Достаточно верить (гет)

Жил на свете юноша по имени Ноллан, ему было семнадцать лет, он был высок и худ.

Ноллан жил вместе с младшим братом и бабушкой. Брата звали Уилл — мальчику исполнилось двенадцать, и он был слаб здоровьем.

После гибели родителей десять лет назад Ноллан и Уилл переехали в дом бабушки Нэлли, которая заботилась о внуках, как умела. Семья жила на одну бабушкину пенсию, поэтому денег всегда не хватало.

В то утро понедельника Ноллан проснулся раньше всех, чтобы приготовить завтрак, принести дров, угля и затопить печь.

Сварив кашу, Ноллан будил Уилла, и ребята собирались в школу. Домой Ноллан возвращался вечером, делал школьные задания, занимался бытовыми делами и читал.

Читал — как другие пьют.

Книга или рассказ затягивали его, пьянили, и порой Ноллан не помнил, что ночь уже перевалила за середину и через пару-тройку часов нужно вновь вставать, топить печь и готовить завтрак.

— Совсем парень себя не жалеет, — качала головой бабушка. — Уилл, гордись своим братом.

Так протекала жизнь.

В тот год зима рано наступила, сковав город морозом и укутав снежным покрывалом. До Нового года оставалась неделя, и Ноллан ломал себе голову над тем, как и где заработать еще немного денег. Ноллану были нужны деньги на лекарства брату, потому что в ту зиму Уилл часто болел.

Семья жила на первом этаже в старом деревянном доме, обветшалом и требующем ремонта. Дом строили с расчетом на большую семью, но сейчас жилых было всего две комнаты — в одной спала бабушка, а в другой — Ноллан и Уилл. Обогревался дом старой добротной печью, расположенной на кухне и построенной ещё дедом Ноллана.

Даже летом Уилл мерз, а что говорить про суровую зиму... Доктор сказал, что мальчику нужно хорошее питание и другое, более теплое и светлое жилье. У семьи не было денег на переезд, потому что свой дом им предлагали продать слишком дёшево, а хорошее жилище стоило в несколько раз дороже.

На Новый год Ноллан решил купить большую индейку на ужин и тёплые ботинки для Уилла. Побродив по торговым лавкам города, он подсчитал, что ему необходимо семьдесят долларов. Пока что у него было только сорок девять долларов и девяносто два цента, которые он копил около восьми месяцев. Но сейчас, в преддверии Нового года, Ноллан знал, что люди будут тратить больше денег, чем обычно, и предлагал свою помощь всем и каждому.

А еще у Ноллана была мечта.

Помимо того, что он хотел стать известным литератором, он хотел поговорить с одной девушкой.

Она была его тайной.

Ноллан даже не был с ней знаком, но знал, что девушка живет через пять улиц от его дома — он видел ее по четвергам, когда она ходила на уроки музыки.

На вид девушке было столько же лет, сколько и Ноллану. Летом она куда-то уезжала, и долгих три месяца Ноллан тосковал по ней. А осенью, когда в школе начинались занятия, она появлялась в городе — и что-то внутри Ноллана делало сальто.

Этой зимой Ноллан видел её — она шла в светлом пальто и бордовой шапочке, её светлые волосы водопадом ниспадали на плечи.

Девушку звали Эллен. Ноллан узнал её имя у одного торговца, которому помогал выгружать ящики с рыбой.

Ноллан украдкой наблюдал за Эллен, но стоило ей взглянуть на него, как юноша тут же отворачивался или делал вид, будто его интересует больше всего на свете окно на третьем этаже ратуши или фонарный столб.

С тоской во взгляде, досадуя на самого себя за нерешительность, Ноллан смотрел, как девушка скрывается за поворотом улицы.

Итак, в то утро понедельника Ноллан встал и принялся разводить огонь в печи, потому что дома было по-утреннему зябко.

На улице выл ветер и шел снег. После тепла кровати по коже Ноллана сразу же поползли мурашки, когда он вышел на улицу, чтобы набрать дров и ведёрко с углем.

Скоро огонь в печке весело затрещал и Ноллан принялся готовить завтрак. Он взял молоко (осталось совсем немного, надо бы сегодня купить), достал овсяные хлопья (еще на неделю запас), взял соли. Молоко вылил в кастрюлю, разбавил его водой и стал ждать, пока оно закипит, чтобы добавить хлопья и сварить кашу.

Уилл спал поближе к очагу — ночи были холодные. Его кровать была сделана Нолланом из деревянных ящиков и двух больших листов фанеры от рекламного щита. Ноллан покрасил это сооружение в светло-зеленый цвет — краска досталась ему бесплатно на рынке от рабочих, которые строили забор. Уилл был рад. У мальчика были разноцветные мелки, и он разрисовал спинку кровати. Сейчас Уилл уже не спал, просто лежал и ровно дышал — Ноллан разбудил его.

