Сон (джен)

Когда Господь создавал их, то всё Сущее (вместе со всей его красотой, суетой и многообразием), существовало ещё исключительно в Его/Её замыслах и ведать не ведало о таких вещах, как имидж, потребности и грабли. И, как сильно подозревал тот, кто потом станет носить имя Кроули, никто вообще об этом не задумывался, даже когда замыслы Божьи стали воплощаться. И когда воплотились — тоже. Но — вот поди же ты! — пришлось. Вот как только люди начали расселяться по Земле — так и пришлось об этих вещах думать. Ещё бы не пришлось, если одна за другой стали всплывать интересные подробности земного бытия! Ну, как всплывать... Возникать на пути со скоростью ручки пресловутых (и, — чтоб их! — приснопамятных) грабель, на которые наступили. Или всё-таки граблей? Ставший впоследствии демоном Кроули никогда не любил ни этот садово-шанцевый инструмент, ни выверты фантазии лингвистов-реформаторов.

Так вот, о граблях: с ними он познакомился в первую же земную ночь — ледяную, как девятый круг Ада! — ночь в пустыне, которую позже назвали Аравийской. Холод просачивался под рубаху и плащ, обжигал непривычное ещё демонической сущности земное тело не хуже Огня Небесного, скручивал мышцы в болезненные узлы, заставляя сердце (он тогда и узнал о его существовании, кстати!) бешено молотить в рёбра и уши, сжимал горло и скрипел на зубах вместе с песком...

Утро он встретил, лёжа на склоне бархана, скрюченный и оцепеневший. Земное его воплощение колотила беспощадная дрожь, в желудке, похоже, резвилась семейка ежей (проклятье, у него есть желудок? Зачем?!), а в оттаивающем мозгу билась навязчивая мысль о том, что он, стремясь покинуть страстно ненавидимый Ад, упорол величайший, со времени Падения, косяк... У его земного воплощения — оказывается! — были чувства, ощущения и потребности.

Размышляя о том, на кой ему такая детализация в человеческом образе и подобии, Змий кое-как поднялся, и на нетвердых ногах побрёл дальше, в сторону Нила — провалить земную миссию, едва её начав, не позволяли упрямство и инстинкт самосохранения. Ад — чтоб его Господь благословил! — любит победителей, побеждённым — вилы...

Грабли номер два подстерегали его на склоне очередного бархана: занесённый тонким слоем раскалённого песка череп какой-то мелкой твари вывернулся из-под стопы, и потерявший равновесие демон в человеческом обличье покатился вниз. При этом ему почудился не то хруст, не то щелчок, а левую ногу пронзила острая... боль. Земное тело оказалось непривычно хрупким.

Это было ужасно нелепо — и очень мучительно. Змий закричал.

От неожиданности, обиды и этой самой боли, протестуя против бессмысленности и жестокости обстоятельств...

И тогда же он узнал, что в земной жизни есть свои ништяки. И ангелы. Точнее, ангел. Вполне себе такое приятное и земное Начало, явившееся на его крик.

— Ты?! — поздоровались они хором.

— Откуда ты тут взялся? — Это тоже прозвучало в унисон. А потом Эдемский Аспид неосторожно шевельнулся — и не смог сдержать болезненного шипения.

— Что с тобой? — Азирафель, человеческий сосуд которого был похож на эфирный облик как две капли воды (как, впрочем, облик самого Змия — на его оккультную сущность) присел на корточки и провёл над демоном раскрытой ладонью. Светлые брови удивлённо взлетели вверх.

— Ты что, сломался? Надо это исправить, наверное...

И тут они нашли очередные грабли. Одни на двоих — не иначе как специальную эфирно-оккультную модель с двумя рукоятками: демон взвыл, корчась в потоке Божественной Благодати, Азирафель испуганно отшатнулся и, потеряв равновесие, упал, зацепив некстати подвернувшуюся под руку верблюжью колючку...

Отдышавшись и утерев невольные слёзы, ангел и демон с недоумением, подозрением и обидой уставились друг на друга.

— Ты... — синхронно прошипели они друг другу, часто и болезненно сглатывая: на распухшей лодыжке демона поверх синяка багровел ожог, разорванная колючкой рука ангела неприятно саднила и кровоточила (земные тела оккультных и эфирных были по-человечески хрупкими, ангел теперь тоже в курсе, да!)

— Я не хотел причинять вреда, а ты... — с обидой сказал ангел, исцеляя следы, оставленные зловредной колючкой.

