса? Неужели больше не нужен?.. Неужели пустое место?

Он больше ничему не верил. Отдельная лаборатория — значит, учитель решил совершенно отделиться от него. Как Гиксос хотел, чтобы это оказалось ошибкой! Но… новая лаборатория действительно теперь принадлежала ему. Пол почти уплыл у него из-под ног, но он вовремя сдержался и шагнул в свою лабораторию.

* * *

Гиксосу разрешалось брать из лаборатории учителя необходимые вещи, вещества, медикаменты — словом, то, что было ему нужно и чего у него самого не было. Каждый раз он сообщал учителю, что и в каком количестве взял — устно или письменно, и вскоре понял, что ему больше нравится оставлять записку, чем заставать Осириса в лаборатории. Юноше очень хотелось контактировать с учителем; просыпаясь, засыпая или работая над каким-нибудь раствором, он мечтал о разговоре с Осирисом, вдруг всё наладится, но едва только дело доходило до общения, Гиксос становился скованным и не мог сказать больше, чем было нужно по делу, а Осирис казался ему совершенно чужим, и это сковывало его ещё больше.

В этот день среди высокопоставленных и доверенных лиц фараона прошёл слух, что в лаборатории Гиксоса что-то взорвалось. Подробностей не было, и единственное, что удалось узнать Осирису — это то, что последствий не было, разве только Гиксос чихал, успокаивая Кефера. Казалось, на этом можно бы и успокоиться, но учёный чувствовал что-то плохое. Да и потом — Гиксос, взорвавший что-то, пусть и нечаянно, пусть и по ошибке, — это было очень странно.

Он не ошибся. Гиксос, нервы которого в последнее время были в расстроенном состоянии, перепутал растворы, и прибор взорвался. Но если для лаборатории и царства никаких последствий не было, то для самого юноши они были, и весьма серьёзные. Ему могло помочь только одно вещество, и оно находилось в лаборатории учителя.

За эти месяцы Гиксос ещё ни разу не приходил к учителю за медикаментами, а сейчас был нужен особый порошок, и юноша боялся расспросов. Одной из страшных мыслей была мысль о том, что Осирис на живом примере покажет Дендере, как нужно лечить такие травмы, и ведь Гиксос никак не сможет этому помешать. Однако изобретателю повезло, и он просто оставил записку о том, что взял всю банку лекарства.

В собственной ванной комнате он высыпал розовый порошок в большую глубокую ванну и настроил необходимую температуру воды. Пока ванна наполнялась, он закрыл двери и стал медленно раздеваться. В голове было как-то мутно, но он радовался, что не застал учителя в лаборатории. Гиксос медленно снял браслеты и положил их на столик, туда же был отправлен и клафт, сапоги были заменены на специальные тапочки. Внезапно подумалось, что потом Осирис может спросить его о лечении. Гиксос стащил с себя всю одежду и швырнул её на стул, раздосадованный желанием осмотра и лечения у учителя. «Даже не мечтай, ему наплевать на тебя. Выкинь это из головы!» — злился на себя Гиксос, закрывая воду.

Он тяжело вздохнул. До какого ужаса дошло… Розовая вода красиво отражала свет, её поверхность была совершенно спокойной, такой заманчивой, такой желанной. Гиксос поднял ногу и уже хотел влезть в ванную, как вдруг дверь с громким стуком отворилась, и в комнату ворвался Осирис с криком: «Стой!» Гиксос вздрогнул и уставился на учителя со смесью удивления и страха. Он стоял, желая погрузиться в воду, но ужас в глазах Осириса и его одышка словно после очень быстрого бега приковали его к месту, даже с поднятой ногой. Учёный всё ещё пытался отдышаться, когда Гиксос наконец опустил ногу в тапочек.

Осирис облегчённо вздохнул и запер дверь в ванную комнату. Гиксос почувствовал себя полным идиотом: двери он закрыл, а запереть забыл. А если бы к нему ворвался не учитель, который знает его с детства, а кто-то чужой? Тем временем учёный приблизился к нему и спросил, успел ли он залезть в воду.

— Только собирался… учитель, — промямлил юноша, заставив себя произнести последнее слово.