— Уилл, сегодня можешь спать, на улице холодно, не ходи в школу, да еще и до каникул осталось два дня. Я поговорю с директором школы, и он все поймет.

Уилл приоткрыл один глаз и улыбнулся.

— А что у нас сегодня на завтрак?

— О! Сегодня у нас новое блюдо! Его подают королям в самых дорогих ресторанах мира. Думаю, вам, сэр, стоит немного подождать, это сюрприз.

Уилл прыснул от смеха и потянул носом.

— Пахнет молоком! Наверное, это, королевская овсянка!

— Да, милорд, вы совершенно правы!

Уилл рассмеялся и откинулся на подушку.

Накормив Уилла, Ноллан пошел в школу, но на занятиях не был. Он нашёл директора и поговорил с ним, объяснив, что Уилл болен, а сам он вынужден идти работать. Директор покачал головой и отпустил юношу, сказав, чтобы они не забывали делать домашние задания.

Выйдя из школы, Ноллан отправился на рынок — накануне знакомый мясник сказал, что у него будет большая поставка мяса перед Новым годом, и он заплатит пять долларов, если Ноллан поможет выгружать и разделывать свиные туши. Юноша согласился.

Под вечер мясник отдал обещанные пять долларов, три из которых ушли на покупку еды и молока, и Ноллан, уставший, но довольный, поплелся домой.

Вьюга закончилась. Несмотря на усталость, Ноллан любовался убранством города — жители украшали свои дома и лавки, развешивали разноцветные гирлянды, праздничные венки, стеклянные шары.

Ноги Ноллана вели его в центр города, на площадь, которая в зависимости от праздника выступала то в роли танцевального настила, то в роли места для марша. Но в канун Нового года площадь преображалась — в её центре устанавливали большую ель, которая светилась разноцветными огоньками гирлянд, пестрела красными шарами и другими украшениями.

Ноллан шел не спеша. За день он порядком устал, да и пакет с едой оттягивал руки, но проходя возле праздничной ели, он невольно задержался и залюбовался ею.

Ноллан читал в книге "Рождественская песнь" Чарльза Диккенса о том убранстве, которое должна иметь настоящая новогодняя ель, и, проходя рядом с праздничным деревом в своем городе, восхищался сходством и улыбался, подмечая то одну, то другую деталь, описанную в любимой книге.

А ещё Ноллан верил в Новый год. Он верил в чудо, верил в подарки и новогодний Дух, хотя с ним никогда не случалось ничего чудного или невероятного.

Ноллан никогда не получал игрушки, о которых мечтал на Новый год, никогда не видел, чтобы кто-то крался в дом с целью оставить подарки под елкой. Но и это его не смущало.

— Наверное, — думал Ноллан, — я не так хорошо вел себя в этом году и поэтому не получил ничего.

Однако Ноллан не понимал, почему его маленький брат, улыбчивый и добрый, заболевший в канун праздника, не получал подарки ни от кого, кроме самого Ноллана и их бабушки. Чем же мог ребёнок так расстроить Новогоднего Духа?

Внезапно Ноллан наступил на что-то мягкое — он тут же нагнулся и поднял коричневый кожаный бумажник. Кошелёк был ещё тёплым, и Ноллан понял, что его обладатель не мог далеко уйти.

Юноша огляделся — неподалёку был только мужчина в длинном темном пальто, который явно куда-то очень спешил.

Ноллан быстро заглянул в кошелёк — там было две бумажки по пять долларов и пять купюр по десять.

Ноллан побежал за мужчиной, думая о том, что прямо сейчас держит в руках столько денег, чтобы отпраздновать Новый год так, как он хотел, и не работать оставшиеся дни.

Ноллан представил, как смеется его брат, когда он дарит ему тёплую обувь, как радуется бабушка, когда он приносит столько денег домой, как они покупают много дров, угля, тёплые новые вещи, и Уилл выздоравливает.

Но потом Ноллан подумал, что у этого мужчины, возможно, есть дети, которым так же нужно что-то есть, и что они, как и все, ждут праздник, подарки... А может быть, кто-то из них болен.

Эти мысли молнией пронеслись в голове Ноллана, его сердце наполнилось состраданием, и юноша громко крикнул:

— Сэр, постойте! Вы обронили!

Мужчина развернулся и уставился на Ноллана.

— Это ваш бумажник, сэр?

Внезапно Ноллан представил, как выглядит в глазах этого мужчины — высокий, худой парень, как будто бы сбежавший из сиротского дома, в старой, штопанной одежде — типичный оборванец, не внушающий доверия.

