Will we have at least one quiet day? (гет)

Несколько толстых отчетов ложатся на президентский стол аккуратными стопками. Персиваль опускается на мягкий кожаный стул, терпеливо ждет, пока Серафина закончит служебное письмо во французское Министерство Магии, и расслабленно барабанит пальцами по столешнице, заставляя Пиквери время от времени поднимать голову и бросать на него строгие взгляды.

Персиваль вынимает из внутреннего кармана сигару, поджигает и с наслаждением делает большую затяжку. Густой едкий дым расползается по всему помещению, медленно поднимается к потолку.

— Мистер Грейвс, — Серафина выразительно изгибает тонкую бровь, — кажется, я уже говорила, как отношусь к курению в моем кабинете.

— Разве? — по его губам расползается кривая ухмылка. — Что-то не припомню.

— Будьте так любезны… — она на мгновение прикрывает глаза, сдавливает кончиками пальцев виски. — У меня голова раскалывается, не хватало только вас с этой сигарой… Вы даже не представляете, сколько всего мне еще нужно сделать.

Веселая искорка в его взгляде уступает место сочувствию. Грейвс откидывается на спинку стула, вновь глубоко затягивается, но дым старается отдувать в сторону.

— Вы хоть когда-нибудь отдыхаете? — мягкость в голосе Персиваля удивляет Серафину.

Прежде они мало общались. Два месяца прошло с тех пор, как ее утвердили в должности президента, а до того они возглавляли отделы, практически никак не пересекавшиеся друг с другом, да и после контактировали в основном по рабочим вопросам — и лишь в последние пару недель Грейвс зачастил к ней порой по совершенно надуманным поводам, а то и вообще без них.

Не сегодня, конечно. Сегодня он принес проклятые отчеты, Мерлин бы их побрал.

Серафина смотрит на Персиваля очень устало, медленно качает головой, ощущая, как в висках пульсирует кровь, и отвечает почти с раздражением:

— Мне некогда отдыхать, мистер Грейвс. В отличие от вас, как я вижу.

— Ну, я принес отчеты… — его лицо на мгновение скрывается в едком облаке дыма.

— Да, благодарю, я заметила, — Серафина поправляет выбившуюся из-под тюрбана прядь, вновь берет в руки перо. — Я просмотрю их, как только закончу с письмом.

На какое-то время кабинет вновь погружается в вязкую, тягучую тишину, пропитанную табачным дымом и запахом дорогого одеколона, которого Грейвс вылил на себя слишком много. Пиквери хочется открыть окно, но это означало бы прерваться и потерять важную мысль, поэтому она продолжает писать.

Судя по всему, Персиваль каким-то образом угадывает ее желание, а может, ему самому становится неприятно сидеть в духоте, поэтому он поднимается на ноги, распахивает форточку, и в кабинет начинает втекать спасительный свежий воздух.

Еще несколько долгих минут, показавшихся часами, — и письмо наконец дописано. Запаковывая его в конверт, Серафина замечает, что Грейвс не вернулся на свое место и по-прежнему стоит рядом с ее столом — так близко, что их тела едва не соприкасаются между собой.

— Мистер Грейвс, вы что-то хотели? — она бросает на него вопросительный взгляд.

— Да… вот, извольте попробовать. Я просто ждал, когда вы допишете, — он вынимает из кармана новую сигару, прикуривает ее от волшебной палочки и протягивает Серафине.

Пиквери вертит в руках перо и смотрит на Персиваля с сердитым прищуром.

— Я ведь просила…

— Ну, если честно, мне кажется, вам сейчас это нужно.

— Это еще зачем? — Серафина чувствует, как груз усталости и предстоящего объема работы наваливается на нее с новой силой, и раздраженно дергает уголком рта. — Ладно, Мерлин с вами. Давайте сюда.

Толстая шероховатая сигара перекатывается в пальцах. Пиквери осторожно подносит ее к губам, делает затяжку и тут же заходится в судорожном приступе кашля — горло так продирает ядреной горечью, что на глаза наворачиваются слезы.

— Что ж, я по-прежнему нахожу это отвратительным, — она возвращает ему сигару с отпечатком своей помады. Грейвс будто случайно задевает ее пальцы своими и, ничуть не смутившись, вновь глубоко затягивается, подходит к форточке и стряхивает пепел на улицу.

«Спасибо, что не на пол», — думает Серафина, наблюдая за ним с невольным любопытством. Интересно, чего он пытается добиться своими действиями?

* * *

На следующее утро, когда Серафина появляется на рабочем месте, у нее на столе обнаруживается чашка дымящегося кофе и крылатая записка от мистера Грейвса, оповещающая о том, что он заглянет после обеда. Она негромко хмыкает и принимается разбирать бумаги, ощущая так и не выветрившийся запах вчерашней сигары.

Кофе оказывается таким, как она любит — без сахара и молока, очень крепким. Откуда только узнал, черт возьми?

* * *

— … таким образом, мадам президент, обливиэйторы полностью устранили последствия нападения на группу не-магов в районе Билд-стрит, — докладывает Грейвс, размашисто вышагивая взад-вперед перед столом Серафины и деловито сцепив руки в замок за спиной. — Нападавший по-прежнему содержится под стражей, суд будет в пятницу. Как вы понимаете, поскольку в деле отсутствуют случаи смертельных исходов, скорее всего его приговорят к стандартным четырем с половиной годам тюрьмы.

— Очень хорошо, — сосредоточенно кивает Пиквери, откинувшись на спинку кресла и внимательно отслеживая глазами каждое передвижение Персиваля. — Вы полагаете, инцидент исчерпан?

— По нашим сведениям, сообщников у этого человека не было, так что — полагаю, да.

— Хорошо, — быстро повторяет Серафина. — Что еще?

— В пять часов я принесу вам на подпись кое-какие бумаги. Довольно много бумаг. Если честно, половину я и сам не читал, а передать их должен был и вовсе на прошлой неделе, — добавляет Грейвс, посылая ей весьма виноватый взгляд. — Извините, был занят.

— Час от часу не легче… Ладно, несите, — Серафина строго поджимает губы, поправляет слегка покосившуюся шляпу-тюрбан. — Надеюсь, в будущем вы более ответственно подойдете к вопросу документации.

— Да, мадам президент, буду стараться, — сдержанный кивок, серьезное и покаянное выражение лица — и лукавая улыбка, появившаяся буквально на мгновение и тут же исчезнувшая, или ей показалось? Вот негодяй.

— Что ж, полагаю, на этом все? — уточняет Пиквери максимально холодно, чтобы он не думал, что может безнаказанно отлынивать от своих обязанностей.

— Боюсь, что нет, — Грейвс наконец устает мельтешить перед столом взад-вперед и опускается на стул. — Буквально час назад мне доложили, что в одном из городских коллекторов видели василиска.

— Информация из надежного источника? — интересуется Серафина с появившимся в голосе беспокойством. Только василиска им сейчас не хватало.

