Жить надеждой (гет)

Боль заставляет замереть от панического страха. Слишком она знакома.

Слишком.

До немеющих пальцев рук. До кошмаров в ночи. До отчаянья и…

Нет, нет, нет, надо просто успокоиться. Это… не то. Не то! Просто…

Мозг лихорадочно ищет причины, самые дикие, самые невероятные, пока руки прижимаются к животу в подсознательной попытке закрыть, спасти, предотвратить страшное.

Съела что-то не то за ужином! Или просто колики.

Низ живота тянет, и пальцы, мазнувшие между ног, окрашиваются в темно-багровое.

Ну пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста…

Рука трясется. Как и все внутри, натянутое, как струна на гитаре арфиста.

Пожалуйста…

В вейр врывается бледный Ф’лар, обхватывает:

— Тише… тише… сейчас придет целительница… успокойся, маленькая, тише…

Сильные руки дарят призрачную надежду — все обойдется. Все хорошо будет, все будет хорошо. Это просто…

— Поговори с Рамотой… она напугана твоим страхом…

Да, Рамота…

«Все хорошо… Рамота, все хорошо»

Все хорошо — как заклинание. Как мольба.

Все хорошо, да?

От золотой приходит огромная волна любви и… сожаления.

«Не надо! Не смей меня жалеть! Все будет хорошо!!» Она впервые так с Рамотой — зло, яростно. Но на кого она злится? Кому кричит? Рамоте или — себе? «Все! Будет! Хорошо!»

Ф’лар прижимает сильнее. И от этого струна лопается, перехватывая дыхание.

Ничего не будет. Снова. Опять.

Будет лишь боль. Отчаянье. Выматывающая опустошенность.

И тоска — безысходная, сводящая с ума.

Тепло от рук Ф’лара, тепло от всепоглощающей любви Рамоты.

Тепло в низу живота. И новый приступ боли, коротким спазмом. И мокро.

И лицо мокрое — слезы выплескиваются сами, как и тихий-тихий вой в шею Ф’лара.

— Прости… — гладит большими ладонями по спине, по голове.

«Прости» Рамоту еле слышно.

Слезы душат, мешают говорить, думать, отвечать.

За что? Почему? Почему одним все, а другим?..

— У нас есть Фелессан, — Ф’лар трется щекой о висок. — Слышишь?

Да, есть. Сын. Единственный. До безумия любимый.

Но ведь хочется… еще. Еще, понимаешь?

— Мы попробуем еще, — он целует ее в висок, мягко, нежно. Так же, как нежно прикасается к разуму Рамота, вторя ему:

«Вы попробуете еще. У вас получатся отличные всадники»

Всадники? Всадники…

Истеричный смешок заставляет задрожать всем телом:

— В-в-в… — Ф’лар прижимает к себе так сильно, что из груди выдавливается всхлип. — П-попробуем?..

— Клянусь.

Отчаянья невыносимо много, и она хватается всей оставшейся надеждой за это тяжеловесное короткое «клянусь».

Чтобы не сойти с ума в очередной раз.

— П-простите… — сразу всем — и ему, и Рамоте.

— П-простите… — и тому, кто не родился.

— П-п…

Всхлипы, уже не подавленные, освобождаются бессильными плачем и слезами. Слезы то собирает губами Ф’лар, то утирают носами Рамота и Мнемент, к которым ее перенесли.

Целительница лишь подтверждает то, что случилось.

Слез уже нет. Осталась лишь тупая боль внутри, дикая тоскливая усталость и крохотная надежда, вызванная его словами:

— Мы попробуем, — Ф’лар шепчет тихо и чуть улыбается, не пряча взгляда. — И у нас все получится.

И обессилевшее сердце начинает стучать чуть быстрее и увереннее в благодарность за те же боль, отчаянье и надежду в его глазах.

— Попробуем… — кивок получается слабым, но с тем самым руатским упрямством, с которым она всегда вставала с земли. — Конечно, попробуем.