↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
В квартире был полумрак, витал табачный дым, разукрашивая проникающие из-за штор полоски света в причудливые узоры сизого расплывчатого акрила. Зои сидела напротив меня. И курила сигару, периодически прикладываясь к лимонаду в высоком запотевшем стакане со льдом. Она была легендой этого города, проклятого и забытого всеми богами, но не это выделяло её, — а совершенно другое. Впрочем, об этом я уже говорила…(1) Зои смотрела на меня устало и даже как-то обреченно, но тем не менее на вопросы отвечала.
— Зои, — обратилась я к ней, так и не притронувшись к лимонаду, который она поставила и для меня. — Так как вы познакомились с Кассиусом?
— С Кэсом-то? — Зои улыбнулась. Вы бы видели, как улыбка украсила её лицо! Она как будто сразу же помолодела и стала на несколько десятков лет моложе, как будто не было ни тех испытаний, что она вынесла, ни тяжёлой судьбы бродяги, наёмницы, корпоратки и братоубийцы, да и вообще… Знаете, я сделала фото на голо-кристалл. Обязательно его посмотрите. — С Кэсом вышла весьма интересная история…
Как ты знаешь, я — эмпатический вампир. И порой случается так, что эмоции, которые мы поглощаем, отравляют нас. Вот и тогда я траванулась эмоциями, ну и….
— И всё же, Зои, можно ли побольше подробностей? — меня, — и, думаю, вас тоже, — терзало любопытство. Зои не любила мои вопросы, но я не теряла надежды, что она ответит.
— Что ж, — Зои хитро на меня посмотрела. — Почему бы и нет? Можно.
Это был старый добрый девяносто восьмой. Ну, помнишь: все эти кожаные куртки, цветастые ирокезы, пирсинг, татуировки, эпидемия Хебраски и атомная война в Ираке?.. Вот этот самый девяносто восьмой. В тот год я встречалась — уже, кажется, года полтора как — с одним красавчиком, капитаном сыскной гвардии Максимом Хорташёвым. Парень он был видный, долгое время для подпитки мне хватало его внимания и заботы… Пока в определенный момент не случилась одна неприятность.
Помнишь нашумевшее в прессе дело о кристалл-зависимых? По глазам вижу, что помнишь, — и не дергайся ты так, кристалл-зависимость излечима и даже поддаётся вакцинации. Ну, всё, спокойно. Так вот… Это была зима. Наша, настоящая, американская зима. Со всем этим жутким снегом по пояс, метелями на целые недели, фрагментарной Луной, висящей в небе — таком низком, что казалось: протяни руку, и дотронешься до звёзд.
Я возвращалась из офиса нанимателя — в тот год я работала на «Хосиджима инк.» и, в частности, на главу их СБ, Руётаго Хишимото. Сначала он нанял меня в качестве «крота» — искать предателей внутри подразделений, — а потом работёнка пошла. Хорошо и приятно работать с умным человеком, а если уж мне за это ещё и платят!.. Ну что ты так смотришь? Да, Хишимото — человек, пусть даже из «модиков». Он — уникум в своём классе, а возможности его мозга просто поражают… Так вот. Работала я тогда на Хишимото, возвращалась с заказа — как раз закрыла, подписали новый контракт, получила роккеты… Да, я брала оплату роккетами ещё до того, как они стали национальной валютой. Так вот, не сбивай…
Иду я себе через Эндж-парк в сторону Каями-плаза, как раз жила тогда у Макса. Никого не трогаю, музыка из «Обода» фигачит… Глушит страшно, честно тебе скажу, но лучшего звуко-моддера тебе не найти, до сих пор ним пользуюсь. Не, не устаревает… Софт новый артефакторы пишут — и норм, чо. И тут меня сбивают с ног — прямо в сугроб! Холодно, стрёмно, ни фига не видно, ещё и щеку о наст поцарапала… Ну вот, я пытаюсь вылезти из сугроба, и понимаю[UW1], что, во-первых, застряла, а во-вторых — меня кромсают. Натурально так, куски мяса из меня вырывают! Ни фига не прикольно, скажу я тебе — сознание я потерять не могу, у нас такой функции заводом-изготовителем, хе-хе, не предусмотрено, ну, я и пытаюсь излечиться. А как мне ещё лечиться, кроме как пить эмоции? Правильно, никак! Ну, я и хапнула его эмоций — а там жажда, страх, боль, а вишенкой на торте всё это перебивает надежда, да такая сильная, что я вырубилась от «передоза».
