Детские проблемы (джен)

Маленькая розовая пони, весело скачущая по лужайке, помахала хвостиком, высоко подпрыгнула и, сделав кувырок в воздухе, приземлилась на все четыре копыта. Рот пони растянулся в улыбке, обнажая пасть, полную острых зубов. Улыбка переросла в кровожадный оскал. Нижняя челюсть выдвинулась вперед, потом ещё и ещё, распахивая пасть все шире...

— Да ну, нет! Бред какой-то, — воскликнул Кромешник, сминая собственное творение и бросая его в иллюзорную мусорную корзину.

Корзина была черная, как и все в его владениях. И только в сны постоянно врывались кислотно-яркие краски.

Кромешник ненавидел такое до зубовного скрежета. Но новые времена требовали идти с ними в ногу. И он активно учился работать с тем, что волновало современных детей.

Например, с отварной морковью.

Она лежала на тарелке, неестественно яркая на белом фоне, аккуратно порезанная и уже готовая для того, чтобы её съесть.

Кромешник пошевелил пальцами — и нарезанные дольки тут же начали сшиваться между собой крупными крестообразными стежками. Морковь ощутимо прибавила в размере. Из ее основания показалась свежая ботва и, стремительно разрастаясь, зелёными щупальцами устремилась к потенциальному зрителю.

Кромешник застонал. Выглядело жутко. В плохом смысле жутко. Современные детские проблемы сами провоцировали на безвкусицу.

Морковка тоже полетела в корзину, развоплотилась там, и к Кромешнику в руки опять поползли черные струи несформированных ужасов.

Он задумчиво покрутил их в ладонях и наугад швырнул перед собой. Всмотрелся в результат, а потом осторожно начал править, вылепливая из теней гигантского динозавра.

Если говорить начистоту, то динозавры его тоже не впечатляли.

Но творческий кризис был жесток. И Кромешник продолжал пытаться, цепляясь за самые разнообразные варианты.

Конечно, было бы очень просто считать, что проблема в Хранителях. Это они могли испортить его кошмары и заставить их перестать слушаться. Но правда была в другом.

После их последней стычки он изменился сам.

Никогда ранее не испытывавший страха, теперь он не боялся, нет. Но что-то отдаленно похожее ему мешало.

Старые кошмары уже не радовали.

В голове упорно крутились воспоминания, в которых он проигрывал. Не Хранителям. Это поражение он смог бы пережить. В первый раз, что ли?

Истинной проблемой была прибившаяся к ним стайка детворы. И наглые уверения, что дети его не боятся.

С тех самых пор образы глумящихся над ним детей накладывались на все, что он делал.

Дети, дети, дети...

Что бы там ни думали Хранители, но детей Кромешник обожал. Каждый раз, творя для них, он старался куда больше, чем при работе с остальными кошмарами.

Воображение взрослых даже в темные века оставляло желать лучшего. Сейчас же, с этими изменившимися современными страхами, работа для взрослой аудитории и вовсе превратилась в скучную рутину.

Страх не сдать вовремя проект, любовница мужа или лишний вес — что могло быть банальнее?!

Да, он умел довести до абсолюта любой кошмар. Но... такие глупости были сугубо индивидуальны и узконаправлены. И настоящего размаха в них нельзя было достичь.

Кромешник же предпочитал работать по старинке. Ему нравилось выволакивать из-под кровати жутких монстров, раздувать пожары до небес и сносить все вокруг неистовыми ураганами.

Для полноценной реализации своих творческих способностей ему требовался масштаб. И богатое воображение.

Детское мышление было именно таким. Живым, податливым и открытым всему новому. Дети редко зацикливались на одном образе. С ними можно было постоянно экспериментировать. И Кромешник очень это ценил.

Сама мысль, что они могут считать его творения не страшными, вгоняла в тоску. А следом кралась неуверенность в собственных силах. В итоге он сомневался в выбираемых образах и даже самой уместности кошмаров в современном мире.

Чтобы заглушить эти чувства, Кромешник создавал самые разнообразные ужасы. Но все они разбивались о презрительные усмешки и заливистый детский смех.

О! Он сотни раз пытался убедить себя, что это даже не настоящие дети, а только память о них. Говорил, что диалоги с ними существуют лишь у него в голове. Да и вряд ли они смогли бы быть такими смелыми тогда, не будь рядом поддерживающих их Хранителей. Разве он не прихлопнул бы их, точно тараканов?

Кроме того: эти дети точно не равнялись всем. Остальные по-прежнему его боялись. А если и нет, то хотя бы молчали об этом.

У него не было никаких причин для неуверенности в себе.

Отличные доводы. Веские. Логичные. Правильные со всех сторон. Но ему не помогали!

Динозавр издал громоподобный рык и огляделся в поисках добычи. Кромешник добавил ему крови на зубах и представил, как навстречу монстру выходят дети.

Да, черт возьми! Те самые!

Динозавр наклонил огромную голову и с ревом бросился к ним.

Кромешник затаил дыхание в ожидании ужаса на маленьких лицах.

А потом пухленькая девочка достала телефон. Повернулась к чудовищу спиной и сделала селфи. Тут же последовали радостные визги, смех, и остальные дети тоже полезли за мобильниками. Динозавр дрогнул, заметно оплыл, а его пасть пролетела прямо через девочку, не причинив ей вреда. Как дурацкая голограмма!

— Стоп!

