Как появляются легенды (джен)

— То ли сдуру, то ли просто,

То ли осень, то ли звёзды,

Не тоска и не смятенье,

Может, чьё-то сновиденье? — С чувством выдал Кроули, присаживаясь на корточки, чтобы получше разглядеть распластавшегося у ног каменного ангела каменного же змея. Змей был знатный! Зубастый, извивающийся, с сильными крыльями и лапами — настоящий дракон просто, а не змей! Детально проработанная чешуя, различимая даже в неверном свете осеннего облачного полнолуния, внушала восхищение и просилась на "погладить". Ну, Кроули и погладил. Напряжённый бок, когтистую лапу, оскаленную пасть...

Стоявший рядом Азирафель с удивлённо открытым ртом и по-кошачьи круглыми глазами рассматривал шестнадцатифутового каменного ангела. Его закованные в броню ноги, тяжёлый пластинчатый сабатон⁽¹⁾, прижавший голову шипящего змеедракона, двойную римскую птеругу⁽²⁾ под греческим доспехом споласом⁽³⁾, развевающиеся одежды и правильные линии безучастно-мёртвого лица с широко распахнутыми глазами и изогнутым в кривоватой улыбке ртом...

— Если скульптор пытался изобразить сосредоточенное одухотворение битвы — он облажался! — Заявил Кроули, неизвестно когда вставший рядом, плечо к плечу. — Ты не такой.

— Почему ты решил, что это я?! — окончательно сник Азирафель.

— И меч странный... — Демон встал на цыпочки, разглядывая профиль каменного клинка и стиснувшую его рукоять руку, пренебрежительно посвистел сквозь зубы. — И хват у него неправильный! Если бы ты так держал оружие, тебя первый же попавшийся разбойник развоплотил бы!

— Да почему ты решил, что это я?! — оторопь ангела сменилась раздражением, плавно и быстро перерастающим в гнев. Гнев безадресный и потому ужасный: у демона даже холодок между лопаток проскочил...

— Ангел, ангел, притормози! — Кроули на всякий случай соединил ладони перед грудью в умоляющем жесте. — Я не говорил, что это ты! Я просто сказал, что никто нормальный не будет так держать меч!

Цунами негодования замерло и, чуть поколебавшись, превратилось в облако белых сияющих крыльев за спиной Азирафеля и волну поднятого ими ветра. Демон выдохнул и расслабился — на этот раз вроде миновало.

Ангел легко вспорхнул и замер, разглядывая каменное лицо в обрамлении вьющихся мраморных волос. В его душе тугой часовой пружиной закручивалось сомнение, а голове селевым потоком бились мысли: "Неужели именно такими нас видят смертные? Неужели именно это — их идеал Ангела Господня? Неужели этому они столько веков подражают?! И все их деяния — неуклюжие попытки следовать нам?!"

— О Боже... — прошептал ангел. — Прости всех нас!

Рядом прошелестели чёрные крылья, вознося фигуру в чёрном упелянде⁽⁴⁾ с золотой отделкой.

— Азирафель? — Позвал Кроули. — Ну ты что, всерьёз, что ли, убиваешься над этой безвкусицей? Да Мерлин с ней, не рви сердце, она того не стоит!

— Кроули, ты не понимаешь... — посланник Неба на земле медленно двинулся вокруг исполинской статуи, демон отзеркалил его движение — и они полетели по кругу, как планеты по орбитам. — Это то, как люди представляют себе нас. Тебя, меня, наши действия и образ мыслей, наше отношение друг к другу и Бога — к этому всему. И это ужасно, Кроули!

— Почему? — с искренним интересом спросил демон, вглядываясь в печальное лицо приятеля.

— Потому что Богом заповедано любить и прощать друг друга! — сорвался Азирафель. — Любить, понимаешь?! Любить! А не убивать. И ангелам тоже — любить живое! Оберегать, учить... Мы создания любви и сострадания, а не войны! Христос сказал: "Да любите друг друга!" — и что? Кто его услышал? Ответь, сколько веков мы готовимся к Армагеддону, а люди убивают друг друга в споре о том, как Он это сказал?! Разве это — исполнение заветов Божьих?!

