Летняя гроза (гет)

В тот вечер пахло грозой. Элизабет запомнила этот запах. Запах и холодный свет уличных фонарей. Она вышла из лаборатории, когда почти стемнело. Она уже завязывала шарф, как вдруг её окликнул отец. Он стоял в лучах фонарей громоздкой, тёмной фигурой. Его лицо… лицо генерала Росса было спокойным и властным… как и всегда. Элизабет невольно прикрыла глаза:

— Здравствуй, — она постаралась, чтобы её голос звучал так же равнодушно, как и его.

Генерал подошел и положил тяжелую руку ей на плечо:

— Ты не приехала на Пасху.

— Было много работы.

— Неужели? — генерал посмотрел на неё светлыми стылыми глазами.

Такие же глаза Элизабет каждый день видела в зеркале. Она промолчала.

— Нам придется вернуться в лабораторию, — абсолютно бесстрастно добавил отец, словно они и говорили только о работе. — Приехал новый сотрудник, ты должна ввести его в курс дела, эксперимент не может ждать.

— Ну что ж, поработаем сверхурочно, — почти обрадовалась Элизабет, когда генерал Росс снял свою отцовскую маску и вновь стал, кем он и был всегда, военным и начальником.

— Знакомься, это профессор Беннер, — процедил генерал, с явным пренебрежением кивнув в сторону подошедшего мужчины.

И тогда она впервые увидела Брюса.

Позже ей всегда казалось забавным, что именно отец познакомил её с Брюсом. Познакомил в тот вечер, пахнувший грозой, хотя с неба не упало ни капли дождя. Только воздух был напряженный, душноватый, почти звенящий.

Профессор Беннер оказался высоким (в кои-то веки выше неё), слишком худым и даже чуточку нелепым. Интеллигентное лицо и отрешенный взгляд. Такими, наверное, обожают рисовать в комиксах гениальных ученых. Элизабет не читала комиксов. Брюс протянул ей руку, но тут же быстро убрал со словами:

— Извините. Всё время забываю, кто там должен по этикету первым здороваться.

Генерал только презрительно цокнул языком и быстро зашагал к лаборатории.

— Это ничего, — она улыбнулась, — я тоже не помню. Меня зовут Элизабет, можно Бетти.

Она пожала его узкую, сильную ладонь и подумала, что пора бы уже разразиться этой так долго ожидаемой грозе.

* * *

Прошло несколько недель. Хотя Беннера пригласили в качестве главы проекта, вместе они работали намного реже, чем она надеялась — возможно, тут не обошлось без влияния отца. Элизабет замечала, что почему-то её вечно окружают не те коллеги, которые могли бы стать друзьями. Она даже уже почти решила уйти отсюда — подписать очередные необходимые бумаги о неразглашении и уйти, ей вполне хватит преподавания в университете Калвер. А потом появился Брюс… и она осталась.

Джейн с кафедры английской литературы, пригласив Элизабет на очередную вечеринку, знакомила её с какими-то мужчинами, называла бесконечные новые имена и свистящим, быстрым шепотом комментировала:

— Дантист из Калифорнии, недавно развелся. А этот преподает французский у нас в университете. А этот… не помню, то ли нотариус, то ли владелец пекарни…

— Дженни, — рассмеялась Элизабет, — я тебя прошу! Просто оставь меня и этих несчастных в покое.

— У тебя только одна бесконечная работа, — прошипела Джейн и ловко схватила две тарталетки с блюда. — Ты хоть кого-нибудь видишь, помимо своих экспериментов?

— Ну да, — в эту секунду Элизабет страшно захотелось поделиться своими чувствами, хоть с первым встречным. Джейн, конечно, была её приятельницей, но совершенно не умела держать язык за зубами.

— Что «ну да»? — буркнула сквозь тарталетки Джейн.

— Вижу, — улыбнулась Элизабет.

Безупречные брови Джейн поползли вверх.

— Неужели?! — ахнула она. — Ты должна привести его на вечеринку в следующий уикенд!

При мысли о Брюсе на университетской вечеринке Элизабет стало смешно и неловко одновременно.

— Э-м-м, я не уверена, что он пойдет.

— Сюда? — Джейн запила тарталетки добрым глотком шампанского.

— Со мной, — вздохнула Элизабет.

— Не неси чушь, — отмахнулась Джейн, у неё всё и всегда было восхитительно просто.

Элизабет почти решилась спросить, когда в перерыве Брюс, стягивая тонкие перчатки, подошёл к ней сам. На его лице остались следы от защитных очков:

— Доктор Росс, добрый день, — улыбка освещала и преображала его лицо, узкое, словно у аскетов на средневековых фресках.

— Доктор Беннер, — Элизабет улыбнулась в ответ, — как вам у нас, привыкаете?

— М-да, вполне. — Он растер тонкую переносицу. — Вы идете в кафетерий?

— Конечно, — Элизабет умолчала, что она пообедала полчаса назад.

Потом Бетти вспоминала эти дни, и они ей казались кадрами из старого романтического фильма на черно-белой пленке — теплые, милые, немного смешные, немного неловкие и очень трогательные, очень чувственные. Словно это было и не с ней. Вечером Брюс проводил её до дома.