— Да, парень. Там около семидесяти долларов.

— Всё на месте, — пискнул Ноллан и отдал кошелёк.

— Спасибо, парень.

Вот и все, что сказал мужчина, одарив Ноллана улыбкой из-под густых усов. Он запихнул бумажник во внутренний карман пальто и удалился торопливыми шагами. Через мгновение он уже скрылся из вида.

Ноллан плохо и мало спал в ту ночь. Он просыпался и подбрасывал дров в печь, согревал брата, менял мокрое полотенце, сбивал заболевшему накануне Уиллу температуру.

Под утро Уилл, измученный жаром и кашлем, уснул, его грудь тяжело вздымалась. Доктор, приезжавший ночью, выписал микстуру от кашля и таблетки. Таблетки были в аптечке, а микстуры не было — в маленькой аптеке возле дома её не продавали, а большая, расположенная на другом конце города, открывалась в девять утра.

Рано утром Ноллан взял свои сбережения и пошел в аптеку. Морозный воздух бодрил и быстро просветлял уставшую после бессонной ночи голову Ноллана.

Утренний город был другим — не было праздничных огней, только муторный свет жёлтых одиноких фонарей освещал дорогу хмурым людям, которые спешили на работу, думая о своих проблемах, считая деньги, считая шаги, считая годы...

Ночью снега не было, и над далёким призрачным горизонтом вставало холодное зимнее солнце.

Днём тёплые лучи светила растапливали снег, а ночной мороз превращал дорогу в опасный каток. Ноллан то и дело принимал довольно странные позы в тщетных попытках сохранить равновесие.

Ноллан сделал круг, чтобы не стоять перед аптекой и не мёрзнуть. Как раз, когда огни фонарей погасли, Ноллан увидел аптекаря, медленно и осторожно шествующего к своему заведению.

Аптекарь был полным мужчиной с гладко выбритым лицом, от которого пахло спиртом и какими-то лекарствами, как в кабинете у доктора. Ноллан думал, что от всех врачей в мире так пахнет, и вообще от всех, кто связан с медициной.

Он подал аптекарю листок с рецептом.

— Микстура стоит пятнадцать долларов. Тебе нужно два флакона, — сказал аптекарь, и Ноллан протянул ему деньги.

Аптекарь завернул два пузырька в коричневый пакет, напоследок поздравил Ноллана с наступающим праздником и пожелал здоровья.

Ноллан вышел из аптеки и медленно пошел домой, бережно прижимая руками коричневый пакет к животу.

Когда он свернул за угол аптеки, то заметил старика, идущего впереди него вдоль центральной дороги. Старик показался Ноллану столь древним, что казалось, он вот-вот рассыплется — трость в его костистой руке сильно тряслась, спина была согнута.

Ноллан улыбнулся старику, проходя мимо.

В этот момент повозка, ехавшая по скользкой мостовой, со страшным скрежетом врезалась в стену соседнего дома. Прохожие вовремя отскочили в сторону, Ноллан тоже, но старик не успел среагировать.

Люди подбежали к месту происшествия.

Над стариком склонились двое мужчин, один проверял пульс на шее, другой пытался унять кровь на рассеченном лбу при помощи платка. Люди роптали на сумасшедшего возницу.

— Нужно отвезти его в больницу, пульс есть, но рана глубокая, нужно накладывать швы.

Аптекарь, услышавший шум, вынес бинты и быстро перевязал старику голову.

— Кто-то должен отвести его в больницу! — сказал мужчина в сером пальто.

Тут же кто-то сказал, что опаздывает на работу, у кого-то дел с утра по горло, тем более, что старик уже очнулся и может идти сам. Толпа быстро редела. Возле старика остались только Ноллан и аптекарь.

— Парень, ты знаешь, где больница? — спросил аптекарь.

— Да, я отведу его, сэр. Можете не беспокоиться.

Ноллан взял старика под руку, и они медленно двинулись в сторону больницы. Старик еще не оправился от шока и едва мог дышать, его сильно трясло. По пути Ноллану пришлось сделать несколько остановок, чтобы старик мог перевести дух.

Спустя полчаса Ноллан завел старика в здание больницы.

— Как вы себя чувствуете, сэр?

— Спасибо, мой мальчик, спасибо, намного лучше.

Лицо старика выражало благодарность, несмотря на бледный и изможденный вид, а также каплю крови, стекающую со лба.

Ноллан вышел из здания больницы и побрел обратной дорогой. И тут его словно током ударило — пакет с микстурой! Он оставил его на месте падения кареты, недалеко от аптеки.