Голос ангела разносился над ночным городом Брюсселем, одинаково легко вспарывая его сонное спокойствие, тревожное ожидание, злое предвкушение, пьяное веселье и унылое безразличие. По площади перед ратушей разнёсся тихий, на грани слышимости, шёпот опасно задрожавших оконных стёкол.

— Эй! Ангел! — Кроули ускорился, подлетел вплотную, маяча перед потемневшими глазами Азирафеля. — Ты всю округу сейчас перебудишь, оглашенный! Ну, не нравится тебе сие творение — чудесни и не мучайся! Сделай такую статую, какую тебе хочется, чтобы по душе и со смыслом!

Ноль реакции. Только светлые брови грозовыми тучами сошлись, рисуя горькую складку.

— Ну, давай я чудесну! Пока ты тут всё не разнёс до основанья, — Змий приблизился вплотную, аккуратно приобнял ангела за плечи. — А зачем? Зачем это делать, Азирафель? Люди старались, аж с тысяча четыреста второго года горбатились, полвека на эту стройку положили, а ты тут сейчас всё разнесёшь в праведном гневе, Перст Господень...

— Кроули...

— Пять тысяч лет Кроули, ангел.

— Ты не понимаешь...

— Ну, почему? Очень даже понимаю! Я же демон, а не дурак! Думаешь, мне этот вот гибрид под твоим железным сапогом нравится? — сказал Змий с Серебряным языком и тут же этот самый язык прикусил: сказанные им слова окончательно разрушили самоконтроль Азирафеля, синие глаза полыхнули Небесным сиянием, крылья мощным взмахом вознесли ангела ещё выше, а руки шевельнулись, принимая хорошо знакомое положение...

Ангела накрывало редко — но метко и капитально, и сейчас, понял Кроули, как раз такой случай! Додумывал мысль он уже на ходу, зажмурившись и рывком поднимаясь к эфирному, попытавшись ухватить его за запястья, удержать от непоправимой глупости: сам себя ведь запытает совестью до развоплощения, когда успокоится, в Ад не ходи!

Он промахнулся. Вот просто промазал сослепу и вместо ангельских запястий вцепился в широкие рукава серебристо-серого упелянда — что держал, что мимо проходил! Так что идея провалилась. С блеском разлетевшихся стёкол и треском мрамора — только осколки брызнули!

Демон тихо выругался и перетёк в змеиную ипостась, стараясь подстроиться под движения Азирафеля (явно решившего пустить шпиль с дурацкой скульптурой на щебень!), обвить его руки, мешая чудесить, и докричаться, наконец, до разума и души.

Ага, щаз, неси седло!

Ангел опять сместился, меняя угол атаки, и Эдемский Аспид потерял точку опоры, соскользнул с гладкого шёлка ангельской одежды, как мыло с мостков, и, отчаянно извиваясь, полетел вниз, к земле, со всей ясностью понимая, что ни черта не успевает, разве что перейти в состояние потока электронов... Но сделать это ему не дали: Азирафель вскрикнул, догнал, подхватил и взмыл вверх под испуганное аханье набежавших зевак, позволяя обвиться вокруг себя так, что остались свободными только крылья...

Они снова сидели на верхушке шпиля брюссельской ратуши, восстановленной Азирафелем лёгким движением руки, а полная (уже ноябрьская!) луна нежно серебрила статую ангела, одетого в ризы, и огромного змея, обвившего его тело и доверчиво положившего голову на подставленное плечо.

— Как думаешь, пернатый, долго она просуществует? — спросил изрядно захмелевший Кроули, с удовольствием привалившись спиной к горячему боку сидящего рядом Азирафеля.