Они стали встречаться в университетской библиотеке. В её самом дальнем, самом пыльном отделе. Там всегда был тусклый свет, настолько тусклый, что читать становилось сложно, и редко кто появлялся. Не то чтобы они скрывали свои отношения, просто как-то так выходило само собой. И всё же они пошли на вечеринку Джейн вместе.

Правда, из Брюса получился не самый веселый гость: говорить о работе он не имел права, а обсуждать новости местного истеблишмента и университетские сплетни не считал нужным. Элизабет чувствовала себя крайне стесненно, поминутно краснея то за его явную, почти демонстративную холодность, то напротив — за бесцеремонность, почти вульгарность Джейн. Поэтому когда через пару часов им с Брюсом удалось улизнуть, Элизабет выдохнула с облегчением.

Они шли по дороге, деревья были окутаны зеленой дымкой совсем юной листвы, где-то истерично гудела сигнализация.

— Прости, — вдруг сказал Брюс, — я испортил тебе вечер. Души компании из меня не вышло.

Элизабет остановилась и посмотрела на него. Высокий лоб перечеркивали три резкие морщины, глаза были светлые, как и у неё самой, но куда теплее — её вдруг поразило, что у человека с таким отстраненным лицом могут быть такие теплые глаза. Губы у него тоже оказались теплые. Теплые и сухие. Когда Брюс поцеловал её, мелькнула нелепая мысль, что вся эта неловкая вечеринка того стоила.

Как только они упали на диван, тот негодующе то ли скрипнул, то ли всхлипнул. Стоящие на его спинке подушки посыпались на них, так что пришлось прекратить целоваться и сбросить эти чертовы подушки на пол. Элизабет засмеялась, и Брюс улыбнулся тоже. Она провела рукою по его затылку и почувствовала, как его коротко стриженные волосы защекотали ей ладонь. Брюс поймал её руку и поцеловал пальцы, скользнул по ним языком.

За окном с грохотом проехал грузовик, по потолку заметались отблески света мощных фар. Звякнул брючный ремень. Брюс поцеловал её в шею, быстро расстегнул мелкие пуговички на блузке и прижался губами к груди.

— Мы потеряли кучу времени на этой дурацкой вечеринке, — пробормотал он, стаскивая с неё юбку. Теперь, когда тесная одежда не мешала движениям, Элизабет обхватила его ногами, с наслаждением сжимая жесткие узкие бедра.

— Согласна, глупая была идея, — зашептала Элизабет ему в рот, захлебываясь поцелуями.

Брюс прижал её к себе еще ближе, пальцы проехались по влажной спине:

— Бетти.

Элизабет видела, как двигается кадык на его худой шее, как приоткрываются тонкие губы, жадно глотая воздух. Она слышала, как бешено стучит в венах кровь — только не понимала чей это пульс: её или его.

* * *

Джейн сказала, что она могла бы найти кого повеселее. А генерал Росс просто взбесился, когда узнал.

— Что ты кричишь? — устало спросила Элизабет. — Какое тебе до этого дело?

— Бетти, ты не понимаешь, наш проект…

— Что? Что проект? — она насторожилась.

Генерал вдруг замолчал, захлопнул рот, словно стальной сейф в своем кабинете. И она не смогла больше ничего добиться.

Тем же вечером Элизабет на всякий случай зашла в лабораторию и перекинула данные на личную флешку — это было не просто грубым нарушением всех инструкций, это было преступлением. Но всё же она была дочерью генерала Росса и унаследовала от него не только стылые, светлые глаза — она унаследовала больше, чем хотела признавать.

Потом она рассказала об этом разговоре Брюсу, тот нахмурился и покачал головой:

— Я ничего не знаю, правда, Бетти. Но попробую узнать.

Он не успел. На следующий день случился тот самый неудавшийся эксперимент.

Элизабет раз за разом прокручивала в голове то утро. Они были там все вместе. Генерал Росс и доктор Беннер подчеркнуто игнорировали друг друга. Брюс и Элизабет молча проверяли и без того идеально настроенные приборы, их руки работали синхронно. Потом Брюс коснулся её ладони:

— Пора.

Он даже её не поцеловал — генерал сверлил неприятным взглядом их затылки, так что хотелось поскорее закончить и уйти. Брюс только насмешливо подмигнул ей, уже сидя в кресле за защитным стеклом. Ему и в голову не приходило, что можно испытывать гамма-лучи не на себе — он был для этого слишком ученый.

В бесконечных кошмарах после, когда её не брали никакие антидепрессанты, Элизабет хватала Брюса за руку и уводила его из лаборатории. Элизабет разбивала стекло и останавливала эксперимент. Элизабет успевала… На самом деле тогда она не успела, она только с ужасом смотрела на происходящее, а потом всё померкло.

Ей казалось, что Брюс приходил к ней в больницу, но она не была уверена.