Осирис вдруг принялся его осматривать, поворачивая в разные стороны. Он держал его крепко, разворачивал, применяя немного силы, но во всех его действиях чувствовалась прежняя озабоченность. Наконец он повернул ученика к себе лицом и прижал к груди. Гиксос рвано вздохнул: он уже отвык от объятий учителя. И вдруг он почувствовал сбивчивое дыхание учителя на своей шее, а затем по его лопаткам нежно прошлись пальцы Осириса. У юноши побежали по всему телу мурашки, и он уткнулся носом в мочку уха учёного, дрожа всем телом и не смея обнять учителя в ответ. А тот поглаживал его почти по всей длине позвоночника, прекрасно зная, что это расслабляет ученика, умиротворяет.

Через некоторое время Осирис, обнимая Гиксоса за плечи, подвёл его к ванной и достал из складок одежды живую розу. Ученик удивлённо смотрел на неё и всё никак не мог понять, что так встревожило учителя. Осирис опустил розу в воду. Тут же её лепестки сморщились, почернели, а самые верхние через пару секунд растворились. Гиксос вздрогнул и отпрянул, врезавшись в учёного, который уже достал розу из воды.

— Ты перепутал банки, мой мальчик, и сделал раствор кислоты, — сказал мужчина, крепче обнимая ученика. — У тебя был кривой почерк, рука твоя явно дрожала. Я решил проверить, ту ли банку ты взял, и оказалось, что мои опасения подтвердились. Я захватил с собой розу, надеясь, что ещё успею ей подтвердить, что в ванну тебе лезть нельзя. Я боялся, что опоздаю, но, на наше счастье, ты не запер двери, — он погладил ученика по плечу, чувствуя, как он дрожит. От страха ли, от холода или ещё чего-то? Это не было важно, было важно лишь то, что он доверяет учителю.

Осирис положил розу на стол и активировал рычагом слив воды из ванны. Пока Гиксос приходил в себя, сжимая руками свои плечи, учёный нашёл очищающее средство и несколько щёток на длинных ручках. Только Осирис принялся отмывать ванну, как Гиксос молча присоединился к нему. Учёный хотел было остановить его, но одного взгляда на ученика хватило, чтобы понять, что тому сейчас нужно чем-то себя занять. Так они молча вымыли ванну.

Осирис, убедившись, что ванной снова можно пользоваться, насыпал в неё настоящее лекарство и включил воду. Гиксос стоял прислонившись к краю ширмы для ванны и задумчиво глядел на наполняющуюся ванну. В его взгляде сквозила усталость, и Осирис испытывал муки, ведь если бы он не отдалился от него, этого бы не было.

— Зачем вы это сделали? — вдруг равнодушно спросил Гиксос, не отрываясь от поднимающейся воды.

— Сделал? Спас тебя? — не понял Осирис. Его надежда на установившийся мир разбилась вдребезги: учёному стало ясно, что придётся объяснять свои действия в неспокойной атмосфере.

Гиксос посмотрел на него с болью.

— Вы сделали это не для меня, — тихо сказал он, словно поняв тайный замысел.

— Почему же? — так же тихо спросил Осирис.

— Вам нет до меня дела. И уже давно. Вы помогли мне ради царства или чтобы облегчить себе задачу, чтобы не возиться со мной, не лечить меня.

— Ты не прав, — как можно мягче возразил учёный, — я думал только о твоём состоянии, тебе было бы невероятно больно, мне очень не хотелось этого.

— Вам-то до этого какое дело? За всё это время вы ни разу не спросили о моём самочувствии, вы даже переселили меня в отдельную лабораторию. Вы не знаете, сколько раз и какие лекарства я принимал, что я чувствовал! Вы уже давно отвернулись от меня!

— Гиксос, пожалуйста, послушай, — Осирис сделал к ученику шаг, но тот отпрянул назад.

— О чём вы собрались мне рассказать?! О чём?! Если я вам не нужен, вы могли бы это сразу сказать! Зачем столько действий?! Даже если я в статусе воина и изобретателя, вам это не помешает меня выкинуть! — Гиксос выглядел безумным. — Скажите что-нибудь Правящему Совету и фараону, они лишат меня должностей, и тогда я не буду мозолить вам глаза и уши!

Он замолчал, переводя дух, а Осирис, ошарашенный поведением ученика, не сумел воспользоваться паузой.

— Давайте, прямо сейчас! — Гиксос сделал шаг вперёд. — Выводите меня в коридор, расскажите, как я тут кричал! Моим родителям ничто не помешало принять решение о продаже меня в рабство!