Эта мысль хлестнула Ноллана раскалённой плетью, и он побежал изо всех сил. Ноллан запыхался, оскальзывался на тротуаре, падал, едва не свернул себе шею и не сбил с ног нескольких прохожих.

И как же он расстроился, когда, оказавшись на месте, обнаружил, что пакета нет на месте!

Ноллан чуть не заплакал.

Совладав с собой, он направился в аптеку, чтобы купить на оставшиеся деньги хотя бы один пузырек с микстурой, но аптека почему-то была закрыта.

Ноллан, опустошённый, злой и раздосадованный на самого себя, отправился на рынок, чтобы заработать еще немного денег и вновь пойти в аптеку за лекарством.

Ему нужно было заработать почти десять долларов на второй флакон с микстурой.

У мясника работы не было, но недалеко от площади требовался грузчик свежих елок, и Ноллан, не раздумывая, согласился.

Мужчина, который привез ели в город, был высок и сам чем-то смахивал на ель. Он согласился заплатить мальчику десять долларов, если тот выгрузит все ели из повозки и продаст хотя бы половину из них.

Это оказалось не так просто, как думал Ноллан.

Все утро до обеда он таскал ели к лавке, а вторую половину дня продавал их, как мог. Ноллану повезло лишь в том, что пора была новогодняя и ели раскупались очень хорошо. Так что к концу дня, весь исколотый иголками, перепачканный смолой, уставший, но довольный собой, Ноллан получил свои деньги и опять поплелся в аптеку.

Зайдя внутрь, Ноллан услышал:

— А, парень! Ты утром забыл лекарство, я нашел его на улице и оставил у себя, — сказал аптекарь и протянул Ноллану коричневый свёрток.

Не зная, плакать ему или смеяться, Ноллан произнес:

— Спасибо вам, сэр! Спасибо!

И выбежал из аптеки.

Итак, у Ноллана оставалось тридцать два доллара, и ему нужно было заработать еще тридцать восемь за оставшиеся четыре дня.

Ноллан был упорным человеком и, задавшись целью, достигал её, невзирая на преграды.

Таков был его характер.

Проснувшись, как всегда, раньше всех, Ноллан приготовил завтрак и собрался идти в город в поисках какой-нибудь работы.

Он тихо оделся и укрыл Уилла. Мальчику от лекарств за ночь стало лучше, температура спала, хотя кашлял он все еще сильно.

Ноллан вышел из дома и глубоко вдохнул свежий морозный воздух.

Сегодняшним утром в городе уже вовсю витал дух Нового года — многие люди несли в руках подарки — коробки, упакованные в яркую бумагу и перемотанные пестрыми лентами. Но среди множества расцветок, конечно же, преобладали красные, зеленые и золотые — цвета приближающегося праздника.

В то утро погода стояла удивительно мягкая. Шёл снег, легкий мороз приятно пощипывал за щеки, детвора каталась на ледяных горках, а ребята постарше вместе с родителями устраивали поединки в снежки.

В это время года Ноллан особенно скучал по родителям. Ему очень хотелось, чтобы его молодой и сильный отец играл с ним, возил на санях, нес елку вместе с ним, шутил, радовался, улыбался, чтобы мама ждала их дома, всё было готово к ужину, а Уилл с бабушкой помогали сервировать стол.

Но этой мечте не суждено было сбыться никогда.

Проходя мимо столовой для рабочих, Ноллан неожиданно наткнулся на работу — в столовую привезли пищу и новую утварь, а разгрузить всё это было некому.

Ноллан оказался в нужном месте в нужное время. Он заработал три доллара, и работницы накормили его. Он был очень благодарен этим девушкам, которые жили так же бедно, как он, вставали рано, ложились поздно, долго и тяжело работали.

— Тридцать пять, — довольно сказал Ноллан и пошел дальше.

Теперь он решил пойти в городской парк — там была распродажа елок и новогодней утвари, и если какая-нибудь леди забывала взять с собой верного слугу или мужа, Ноллан с удовольствием подрабатывал носильщиком.

У входа в парк Ноллан заметил пожилую даму, которая выбирала елку, и до его ушей донесся заманчивый вопрос женщины о доставке.

И тут Ноллан услышал детский плач — он обернулся и увидел зареванную девочку.

— Ты чего плачешь? — спросил Ноллан, подходя к ребёнку.

— Я потерялась! — сказала девочка, всхлипнула, и из ее глаз опять полились слезы.

— Хватит реветь, говори, где ты живешь.

— Я не помню, не знаю!

— Хорошо, а маму твою как зовут, где она работает?

— Моя мама работает на заводе, а зовут ее Мария.

— На заводе? Это же в другом конце города.

Ноллан видел, как к пожилой даме подходит паренек и предлагает ей донести ель. Дама соглашается, и парень, взвалив ель на плечо, отправляется вслед за ней.