* * *

Элизабет научилась жить без него. Ушла из отцовского проекта, а через три года и вовсе перестала общаться с генералом Россом, когда однажды тот за скорбным семейным обедом вдруг заорал:

— Хватит о нем вспоминать! Он преступник! Он тебя чуть не убил! Ты это вообще понимаешь?! И меня, кстати, тоже чуть не убил. И пару славных ребят прикончил! Не будь дурой, Бетти.

Элизабет резко встала:

— Твои славные ребята — профессиональные убийцы. Брюс ради вашего гребаного проекта подставился под гамма-лучи!

— Это был и его проект тоже! Высокомерный ублюдок мнил себя гением…

— Замолчи.

Иногда ей казалось, что она видела Брюса на улице. Пару раз она хватала за рукав каких-то незнакомых высоких и худощавых мужчин в кампусе университета, а потом извинялась. Джейн нашла ей психотерапевта, потом еще одного и еще, и еще… Последним оказался восходящее светило мировой психиатрии доктор Леонард Самсон. Но к нему на прием Элизабет так и не попала — доктор свалился с гриппом накануне назначенного дня и, позвонив, предложил сиплым голосом своего коллегу на замену. Наверное, это было к лучшему — ведь психотерапевтам нельзя встречаться с пациентами. А так у них начался роман. Первый её роман за эти бесконечные… невыносимые пять лет.

— Тянет тебя на заумных тощих интеллигентов, — пробурчала Джейн, но скорее из принципа, она была до смерти рада, что подруга наконец-то начала смеяться и прекратила свой многолетний целибат.

Элизабет всё произошедшее стало казаться почти сном. Та самая флешка мирно лежала в бабушкиной серебряной шкатулке на туалетном столике среди духов и косметики.

* * *

День был тёплым и летним. Июльское солнце ласкало и нежило кроны деревьев. Студенты заполонили двор университета, расположившись то там, то здесь прямо на траве. Элизабет вышла из корпуса вместе с Джейн. Та на днях перекрасила волосы в рыжий цвет и теперь была страшно озабочена, идет ли ей новая прическа. Элизабет машинально поддерживала этот бестолковый, ничего незначащий разговор и улыбалась, сжимая в руке горячий кофе на вынос. Страшно хотелось есть — она опять не успела пообедать. Ничего, сейчас придет Леонард, и они сходят куда-нибудь.

Позже Элизабет думала, что этот летний день ничем не отличался от сотни других. Пахли цветы на клумбе, солнечные лучи облизывали скамейки, дул ветерок. Разве что… было душновато — наверное, вечером будет дождь. А она опять не взяла зонт! И очки… где же эти чертовы очки? Не забыла же она их в кабинете?

Футляр с очками нашелся в сумке. Кофе со сливками слегка утолил голод. Подошел радостный Леонард, Элизабет быстро скользнула губами по его щеке в приветственном поцелуе. Действительно, несмотря на ветерок, как-то парило и воздух давил на плечи. Леонард взял её за руку:

— Куда пойдем ужинать — ты хочешь есть?

— Ужасно, — Элизабет засмеялась.

— Опять не обедала, да?

— Готовились к конференции. Кстати, ты не хочешь выступить у нас? Понимаю, область не совсем твоя. Но если сделать интегрированные выступления: биология и психиатрия. Что скажешь?

— Если ты хочешь.

— Отлично! Тогда я пришлю план конференции.

— Пойдем в японский ресторан?

— Мне надо еще заехать к профессору Брауну, он просил завезти ему документы.

Леонард чуть нахмурился:

— Это же ехать через полгорода?

— Ну да, — Элизабет виновато кивнула, — но ему восемьдесят. Не стоит тебе тащиться со мной — ты устал.

— Ерунда. Просто ты ведь голодная.

— Я перекусила. А потом сходим в пиццерию Стенли, она как раз на обратной дороге. Что скажешь?

— Ладно. Почему нет, — кивнул Леонард.

И они свернули к парковке.

Элизабет вдруг подумала о Брюсе — он обожал пиццу Стенли… нет, нет… Нельзя! Она стиснула руку Леонарда, так что он вопросительно посмотрел на неё:

— Всё в порядке?

— Хм... да, конечно… Прости!

* * *

Они ждали пиццу. Леонард говорил что-то забавное — у него здорово получалось рассказывать смешные истории, эмоционально и самоиронично, он вообще был душой компании, его все любили.

Элизабет, улыбаясь, смотрела на него. Скрипнула дверь за кухонной стойкой — Элизабет машинально взглянула поверх плеча Леонарда — что?.. На мгновение ей показалось, что дверь приоткрыл… Брюс… И тут же исчез. Растворился. Как и всегда…

Нет, это ей не показалось. Она же не сумасшедшая! Элизабет медленно встала, как сомнамбула прошла мимо Леонарда, потом почти пробежала через кухню и выбежала на задний двор.

Темно. Начинал накрапывать дождь. Ветер с шуршанием шевелил мусорные пакеты в баках. Проулок был пуст.

— Брюс, — позвала она, почти не надеясь.

В ответ была тишина, наполненная шорохами начинающейся непогоды и гулом машин, мчавшихся по дороге неподалеку.