Грейвс кивает:

— К сожалению, да. Этот вопрос находится в компетенции Отдела регулирования магических популяций, однако…

— … учитывая, какую опасность представляет эта тварь, лучше отправить им в помощь несколько ваших авроров, — с пониманием заканчивает Пиквери. — Разумеется. Рекомендую заняться этим безотлагательно.

— Не беспокойтесь, над этим уже работают, — Персиваль поднимается со своего места и, откланявшись, направляется к выходу, но вместо того, чтобы открыть дверь, зачем-то разворачивается и буднично интересуется: — Вы любите корицу?

— Прошу прощения? — Серафина смотрит на него так, будто обнаружила у себя в кабинете тролля, с интересом изучающего доклад о волшебных палочках. Вопрос кажется ей совершенно бессмысленным.

— Стало быть, это такая специя, которую делают из коры высушенного коричного лавра, — поясняет он с невозмутимым выражением лица. — Ее можно добавлять…

— Я знаю, что такое корица, мистер Грейвс! — жестко произносит Пиквери, глядя на него с суровым прищуром. — Позвольте узнать, зачем вам эта информация?

— Ну, скажем, в стратегических целях, — он позволяет себе коротко улыбнуться.

— Ах, в стратегических? — Серафина едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. — Не знаю, что вы имеете в виду, да и не уверена, что хочу знать, но если вам так интересно — да, я люблю корицу. А теперь, если вы уже закончили задавать глупые вопросы, ступайте работать — через десять минут у меня важная встреча.

— В таком случае, удачного вам дня, госпожа президент, — Грейвс берется за ручку двери. — И не забудьте — я приду в пять с документами.

— Забудешь такое, как же… — бормочет Серафина себе под нос, когда его шаги затихают в глубине коридора.

* * *

Он приходит в пятнадцать минут шестого, привычно садится на стул и, вынув из внутреннего кармана пальто кисет с табаком, начинает забивать свою трубку, украшенную искусной резьбой.

Часть табака высыпается на стол и разлетается по нему, и Серафина, изучающая бумаги, недовольно хмурится. Персиваль прикуривает от палочки, и помещение заполняется густым сладковатым дымом. Пиквери сердито откладывает перо, склоняет голову набок:

— Не знаю, чего вы добиваетесь, мистер Грейвс, но если вы не способны вести себя подобающе…

— Простите, мадам президент. Я помню, что мои сигары не пришлись вам по вкусу, но, возможно, вы найдете более приятным вот это? — и он как ни в чем не бывало протягивает ей трубку.

От такой наглости Пиквери на мгновение теряет дар речи. Только Персиваль Грейвс умеет нарушать общепринятые правила поведения, оставаясь при этом безукоризненно вежливым. Иногда Серафине кажется, что он намеренно выводит ее из себя.

— Если это попытка деморализации или что-то подобное… — она смотрит на него с явной угрозой, но все-таки берет трубку, от которой поднимается тонкая струйка дыма.

— О, нет. Отнюдь, — на его губах играет невозмутимая улыбка, и Серафина затягивается.

Трубочный табак действительно идет мягче — он не продирает горло, не вызывает приступ неконтролируемого кашля и даже, кажется, на вкус не слишком противен. Она набирает в легкие новую порцию дыма и замечает на себе странный взгляд Грейвса — слишком пристальный и задумчивый, от этого как-то даже не по себе становится. Он быстро моргает и вновь натягивает на лицо кривую ухмылку.

— Что ж, неплохо, — делает вывод Серафина, возвращая ему трубку. — И все же я вновь вынуждена напомнить вам, что курить в моем кабинете запрещено. Вы поняли?

— А вы только что чем занимались, госпожа президент? — Персиваль с легкой усмешкой поправляет воротник пальто.

— Мистер Грейвс! — Пиквери борется с желанием прочитать ему длинный список нравоучений, но в конечном итоге понимает, что это прозвучит глупо и, к тому же, совершенно не возымеет эффекта, поэтому она не говорит ничего. Уголки губ против воли пытаются приподняться. — Так у вас на сегодня все?

— Да, пожалуй, — он поднимается на ноги и, продолжая дымить своей трубкой, направляется к выходу. — Я зайду завтра.

Грейвс уходит. А с утра Серафина вновь обнаруживает на своем столе чашку кофе, рядом с которой на салфетке располагается булочка — с корицей, судя по запаху. И этот небольшой знак внимания почему-то вызывает у нее рассеянную улыбку.

* * *

— … и потому, боюсь, проблема с василиском по-прежнему остается в силе, — Абигайль Кроссли, тучная пожилая начальница Отдела регулирования магических популяций, тяжело вздыхает и оправляет складки на яркой лиловой мантии. — Пока мы знаем лишь то, что он мог попасть в Штаты из Мексики.

Серафина поджимает губы, ничуть не удивляясь такому раскладу: Мексика далеко не впервые становится источником неприятностей — не далее как на прошлой неделе от верховного шамана одного из племен ацтеков пришло письмо, в котором сообщалось, что от них сбежал чрезвычайно опасный колдун, разыскиваемый за убийство семнадцати человек. В прошлом месяце от мексиканских драконоводов улизнула и разлетелась по всей стране поросль молодых драконов — по счастью, стараниями отделов мистера Грейвса и миссис Кроссли всех их удалось отловить и вернуть в заповедник, — а год назад, когда Серафина еще возглавляла Отдел международного магического сотрудничества, малолетние волшебники-недоучки прямо на американско-мексиканской границе устроили массовую дуэль.

— Кроме того, мои люди обнаружили в коллекторе несколько чешуек. Если верить проведенным исследованиям, этот василиск уже очень стар, ему около восьмисот лет, — Абигайль задумчиво вынимает из кармана леденец и помещает в рот.

— Спасибо, миссис Кроссли, — Пиквери кивает, продолжая между делом просматривать очередной документ по очередному не терпящему отлагательств вопросу. — Сообщите мне, как только нападете на след.

— Конечно, мадам президент, — Абигайль отрывается от стула и грузной походкой направляется в сторону выхода, с наслаждением вкушая свою конфету.

Не успевает дверь за ней затвориться, как на пороге появляется Грейвс и, поздоровавшись с Кроссли, деловито проходит вглубь кабинета. Еще не успев поднять голову от бумаг, Серафина замечает, что выглядит он озабоченно.

— Добрый день, мистер Грейвс. Что у вас?

— Дементоры, госпожа президент. Прямо в Центральном парке, — Персиваль садится на стул и тут же закуривает, но Пиквери в кои-то веки не обращает на это внимания.

— Сколько? — интересуется она севшим голосом. Только дементоров сейчас не хватало. Их не видели в Штатах с тысяча девятисотого года — то есть, вот уже двадцать лет.

— Двое, — Грейвс нервно выдувает дым через ноздри. — Мои авроры, разумеется, без труда обезвредили их, но вопрос в другом — откуда они вообще здесь взялись?

— Думаете, опять мексиканцы набедокурили? — резко интересуется Серафина.

— Возможно. Мы пока выясняем детали.