— Ладно, пойдем. Я знаю, где находится завод, — вздохнув, промолвил Ноллан.

Когда Ноллан оказался на проходной завода, то сразу спросил у охранника, где живёт Мария, но тот недоверчиво посмотрел на него.

— Зачем тебе?

— Скажите, пожалуйста. Её дочь потерялась, вон она стоит, — Ноллан указал на девочку за своей спиной.

Охранник закрыл дверь и куда-то ушёл. Спустя пару минут дверь открылась вновь и вместе с охранником вышла невысокая женщина средних лет с короткими рыжими волосами.

— Тебя зовут Анна? — спросила женщина.

— Да, — кивнула девочка. — А маму — Мария. Она работает здесь швеёй.

Женщина внимательно посмотрела на Ноллана.

— Я нашёл её возле парка, — ответил Ноллан на вопросительный взгляд женщины.

— Он хороший, — сказала девочка. — Он привёл меня сюда.

— Ну, ладно, — сказала женщина, смягчившись. — Идите два квартала вправо, и возле памятника с часами увидите дом. Наверняка Мария уже ждёт.

Ноллан схватил девочку за руку и повёл в указанном направлении. Спустя десять минут ребята стояли перед ветхим домом.

— Анна! — закричала женщина в коричневом пальто.

Её тёмные волосы выбились из-под платка, по щекам текли слезы.

— Мама! — закричала девочка и бросилась навстречу матери.

Женщина заключила дочь в объятия и произнесла сдавленным голосом, обращаясь к Ноллану и глотая рыдания:

— Спасибо! Где вы нашли ее?

— Она была в парке, стояла и плакала возле елочного базара, я привел ее сюда.

— Огромное спасибо! Даже не знаю, как вас благодарить!

— Ничего не нужно, — сказал Ноллан и повернулся к девочке. — Не теряйся больше! Счастливого Нового года!

Уже отойдя на приличное расстояние от дома девочки, он вспомнил, что у него нет елки, нет украшений и нет праздничного ужина.

Ноллан приуныл.

Денег сегодня было уже не заработать, разве что Дух Нового Года обронит их для Ноллана прямо на мостовую.

Ноллан медленно поплелся домой, но пошёл не привычной дорогой, а более длинной. Он хотел сходить к любимому месту у моста.

Мост соединял город западную и восточную части города, разделенные рекой. Ноллан любил бывать на мосту, ему нравилось смотреть на воду. Зимой река становилась темной и неприветливой, а летом, если приглядеться, можно было увидеть маленьких рыб на мелководье. Осенью же течение несло разноцветный хоровод опавших листьев, а весной Ноллан любил смотреть на ледоход, слышать, как лёд трескается с таким звуком, словно кто-то стреляет из пушки.

Уже издали мост притягивал взгляды прохожих. Возвышаясь над рекой, рядом с парком и площадью, мост, на перилах которого лежал толстый слой снега, и опоры были укутаны снегом, словно белой шалью, был прекрасен и казался волшебным.

Ноллан залюбовался на блеск снега на мосту и не сразу приметил тёмную фигуру, одиноко стоящую возле перил.

Он уставился на силуэт, похожий очертаниями на девушку — хотя в сумерках было сложно разобрать.

И тут...

Один удар сердца, один вздох, и Ноллан бежит к мосту со всех ног — девушка подошла к перилам и перегнулась через них.

— Нет! — кричал Ноллан на бегу.

Но девушка уже падала вниз.

— Нет, нет, нет! — кричал Ноллан, подбежав к перилам и свесившись с моста.

Учитывая высоту моста, под которым летом проходили небольшие суда, торговавшие рыбой или чаем, падение на твёрдый лёд или в холодную тёмную воду сулило верную смерть.

— Эй! — крикнул Ноллан, увидев, что девушка, запутавшись в полах своего пальто, зацепилась за штырь и висит над рекой.

— Держитесь! Я сейчас помогу вам!

Ноллан перелез через перила. Расстояние от опор до края моста было чуть больше ширины ступни, но он взялся левой рукой за опору, неуклюже лёг на крошечный парапет и свободную руку протянул девушке.

— Мисс, давайте руку, я смогу вас вытянуть!

Девушка посмотрела вверх, и Ноллан увидел её бледное лицо.

— Держитесь двумя руками за мою ладонь, я подтяну вас вверх! Хорошо?

Она кивнула.

— Тогда начали!

Девушка схватила Ноллана за руку, и тот принялся тянуть изо всех сил.

Ее вес оказался довольно значительным для Ноллана, и юноше пришлось сесть, чтобы девушка смогла ухватиться за его руку, потом за перила и, наконец неловко перевалилась через них.