— Что — я? Я тебя ни пальцем, ни чудом не тронул! — рявкнул не менее обиженный демон, отчаянно желая, чтобы эта проклятая боль оставила его в покое.

— А... но... — Азирафель нахмурился, о чём-то размышляя, потом его лицо просветлело, а губы сложились в улыбку. — Точно, чудом! Прости, дорогой мой, я забыл, что в твоём человеческом теле скрыта демоническая сущность. Сейчас я всё исправлю!

— Держись от меня подальше! — прошипел Змий, рефлекторно пытаясь отползти от опасности, но тело и принадлежавшая ему боль решили иначе...

Вспыхнувшая при этом искра недоверия, вполне тянущая на ещё один сдвоенный садовый инструмент, опалила обоих сверхъестественных так, что в глазах ангела снова заблестели слёзы, а лицо демона перекосила сардоническая ухмылка.

— Змий, прошу тебя... — тихо, на грани слышимости, едва-едва шевеля губами, попросил ангел.

Умоляющий взгляд синих глаз встретился с оценивающим взглядом глаз янтарных.

— Ладно.

И Змий в человеческом обличье распластался на песке, закрывая глаза и доверяясь бывшему Стражу Восточных врат — сам встал под белое ангельское крыло там, на стене Эдема, никто не заставлял, так сейчас какого... чего? Проклятия? Ада? Рая? Впрочем, какая разница! Об этом можно будет подумать потом. Когда-нибудь.

А сейчас можно просто довериться, как тогда, на Стене. Ничего ведь плохого не случилось — верно? И не должно случиться.

Азирафель вздохнул и очень осторожно потянулся к лежащему на песке демону, отчаянно желая устранить причинённый вред, убрать боль, вернуть всё как было...

И это стало лучшим из чудес на заре времён, Чудом, перед которым померкли все случившиеся неприятности.

— Ты как?

— Нормально... — удивлённый Змий открыл глаза и сел. Подвигал ногами, солнечно улыбнулся.— Обалдеть! Ты прелесть, ангел! У тебя определённо получаются чудеса! Причём хорошие чудеса, ангел!

— Спасибо, — Азирафель вернул улыбку и осторожно коснулся заалевших от смущения щёк. — Ой... С моим лицом что-то не так!

— Оно слегка покраснело, почти как у Евы, когда она... — демон запнулся, пытаясь подобрать максимально точное описание. — Волновалась? Радовалась? И это... как у Адама, когда они себе костюмы мастерили. Это называется... Черт, забыл!

— Змий, ты не мог бы... — попросил ангел.

— Ладно-ладно, не выражаюсь! — Демон легко вскочил на ноги и подал ангелу руку. — Давай, пойдём, нужно найти какое-нибудь укрытие на ночь, до заката не так уж много осталось! И... — Змий на секунду задумался, а потом легко подул на рукав рубахи Азирафеля, и кровавые пятна исчезли с ткани вместе с дырками. Удивлённый ангел осмотрел целёхонькое одеяние, потом перевёл взгляд — и в его синих, как небо Эдема, глазах тот, кто потом взял себе имя Кроули, прочёл искреннюю благодарность и восхищение.

— Ну, так ты идёшь или нет? — произнёс демон, приглашающе махнув рукой.

Ночь обрушилась на них, как это всегда бывает в пустыне, внезапно: вот только что Солнце алело за линией горизонта, тлело тёплой нитью ещё не изобретённой лампы накаливания закатное кольцо — и вот уже угольно-чёрное небо покрылось россыпью звёзд, а удушающая жара сменилась не менее удушающим холодом. Эдемский Аспид мёрз, тело слушалось всё хуже, его снова колотила крупная дрожь, а мысли стали вязкими и однообразными... Он даже не заметил, что падает, но сценарий предыдущей ночи не мог повториться, он был изменён мягкими руками ангела, умудрившегося поймать оцепеневшего Змия практически на лету.

— Какой же ты холодный! Это твоя змеиная сущность виновата, да?

Ответом стало молчание, и Азирафель, впервые пожалевший об отданном Огненном Мече, начудесил костёр, призвав ворох веток с оказавшихся поблизости кустов вездесущей верблюжьей колючки. Огонь согрел Змия достаточно, чтобы он почти перестал дрожать, но не настолько, чтобы он мог выйти из оцепенения, и Азирафель обнял окоченевшее от холодного дыхания пустыни земное тело демона, делясь своим теплом, а будущий Кроули внезапно и непредсказуемо обрёл навык сна...