Она подавляет тяжелый вздох и берет дымящуюся трубку из его пальцев. Грейвс понимающе усмехается, когда Пиквери делает глубокую затяжку и, прикрыв глаза, медленно выдыхает дым.

— Как думаете, будет ли у меня хоть один спокойный день на этом посту? — вопрошает Серафина, отстраненно глядя перед собой.

Грейвс выдерживает небольшую паузу, прежде чем покачать головой:

— Я бы не рассчитывал на это, госпожа президент.

* * *

На следующий день он появляется позже обычного — мокрый, грязный, с неприятным запахом от одежды. С пальто, шарфа и волос Персиваля бегут потоки бурой мутной воды, оставляющие разводы на светлом полу. Не придавая ни малейшего значения этому досадному обстоятельству, Грейвс идет к столу Серафины, оставляя за собой цепочку коричневатых следов.

— Только не говорите, что самостоятельно пытались выловить василиска в коллекторе, — она выжидающе поднимает бровь.

— Именно это я и делал, — без обиняков заявляет Грейвс. Пиквери замечает, что он все еще тяжело дышит, а из раны на правой щеке сквозь корочку запекшейся крови сочится свежая.

— Что случилось? — иронично-заинтересованное выражение тут же сползает с лица Серафины, уступая место беспокойству. Она поднимается на ноги.

— Эта тварь оказалась здоровее, чем мы предполагали. И свирепее, чем кто бы то ни был. Нам не удалось справиться теми силами, что имелись — пришлось временно отступить, — Персиваль выуживает из кармана кисет с табаком, замечает, что мешочек промок насквозь, и перечисляет несколько любимых ругательств. — Пятеро моих ранены — трое из них очень сильно; двое сотрудников миссис Кроссли укушены — они сейчас в больничном отсеке, а парень из Отдела магических происшествий и катастроф увидел в воде отражение василиска и превратился в камень.

— Понятно, — тихо отвечает Серафина и, стараясь взять себя в руки, осведомляется: — Каковы наши дальнейшие действия?

— Необходимо вернуться с подкреплением как можно скорее, — отзывается Грейвс, не задумываясь ни на минуту. Будучи главой Отдела магического правопорядка, он хорошо знал, как действовать в таких ситуациях. — Мы не можем позволить себе упустить василиска: если он выберется в город и нападет на не-магов…

— Разумеется, — Пиквери быстро кивает и, не особо осознавая, что делает, вынимает из кармана платок и промокает его щеку от крови, пытаясь заодно стереть хотя бы часть грязи, после чего извлекает палочку и шепчет исцеляющее заклинание. Рана понемногу затягивается, оставляя после себя едва заметную белую полосу.

Грейвс задумчиво касается лица, перехватывает пальцы Серафины и на мгновение прижимает к своей щеке.

— Персиваль…

— Я пойду собирать авроров, — он выпускает ее руку и разворачивается к двери.

— Постойте, — Пиквери взмахом волшебной палочки призывает свой плащ. — Я тоже иду, — продевая руки в рукава под его удивленным взглядом, она негромко добавляет: — И да поможет Мерлин всем нам.

* * *

В коллекторе сыро, мрачно и грязно, а запах царит до того отвратительный, что собравшиеся волшебники дружно ругаются и зажимают носы. Среди пестрой толпы колдунов и ведьм Серафина замечает тучную седовласую Абигайль Кроссли в лиловой мантии и невысокого веснушчатого Эдмунда Платта, начальника Отдела магических происшествий и катастроф. Те в свою очередь удивленно косятся на Пиквери — они явно не ожидали, что президент МАКУСА самолично снизойдет до того, чтобы спуститься в городскую канализацию и вместе со всеми ловить гигантского змея.

— Мистер Грейвс, — обращается Серафина к стоящему рядом директору Отдела магического правопорядка, — мы с вами пойдем впереди вместе с аврорами. Миссис Кроссли и мистер Платт, пусть ваши люди держатся сразу за нами, но в бой не вступают без крайней необходимости. Никто не должен смотреть василиску в глаза. Не смотрите на отражение его взгляда в воде. Напоминаю, что, если кого-то ранят, необходимо сигнализировать красными искрами — и тогда эвакуационная группа из рядов мистера Платта доставит пострадавшего в больничный отсек. Мистер Грейвс, вам есть что добавить?

— Смотрите в оба и держите палочки наготове, — произносит он свое обыденное напутствие.

Процессия разноцветных плащей и мантий трогается с места, двинувшись вдоль широкой канализационной трубы. Мутная зловонная вода доходит до щиколоток и неприятно холодит кожу. Свет от многочисленных Люмосов освещает склизкие стены, покрытые плесенью потолки и трупики крыс, то и дело проплывающие рядом с ногами.

Серафина шагает рядом с Грейвсом, Саммерсоном и Трэверсом, — его заместителями, — жалея, что забыла переодеть приличные туфли на что-то более подходящее случаю: теперь, уж конечно, новая обувь из драконьей кожи будет безнадежно испорчена. Впрочем, та же участь скорее всего постигнет и остальную одежду, стало быть, нет смысла беспокоиться из-за туфель.

Они успевают пройти приличное расстояние, прежде чем оказываются перед одной из боковых труб, глубины которой рождают скрежет и клацанье, будто кто-то одновременно трет стены наждачкой и старательно работает челюстями, — и именно оттуда появляется василиск.

Огромный, — как только в трубе поместился? — он медленно выползает на свет и тут же нападает на ближайшего к нему мага. Тот истошно кричит и валится в воду; кто-то посылает сноп красных искр, и к пострадавшему пробивается эвакуационная группа.

В гигантского змея со всех сторон летят проклятья, рикошетя, попадая в стены и стоящих рядом волшебников. Серафина, Персиваль и его заместители создают единое заклинание — несколько секунд спустя к ним присоединяются Кроссли и Платт, и василиска какое-то время удается удерживать неподвижным.

Авроры, пользуясь случаем, атакуют его со всех сторон; всем известно, что Авады на подобных существ не действуют, зато хорошо помогают огонь и взрывы. Василиск шипит от боли, бьется в магических путах, изо всех сил пытаясь прорвать их; со стен и потолка сыплется кирпичная крошка, грязная вода летит во все стороны — кажется, будто даже отсыревший каменный пол ходит ходуном под ногами.

Авроры и присоединившиеся к ним сотрудники двух других отделов начинают обстреливать василиска Бомбардами, периодически попадая в стены и полоток. От взрывов змей становится слеп — и оттого еще более зол.

Единое удерживающее заклинание трещит и низвергается искрами. Серафина двумя руками вцепляется в палочку, раскалившуюся до такой степени, что еще чуть-чуть — и прочное лакированное дерево разлетится в щепки. Пиквери бросает взгляд на Грейвса, побледневшего так, что его можно принять за инфернала; на Кроссли, в чьих глазах полопались сосудики, а из носа не переставая льет кровь; на Платта, у которого кровь идет из обоих ушей, — и понимает, что сама вот-вот потеряет сознание.