Кромешник остановил видение в миг, когда дети уже начали разбегаться, на ходу продолжая съемку и радостно смеясь. Чертовы современные дети!

— Ты должен был их съесть! — Кромешник обреченно посмотрел на динозавра, а потом устремил взгляд на свою главную проблему. — А вы? Вы должны были испугаться! Вы — всего лишь мое творение, и должны делать то, что я хочу.

Медленно, преодолевая сопротивление Кромешника, желающего видеть их застывшими, белобрысый очкастый мальчишка повернул голову и показал ему язык. Остальные тоже начинали шевелиться.

Кромешник со стоном запустил руку в волосы.

Динозавр стремительно таял. А владыку кошмаров била нервная дрожь. Приходилось признать, что эта непослушная толпа выглядела в десятки раз страшнее всех его чудовищ.

Страшнее? Кромешник моргнул. А потом словно в первый раз взглянул на детей перед собой. Вот оно! Губы изогнулись в улыбке, а пальцы ощутили почти забытый творческий зуд.

Вращающееся движение кистью руки — и детки закрутились вокруг своей оси. Если они и пытались сопротивляться, то он не заметил. Когда азарт разгорался в груди, сложность материала только подстегивала.

Плавное движение — и вот щеки детей опали, глаза ввалились, и на Кромешника уставились маленькие гниющие зомби.

Он досадливо поморщился. Классика. Но так они враз перестали его пугать. Щелчком вернув им обычный вид, Кромешник задумался. Откинулся назад, окидывая работу взглядом истинного художника. А потом удалил одного ребенка. Затем второго, третьего... Пока перед ним не остался только один. Джейми. Тот самый ребенок, так и не разуверившийся в существовании Хранителей.

Карие глаза смотрели на Кромешника без страха.

Мальчишка, из-за которого он проиграл.

— Ну что, Джейми, только ты и я?

Взгляд цепко осматривал будущую модель, а внутри все буквально трепетало. Сочетание собственного страха с жаждой творчества пьянило хлеще любого вина.

Кромешник добавил темноты и снега, возвращая их в ночь своего поражения.

Босые ноги мальчика выглядели на снегу нелепо. И он надел на них сапоги. А потом, подумав, убрал снег. Чтобы ничто не напоминало о Ледяном Джеке. Унылую пижамную кофту сменил ярко-желтый свитер. Кромешник четко помнил, что современность требует ярких цветов. Ночь тоже исчезла, уступив место серому унылому утру. Ведь ночь — время Кромешника. А сейчас он был настроен выйти из зоны комфорта.

Улица по-прежнему была пустынна. Слишком неестественно пустынна для этого времени суток. Возможно, потому, что шел дождь?

Кромешник кивнул сам себе, и с неба на землю полились холодные струи воды, а мостовую затопило мутными, сливающимися в ручьи потоками. Свитер Джейми мгновенно намок, темные волосы прилипли ко лбу, а мордашка в потеках воды стала еще более трогательной и беззащитной. Он доверчиво улыбнулся Кромешнику. На месте левого переднего резца зияла дыра — результат неудачного катания с Ледяным Джеком. Можно было заделать. Но вместо этого Кромешник, щелкнув пальцами, убрал еще один зуб. Уже от себя.

И с наслаждением понял, что буквально дрожит от ужаса под взглядом этого ребенка.

Страх, порождаемый Джейми, был восхитителен. Он буквально окрылял.

Такой земной, такой обычный, будничный мальчик... И такой страшный. Можно сказать, новая веха в создании ужасов. Кажется, это называлось реализмом.

— Что же ты делаешь на улице в такую погоду, малыш?

Кромешник прищурился, а потом со смехом вложил в руку мальчика бумажный кораблик. Сапоги стали резиновыми, а свитер сменился на более уместный дождевик.

Яркое желтое пятно на пустынной серой улице. Вот Джейми опустил кораблик в воду, и тот закружился на миниатюрных волнах, устремляясь вниз по улице.

Совершенно банальная сценка. Но у Кромешника от нее пробегал мороз по коже.

Разум настаивал, что никто, кроме него, такого сна не испугается. Кромешник понимал, что, скорее всего, так и есть. И все-таки ощущение, что работа прекрасна и почти закончена, не уходило.

Снова окинув картинку взглядом, он создал в воздухе несколько красных шариков и заставил их лететь против ветра прямо под струями дождя. Теперь все выглядело более сюрреалистично. И ещё более законченно.

Почувствовав его настрой, из теней позади Кромешника выступили верные скакуны-кошмары, готовые отнести сон туда, куда скажет повелитель.

Кромешник поманил к себе Джейми, зацепив ему за ладонь один из воздушных шаров.

Странный кошмар, который никого не напугает. И который совершенно не хотелось развоплощать.

Необходимость как-то исправить ситуацию жгла, точно пламя.

Кромешник облизнул враз пересохшие губы и взял своё творение за руку, свободную от шарика. А потом резким движением выдрал её из плеча и отбросил прочь. Правый рукав тут же окрасился кровью. Она смешивалась с дождем и стекала вниз, делая лужи красными...

Кромешник вздохнул. Вышло уже не совсем так, как ему хотелось. Но так у сна был шанс хоть кого-нибудь напугать.

— Отнесите это взрослому, — скомандовал он слугам. — Лучше творческому человеку. Художнику или писателю. Может, что-то путное и получится.