— Бетти! — её нагнал обеспокоенный Леонард. — Что-то случилось?

Элизабет рассеянно просмотрела на этого человека, на секунду задавшись вопросом: «Кто это?» Ах да, это её бойфренд.

Гулко и далеко загрохотало в небе. Пока гром был еще далеко, но он быстро приближался — гроза распластывала свои штормовые крылья над городом.

Элизабет ворвалась обратно в пиццерию и бросилась к Стенли. Старый, взволнованный, он смотрел на неё снизу-вверх, и его глаза под седыми бровями беспокойно двигались.

— Просто скажи мне! Мне это… не померещилось? — задыхаясь, проговорила Элизабет.

Воздух не проталкивался в горло, и руки дрожали.

— Пожалуйста, скажи мне правду!

Неужели Брюс думал также, как и её отец? Что именно он, Брюс Беннер, виноват во всем? Наверное… Иначе бы он пришел к ней, к Элизабет, а не к старику Стенли.

Почему он не пришёл к ней?!

* * *

Гроза наконец-то разразилась. Небо разорвало дождем, и он хлестал, словно над городом опрокинули море. Вода лилась по лобовому стеклу машины, смешиваясь с темнотой. Элизабет включила дворники, они заметались, в бессилье пытаясь справиться со стихией. Вода лилась по широкой трассе, ударяясь об колеса машин. Элизабет стиснула руль, вглядываясь в ночь.

Тогда, в пиццерии, она только бросила Леонарду, что должна уехать, и выбежала на парковку под дождь. Мокрая холодная блузка прилипла к спине, в туфлях хлюпало, Элизабет вдавила педаль газа. Машины тащились сквозь ливень, словно мифические животные с пылающими глазами фар. Брюс не мог уйти далеко. Не мог.

Элизабет увидела темную человеческую фигуру впереди, быстро идущую вдоль дороги. Да! Она не знала, что будет делать, если всё это окажется ошибкой в очередной раз. Не знала. Наверное, просто останется лежать на трассе, уткнувшись лицом в асфальт.

Она нагнала человека. Через плечо у него висела большая дорожная сумка, он, зябко кутался в куртку, но продолжал стремительно идти сквозь дождь. А тот хлестал человека по плечам и лицу, словно лично ненавидел его.

Элизабет остановила машину и почти яростно толкнула дверь. Мужчина остановился тоже и медленно обернулся. Казалось, что весь кислород стремительно выгорел в легких…

Элизабет отчаянно захватила ртом воздух вместе с дождевой водой. Брюс бросился к ней, а она к нему. И только ощутив его крепкие объятия, она вдруг отчетливо поняла, что не сон, не бред, не иллюзия. Элизабет жадно вглядывалась в такое знакомое лицо — светло-светло-синие глаза, резкий нос, тонкие губы. Она впитывала каждую черту, гладила затылок, шею и плечи. Его руки стискивали её так сильно, что становилось больно.

— Не уходи. Только не уходи — прошептала Элизабет.

Брюс молчал. В его глазах была какая-то отчаянная, горькая радость.

— Пойдем со мной.

Он лихорадочно обнял её вновь.

— Это опасно, — даже не сказал, а скорее выдохнул на ухо, — ты даже не представляешь, насколько это опасно.

— Нас никто не увидит.

— Я опасен, — глухо проговорил ей в плечо, и вопреки своим словами почти вплавил её в себя.

— Пожалуйста! — Элизабет почувствовала, как слезы, которых не было очень давно, вдруг полились из её глаз.

Ей было жутко даже представить, что Брюс — живой, настоящий, осязаемый Брюс вдруг исчезнет…

Она скорее почувствовала его слова, чем услышала.

— Хорошо... Но завтра я уйду.

Дождя было так много вокруг, что они и сами на секунду стали дождем.

* * *

После тех безумных объятий под ливнем они больше не прикасались друг к другу. Брюс лег на сидение, пока они проезжали под дорожными камерами, и распрямился, только когда машина заехала в гараж. Элизабет закрыла жалюзи и шторы во всем доме.

Молча переоделись в сухое, молча выпили горячий чай, потом Элизабет достала ту самую флешку из бабушкиной шкатулки, до последнего надеясь, что хотя бы раз удастся поговорить честно с отцом… с генералом Россом. Что всё как-то будет объяснено. Но слова Брюса о том, что он для генерала всего лишь оружие, материал для дальнейших исследований, для создания новых солдат-убийц, похоронили эту надежду. Элизабет захотелось плакать, но она молча пошла доставать гостевой комплект постельного белья — Брюс собирался спать в гостиной.

Они порою сталкивались, нелепо извинялись — сталкивались руками и неловкими фразами — два университетских профессора не могли обернуть свои чувства и мысли в слова.

— Я…

— Что, Брюс?

— Ничего. Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Ей оставалось только смотреть на него. Серо-голубая рубашка в полоску, покрытое обветренным загаром худое лицо и такой знакомый взгляд… Если бы можно было смотреть всю ночь!

Элизабет вернулась к себе в спальню и долго лежала без сна, глотая слезы — он жив и это главное. Она сжала мамин кулон, завтра она проводит Брюса и… и всё.