В этот момент одному из авроров все-таки удается закинуть Бомбарду Максима в пасть василиска — и голова огромной змеюки взрывается, окропляя неаппетитными ошметками все вокруг.

Заклинание распадается, и маги разлетаются в разные стороны, как горох. Серафину швыряет в воду, протаскивает несколько футов — в рот, в нос и в глаза заливается отвратительная вода, Пиквери кашляет и отплевывается, отползая к стене и силясь подняться на ноги. Последнее у нее получается плохо, и Серафина замирает на месте, пытаясь сфокусировать зрение на том, что происходит вокруг.

Мертвую тушу василиска кто-то успел отлевитировать подальше от скопления людей. Многих свалило с ног. Пиквери видит Кроссли и Платта — залитых кровью, но, кажется, живых; Саммерсона, потирающего разбитый затылок; блюющего Трэверса.

Она не может отыскать взглядом человека, которого невольно надеялась обнаружить прежде всего. Грейвс. Где Грейвс? Они же стояли рядом, куда он мог деться?

Серафина вновь предпринимает попытку подняться и со стоном падает обратно в грязную жижу, но ей уже нет до этого дела. Почему-то сейчас кажется очень важным найти Персиваля и убедиться, что он не пострадал.

Кто-то из авроров пытается помочь ей встать, но спотыкается, будто пьяный, и сам валится на пятую точку.

— Серафина, с вами все в порядке? — Грейвс вдруг появляется прямо перед ней — бледный как смерть, с наливающимся фингалом, но в остальном невредимый.

С некоторым усилием он опускается рядом на корточки, ощупывает ее голову на предмет повреждений. Волосы неопрятными мокрыми сосульками свисают по краям от лица; выбеленные до платины, теперь они выглядят грязно-серыми — надо же, тюрбан куда-то исчез, а Пиквери и не заметила…

— Да… — она с трудом шевелит губами. — Никто не погиб?

— Насколько я знаю, нет. Вставайте, мадам президент, — Грейвс подхватывает ее подмышки и, несмотря на слабое сопротивление, уверенно ставит на ноги. — Не стоит сидеть на холодном, не то простудите, — он позволяет себе слегка улыбнуться, — то самое место, на которое все мы сегодня столь удачно нашли приключения.

* * *

Вернувшись в здание Конгресса, участники вылазки задерживаются там до глубокой ночи — кое-кто отправляется прямиком в больничный отсек, остальные же приводят себя в порядок, просушивают одежду и залечивают мелкие повреждения, после чего долго обсуждают план дальнейших действий — и в итоге приходят к решению, что через день-другой нужно тщательно обследовать все городские коллекторы на предмет василисков.

— Полагаю, это был единственный экземпляр, но лучше лишний раз перестраховаться, — с расстановкой говорит Абигайль Кроссли, разворачивая очередную конфету — на нервной почве у нее всегда разыгрывался аппетит.

Эдмунд Платт курит папиросу за папиросой и молча соглашается с ее словами, да и у остальных не находится возражений.

Серафина после совета возвращается в свой кабинет и в течение двух часов непрерывно составляет отчет для Международной Конфедерации Магов — заверить их, что ситуация под контролем, необходимо как можно скорее, подобные дела отлагательств не терпят: не хватало еще, чтобы конфедераты заявились сюда, решив, что МАКУСА не в полной мере справляется со своими обязанностями.

— Это и впрямь не может подождать до утра? — Грейвс нетерпеливо прохаживается по кабинету, курит все, что попадается под руку, и стряхивает пепел прямо на пол — Пиквери не до того, чтобы делать ему замечания.

— Нет, мистер Грейвс, это действительно очень важно, — Серафина устало трет переносицу, старательно игнорируя ощущение, будто кто-то бьет ее мозг о края черепа. — К тому же, я почти закончила.

— Знаете, вам действительно нужно иногда отдыхать, — он садится напротив, откидываясь на спинку стула. — Особенно если день был столь же богат событиями, как этот.

— И не говорите… совершенно безумный день, — Серафина вздыхает, окуная перо в чернильницу. — Дайте мне… что вы там курите.

— Папиросы. Стащил у Платта, — Грейвс усмехается, протягивая ей одну — только что прикуренную от палочки.

Пиквери вдыхает дым, почти не чувствуя его вкуса, и, перекатывая папиросу во рту, потихоньку заканчивает отчет. Когда она откладывает перо и с досадой разглядывает испачканные чернилами пальцы, Грейвс неожиданно тянется через стол и накрывает ее руку своей.

— Серафина, я должен сказать вам…

— Черт! — она вскрикивает и хватается за лицо.

— Что с вами?

— Не знаю… — Пиквери удивленно отнимает руку от лица, моргает и касается правого века. — Что-то с глазом. Должно быть, я уже видеть не могу эти строчки, — она нервно усмехается, отодвигая от себя готовый отчет.

— И не удивительно, — со вздохом соглашается Персиваль. — Простите, я выбрал неудачное время для разговора. Он подождет до завтра — а пока вам необходимо поспать.

— Если это важно, я готова вас выслушать, — мягко возражает ему Серафина. — Это вы простите, я ушла с головой в работу и не обращала на вас внимания, а вам ведь уже давно нужно домой… Так что вы хотели сказать?

— Я… — он неотрывно смотрит на платиновые волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам, внимательно заглядывает в лицо. Заглядывает — и вдруг прищуривается, смотрит еще пристальнее, словно никак не может поверить в увиденное. — Серафина… Ваш глаз…

— Мой глаз? — переспрашивает она, окончательно переставая что-либо понимать.

— Пожалуйста, не двигайтесь. Не моргайте, — Грейвс говорит спокойно и собранно, продолжая смотреть ей в лицо, но в глубине его взгляда Пиквери замечает испуг — и сама пугается тоже. — Не совершайте лишних движений.

— Что такое? Что там?

— Все хорошо, не двигайтесь.

— Скажите мне, Персиваль! — Серафина начинает подозревать нехорошее. Он разыгрывает ее? Или там действительно что-то есть? Ведь буквально минуту назад она ощутила в глазу какое-то подозрительное шевеление и последовавшую за этим острую боль.

Грейвс перегибается через стол и осторожно берет ее лицо в свои ладони. Пальцы его сухие и теплые, прикосновения мягкие, но Пиквери это почему-то не успокаивает — она ведь только что почувствовала это снова… Как будто в глазу шевельнулось нечто склизкое, отвратительное.

— Смотрите на меня, Серафина. Просто смотрите на меня. Я его сейчас уберу, — и Персиваль, набрав в грудь побольше воздуха, одну руку кладет ей на затылок, а пальцы второй тянутся к глазу.

Пиквери хочет отшатнуться или хотя бы моргнуть, но внутреннее чутье подсказывает, что этого делать нельзя, иначе последствия могут оказаться непоправимыми. Она смотрит на Грейвса почти что в панике, пока он с хладнокровной сосредоточенностью примеривается к глазному яблоку — и резко ухватывает большим и указательным пальцем что-то… вернее, кого-то.