Нашли меня «Силк-так», едва отодрали от эмо-фона. Я пила тупо всю округу. Но ты же знаешь, какие в те времена были «Силки», одно сплошное разочарование. Оторвали от пострадавшего нападавшего, и пиздуй отсюда, пока можешь, не то и тебя загребут… Ну, я и ушла. Попыталась, точнее, — вышло так, что идти толком я не могла, пострадали в основном ноги, так что, за неимением лучших вариантов и бета-кристалла, поползла. Доползаю я такая, вся окровавленная и измученная, на последнем дыхании к «плазе»… Рассвет на улице, все оборотни уже очеловечились и виновато тупят глазки… Хоть бы один блохастый помог, так нет же! Открываю я квартиру, заползаю — а за мной кровавый след… И тут внезапно меня глушит чей-то визг.
Знаешь, на самом деле это даже банально. Любовь ушла, завяли помидоры… Как я обычно добавляю в этом случае: раз нет любви, то гнить тебе в земле! Мне-то надо было излечиться любой ценой, я слишком много крови потеряла. Я поднимаю глаза, а там стоит полуголая баба в моей пижаме и орёт. И выходит из спальни голый Макс в — прости, пожалуйста — «боеготовности» и удивлённо так на меня смотрит. Холст, масло.
На самом деле, так вышло, что он думал, а я просто впала в ступор. На рефлексах подключилась к его эмо-фону — он всегда был ярок и горяч, его мне хватало или надолго, или половинки, чтобы перестать быть тупом. Ну, я и хапнула по привычке. Через край, до границы красной зоны и соул-фона… На свою голову.
Не знаю, как тебе это описать, но каждая эмоция для эмпатовампира — как определенная еда для вас, людей, на вкус. Есть такие, которые аж приторные, сладкие до невозможности; есть бодрящие, с горчинкой, как кофе без сахара или «Рэд Энжел»(2). Есть такие, которые вкуса почти не имеют — в основном, это безразличие, апатия… Есть такие, которые по вкусу как хорошо прожаренный стейк, так просто их вкус не опишешь. Сочетание различных эмоций вызывает различные же вкусовые ощущения, но вот что я тебе скажу…. Есть эмоции, которые ты никогда не захочешь попробовать, как, например, никогда тебе не придет в голову есть лежалую на жаре мертвечину.
Но ещё есть сочетание таких эмоций, и оно может вызвать самые негативные последствия… Исцелиться-то я исцелилась, вот только беда, как говорится, не телепортируется одна… Я отравилась.
Да, такое случается и со взрослыми эмовампирами. Не смогу точно тебе объяснить, я не медик, но то, что такое бывает — это факт. Я отравилась смесью эмоций, ярких и сильных, — потом разобралась, чем именно. Точнее, доктора разобрались, а я уже выжирала все нейтрализаторы… Ну, об этом потом.
Презрение, какого я ещё не видела. Жалость — на вкус как протухшая курица в сметанном соусе с гнилыми яблоками. Страх, из разряда «трусость до усрачки», который на вкус вряд ли лучше чьего-то говна. И всё это вместе бухнулось в меня в таких чудовищных объёмах, что раздели это между цивилами — хватило бы Мегабашню накормить!
Хорошо, что Макс в какой-то мере трус — трус, но не убийца. Он вызвал «Травму», и меня забрали в реанимацию. И вот уже там…
Зои улыбнулась снова, так, как умеют, наверное, улыбаться только очень, очень счастливые люди. Эта улыбка была сродни маленькому солнцу, которое освещает всё вокруг, и я даже почувствовала тепло и счастье, радость и тёплую уверенность в том, что всё будет хорошо. Так вот, значит, скажу я вам, как это происходит — вот как вампиры длятся своими эмоциями! Испытайте это, если получится, рекомендую! Зои тем временем продолжала.
— Я плохо помню, как меня доставили в реанимацию. Помню только, что меня всё время рвало желчью эмоций, что я блевала это вязкой чёрной жижей дальше, чем видела, и хотелось умереть…. А потом я почувствовала это — тёплые объятия, спокойствие и умиротворённость, лёгкий флёр желания, отдающего цитрусовыми… И ещё что-то такое, чему нет названия. Из меня выходили все негативные эмоции и тот коктейль, которым я отравилась, так что я даже смогла уснуть. А потом было пробуждение.
Ты знаешь, как лечить от отравления эмовампира? Нет? Что ж, я расскажу. Это могут сделать только специально обученные реаниматологи, так называемые «минусы». Они вытягивают эмоции, у них отрицательный эмофон, в смысле, его не просто нет — они распыляют окружающие их эмоции. И отдавать свои эмоции могут только усилием воли и только после многих лет тренировок. Вот именно таким опытным и умелым реаниматологом и оказался Кассиус. Впоследствии, вспоминая своё пробуждение, я могу сказать, что первым делом почувствовала не эмоции, как это обычно бывает, а руки. Физическое тепло.