Раннее утро было солнечным, и вроде как совсем ничего не напоминало о грозе. Тем не менее синоптики надрывались с экрана телевизора, что идет штормовое предупреждение, да не чета вчерашнему. Элизабет раздраженно щелкнула пультом. Брюс вышел из ванной полностью одетый — его рубашка была вновь по-дурацки заправлена в джинсы. Надо ему сказать, что это ужасно выглядит. Элизабет и сказала, когда они уже прощались на улице. Точнее, сама вытащила эту рубашку из его штанов со словами:

— Давно хотела это сделать — так тебе лучше.

Сняла его кепку и провела по волосам — она имела на это право, сейчас они расстанутся, может быть, и навсегда. Брюс сглотнул. Потом что-то пробормотал и улыбнулся. Впился в неё взглядом:

— Надо идти.

И повернул голову. Вздрогнул:

— Они здесь. Бетти, беги! Ты должна бежать как можно дальше от меня, ты поняла?! Беги! — и устремился в противоположную сторону.

Загрохотали военные машины. Элизабет, дочь генерала Росса, вжалась спиною в дерево, а потом побежала.

Всё смешалось. Всё безумствовало и пылало. Земля дрожала, прогибаясь под колесами броневиков. Наверное, отец был счастлив! Это была его стихия. Элизабет бежала и бежала, дыхания отчаянно не хватало. Она не могла уйти.

— Я знаю, ты здесь! — закричала она. — Генерал, пожалуйста… Отец!!!

Он всё же вышел из своего бронированного замка на колесах, вцепился пальцами в её локти:

— Ты не знаешь, что это! Спрячься.

Взгляд стылых, светлых глаз на суровом генеральском лице столкнулся со взглядом таких же стылых, светлых глаз… девичьих.

Что всё-таки произошло тогда в той проклятой лаборатории?!

Элизабет оттащили. А генерал Росс был счастлив — он и его армия загоняют Брюса, как зверя. Зачем? Зачем им обычный ученый, пусть и гениальный? Дьявол! Чего они хотят добиться?! И тут она увидела, зачем…

Они всё же загнали Брюса, в стеклянный университетский переход. Они все чего-то ждали. Пустили газ в эту стеклянную клетку. Ждали…

И Чудовище пришло. Огромное, словно из древних мифов, и достаточно сильное, чтобы разметать эту армию. Пули осыпались, как крупа. Гранаты бессильно взрывались, будто детские петарды.

Элизабет словно впала в транс, она отрешенно смотрела, будто оказалась в кино, где показывали какой-то забористый экшн. Пока не появились звуковые пушки. Они убивали Чудовище, а она видела, что убивают Брюса… и тогда она бросилась вперед.

* * *

Халк был чудовищем. Халк её спас — закрыл от взрыва собой. Она никогда не знала, о чем думает Брюс. Безусловно, мысли Халка были во много раз примитивнее, но они оставались также закрыты от неё, как мысли талантливого ученого доктора Беннера.

У Халка были пугающе-зеленые глаза, словно ядовитые драгоценные камни, совершенно непохожие на светлые глаза Брюса. Халк спрятал её от войны и от отца в горах. Халк боялся грозы и рычал на молнии, а она успокаивала его, как ребенка. Конечно, Брюс не боялся грозы… но ведь именно он и был Халком, хоть и отрицал это.

Когда Элизабет проснулась, она уже грелась не об Халка — рядом на камнях лежал Брюс. Обессилевший, худой, по пояс голый. В дранных, огромных, но всё же уцелевших после трансформации штанах. Элизабет укрыла его своим плащом.

В её сумке было немного денег, так что им удалось найти придорожный хостел — кредитками было пользоваться нельзя. Когда Элизабет вернулась в номер с купленной для Брюса одеждой, из ванной донеслись весьма жуткие, тошнотворные звуки. Вряд ли биолога доктора Росс можно было напугать блюющим человеком, но вот за Брюса она всерьез обеспокоилась. Тем не менее, когда тот выглянул, сжимая в руках зубную щетку, то выглядел не в пример лучше себе утреннему, совершенно невменяемому.

— Всё в порядке? — осторожно поинтересовалась Элизабет.

Какой к черту — в порядке?! Её любовник превращался в неведомую зеленую хрень, способную уничтожить военный вертолет!

— Да, мне намного лучше, — и тут Брюс улыбнулся своей сдержанной, обаятельной улыбкой, — просто я доставал флешку.

— Ты её что — глотал? — откашлялась Элизабет.

— Ну да, просто в тех обстоятельствах пришлось импровизировать.

— Вау, — она покачала головой и принялась рыться в принесенных пакетах.

А Брюс первым делом застегнул на запястье новый браслет для контроля пульса.

Итак, Брюсу нельзя было злиться, бояться и… возбуждаться, как выяснилось, тоже было нельзя. Как только поцелуи начинали переходить в нечто большее, браслет истерично пищал, заходясь в истерике. В итоге полночи Брюс просидел в позе лотоса, делая дыхательные упражнения.