Глаз снова пронзает боль, внутри что-то ожесточенно копошится, и Серафина вскрикивает, пытается дернуться, но Персиваль держит крепко. Еще несколько ужасных секунд — и он вытягивает наружу огромного извивающегося паразита, чьи длинные полупрозрачные щупальца отчаянно загребают воздух.

— Твою мать… — выдыхает Серафина, инстинктивно отшатываясь к спинке кресла.

— Инсендио! — Грейвс направляет на паразита волшебную палочку и, крепко держа в руке, дожидается, пока тот сгорит. — В коллекторах таких водится много. Этот еще не самый страшный.

— Даже знать не хочу, какие там еще разновидности.

— Впервые с таким столкнулись, да? — понимающе интересуется Персиваль. — Не расстраивайтесь, мои ребята частенько приходят ко мне с этой проблемой, особенно новички. Так часто, что я уже наловчился вытаскивать их руками. То есть… ну, не всегда, конечно. Они ведь не только в глаза забираются, но и под одежду могут проникнуть — в штаны, например, а оттуда прямо в…

— Мистер Грейвс, — с укором говорит Серафина.

— … в общем, неважно куда, — он поднимается на ноги — и от Пиквери не укрывается, что лицо его на мгновение кривится от боли. У них у всех определенно выдался очень тяжелый день. — Что ж, теперь я вынужден вас покинуть. Увидимся завтра, госпожа президент — точнее, уже сегодня.

— Доброй ночи, мистер Грейвс, — кивает ему Серафина. Рука ее нерешительно застывает в прощальном жесте. — И, Персиваль…

— Да? — он оборачивается у порога.

— Спасибо вам.

* * *

Две последующих недели пролетают в совершенно безумном темпе — главным образом потому, что после встречи с василиском большое количество сотрудников угодило в больничный отсек, а те, что остались в строю, вынуждены справляться с двойным объемом работы, что отнюдь не способствует надлежащему качеству ее выполнения и соблюдению сроков.

Значительную лепту вносит и обострившаяся проблема с дементорами.

— Произошло уже два нападения на не-магов, — Персиваль Грейвс расхаживает по президентскому кабинету, курит и стряхивает в форточку пепел. — Мои люди подоспели до того, как случилось непоправимое, но ситуация от этого едва ли становится лучше. Мы по-прежнему не знаем, кто посылает их.

— Значит, вы полагаете, кто-то их все-таки посылает? — Серафина смотрит на него поверх изучаемой докладной.

Грейвс кивает, продолжая слоняться туда-сюда, поскрипывая туфлями. На мгновение останавливается, бросает на Пиквери короткий взгляд — и вновь приходит в движение.

Они так и не возвращались к разговору, прервавшемуся появлением глазного червя — откровенно говоря, на это попросту не было времени, но недосказанность продолжает висеть между ними в воздухе, и в минуты возникающего молчания это ощущается особенно остро.

Серафина запрещает себе думать о том, что могло стать предметом этой беседы. Ей не до того, совершенно не до того — особенно сейчас, когда сразу столько всего навалилось… Она продолжает просматривать докладную и деловито интересуется:

— Где дементоров видели в последний раз?

— Возле кладбища Грин-Вуд. Мы полагаем, у них там гнездо — или одно из гнезд, я не знаю, но этих тварей становится больше. Если в Центральном парке их было двое, то теперь они передвигаются впятером или вшестером и ведут себя агрессивно.

— Вы проверили кладбище?

— Да, но увы, — Грейвс разводит руками. — Если гнездо и есть, оно тщательно спрятано.

— Хорошо. Сообщите мне, как только узнаете что-нибудь новое, — Серафина тянется за пером и окунает его в чернильницу.

— Конечно, мадам президент. Мы над этим уже работаем, — он откланивается — и вновь возвращается к своему расследованию.

Пиквери знает, что Грейвс и его старший заместитель Джон Саммерсон самолично прочесывают все нью-йоркские кладбища, тщательно выискивая подозрительные детали и сопоставляя немногочисленные факты, которые им удается собрать. Отсутствуют они до глубокого вечера — Серафина курит папиросу за папиросой, не замечая повисшей под потолком дымовой завесы, и не может сосредоточиться на работе, а когда Персиваль появляется у нее на пороге, короткое облегчение тут же сменяется беспокойством: произошло новое нападение на группу не-магов — почти в центре города и на этот раз со смертельным исходом.

Вернее, исходом куда более худшим, чем смерть.

* * *

Весь следующий день и тот, что идет за ним, авроры тщательно патрулируют город, а на третий Серафина проводит совещание, на котором вместе с главами отделов долго обсуждает сложившуюся ситуацию и дальнейший план действий, но принятие окончательного решения затрудняет отсутствие Грейвса — и он, и Саммерсон не появляются на общем собрании; вместо них присутствует Томас Трэверс, второй заместитель.

— Дементоры, к сожалению, не единственная беда, — уведомляет присутствующих Кальперния Хантингтон, молодая начальница Отдела международного магического сотрудничества. — Конфедерацию беспокоит, что беглый мексиканский колдун Кипактли до сих пор на свободе.

— Тот самый, что убил семнадцать человек и удрал от ацтеков? — уточняет Руперт Уотлок, глава Отдела магического транспорта.

— Да, именно он.

— А что мы можем сделать? — возмущается Эдмунд Платт, красноречиво пожимая плечами. — Этого Кипактли, может, и в Штатах-то нет — как мы его ловить-то будем?

— Полагаю, сейчас у нас есть более серьезная проблема — дементоры, — замечает Кроссли, неизменно перекатывая во рту леденец.

— Да, верно. Благодарю, Абигайль, — Серафина поднимается со своего места во главе стола. — На сегодня совещание окончено, решение по дементорам будет принято в течение дня.

Все расходятся — и Пиквери вылавливает в коридоре младшего заместителя Грейвса.

— Мистер Трэверс!

— Д-да? — он поглядывает на Серафину с опаской и на всякий случай втягивает голову в плечи. Совсем мальчишка — двадцати пяти еще нет. Но судя по всему, не лишен талантов в области боевой магии, иначе Персиваль не утвердил бы его на эту должность.

— Мне срочно нужен ваш босс. Можете сказать, где он?

— Мистера Грейвса здесь нет, мэм. — На кончике его носа краснеет большой воспаленный прыщ.

— Да, Томас, я вижу, что его нет, — терпеливо растолковывает Серафина, понимая, что ругать парня за несообразительность, похоже, бессмысленно. — Именно поэтому спрашиваю, где он сейчас находится.

— На кладбище Грин-Вуд, мэм. Вместе с мистером Саммерсоном, — задумавшись на мгновение, информирует Трэверс. — Мистер Грейвс сказал, что они, возможно, нашли гнездо.

Пиквери застывает на месте, ощущая, как сердце пропускает удар.

— Когда сказал?

— Да как рабочий день начался, мэм, так сразу.

— То есть, их нет с утра? — Серафина задирает рукав и смотрит на циферблат наручных часов — половина шестого. У нее появляется дурное предчувствие. — И вы говорите об этом только сейчас? Почему на совещании молчали?