— Думаю, что не менее пятисот лет, мой дорогой, — улыбнулся тот, старательно делая вид, что не замечает змеиных поползновений и словно случайно укрывая замёрзшего Аспида своим крылом: всё-таки ноябрь в Эдеме и ноябрь в Бельгии — совсем не одно и то же! А Змию изрядно досталось...

— Ты...

— Да.

— О. Ну, в общем, это...

— Я знаю.

— Тогда вообще зашибись.

И бутылка "Бургундского" снова перешла из рук в руки.

1) Сабатон — латный ботинок, который крепился к наголеннику и защищал верхнюю часть стопы.

Вернуться к тексту

2) Птеруги (птериги) — элемент античного защитного доспеха, состоящий из кожаных полос на бёдрах и плечах (такие прямоугольные фестоны с фигурной бахромой на концах). Термин происходит от греч. πτέρυγες («крылья», «перья»). Слово «птеруги» обычно употребляют во множественном числе, но возможен вариант единственного — «птеруга»

Вернуться к тексту

3) Сполас — древнегреческий и древнемакедонский панцирь, по форме похожий на современный бронежилет. Изготавливался из вываренной кожи или многослойного многократно проклеенного льняного полотна, по плотности сравнимого с парусиной (собственно, это тоже льняная ткань, тяжёлая, плотная из толстой пряжи)

Вернуться к тексту

4) Упелянд — верхняя мужская одежда различной длины для торжественных случаев, прогулок, верховой езды, появившаяся во Франции в конце четырнадцатого века, рукава сильно расширялись книзу, часто достигали земли; низ и края рукавов отделывались фестонами листообразной формы; иногда применялась отделка мехом. Во второй половине пятнадцатого века упелянд появился и в женской верхней одежде. Он имел два фасона: один — широкий, цельнокроеный, с длинными широкими рукавами; другой — отрезной в талии, с очень широкой юбкой-шлейфом из нескольких клиньев. Края упелянда, в основном на рукавах, отделывались фестонами.

Вернуться к тексту

На площади Гран-Плас было людно. Ну а что вы хотели? Лето, выходной, хорошая погода... Энное поколение столичных голубей пыталось протопать тропинку на исторической брусчатке, а толпы туристов составляли им компанию. Одна из экскурсий, вспугнув голубиную стаю, остановилась напротив внушительного готического здания. 

— Мы находимся у здания городской Ратуши, памятника архитектуры пятнадцатого века, выполненного в стиле пламенеющей или, как ещё говорят, брабантской готики. 

Строительство здания было начато в тысяча четыреста втором году, а закончено в тысяча четыреста двадцатом году. Как вы можете видеть, оно несимметрично: на левой стороне фасада десять окон, на правой — только семь. По легенде архитектор, обнаруживший асимметрию уже после завершения строительства, в отчаянии бросился вниз и разбился. 

— Прошу прощения! — обернулся стоявший неподалёку мужчина в старомодном белом костюме с кремовой бабочкой вместо галстука. — Прошу прощения, я случайно услышал ваш рассказ — и мне стало немножечко обидно за Якоба ван Тинена⁽¹⁾, ответственного за этот проект. 

Мужчина чуть улыбнулся, сглаживая неловкость, а его худощавый спутник в модном чёрном прикиде и солнцезащитных очках по цене закрылки от "Боинга" склонил голову горделиво и немножечко насмешливо. 

— Дело в том, что дальнейших пристроек к зданию не планировалось, — продолжал белокурый полноватый джентльмен. — Однако усиление влияния гильдий ремесленников и их горячее желание принять участие в управлении городскими делами привели к тому, что в тысяча четыреста сорок четвёртом году Карл Смелый заложил первый камень в основание правого крыла Ратуши. К тысяча четыреста пятидесятому году эта часть здания была достроена, но получилась короче старой и здание оказалось не симметрично башне, в чём, однако, обнаружилась своя прелесть... К тысяча четыреста пятьдесят пятому году на месте колокольни люди, то есть строители, воздвигли башню, высота которой составила сто пять ярдов, то есть девяносто шесть метров. Как видите, у архитектора Якоба ван Тинена не было никаких причин совершать смертный грех, бросаясь вниз со шпиля. Его проект был безупречен! 