— Я отослал информацию с флешки доктору Стернсу, и теперь он сказал, что можно попробовать экспериментальное лекарство, — наконец, сообщил Брюс, — пора избавиться от него.

Элизабет, зашивавшая свою кофту, поняла, что он говорит о Халке. И ей вдруг стало жалко Чудовище.

— Брюс, — осторожно начала она, — а ты не думал, что… м-м-м, он часть тебя?

Брюс гневно посмотрел на неё — и на секунду ей показалось, что его глаза блеснули зелёным.

— Я это не он, — наконец раздраженно произнес Брюс и снова принялся за дыхательную гимнастику

* * *

Наступила осень и вызолотила деревья, окрасила винно-алым плющ, что оплетал ворота университета. Элизабет по вечерам приходила на набережную и смотрела на темнеющую с каждым новым днем осени воду. Становилось всё холоднее.

Элизабет приходила, доставала из кармана пальто фотоаппарат и смотрела на один-единственный снимок. Брюс улыбался ей с экрана. Она сфотографировала его, когда они ехали тайно в Нью-Йорк, чтобы встретиться с доктором Стернсом. Кажется, что с того дня прошла целая вечность! А ведь по сути только месяц…

Они ехали в раздолбанном, ржавом пикапе. А им перекрывали все дороги. Они вновь говорили о Халке: «Я не управлять им хочу, а избавиться от него». Они плыли на каком-то полулегальном суденышке. А доктор Стернс думал, что всё это лишь забавная научная игра — радуясь, как ребенок, и разглядывая Брюса:

- Я представлял вас могучим! Незаурядным! Ничто не могло удивить меня больше, чем обыкновенный человек, пожимающий мне руку.

Элизабет молча перебирала бумаги с расчетами. Брюс устало слушал доктора Стернса.

- Если мы хоть чуть-чуть превысим допустимую дозу, вас это убьет!

- Вы должны знать и обратную сторону, — спокойно откликнулся Брюс, словно речь шла не о его возможной смерти, — если доза окажется недостаточной, то мне не избежать трансформации, и это окажется опасным для вас.

Осенний, ослепительно яркий лист спланировал на гладь воды, и волны закружили, повлекли его куда-то далеко. Так легко и небрежно, словно ураган песчинку — они все песчинки…

Брюс по-прежнему улыбался ей с экрана фотоаппарата. Серый джемпер, взъерошенные волосы и тонкий шрам на левой щеке. Элизабет смотрела и смотрела. Осенний ветер ластился к ногам холодным потоком, словно дикий пес. Халк ушел далеко-далеко… Брюс ушел далеко.

На днях он прислал ей мамин кулон. Тот самый кулон, что пришлось заложить, когда они были в бегах. Брюс выкупил его и прислал — в конверте без обратного адреса.

Элизабет читала лекции, занималась со студентами. Элизабет даже отвечала на звонки отца.

- Он предатель.

- Не смей называть его предателем! Это ты, генерал Росс, списал на него свои промахи, чтобы спасти карьеру. Считай, что у тебя больше дочери нет…

- Только потому что ты моя дочь, ты еще не в наручниках.

- Я поеду с ним.

Понимал ли генерал, что Брюс Беннер, Халк, заплатил за них за всех? Заплатил по счетам всех ошибавшихся, когда бился за Нью-Йорк с Мерзостью.

Конечно, понимал. Поэтому ни разу не упомянул его имени. Поэтому звонил и глухо спрашивал: «Ты как?» А Элизабет оставалось только писать научные статьи, почти не отвечать на вопросы коллег и работать, работать, работать… и смотреть на снимок на экране. Серый джемпер, светло-синие глаза, интеллигентная, чуть насмешливая улыбка, и родинка справа, где-то между щекою и подбородком. Смотреть, пока фотоаппарат не разряжался в очередной раз.

Вспоминать смешные моменты — вроде их нелепой поездки с бешеным таксистом. И страшные — когда доктор Стернс вводил антидот Брюсу. Он всерьез думал, что кожаные ремни операционного стола удержат Халка?

Элизабет удалось удержать Халка. Она никогда не называла его Халком, только Брюсом — и он понимал. И безумство зеленых глаз становилось осмысленным.

Что бы там не говорил многоумный доктор Беннер, Халк был его частью. Его Тенью. Запертым хтоническим Чудовищем воспитанного, умного, сдержанного человека, который даже, освоив боевые искусства, бил людей и извинялся при этом. Элизабет часто думала об этом, когда, стараясь не привыкать к снотворным, мучилась бессонницей.

Стернс сказал, что именно её препарат спас Брюса тогда, во время самого первого эксперимента от смерти, и она в это верит — а что ей еще остается?

* * *

Осенью почти не бывает гроз. Грозы — это дело весны и лета. Правда, почему-то тучи нервно ходили над городом и странно парило, словно гром в небесах сонно ворочался, раздумывая, не ударить ли напоследок в свои барабаны.

Золото листьев уже осыпалось на тротуары. Люди закутались в шарфы. Но иногда солнце, будто вздорная красотка, принималось жарить, заставляя расстегивать пальто и куртки, заставляя поднимать лица к небу, подставляя их прощальным теплым лучам.