— Гиксос, — Осириса словно ножом по сердцу полоснуло: поступок родителей Гиксоса осуждался всеми и никогда не вспоминался. Но ученик не слушал и продолжал кричать как сумасшедший.

— Или вас устроит только моя смерть? Пожалуйста! Я не буду сопротивляться! Делайте со мной, что хотите, опозорьте, унизьте, выгоните на улицу, отдайте в рабство, лишите жизни! Мне всё равно! Вам жалко трудов на эту ванну? Так сами в ней искупайтесь! — он дрожал, но не только от нервов, но и от холода, и Осирис, чтобы прекратить это, решился на не очень хорошую вещь.

Гиксос продолжал кричать о том, как его можно выкинуть из Золотого города, и Осирис подошёл к нему, надеясь, что он замолчит и отшатнётся или вздрогнет — что не будет на самом деле ожидать ответных действий на свои слова, — но Гиксос наоборот даже чуть подвинулся вперёд, и тогда Осирис несильно шлёпнул его по левому бедру. Гиксос охнул и начал опускаться на пол, но теперь Осирис знал, что ему делать, а потому быстро обхватил его и прижал к себе. Левое бедро Гиксоса находилось под запретом, потому что с ним у него были связаны неприятные воспоминания из детства: отец сломал его ему одним ударом, когда он разбил тарелку, братья пихали его так, чтоб он падал на левый бок, мать била чаще всего именно по левому бедру, даже дед однажды ударил тростью именно в левое бедро.

— Прости, мой мальчик, но это было единственное средство заставить тебя послушать меня, — Осирис, прижимая Гиксоса к себе, осторожно и нежно погладил его по бедру, на которое сам и установил запрет.

Гиксос, всхлипнув, промямлил что-то неразборчивое.

— Ты очень устал и злишься на меня, и я это заслужил, потому что совершил ужасную ошибку. Я должен был относиться к тебе иначе, но я не думал, что ты будешь ревновать меня к Дендере.

— Дендера здесь ни при чём! — со слезами в голосе ответил Гиксос. — А даже если вы и любите её больше, чем меня, то это никакого значения не имеет! Зачем вы говорите всё это? Зачем стараетесь успокоить? Я и так сделаю для вас всё, что захотите! — он уже рыдал, и каждый вдох звучал отрывисто и резко. — Отдам всё, всё исполню, часть тела отдам, что угодно!

— Гиксос…

— Потому что вы мне как отец! Вы стали моей семьёй! И я для вас всё сделаю, даже если вы меня ненавидите!

Он окончательно разрыдался, почти падая. Осирис прижимал его к себе, еле удерживая, и жалел, что не может поднять его на руки. Щёки учёного тоже были мокрыми от слёз, потому что он страдал от этих слов ученика. Он допустил ошибку ещё год назад и продолжал ошибаться всё это время, не сумев управлять и ситуацией, и собой. Осирис только гладил Гиксоса по всей длине позвоночника и старался удержать его сотрясающееся от рыданий тело. Так они долго стояли, успокаиваясь. Осирис заметил, что ученик вздрагивает, когда он доходит до его поясницы.

— Чщ-щ-щ, — учитель погладил Гиксоса по спине между поясницей и лопатками. — Тебе больно?

Гиксос всхлипнул.

— Мальчик мой, пожалуйста, если сможешь, прости меня, — голос учителя дрогнул.

Гиксос снова всхлипнул, но уже спокойнее.

— Пойдём, тебе нужно в воду, а то ты совсем замёрз и не держишься на ногах.

Осирис повёл ученика к ванной (вода уже давно прекратила наполнять её — дойдя до определённой метки в ней, она остановилась, поскольку краны автоматически закрылись), но, когда они дошли до неё, Гиксос остановился. Осирис понял, в чём дело, и протянул к воде свободную руку, но юноша перехватил её, не давая учителю прикоснуться к ней.

— Ты же не думаешь, что там снова кислота? — мягко спросил Осирис, и Гиксос отпустил его руку, хоть и продолжал с ужасом смотреть на воду.