Оказалось, мне было настолько плохо, да и отравление достигло критической точки, что потребовался физический контакт. Он лежал рядом, поверх одеяла, и обнимал меня. Кэс, с длиннющими волосами, заплетенными в тугую косу, и выбритыми до бархатной гладкости висками; с мозолями на руках и выступающими костяшками пальцев…. Я уткнулась ему в шею, вцепилась в него руками, перепутала себя, его и провода, окружавшие нас… Только потом я почувствовала его эмоции — усталость, горчащую и ядрёную, как красный перец; кофейную горчинку злости на кого-то, пряный аромат заинтересованности, персиковый привкус надежды и щемящую нежность, на вкус как клубника со взбитыми сливками.
— А что было дальше?
— Дальше? — Зои посмотрела на меня хитрым взглядом, слегка подёрнутым поволокой приятных воспоминаний. — Дальше я посмотрела в его глаза, и произошло то, что произошло.
— Запечатление? — я даже подалась вперёд — запечатление было редким и неизученным феноменом биополя разумных!
— Да, оно. Это нельзя описать словами, да и воспоминаниями не поделишься, это просто… Уникально. И тем не менее я чётко помню его глаза, карие, как горький шоколад, практически чёрные, как будто бы и нет разделения на зрачок и радужку…
— И что же было дальше?
— Честно тебе скажу, что пробуждение вышло не айс. Первый шок от приятных эмоций прошёл, физическое тепло исчезло, как только Кэс проснулся, и осталось очень неприятное ощущение. Так бывает, когда хорошие и вкусные эмоции накладываются на послевкусие — или, что ещё хуже, очень отчётливый вкус — того, чем ты отравилась. Так и было. Ощущение ужасное! Меня снова стало рвать…. Кэс прибежал в панике. Обнял меня, схватил за руки, но это не помогло. Сидел и хлопал на меня глазами. А я блевала в белое больничное ведёрко чёрной желчью отравленных эмоций. Если знаешь, сейчас осужденные на смертную казнь эмовампиры могут специально отравляться, чтобы блевать этой штукой, в обмен на всего лишь пожизненное и материал для эмо-гранат. Штука убойная, валит наповал подразделение оборотней… Но мы не об этом, тогда такой фигни и в помине не было. Кэс смотрел на меня широко распахнутыми глазищами, а я блевала и думала почему-то, что не положено мужчине ходить с такими длинными и пушистыми ресницами. Когда меня немного попустило, Кэс решил со мной поговорить… И для начала представился.
«Привет, — ляпнул он, как будто это не я лежала на кровати в позе эмбриона, прикрытая только полупрозрачной тряпочкой, потому что в реанимации идеальная стерильность, а мои вещи пошли в утиль. — Меня Кассиус зовут, но можно Кэс… Чую, наше с тобой знакомство продлится достаточно долго!»
Знаешь, Кэс не любит разговаривать, — да и, по правде говоря, вообще разумных не особо любит. Но голос у него…. Не каждой понравится, конечно, да и далеко не эстрадный, и тем не менее меня он чем-то привлёк. Не знаю, может, и правы учёные Окса, говоря, что по своему восприятию эмовампиры больше похожи на летучих мышей, ибо помимо эмоций воспринимают также и звуковые колебания… В общем, так уж вышло, что меня привлёк его голос. Знаешь, такой низкий, вроде и бархатный, а вроде и грубый, с хрипотцой — наверное, от долгого молчания… И вот он смотрит на меня, а я лежу и пялюсь на него огромными глазами. Я, конечно, попадала раньше в реанимацию, и даже пару раз мельком видела Кэса, но никогда не видела, чтобы он говорил. А он продолжает:
«Не понимаю, как так вышло, что ночь обнуления не помогла. Обычно всем эмо-вампирам этого хватает… А тебе до сих пор плохо. Расскажешь мне, что случилось?»
Ну, а я-то что? Пришлось рассказать, потому что, знаешь, я не мазохистка вообще-то. Рассказала ему про нападение кристалл-зависимого, про то, что «Силк-так» меня даже никуда подбросить, суки, не смогли… Ох, как он матюкался! А я возьми да и ляпни, что это вообще-то не конец. Он, бедный, заткнулся на полуслове, смотрит на меня грозно так, брови свёл, руки на груди сложил…
«Ну и?» — говорит.
Я молчу, не знаю, как рассказать. Он на меня смотрит. Стоим, как два дебила… И тут в реанимацию в защитной сфере входит Макс.