Фотоаппарат грустно запищал — батарея была вновь разряжена. Элизабет сунула его в карман пальто, переложила тяжелый дипломат со студенческими работами из одной руки в другую и медленно пошла по набережной. Каблук попал в выбоину на асфальте, и Элизабет неловко покачнулась — кто-то схватил её за плечи, удерживая.

— Э-м-м, спасибо, — она, не оборачиваясь, глянула вниз, увидела мужские ботинки, — спасибо, мистер.

Но руки её не отпустили. Тихий смешок над ухом:

— Бетти.

Сердце резко стукнуло в груди и замерло на несколько секунд, а потом всё же раздумало останавливаться и заколотилось, как одержимое.

— Брюс… — она не могла заставить себя обернуться.

А может, она уже рехнулась? И мирно лежит привязанная к кровати в психиатрической клинике доктора Леонарда Самсона?

— Да, это я, — теплые руки продолжали сжимать в объятиях её плечи, на загорелом запястье темнел тот самый браслет, — ты не хочешь обернуться?

Она всё же повернулась, очень медленно, словно двигаясь в гуще воды. Наткнулась взглядом на знакомую родинку между щекою и подбородком. Узкое лицо, тонкие губы, едва заметный шрам на левой скуле и глаза с огромной радужкой… страшно, неестественно-зелёные…

— Брюс?

Он тепло улыбнулся и забрал у неё тяжелый дипломат.

— Твои глаза.

— Ага, — он кивнул, его волосы вновь отросли и были в жутком беспорядке. — Мне стоило послушать тебя, доктор Росс. Если от чудовища нельзя избавиться, то его можно контролировать.

Элизабет порывисто обняла его:

— Пойдем домой.

* * *

На кухне было открыто окно и ветер метался, запутавшись в шторах. Элизабет с грохотом захлопнула створку. Брюс положил дипломат и подошел к ней.

— И что теперь? — Элизабет вжалась спиною в кухонный шкаф, ища опоры. — Что теперь будет?

— Если честно, то понятия не имею, — ответил Брюс, — но теперь будет всё хорошо, обещаю.

Элизабет чуть улыбнулась. Брюс рассеянно взъерошил свои и без того разлохмаченные волосы:

— Ах да, ко мне приходил какой-то надменный франт по фамилии Старк и долго разглагольствовал, пока не выпил весь мой чай.

— Вот как?

— Да. Но это может подождать, — Брюс снял с неё пальто и аккуратно повесил его на спинку стула.

И в этот момент Элизабет на самом деле поверила, что Брюс вернулся.

Его глаза были теперь всегда зелёные. Нечеловеческая, безумная зелень. Наверное, Халк жил в его теле, в его душе, ежечасно, ежесекундно — он и был Халком.

Элизабет видела, как проступают вены на его напряженных руках. Где-то далеко, на задворках разума, билась мысль — а вдруг он не сумеет?.. Не сумеет удержать это равновесие? Удержать на коротком поводке самого себя.

Браслет, что контролирует пульс, по-прежнему обхватывал кожаными обманчиво безобидными кандалами его запястье. Брюс мягко провел ладонью по её лицу — он, конечно, не собирался её принуждать. Элизабет вдруг захлестнула такая безграничная любовь к нему, что стало жутко.

— Ты боишься? — тихо спросил Брюс.

Его дыханье ласково щекотало ей щеку.

— Нет, — покачала головой Элизабет. — Я не боялась тебя даже тогда в лаборатории. Даже когда удерживала Халка у доктора Стернса.

— Ты сумасшедшая, — беззлобно усмехнулся Брюс. — Я люблю тебя.

— Ты ведь больше не уйдёшь? — Элизабет с силой вцепилась в него, не замечая, что впивается ногтями в его руки.

Брюс отрицательно покачал головой:

— Не уйду.

Он просто смотрел на неё. Наверное, его глаза теперь никогда не будут светлыми. Хищный нос выделялся на худом лице. Элизабет провела пальцами по его тонким губам:

— Тебе не идет эта бородка.

— Я могу сходить побриться, — хмыкнул Брюс.

— Ага, — кивнула Элизабет и рывком притянула его к себе, — обязательно сходи.

И резко поцеловала его, рванув рубашку плеч. Брюс ответил мгновенно — также страстно, почти грубо. Впечатал её в кухонный шкафчик, задребезжавший посудой, и они осели на пол.

«Сейчас запищит этот чертов браслет, — подумала Элизабет, — сейчас завоет… надо остановиться, надо медленнее…» Она прижала ладонь к его груди — сердце гулко, очень громко и очень быстро стучало, словно хотело проломить ребра и вылететь на волю.

Брюс закрыл глаза, гася их звериный зеленый блеск, потом распахнул вновь. Она сидела у Брюса на коленях, поэтому он смотрел на неё снизу-вверх.

— Всё нормально, — негромким, но твердым голосом сказал он, — я контролирую.