Учёный окунул руку, вытащил её и сказал, что всё в порядке, даже температура ещё хорошая. Гиксос боязливо дотронулся до воды пальцем, а потом согласился, что там действительно лекарство. Осирис погладил ученика по плечам и помог ему залезть в ванну. Гиксос погрузился в воду и почувствовал долгожданные тепло и наслаждение. Осирис с минуту смотрел на него, закрывшего глаза, а потом спросил:

— Гиксос, ты сможешь выслушать меня?

Ученик кивнул и внимательно посмотрел на него. Тогда Осирис взял табурет и сел рядом с ванной.

— Я совершил роковую ошибку ещё год назад, когда принял решение дать тебе полную независимость. Помнишь, ты как-то пожаловался мне, что хочешь больше свободы?

— И вы из-за этого… — Гиксос опустил глаза.

— Тут только моя вина, мой мальчик, только моя. Если бы я, дав тебе полную свободу, продолжал разговаривать и общаться с тобой, ничего этого не случилось бы. Но вместо этого я взял себе новую ученицу и стал заниматься с ней, стараясь заглушить в себе боль от того, что должен реже видеться с тобой. Потом мне стало казаться, что тебе нравится такая перемена, а ещё позже ты так отчуждённо держался рядом со мной, что я решил, будто ты не хочешь, как прежде, долгих перевязок и прочего. Но я вижу, насколько сильно я ошибся… Отдельная лаборатория должна была показать тебе, что ты можешь уже самостоятельно заниматься наукой, а вовсе не отделить нас. Но я старый дурак и потому не смог учесть и предвидеть всего, а ведь должен был, — Осирис вздохнул. — Гиксос, ты стал мне сыном, я люблю тебя и хочу сделать тебя счастливым. Но я так просчитался, — он обхватил руками голову и отвернулся.

Гиксос, пару секунд поколебавшись, вытащил руку из воды и положил её на плечо учителю, параллельно беспокоясь о том, что намочил его одежду. Осирис, обернувшись к нему, положил свою руку на его.

* * *

Глубокий громкий гортанный вдох, словно ему критически не хватало воздуха, и он мог вот-вот задохнуться, и Гиксос резко сел. Держась за голову, он соображал, что сидит в мягкой кровати, что сейчас ночь, и что он совсем не чувствует боли. Изобретатель помассировал виски и уставился на свои ноги в одеяле. Это был просто сон. Просто жуткий дурной сон.

— Что случилось? — Осирис сел рядом, справа.

— Мне приснился кошмар, — тихо ответил Гиксос.

— Какой?

— Просто ужасный. Но я… справлюсь.

— Справишься и спокойно уснёшь после настолько жуткого кошмара, пробуждение от которого разбудило и меня? — по-доброму усмехнулся Осирис и положил руку на плечо ученику. Гиксос тихо промычал, и учитель сказал: — Рассказывай.

— Меня хотели выгнать из Золотого города и пустить на корм скорпионам, но вы уговорили Кефера оставить меня как вещь, на которой можно проводить эксперименты… А потом стали их проводить, — Гиксоса передёрнуло. — Вырезали что-то из меня, пробовали вакцину, ломали кости и пускали кровь, чтоб испытать новые лекарства, снова что-то тянули, потом даже ногу отрезали, чтоб из неё сделать протез кому-то и… И… — его снова передёрнуло.

— Тише-тише, — Осирис погладил его по спине.

— Можно я это на ухо вам скажу? — нервно спросил ученик.

Осирис кивнул, и Гиксос, заикаясь, прошептал ему на ухо последнюю приснившуюся пытку, самую ужасную.

— Гиксос! — воскликнул учитель, поражённый услышанным. Ученик сжался. Осирис погладил его по голове и сказал:

— Ты ведь не думаешь, что такое может случиться на самом деле? Я никогда не стал бы такое делать, тем более с тобой. Ничего из приснившегося тебе в кошмаре. Да, понимаю, почему ты так резко проснулся, — учитель слегка помассировал шею ученика, — но теперь выкинь всё это из головы и засыпай спокойно.

Гиксос лёг, свернувшись калачиком, Осирис укутал его одеялом и улёгся рядом. Гиксос сразу уткнулся в него и через некоторое время мирно засопел. Лёгкое психическое расстройство можно было исправить, сейчас же для этого пришлось вернуться к порядку между маленьким мальчиком и его отцом, опекуном. Ничего, у Осириса ещё есть время, чтобы исправить свою ошибку.