— Простите, я…

— У меня нет времени выслушивать ваши оправдания, — резко обрывает его Пиквери. В голове уже начинает рождаться план. — Вот что, Трэверс. Ступайте, соберите авроров — пятнадцати человек, думаю, будет достаточно — и ждите меня в зоне аппарации ровно в шесть. Нужно проверить Грин-Вуд.

— Вы отправитесь с нами, госпожа президент? — Томас смотрит на нее округлившимися глазами.

Серафина только кивает. Грейвсу она спокойно могла доверить руководить заданиями любой сложности и даже подробного отчета не требовала, но Персиваль был вне зоны доступа и, возможно, попал в неприятности, а поручать командование вчерашнему стажеру, даже не зная, с чем ему предстоит столкнуться, было бы крайне глупо — не оставалось ничего иного, кроме как возглавить вылазку самой.

Впрочем, существует и иная причина, но об этом Пиквери предпочитает не думать. Она поспешно направляется в свой кабинет и рассылает главам отделов служебные записки, в которых сообщает, что намеревается делать и какие действия им следует предпринять, если что-то пойдет не так, — стандартная процедура, — после чего проверяет, насколько устойчиво сидит на голове шляпа-тюрбан, надевает плащ и идет в зону аппарации, чтобы вместе с Трэверсом и аврорами переместиться на кладбище.

* * *

Над Грин-Вудом нависают тяжелые темные тучи, но дождя нет — это может свидетельствовать как об испортившейся погоде, так и о присутствии на кладбище незваных гостей.

Серафина хмуро осматривает совершенно пустынную местность, однообразные ряды серых надгробий, первую весеннюю зелень, едва успевшую вылезти из земли, но уже отчего-то подернувшуюся желтизной, и переводит недовольный взгляд на приведенных Трэверсом авроров — выглядят они так, будто только вчера закончили школу; многие явно растеряны.

— Надо полагать, никого еще моложе у вас не нашлось? — Пиквери скашивает глаза на второго заместителя Грейвса.

— Простите, мэм, — тот виновато пожимает плечами. — Пол-отдела либо в отпусках, либо до сих пор в больничном отсеке — пришлось выбирать из того, что есть…

Великолепно. Персиваля нет всего один день, а в Аврорате уже бардак. Серафина неодобрительно качает головой и коротко приказывает:

— Идемте. В случае каких-либо непредвиденных обстоятельств немедленно возвращаемся за подкреплением.

Они пробираются вглубь кладбища, абсолютно безмолвного и пустынного в этот час — по пути попадаются лишь надгробия и голые деревья с едва-едва набухающими зеленью почками, но ни случайных прохожих, ни даже могильных птиц в поле зрения не наблюдается.

— Трэверс, вы уверены, что Грейвс и Саммерсон называли именно это место?

— Да, мадам президент. Они могут быть где-то поблизости.

— У меня ощущение, что здесь все глухо, — Пиквери хмурится и раздвигает руками кусты. К горлу начинает подкатывать отвратительный склизкий комок тошноты — наверное, не стоило курить столько папирос перед вылазкой.

— Давайте посмотрим, — Томас не отстает от нее ни на шаг — только что в затылок не дышит. — Надеюсь, успеем полюбоваться их трупами.

— Что, простите? — разворачивается к нему Серафина.

По лицу Трэверса медленно расползается кривая ухмылка.

О том, что их здесь ждали, она догадывается слишком поздно — когда воздух над головой начинает трещать и сыпаться искрами, а в следующее мгновение с неба стремительно спускается водоворот черных плащей. Дементоры — не меньше сотни, по ощущениям. Так вот почему блевать потянуло, вот почему пожелтела молодая трава.

Дементоры, они все время были здесь, но, судя по всему, скрывались за невидимым куполом, кем-то искусственно наколдованным. Чтобы понять, что дело плохо, хватает всего секунды.

— Остолбеней! — Серафина швыряет заклинанием во все еще ухмыляющегося Томаса, но тот уворачивается и отползает за ближайший надгробный камень. — Экспекто патронум!

Из палочки вырывается серебряная сова и, хлопая широкими крыльями, летит навстречу приближающимся дементорам. Все пятнадцать авроров следуют ее примеру — и почти у всех заклинание получается: стайка разномастных, источающих яркое сияние животных устремляется за совой.

Дементоров это задержит, но ненадолго — в небе их становится все больше и больше… Не сотня, даже не две.

— Круцио! — Вырвавшийся из-за памятника алый луч летит прямо в толпу авроров.

— Протего! — Серафина едва успевает отразить заклинание, и оно уходит немного в сторону. — Бомбарда!

Надгробие оглушительно взрывается, осыпается мелкими камешками; в воздух поднимается столп густой серой пыли, но Трэверса там уже нет. Проклятье, куда он делся?

— Авроры! — командует Пиквери, и все как один поворачивают к ней головы — испуганно-растерянные выражения лиц говорят о том, что в бою им приходилось бывать пару раз от силы, но при этом каждый выражает готовность делать, что от него потребуется. Грейвс хорошо натаскал своих подопечных, надо отдать ему должное. — Нужно уходить, их слишком много. Аппарируем обратно в Конгресс!

Молодые волшебники и волшебницы, следуя приказу, готовятся к перемещению — и в следующую секунду кладбище наполняется удивленными вскриками.

— Не получается, мадам президент!

— Что? — Серафина хмурится и пробует переместиться сама. Тело словно наталкивается на какой-то барьер; Пиквери отбрасывает назад, и ей едва удается устоять на ногах. Твою мать. Кто-то — возможно, Трэверс — наколдовал антиаппарационный блок. — Нужно отсюда выбираться!

Она поднимает палочку и создает вокруг себя и авроров плотное силовое поле — поможет на первое время, хоть и вряд ли хватит до кладбищенских ворот. Несколько десятков дементоров прорываются сквозь оцепление Патронусов, отчего магические звери один за другим растворяются в воздухе, и бьются в защитный купол.

Шаг за шагом они продвигаются к выходу. Кого-то из спутников тошнит — и это не удивительно. Серафина чувствует, как по губам и подбородку течет что-то горячее, мокрое. Свободной от палочки рукой проводит по лицу — и пальцы окрашиваются кровью. Заклинание забирает слишком много сил — защитный купол потихоньку уменьшается в размерах и скоро исчезнет совсем.

— Авроры, — шепчет Серафина, утирая нос рукавом, — держитесь поближе ко мне. Мы почти добрались.

Если бы только они умели творить заклинания такого уровня, силовое поле можно было бы сделать прочнее… Но новичкам эта магия, как правило, недоступна, а старших авроров здесь нет и вряд ли появятся. Проклятый Трэверс. Непонятно, зачем ему это, но он все просчитал.

Дементоры сжимают кольцо плотнее, и защитный купол тускнеет, но все еще держится. Когда до ворот остается буквально с десяток футов, на пути возникает высокий смуглый человек с длинными, до пояса, дредами. Мантия на нем увешана множеством причудливых талисманов, а рука сжимает длинный резной посох, похожий на те, которыми пользовались друиды.