Не знаю, всем ли это известно, но появление предмета отравления вызывает сильный рецидив. Аура ещё помнит отравителя и присасывается к нему в попытке как бы «дать откат», но плохо от этого не только обладателю говённых эмоций, но и самому эмо-вампиру. Ну и тут меня прорвало, там уже не просто чёрная желчь полилась, а просто реально дым, как от «покрывала тьмы»… Макс возьми да и грохнись от истощения, я-то сильный вампир, высосала его почти до донышка… Хорошо, что у меня чётко выработан рефлекс: до конца не выпивать. Я не «фермер», чтобы овощи плодить. Кэс это как увидел, — хватает со стола инжектор, вхерачивает его прямо в шею Хорташёва — ну, понятное дело, что инжектор с омега-блокаторами на некоторое время изолирует ауру от окружающего вида. Меня как отрубило, но всё ещё хреново, я плююсь этим дымом не переставая, уже дышать не могу… Кэс смотрит на Макса, смотрит на меня, и потом… Знаешь, давно не мне приходилось испытывать такого удивления, злорадства и облегчения. Кэс врезал Максу так, что тот вылетел из отделения реанимации и впечатался в стену на противоположном конце коридора. Реанимацию закрыл, зажёг «посторонним вход воспрещён»… Скинул с себя халат, рубашку — зараза, как хорош! Взял меня на руки, словно ребёнка, — и откуда только силы брались в его худощавом жилистом теле? — и давай меня по спине гладить. Весь изгваздался в дыме чёрных эмоций, но я тебе так скажу, таким, как он, это нипочём. С него как с гуся вода стекает, и хоть ты тресни. Тает, как снег в Африке…
Уже много позже, на рассвете где-то, когда меня таки отпустило, я дорассказала ему историю. Как приползла, едва живая, домой, наткнулась на какую-то визжащую бабу в моей пижаме… Как вышел Макс из нашей комнаты, в состоянии, так сказать, готовности продолжить род, и как я по дурости хапнула его эмоций на всю катушку, не стесняясь, так, как никогда раньше не делала.
Уснуть нам тоже пришлось в обнимку — опытным путем было проверено, что если Кэс меня отпускает, рецидив продолжается. Как он мне рассказал, обычно его присутствия хватало для того, чтобы полностью удалить последствия отравления из ауры и эмофона за одну ночь.
И вот дальше начинается самое, на мой взгляд, забавное. Утро, часов восемь. Солнце херачит в окно, как долбаный УФ-фонарь. Открывается дверь с пинка и входит главврач — баку(3), если я правильно помню. Смотрит он на нас и так проникновенно, с угрозой:
«А что тут происходит, не хочешь ли объясниться, Кассиус-с-с-с?»
Кэс на него смотрит, устало так — у него уже синяки под глазами, то ли от недосыпа, то ли от перенапряжения, то ли ещё от чего. И просто опускает меня на кровать и отходит к доктору. Меня опять начинает рвать чёрной желчью, бедняга-баку аж поморщился. Кэс подходит, опять берёт меня на руки — честное слово, столько, сколько тогда, на руках меня ещё не носили! — и шепчет на ушко извинения. Док в шоке, как так-то, и тут в дверях появляется та самая барышня, которая трахалась с моим уже-не-парнем. Ставит на пол у входа чемодан с пространством Ребарданта(4), кивает на меня и говорит такая:
«Тут её вещи, все, что были. К Максу пусть не возвращается, он теперь мой и всегда таким был!» — и уходит. Холст, масло, второй раз за двое суток.
Мы с Кэсом тогда ещё очень, очень долго сидели вот так в обнимку. Как оказалось, резерв у меня будь здоров, и на выздоровление понадобилось больше, чем неделя, — на что лично я не рассчитывала, да и Кэс, на самом деле, тоже. Потом пришла пора выписываться, а все знают, что в чужом пространстве, не защищённом бета-экраном, чемоданы и ёмкости с пространством Ребарданта открывать нельзя. Кэс прикупил мне одежды — я клятвенно обещалась вернуть ему всё до последнего рокки — и мы распрощались. На долгих и полных событий восемь лет…
— А как вы встретились снова?
— Ну, — Зои хитро глянула на меня, — это уже совсем другая история.
1) Так как это вырванная из контекста сцена, родившаяся в моей голове просто потому, что родилась, и предполагается, что это цикл или часть интервью, я пока ещё не знаю, то некоторые моменты будут непонятны. И я не буду объяснять их в каждом произведении, или, что более вероятно, в каждом необходимом для этого случае, когда не понятно, о чём речь. Просто смотрите сноски.
2) Местный энергетик.
3) Японский дух Баку служит людям, защищая их сны, способен поглощать кошмары и вместо них насылать светлые и добрые сновидения.
4) Грубо говоря, пространство с расширением, т.н. «пятое измерение».
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|