«Это хорошо, — подумала Элизабет, — потому что я не контролирую себя ни черта!» И сползла вниз, расстегнула молнию на этих его совершенно кошмарных, вылинявших от бесконечных стирок джинсах. Прижалась губами сквозь белье, ловя резкий, хриплый выдох. Жёсткая ладонь легла ей на затылок, вжимая.

А потом они упали на пол, перекатившись по старому, скрипящему паркету. Брюс вжал её в пол, целуя и довольно ощутимо прикусывая у основания шеи. Элизабет проехалась ногтями по его спине, почти чувствуя, как оставляет алые полосы. Брюс проскользил губами вниз по её телу, потом на секунду поднял голову — отросшая челка упала ему на лоб, глаза были снова безумно-безумно зеленые — и лукаво усмехнулся, склоняясь.

— Ах ж ты…! — задохнулась Элизабет.

— Не ругайся, — хмыкнул он ей куда-то в лобок.

Она выгнулась — паркет под лопатками был ужасно твердый — и застонала. Брюс распрямился, зацепил локтем табуретку, та с грохотом упала.

— Халк крушить, — хихикнула Элизабет.

— Лучше молчи, Бетти, — отрезал Брюс и рванул её на себя.

Жёсткие руки стиснули её бедра. Вошёл горячий и твёрдый, вбивая в кухонный паркет.

Паркет был очень неудобным… это был самый лучший в мире паркет!

* * *

За окном наконец-то разразилась долгожданная гроза, наверное, последняя гроза в этом году — осень ведь гроз не любит. Гром бил в свои барабаны, словно рехнувшийся ударник. Молния стегала по небу, разрывая густую темноту.

Они все-таки потом заставили себя встать с кухонного пола и добрались до спальни и нормальной кровати. Брюс вытянулся поверх покрывала, обнимая Элизабет за плечи. Его глаза были всё также зелёными, но уже почти человеческими.

Она обхватила ладонями его лицо, провела рукой по скулам и губам. Брюс улыбнулся и поцеловал её в ладонь, а потом положил голову ей на грудь.

— Даже не верится, — тихо сказал он.

Бетти запустила пальцы в его волосы, зная, как он любит такие прикосновения, подставляется под них, словно дворовый, изголодавшийся по ласке кот. Брюс издал какой-то звук, подозрительно похожий на мурчание.

— Ты не был уверен?

— Разумеется, я был уверен, — чопорно откликнулся он, — я бы никогда не стал подвергать тебя такому риску. Но всё равно не верилось…

— Значит, лекарство доктора Стернса все-таки помогло?

Брюс молчал довольно долго, так что Элизабет заподозрила, что он уснул под шумок, и перестала перебирать его волосы. Он приподнял голову и недовольно посмотрел на неё:

— Бетти.

— Ах, простите, — она улыбнулась.

И тонкие губы Брюса тронула ответная улыбка.

— Видимо, да, — наконец, ответил и на вопрос.

— А знаешь, что я подумала?

— Мда?

— Мы так уверены, что из Блонски получилась эта Мерзость, потому что у него твоя кровь смешалась с другими препаратами. Но что если дело не в этом?

— И какова ваша теория, доктор Росс? — спросил Брюс, его голос звучал глуховато, потому что он продолжал лежать, уткнувшись лицом ей в грудь.

— Не советую вам ёрничать, доктор Беннер, — откликнулась Элизабет, — я ведь могу и перестать делать массаж вашей гениальной головы. Так вот, что если дело в вас самих: тебе и Блонски?

— Хм, — он задумался, понял её мысль и медленно произнес, — кажется, ты чересчур высокого мнения обо мне.

— Нет, ну на самом деле. Ты подавлял в себе тварь, а Блонски мечтал её пробудить. Халк, конечно, был чудовищем, но он только защищался. Даже когда на него шли с гранатомётами. А Блонски всё время провоцировал Халка — что ему было надо?! Блонски стрелял, Халк защищался.

— Я тогда его ударил… когда он еще был человеком. Все кости ему в щебенку перемол, — Брюс проговорил это с трудом, словно каждое слово ему приходилось выталкивать из горла.

Элизабет с изумлением осознала, что Брюс впервые сказал «я», а не «Халк».

— Он явно сам нарывался, — пробурчала Элизабет, не ощущая в себе ни капли сочувствия к Блонски, — и то, что из него получилась Мерзость — показательно.

Брюс перекатился на спину и откинулся на подушки:

— Он военный, а я ученый, — сказал он таким тоном, словно это всё объясняло. — И потом, его знатно накачали еще до употребления моей крови — я после прикинул, что это могли быть за препараты, от подобных и не такая мерзость выползет. Так что, думаю, что ты просто чересчур увлеклась психиатрией, — и Брюс лукаво посмотрел на неё.

— Перестань, — Элизабет шутливо толкнула его в плечо. — И вообще интересно, какое бы у меня получилось альтер-эго? Если что, я предпочитаю красный цвет.

Брюс притянул её к себе и усмехнулся:

— Кто знает… Но вспоминая, как ты чуть не прибила того таксиста, я бы не хотел встретиться с твоим Халком.