Спустя секунду Ноллан сам лежал на холодной мостовой, тяжело дыша.

— Не хочу вам грубить, мисс, но что, черт вас дери, такого у вас случилось, что вы решили так отпраздновать Новый год?

Девушка встала на ноги — её лицо было бледным, а тело сотрясали судороги.

— Ну, что молчим?

И тут она стала оседать на холодные кирпичи моста. Ноллан еле успел подхватить её под руку, чтобы она не разбила себе колени.

— А, ну! — сказал он. — Не раскисать.

И тут девушка разрыдалась.

— Ладно тебе, — сказал Ноллан мягче и погладил незнакомку по спине. — Чего раскисла? Всё ведь прошло.

Девушка не переставала плакать.

— Тебе бы сейчас стакан воды не помешал, — сказал Ноллан. — Пойдем, здесь недалеко есть паб.

По пути девушка то переставала плакать, то начинала вновь. Её трясло, и Ноллан не отпускал её руку.

— Сейчас согреемся, — сказал Ноллан и толкнул дверь внутрь.

Небольшая комнатка была уставлена свечами, внутри было тепло, и Ноллан повёл незнакомку к первому свободному столику.

Заказав себе и девушке горячий пунш, потратив на него заработанные три доллара, Ноллан спросил:

— Как тебя зовут?

Молчание.

— Где ты живешь?

Молчание.

Принесли пунш, и Ноллан принялся хлебать горячий напиток, который прекрасно согревал.

— Пей, — сказал он, украдкой рассматривая незнакомку.

Одежда на девушке была дорогая. Платье почти новое, нежно-голубого оттенка, из шелка или атласа. Непослушный черный, как смоль, локон выбился из-под платка и лежал на вороте пальто из чёрной замши.

— Пей, тебе нужно согреться.

Девушка неохотно сделала глоток, затем другой. Потом обхватила кружку ладонями и почти разом опустошила ее.

Ноллан поперхнулся, отметив такой недюжинный аппетит и нечувствительность к горячему.

— Ладно, я вижу, ты уже в порядке? Пойдём, провожу тебя до дома, или пойду по своим делаем. Что выбираешь?

Девушка не ответила. Она смотрела в одну точку и молчала. По её глазам было видно, что она уже вернулась в реальность, но не может забыть ужас своего поступка.

Ноллан поднялся, застегнулся, попытался приладить оторванный рукав куртки на место и направился к двери.

— Не уходи! Меня зовут Марта. Я живу в центре города. Я не могу пойти домой.

— Значит, Марта. А я — Ноллан. Тебе вообще негде переночевать?

— Да.

— Собирайся, — скомандовал Ноллан, и девушка послушно встала.

Ноллан, выходя из паба, думал, как отреагирует его бабушка на появление незнакомой девушки почти ночью на пороге их дома.

— Марта, я живу с бабушкой и братом. Уилл болен. У нас очень бедное жилье, так что прошу не стесняться, — сказал он, когда они с Мартой дошли до его дома.

— Все прекрасно, я останусь у вас только на одну ночь и утром тотчас уйду….

Ноллан открыл дверь и пропустил Марту внутрь.

Ему было стыдно за свое убогое жилище, потому что Марта, скорее всего, была из богатой семьи.

— Проходи к столу, — сказал Ноллан и отправился ставить чайник на печь.

Ночью Ноллан снова почти не спал, поэтому, дабы не тратить время понапрасну, он ни свет ни заря отправился в город.

Утро было холодное, и, несмотря на теплую куртку, Ноллан мерз. Он шёл и думал обо всем случившемся. Мысль о том, что он помог красивой молодой девушке, согревала его этим ветреным зимним утром лучше любого одеяла.

Ноллан шел быстро, так как знал, что нужно заработать больше денег. И потому спешил, желая найти как можно больше работы.

Сегодня Ноллан сразу пошел в сторону от торговых лавочек. Он направился к заводу, туда, где в небо от труб тянулся дым и пахло гарью.

На заводе всегда кипела работа — грузчики сновали туда-сюда, истопники подбрасывали в печи уголь и пилили дрова.

Самая тяжелая работа была в истопке — нужно было бросать топливо в самый жар печи, а добираться до её жерла — через низкий ход, поэтому приходилось все время сгибаться в пояснице с тяжёлой лопатой в руках. Через пару часов такой работы спина деревенела, ноги дрожали, а руки тряслись от перенапряжения. Тем не менее, здесь можно было получить долларов двадцать, а то и тридцать всего за один день.

Несмотря на хорошую оплату труда, Ноллан редко ходил к истопке, только когда совсем было туго с деньгами. Один раз, проработав до обеда, он сильно вспотел и вышел на мороз. Через день он лежал с температурой, и врач поставил диагноз — пневмония. Ноллан две недели не вставал с постели, и тогда ему и его семье пришлось очень худо.