— А это еще что за хрен? — ошалело вопрошает кто-то из авроров.

Человек вскидывает посох и выкрикивает слова непонятного заклинания. Силовое поле идет рябью, трещит и искрится от напряжения, дементоры подбираются еще ближе, и Серафина понимает — это конец. Не удержать.

— Авроры, готовьтесь к бою, — голос срывается на хриплый шепот.

Палочка выскальзывает из ослабевших пальцев, купол растворяется в воздухе, и Серафина падает на колени. Нестройный хор голосов позади вызывает новых Патронусов, но в этот раз они получаются куда менее убедительными. Фигуры в плащах приближаются так стремительно, что уже можно различить дыры под их капюшонами, уловить гнилостное дыхание.

Откуда-то сбоку неожиданно звучит: «Экспекто патронум!». Пиквери с трудом поворачивает голову и видит двух мужчин, одновременно направивших палочки на дементоров. Грейвс и Саммерсон. Живые и невредимые — слава Мерлину. Окрашенные серебром хищный кот и поджарая лисица устремляются в бой, гонят дементоров прочь, оттесняя их на несколько футов назад — но темные фигуры продолжают прорываться одна за другой.

Авроры не оставляют попыток вызывать новых Патронусов взамен исчезающих. Серафина перехватывает взгляд Грейвса, коротко кивает ему и шарит по земле онемевшими пальцами, пытаясь нащупать укатившуюся палочку. Колдун с дредами вновь вскидывает свой посох.

— Кипактли, ах ты ублюдок! — кричит Саммерсон, со всей силы запуская ему в лицо грязный земляной ком.

Тот уворачивается, от души бранится на родном языке и посылает проклятье, едва не сметающее противника с ног, несмотря на выставленные щиты.

Кипактли. Тот самый, что сбежал от ацтеков. Черт подери. Серафина нашаривает палочку и тоже ругается — как знала ведь, что мексиканцы замешаны, ни одна крупная неприятность еще не случилась без их участия…

Саммерсон пролетает несколько футов, с силой ударяется о надгробный памятник и больше не шевелится. Грейвс по-прежнему занят тем, что отгоняет дементоров, и Пиквери понимает — сейчас или никогда. Палочка зажата в ее руке, слова заклинания готовы сорваться с губ, и Серафина улучает момент, когда можно будет ударить:

— Авада Кедавра.

Каким-то образом Кипактли в последний момент уворачивается — зеленый луч проходит буквально в паре дюймов от его уха. Вскидывает посох, из его рта вырывается набор непонятных слов — и Серафина кричит, падая и цепляя ногтями землю: тело буквально разрывает от боли, словно сотни раскаленных вил прошивают его насквозь. Это во много раз сильнее, чем Круцио — и длится, кажется, целую вечность. Боль расползается, пропитывает каждую клеточку тела, не дает отключиться, и Пиквери кажется — еще секунда, и конец, потому что больше она не выдержит, — и, пожалуй, какая-то ее часть даже желает этого избавления…

— Авада Кедавра! — голос Грейвса полон ледяной ярости, по воздуху проносится ярко-зеленый луч — и Серафина слышит, как рядом падает чье-то тело. Должно быть, Кипактли, потому что боль исчезает, и ее сменяет неудержимая рвота, которая немедленно начинает выходить изо рта.

— Остолбеней! — женский голос — по-видимому, кто-то из молодых авроров.

На землю с глухим стуком валится еще одно тело, а дементоры начинают разлетаться в разные стороны — Кипактли мертв, никто их больше не контролирует.

Когда приступ рвоты проходит, Пиквери поворачивает голову, и расфокусированный взгляд захватывает оглушенного Трэверса, который лежит в нескольких футах и не шевелится. Темные фигуры в плащах постепенно пропадают из виду — вслед им летят остаточные Патронусы.

— Серафина… — Грейвс опускается рядом с ней на колени, осторожно стирает рвоту с ее лица рукавом пальто. — Как ты?

— Жить буду, — она слабо улыбается и прикрывает глаза, ощущая прикосновение его теплых пальцев к своей щеке. — Дементоры…

— Разлетелись, да, — Персиваль качает головой, продолжая гладить ее лицо, и Серафина чувствует, что рука его заметно дрожит. — Придется отлавливать, но теперь, когда грязный ублюдок Кипактли мертв, сделать это будет гораздо проще — они не умеют самоорганизовываться и не нападают без крайней нужды.

— Хорошо… — она невольно прижимается к его ладони, все еще переводя дыхание. — Что с Саммерсоном?

— Я жив, здоров и чертовски зол, — звучит над их головами его мрачный голос. — Нам нужно возвращаться. И доставить проклятого Трэверса в Конгресс, пока я сам его не убил.

* * *

В здании Магического Конгресса, разумеется, поднимается переполох — Трэверса подвергают первичному допросу и помещают в тюремную камеру, где ему предстоит дожидаться суда; Серафина созывает экстренное совещание, на котором вместе с Грейвсом и Саммерсоном долго объясняет собравшимся, что случилось, после чего возвращается в свой кабинет и принимается составлять отчет для Международной Конфедерации Магов.

Руки все еще неконтролируемо дрожат, и первый же чистый лист окрашивается расплывчатыми чернильными кляксами. Сдаваясь, Пиквери отодвигает от себя пергамент, закрывает чернильницу и устало прячет лицо в ладонях — но тут же вновь поднимает голову, когда слышит звук открывающейся двери.

Персиваль проходит вглубь кабинета, ставит перед ней чашку чая и принимается бестолково метаться из угла в угол, на ходу набивая трубку табаком из кисета.

— Да что за черт? — табак неаккуратно высыпается прямо на пол, и Грейвс, с досадливым вздохом возвращая трубку в карман сюртука, смотрит на Серафину. — Тебе уже лучше?

— Да, спасибо, — Пиквери с благодарностью отхлебывает дымящийся чай, отдающий вкусом ромашки и мяты, и аккуратно ставит чашку обратно на блюдце. Она не помнит, когда они успели перейти на «ты», но сейчас это не кажется столь уж важным.

— И все-таки я не понимаю, — Грейвс останавливается посреди помещения, тратит несколько секунд на раздумья и направляется к небольшому дубовому бару, расположившемуся в углу. — Как я мог не заметить, что Трэверс объединился с Кипактли? Как я мог это допустить?

— Не казни себя, Персиваль, никто этого не знал, — мягко говорит Серафина, гипнотизируя взглядом его напряженные плечи.

— Но я должен был знать — это ведь мой собственный заместитель! — Грейвс со стуком ставит на стол вынутую из бара бутылку. — И его действия чуть не привели к катастрофе…

— Уже известно, зачем Трэверсу это понадобилось?

— Его еще допрашивают. Но есть основания полагать, что все как всегда — спелся с психом, загорелся его идеями, и с помощью дементоров они решили посеять панику среди не-магов, а потом… Да что я рассказываю? — горько усмехается Персиваль. — Ты ведь и сама прекрасно все понимаешь.