— Ага, — сказал стильный мужчина в чёрном. — Так и было. А на вершине башни стояла пятиметровая статуя повергающего дьявола архангела... ну... Михаила, покровителя Брюсселя. Но её разрушило... грозой, и в том же году на её месте появилась статуя "Ангел и Змий", которая простояла наверху пятьсот сорок один год, то есть до тысяча девятьсот девяносто шестого года, а потом её... заменили. На копию. 

— И где она теперь? — с жадным любопытством спросил кто-то из туристов. 

Светлый и тёмный переглянулись и синхронно пожали плечами. 

— На реставрации, я полагаю, — сложив руки за спиной, ответил белокурый. 

— В каком-нибудь Саунт-Даунсе, — поддержал его рыжий. — Или в Национальной галерее... 

Мужчины опять переглянулись, блеснули стёкла солнцезащитных очков, после чего у всех присутствовавших возникло стойкое ощущение, что рыжий возвёл очи горе, а белокурый наконец-то выиграл какой-то давний спор. 

— А вы, извините, кто? — не выдержал экскурсовод. — Этих данных нет ни в одном справочнике! 

— Историки, — коротко отрекомендовался обладатель солнцезащитных очков и неприязненно добавил. — Когда это в справочниках указывали толковые подробности, хотел бы я знать! Ты, случайно, не в курсе, Азира? 

— Случайно нет. И да, в справочниках вы этой информации не найдёте, — заверил джентльмен в светлом костюме. — Это тема... узкоспециализированных научных трудов. Например, вы знаете, что тринадцатого августа тысяча шестьсот девяносто пятого года французская армия по приказу генерала Луи Франсуа де Буффлера начала обстрел Гран-Плас, избрав основной целью здание Ратуши? Не резиденцию короля, стоявшую, кстати, напротив, а именно Ратушу? Тогда был разрушен весь центр города, включая королевский дворец, а Ратуша и шпиль уцелели... И сейчас это единственное здание пятнадцатого века на Гран-Плас. 

— Я бы сильно удивился, если бы случилось иначе! — проворчал рыжеволосый. Белокурый согласно кивнул и взялся за обтянутый чёрным локоть. 

— Всего доброго, господа и дамы, нам пора. 

— Секундочку! — попросил экскурсовод. — А что вы скажете о второй легенде?

Белокурый обернулся, удивлённо изгибая выразительные брови. 

— Простите? 

— Говорят, что в одну из ночей Хеллоуина на шпиль Башни поднялся демон, чтобы разрушить статую Хранителя Брюсселя, архангела Михаила, но спустившийся с Небес ангел ему помешал. Что состоялась битва, но никто не смог взять верх, и тогда Господь обратил их в камень, чтобы не пострадал город. И раз в году, на Хеллоуин, они выходят из камня и летают над шпилем, продолжая свою борьбу... 

Рыжеволосый что-то шепнул на ухо блондину и рассмеялся, а тот, смущённо алея скулами, кивнул и пробормотал:

— Точно, зеркальная пятница⁽²⁾ была...

И, откашлявшись, продолжил, уже громко:

— Полагаю, что поводом для этой легенды послужила поздняя осенняя гроза, случившаяся в ту ночь: молния ударила в статую на шпиле, а человеческое воображение создало всё остальное, поскольку поздние осенние грозы не характерны для этих широт. Всего доброго! 

