Мост к грезам (джен)

Он всегда разделял свои мысли с кем-то иным. Порой в его сны вторгались образы чуждых, странных ландшафтов и пейзажей, исполненных яркими, дивными красками. И еще — голос. Несомненно, женский. Ее интонации были по-матерински нежными и мягкими, и пусть он не всегда понимал, о чем именно говорила она ему, одна только кроткая красота ее голоса наполняла его спокойствием и благодарностью. Благодаря этой таинственной связи Дэнни практически не обращал внимания на холодность родных. Для него, живущего на два мира сразу, их отчуждение не приносило той боли, на которую все рассчитывали.

А дома его не жаловали. Родители не скрывали своего разочарования: слишком странный мальчик разительно отличался от прочих детей, родных братьев и сестер. Замкнутый, серьезный, он избегал веселых и шумных игр сверстников. Ему было гораздо комфортнее в одиночестве и тишине открытой веранды, где ветер мог свободно играть его пшеничного цвета волосами и помогать перелистывать страницы излишне взрослых для него книг.

Лишь бабушка настаивала на том, чтобы мальчика оставили в семье, на домашнем обучении, а не отправили в интернат для «особенных детей». Она часто садилась рядом и молча наблюдала за тем, как юный Дэниел строит на пляжном песке чудесные дворцы из камешков и ракушек, словно сошедшие со страниц сказок про фей. Казалось, сами вода, песок и воздух помогают ему, как лучшие друзья, которых у ребенка никогда не было. Однако старая, мудрая женщина видела в мальчике что-то такое, отчего каждый раз боль стискивала ее сердце. В его грустных и серьезных голубых глазах, в упрямо сжатой линии губ… Чуждость. Инаковость. Тяжелый, недетский выбор.

Она не задала внуку ни одного вопроса: он все равно не ответил бы. Но часто видела, как Дэнни уходит тайком, под покровом ночи, на пляж и внимательно, подолгу вглядывается в звездное небо или набегающие на берег волны. Словно ведет с кем-то мысленный диалог. Только тогда он позволял себе улыбаться. Бабушка с сожалением качала головой, тяжело вздыхая. Нет, Дэниел не был душевнобольным, как считала его семья. Скорее, некий недуг поразил их всех, а мальчик, напротив, видел истину.

Когда бабушки не стало, Дэнни потерял последнего союзника в собственном доме. Голос из его снов пел ему колыбельные, мягко утешая истерзанную сомнениями душу, но ему не спалось. Он все чаще задумывался над тем, как же найти дорогу туда, в ту непостижимую даль, что грезилась ему с самых малых лет, откуда доносился до него любящий, нежный зов. Она пыталась по-своему объяснить, что это невозможно: дорога закрыта, а их миры разошлись слишком далеко, но Дэнни был упрям. Соглашаясь, не споря, он продолжал собирать свой походный рюкзак.

Так, не сказав родным ни слова прощания, он покинул солнечную Флориду, чтобы отправиться на поиски Пути.

Это заняло гораздо больше времени, нежели он думал. Он учился, работал, чтобы прокормить себя, и вновь учился, потому что знаниями вымощены те дороги, которые чаще всего ведут к цели. Волосы его выцвели и подернулись пеплом седины, а кожа потемнела и огрубела от ветра. Он поднимался на вершины запретных Тибетских гор, спускался в таинственные пещеры Мексики, погружался на дно Мирового океана… И все это время Она была с ним, поддерживая, утешая и погружая в грезы, которые он так любил.

Неописуемо прекрасные хрустальные горы, пылающие в закатном сиянии двойной звезды. Душные, пряные болота, сверкающие ночными огнями. Ветреные и суровые прерии с темно-фиолетовыми травами…

Он искал, и, наконец, дорога странствий привела его в Германию. Там, над тихой лесной речкой, он построил чудесный, дивный мост, полукруглой дугой соединяющий два берега. Ровно два раза в сутки отражение в реке создавало иллюзию полного круга. Идеальное кольцо.

И когда строительство было завершено, он без колебаний погрузился в холодные воды, чтобы, вынырнув, оказаться у самого берега теплого, жемчужного океана и соединить, наконец, свои руки с хрупкими пальцами той, что так преданно ждала его все эти годы.