Серафина осторожно кивает, делает маленький глоток чая и с удивлением наблюдает за тем, как Грейвс наливает себе полный стакан огневиски и залпом его выпивает, будто какой-то сок — даже не морщась.

— Персиваль… кхм, — Пиквери замечает, что рука его вновь тянется наполнить посудину, и медленно поднимается на ноги. — День был тяжелый, я понимаю, но тебе ведь обязательно станет плохо, если ты сейчас все это выпьешь.

— Да мне уже стало… — его спина горбится, огневиски вместо стакана течет и на стол, и на пол, и у Серафины перехватывает дыхание от того, насколько уязвимым Грейвс сейчас выглядит. — Там, на кладбище… Когда увидел тебя на земле… От одной только мысли, что я мог не успеть…

Он шумно выдыхает, и Пиквери кладет руку ему на плечо, мягко поглаживая сквозь ткань:

— Почему ты так говоришь?

— Ты знаешь, почему, — тон, каким Грейвс это произносит, заставляет Серафину невольно вздрогнуть.

Черт возьми, конечно, она все давно поняла, просто не могла не понять — и ему это прекрасно известно… Осознание, что в долгих сокровенных разговорах больше нет надобности, приходит как-то само собой: они оба взрослые, умудренные жизнью люди — им не нужны громкие слова, чтобы сказать самое важное… Потому что оно уже прозвучало — в каждом жесте, каждом взгляде, каждом мимолетном прикосновении.

— Да, Персиваль. И ты тоже знаешь, как я к тебе отношусь, — Серафина осторожно обнимает его со спины, собираясь добавить что-то еще, но не успевает, потому что Грейвс резко разворачивается и целует ее.

Его губы пахнут огневиски, пальцы с силой цепляются за ее пиджак, тянутся к высокому головному убору и, нетерпеливо разматывая его, зарываются в волосы. Пиквери не может сдержать тихого стона, ощущая, как подушечки его пальцев мягко ласкают кожу ее головы, и подается ближе, отчаянно желая большего единения — прежде она и не подозревала, как сильно ждала этого момента.

Пиджак и сюртук с негромким шелестением опускаются на пол, туда же летит и ткань размотанного тюрбана. С максимальной аккуратностью Персиваль расстегивает каждую пуговицу на полосатой президентской рубашке и, по-прежнему не избавившись от остатков беспокойства во взгляде, цепляет подбородок Серафины большим и указательным пальцами.

— Уверена, что у тебя хватит сил? — спрашивает он, внимательно заглядывая в глаза.

Пиквери понимает, что речь идет, вероятно, о том, как она себя чувствует после случившегося на кладбище, и впервые за долгое время позволяет себе рассмеяться:

— С тобой — всегда.

И Грейвс перестает себя сдерживать. От остатков одежды удается избавиться почти моментально, будто кто-то применил к ним исчезающее заклятье. Персиваль усаживает Серафину на стол, и все, что на нем находилось прежде, летит прочь — отчеты, распоряжения и докладные; перья и сувенирные безделушки, привезенные с разных концов планеты; недопитая чашка чая переворачивается и приземляется в кресло, а чернильница с грохотом падает на пол, раскрывается и разбрызгивает свое содержимое в разные стороны.

Пиквери возмущенно ахает, замечая устроенный беспорядок, но Грейвс быстро закрывает ей рот поцелуем и укладывает на освободившуюся поверхность стола.

Несмотря на явное нетерпение и отнюдь не сдержанный темперамент, с Серафиной он обращается с такой осторожностью и заботой, словно она хрустальная; берет ее так, как не брал никто прежде — в его прикосновениях одновременно и напор, и мягкость, и Пиквери с готовностью подается навстречу, тянется за лаской и бездумно гладит плечи, лопатки Грейвса, перебирает пальцами короткие волосы на затылке.

Персиваль ускоряет темп, вдавливая Серафину в деревянную полированную поверхность; заполняет собой целиком, прижимается горячими губами к ключицам, и в том, как он шепчет в полузабытье ее имя, в судорожном, хриплом дыхании, расфокусированном взгляде Пиквери различает нечто такое, отчего ее тело охватывает непроизвольная дрожь.

С губ срывается тихий, почти умоляющий всхлип; движения Грейвса становятся все более хаотичными и размашистыми, но он и о Серафине не забывает, опуская руку туда, где тела их соединяются, и действуя таким образом, будто бы точно знает, как доставить ей удовольствие, — и после нескольких умелых манипуляций острая вспышка наслаждения прошивает ее насквозь.

Пиквери закусывает губу, запрокидывает голову и дрожит, отчаянно впиваясь в предплечье Персиваля ногтями, и в следующее мгновение он тоже вздрагивает, утыкается мокрым горячим лбом в изгиб ее шеи; их пальцы, нашарив друг друга, переплетаются, и все вокруг замирает, становится тихо.

Грейвс мягко прижимает Серафину к себе, целует подрагивающие веки, и, переводя сбившееся дыхание, они не сразу замечают, как открывается дверь.

Застывшие на пороге Эдмунд Платт и Абигайль Кроссли выглядят так, будто обнаружили в кабинете по меньшей мере самого Мерлина; из раскрытого рта главы Отдела регулирования магических популяций выпадает конфета.

Пиквери тихо ругается, машинально прикрываясь первой попавшейся стопкой пергамента, и Персиваль, подбирая с пола свою рубашку, быстро накидывает ей на плечи, а сам так и остается в чем мать родила, не особенно стесняясь собственной наготы.

— П-простите… — заикается Платт, смотря куда угодно, но не на президента и руководителя Аврората, представших в столь компрометирующем положении. Его оттопыренные уши приобретают цвет перезрелой свеклы. — У нас там…

— В чем дело? — интересуется Серафина, беря себя в руки, хотя сердце все еще прыгает где-то в горле.

— Из-за ситуации с дементорами Конфедерация направила к нам проверку, — поясняет Кроссли, деликатно разглядывая узор на книжном шкафу. — И прибудут они, к сожалению, уже завтра.

— Именно так, — торопливо кивает Платт. — И мы подумали, что нужно сообщить… ну, знаете, незамедлительно, чтобы…

— Мы поняли, — вкрадчиво произносит Грейвс; в глазах его пляшут веселые искорки. — И теперь, когда вы поведали свою, безусловно, важную новость…

— … мы вас оставим, — с пониманием заканчивает за него Кроссли. — Доброго вечера, мадам президент, мистер Грейвс, — Абигайль пятится в коридор, увлекая за собой Платта.

Когда дверь за ними закрывается, Серафина медленно качает головой, поражаясь тому, как они не догадались запечатать кабинет заклинанием, — впрочем, они мало о чем думали в тот момент.

— У нас будет хоть один спокойный день, мистер Грейвс? — спрашивает она, устало прислоняясь к его плечу.

Персиваль смеется, мягко целует ее в висок:

— Никогда, мадам президент.