* * *

Вечером, вдоволь нагулявшись по городу (Королевский музей изящных искусств, Музей Маргритт, Королевские оранжереи в Лакене...), они вернулись на Гран-Плас и устроились, как выразился Кроули, на господствующей её точке: с крыши ратушной башни открывался удивительный по красоте вид, а нагретая апрельским солнцем статуя приятно грела спины. Пока ангел сервировал "столик" для пикника прямо на венчающей шпиль площадке, Змий маленьким чудом отвёл глаза зевакам, заодно внушив мысль о том, что вести фото  и видеосъемку шпиля и селфиться на его фоне вот прямо сейчас — очень, очень плохая идея! Завтра, дамы и господа, всех возрастов и вероисповедания, непременно завтра и только завтра! Причину сами себе придумаете, вы же sapiens'ы, в конце концов...

— Спасибо, мой дорогой, не хотелось бы оказаться в интернете или в новостях, — у глаз протягивавшего вино Азирафеля собрались лукавые морщинки. — Откроешь? 

— Конечно, — демон взял бутылку, присмотрелся к этикетке. — Бордо? А-ангел! Ты серьёзно? 

— Ну, — сдерживая смех, сказал Азирафель, — тогда оно оказалось очень удачным решением, а я привык доверять проверенным методам, знаешь ли.

— Знаю, — вздохнул ничуть не огорчённый демон, выщёлкивая пробку. — Держи! 

Ангел изящно обернул бутылку белоснежной салфеткой и оставил "подышать". Кроули стянул с тарелки сыр и с наслаждением привалился спиной к тёплой ноге каменной скульптуры. 

— Хорошее было время, хоть и жестокое, да, ангел? Людей меньше, свободы больше... 

— Оно и сейчас неплохое, мой дорогой, особенно с учётом сложившихся обстоятельств. 

Азирафель, закончивший с сервировкой, отставил пустую корзину и сел рядом. Белая ткань сюртука коснулась чёрной ткани ультрамодного блейзера.

— Суеты только многовато. 

— Ой, ангел, ты со времён Рима жалуешься на суету! — добродушно фыркнул Кроули, беря бутылку и наполняя бокалы. 

— Может быть, это потому, что со времён Рима она стала неотъемлемой частью прогресса и общества, мой дорогой? 

Азирафель взял предложенный бокал, вдохнул виноградный аромат, наслаждаясь тонким букетом запахов — и даже глаза прикрыл от удовольствия.

— Возможно, — почти согласился Змий, кое в чём ответственный за этот самый прогресс. Бокалы тихо звякнули, соприкасаясь хрустальными боками. — Хорошее вино, ангел. 

— Хорошее, — согласился Азирафель, и они замолчали, отдавая дань изысканному напитку. Первым нарушил уютное молчание Кроули. 

— Ангел, давно хотел спросить, — сказал он, повторно наполняя бокалы. — Почему ты меня тогда поймал? 

— Я... испугался. — Азирафель едва заметно повёл плечами, стараясь удержать непроизвольно рванувшиеся в реальный мир крылья, и Кроули, удивлённый реакцией эфирного, снял очки, вглядываясь в омрачённое воспоминанием лицо. 

— Азирафель... 

— Ну, ты тоже меня спасал, разве нет? 

— Я просто хотел сказать спасибо, ангел. И... Пусть эта статуя стоит в саду. Я не против. В конце концов, зря, что ли, мы её... унесли?

1) Якоб ван Тинен — насколько удалось выяснить, архитектор, который проектировал Ратушу. Нужно сказать, что он был не единственный: 1706-1711 годах, когда реконструировали плошадь, к зданию были пристроены два задних крыла в стиле французского барокко.

Если верить википедии, то "сегодня ратуша доступна для экскурсий, залы украшены старинными гобеленами и позолоченными зеркалами. Здание до сих пор используется как резиденция мэра, хотя городская администрация расположена в другом месте, на бульваре Анспаш. В 1998 году ратуша в составе ансамбля Гран-Плас стала объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО."

Вернуться к тексту

2) "Зеркальная пятница" — пятница тридцать первого, пришедшаяся на полно, - или новолуние. Автору фанфика всегда делает "интересно" и "нескучно"! :) Хуже только понедельник тринадцатое...

Вернуться к тексту