* * *

Под вечер Ноллан устал так, что с трудом передвигал ноги. Ему заплатили сорок долларов, больше, чем он ожидал. Спина не гнулась, когда Ноллан в шесть часов вечера закончил работу, а потом ещё час ждал, пока его рубашка и футболка высохнут, и только после этого пошел домой.

Шагая по снегу, Ноллан думал о деньгах. Дома, в банке из-под конфет, лежало тридцать два доллара, и Ноллан знал, что этих денег хватит на подарок брату, но не на праздничный ужин и ёлку с украшениями.

Когда он проходил по центральной площади, это случилось — он увидел Эллен.

Ноллан забыл, что сегодня четверг, и у Эллен урок музыки.

Воспряв духом, он ускорил шаг — хотел догнать девушку и, может быть, наконец с ней заговорить.

Эллен дошла до скамейки и присела, посмотрела на небо и глубоко вздохнула — Ноллан заметил, что слезы блестят на её щеках.

Потом она опустила голову, её плечи стали вздрагивать и девушка горько заплакала, а Ноллан все стоял и смотрел, не в силах сдвинуться с места.

— Мисс, мисс! Простите, вы обронили, — громко сказал Ноллан, увидев ноты, выпавшие из папки, когда Эллен встала и направилась к выходу из парка.

— Следите за мной? — спросила она хриплым голосом.

Эллен смотрела на Ноллана, на его худое лицо, потрёпанную одежду, крупные, уже заскорузлые от тяжёлой работы руки.

Ноллан ничего не ответил. Он смутился, отдал ноты, развернулся и пошел в другую сторону, хотя им с Эллен было по пути.

— Эй, парень!

Ноллан обернулся.

— Прости меня, я не хотела тебя обидеть.

Ноллан пробормотал что-то невразумительное.

— Я знаю, где ты живешь, это почти рядом с моим домом. Если ты не против, пойдем вместе.

— Конечно, мисс.

Ноллан знал, что от него плохо пахнет, если не сказать — смердит, после дня работы, и он боялся, что Эллен почувствует это, идя рядом с ним.

— Прогуливаешься или из школы идешь?

— С работы, мисс.

— Слушай, давай без «мисс»? А то я себя старушкой чувствовать начну.

Ноллан скромно улыбнулся.

— Как тебя зовут? — спросил Ноллан хриплым, не своим голосом.

— Я — Эллен. А тебя как?

— Ноллан.

— Очень приятно.

Они пожали друг другу руки.

— Слушай, Ноллан, завтра я буду украшать дом и пойду с отцом за елкой. Поможешь нам?

— Я не зн... Хорошо.

— Отлично, тогда до завтра! Пока.

— Пока.

Ноллан еще не понял, что произошло. Он дошел до своего дома, остановился и сказал фразу, которую очень любил повторять, чтобы справиться с волнением:

— Вот, если бы не счастливый случай и мое природное обаяние, то мои глупость и страх не дали бы мне стать тем, кто я есть.

И рассмеялся.

* * *

Марта проснулась рано. Она слышала, как ходит по дому Ноллан, как он затапливает печь, готовит завтрак и уходит на работу.

Она ещё какое-то время полежала в кровати. Ей не хотелось вставать. Девушке было тепло и приятно вот так лежать и знать, что ты в безопасности, пускай на время, на какой-то промежуток жизни.

В комнате становилось светлее. В неясном свете восходящего зимнего солнца Марта рассмотрела комнату Ноллана.

Из мебели здесь были только кровать, на которой она спала, два стула и письменный стол. На стене висела полка со множеством книг и подсвечником в форме кружки.

Марта встала, оделась, заправила постель, подошла к письменному столу.

На столешнице лежали тетради, карандаши, жестяная банка из-под конфет. В одну тетрадь были вложены листы — Марта не удержалась и открыла её.

Она была удивлена — там оказались стихотворения. Взяв один лист, Марта начала читать.

— Доброе утро.

Марта обернулась. В дверях стоял младший брат Ноллана. Мальчик был худ и бледен, но на его лице играла добрая и заинтересованная улыбка.

— Привет, меня зовут Марта. А ты, наверное, Уилл?

— Да, я брат Ноллана. Это его стихи, — мальчик указал на листок, — он хочет стать литератором или писателем.

Марта в смущении положила листок на стол.

— Завтракать будешь? — спросил Уилл.

Марта стояла и не знала, что ей делать. Она собиралась уйти, а тут...

— Уилл, ты знаешь, я лучше пойду. Я всего на одну ночь у вас.

— Почему?

