Семейные ценности (джен)

Тоненькие пальчики Майры осторожно, едва касаясь, перебирают доверенные матерью сокровища — ожерелья, перстни, браслеты, серьги, подвески, шпильки и гребни для волос; благородное золото и нетускнеющее лунное серебро, изумруды и рубины, опалы и аметисты. Среди них девочка замечает брошь, в которую вставлен осколок грозового неба — сапфир удивительной чистоты, — и восхищенно вздыхает. За этим вздохом другой, еще более тихий, совсем незаметен.

Из поколения в поколение Арандиры передавали фамильные драгоценности — по традиции мать дарила их старшей дочери в день свадьбы, чтобы та в свой черед могла вручить этот дар собственной дочери. Аренор знала, что никогда не выйдет замуж, но считала себя уже почти совсем взрослой — наверно, когда Железные Соколы примут ее, она будет достойна называться женщиной и носить эти украшения, как мать и бабушка, а до них — другие старшие дочери их рода? Но леди Арандир быстро развеяла ее заблуждение — роскоши на Клинке Аонира нет места, все, чем Соколы могут владеть, они получают из орденской казны. Драгоценности достанутся Майре.

Что ж, справедливо, наверное. У Майры и так будет все — родители, дом, брат; Аренор вполне может уступить ей и эти стекляшки.

— Смотри, Аренор, совсем как твои глаза, — почти шепотом говорит Майра.

Аренор даже не поворачивается в ее сторону и встает, будто заскучав:

— Я лучше пойду поиграю с Ангаром.

* * *

День, к которому Аренор готовили всю ее недолгую жизнь, наступил — она стоит во дворе крепости Железных Соколов, прощаясь с родителями. Еще минута — и те уедут назад, но уже без дочери. Аренор останется здесь до конца своих дней, эта крепость станет ей домом, и пески каньона примут ее кости вместо фамильной усыпальницы.

Леди Арандир снимает с шеи тонкую цепочку, на которой висит амулет из камня нежного телесного цвета; Аренор очень редко видела его раньше, мать скрывала этот амулет под платьем и никогда не расставалась с ним.

— Да хранят тебя Стражи, — пальцы леди Арандир еле заметно вздрагивают, застегивая цепочку на шее старшей дочери. Но когда она осеняет Аренор священным знамением, дрожи нет и в помине.

— Ты — Арандир, помни об этом, — шепчет мать ей на ухо. Аренор слышала эти слова много раз еще до того, как смогла понять, что они значат, но теперь в них вложен совсем иной смысл. Может быть, только теперь она и поняла их по-настоящему.

Камень на груди Аренор совсем теплый, нагретый материнским телом. Она сжимает амулет в руке, и тепло еще долго трепещет в ладони, словно в ней бьется маленькое сердце — даже когда Аренор стоит у гробницы Фиал Дарг, во власти мрака и холода.

* * *

Майра приезжает на Клинок Аонира; теперь она — достопочтенная леди Утран, ее старшая сестра — верховная смотрительница ордена, а леди Арандир давно покоится в фамильном склепе.

Когда они остаются вдвоем, Майра достает старую резную шкатулку:

— Возьми. Это твое по праву.

Аренор усмехается, глядя на блеск золота и камней. Только Майре могло прийти в голову взять такую тяжесть в дорогу, долгую и нелегкую — это не приятная прогулка, страна охвачена войной. И ради чего?

Она кладет растрескавшуюся мозолистую руку поверх руки Майры — тоже сильной, благородная леди не может позволить себе роскошь не владеть оружием, — но белой и мягкой, больше привычной к перу, чем к мечу. От колец у Аренор распухают пальцы, ее уши не проколоты для серег, а ожерелья поверх брони не наденешь. Амулет покоится на ее груди под туникой, теплый камень, сглаженный за поколения, не впивается в тело.

— Оставь себе, передашь потом своей дочери. У меня-то дочерей нет и не будет, только братья и сестры.

— И сын, — добавляет Майра, посмотрев в окно; отыскать кого-то в пестроте одинаковых оранжево-белых плащей трудно, но и она, и Аренор безошибочно находят взглядом Кироя. Длинный плащ смотрителя еще неловко сидит на плечах юноши, вчерашнего мальчишки-оруженосца.

— Да, — медленно, но с теплотой, признает Аренор. — А ему у меня есть что передать и без того.