— Мне вчера было очень плохо, и твой брат помог мне. И я вас не знаю совсем, как и вы меня.

Послышались шаги, и со свечой в руке в комнату вошла бабушка Нэлли.

— Доброго всем утра! Завтракать будете?

Марта почувствовала, что краснеет.

— Проходи к столу, Марта. Так ведь тебя зовут?

Марта присела на стул и выдавила улыбку сквозь смущение. Бабушка взяла две тарелки и положила в них кашу с молоком, их неизменный завтрак вот уже несколько месяцев.

— Ешьте, дети.

Марта хотела что-то сказать, но не могла произнести ни слова. Она помешала кашу ложкой, потом принялась за еду.

— Ты чего не ешь, Уилл? — спросила Марта, увидев, что мальчик смотрит на неё.

— Я с утра почти никогда не ем.

Марта посмотрела на Уилла, и ее сердце наполнилось жалостью — улыбчивый парнишка был бледен, под глазами залегли синяки. Она слышала, как мальчик кашлял ночью.

— Уилл, если не кушать, то не станешь сильным, как твой брат. А если не будешь есть прямо сейчас, то мне придется сделать это за тебя.

Мальчик улыбнулся. Марта встала со своего стула и подошла к нему. Взяла ложку и сама стала его кормить.

— Только дуй, а то горячее.

* * *

Когда бабушка вошла в комнату внуков, то увидела, что Уилл сидит за столом и показывает Марте свои тетради и книги, а та тихо говорит что-то и улыбается.

Так прошел день.

Марта не смогла уйти. Она весь день провела с Уиллом, потому что очень понравилась мальчику.

Потом она помогла бабушке по дому, и разговорилась с ней. Бабушка узнала, что Марте девятнадцать лет, что живет она в центре города, но разругалась с отчимом и ушла из дома. А ее мама работает в другом городе, и когда она приедет, Марта не знает.

У Марты было с собой немного денег, и она, чтобы как-то отблагодарить семью Ноллана, решила приготовить ужин.

Она сходила на рынок, купила картофеля, курицу и немного сыра. Дома отварила картофель и поджарила курицу. Она ждала Ноллана, хотела удивить его и порадовать.

Это был счастливый день, и Марте не хотелось, чтобы он заканчивался.

Ноллан долго ворочался в постели. Он вспоминал вчерашний день, который принес новое знакомство, деньги, встречу с понравившейся девушкой, но и забрал много сил, оставив усталость и боль во всём теле.

В голове Ноллана сталкивались и взрывались мысли. Он был так измучен, что забылся тревожным коротким сном только под утро.

Ноллану снилось, словно они с Мартой сыграли свадьбу. Вот он приходит домой с работы уставший, а горячий ужин ждёт его на столе, и Марта улыбается ему. Ноллан испытал благодарность и признательность. Потом он увидел, что к ним приходит в гости повзрослевший Уилл, и они все вместе садятся к столу.

Потом Ноллан повернулся на другой бок, и картинка поменялась.

Теперь он был вместе с Эллен. Они прогуливались по городу, в ее руках были ноты, а волосы развевались на ветру, девушка улыбалась. Ноллан сжимал в руках книгу своих собственных стихов. Они с Эллен были в этом мире только вдвоем, и они были счастливы.

А потом Ноллану приснилось, что он живёт один. Его грудь распирает чувство свободы, оно, как зимнее утро, освежает и бодрит его, вселяет надежду и силы.

Но рядом с ним никого не было. Не было в его жизни ни бабушки, ни брата, ни Марты...

Коротко вскрикнув, Ноллан проснулся. Когда он встал с постели, Марта уже приготовила завтрак, накормила Уилла и хлопотала по дому.

— Доброе утро! Завтракать будешь?

Ноллан посмотрел на Марту и улыбнулся.

— Привет, день сегодня хороший. Да, сейчас умоюсь и приду.

Ноллан знал, что сегодня работы не будет. Потому и не спешил. В ночь с субботы на воскресенье наступал Новый год, и все люди готовились встречать его. Единственное, что собирался сделать Ноллан, так это сходить за подарками и раздобыть елку.

— Ноллан, спасибо тебе… Ты знаешь, за что, — когда Ноллан сёл за стол, сказала Марта. — Я и не думала, что на свете есть такая замечательная семья, как ваша.

— Просто больше так не делай, — ответил он и посмотрел на Марту. Лицо девушки в этот момент было сосредоточенно и серьёзно.

Марта вдруг посмотрела Ноллану в глаза — он выдержал взгляд девушки и наконец-то увидел, как она красива: правильные черты лица, большие глаза в длинных ресницах, полные губы, открытый взгляд и блестящие волосы.

Но в глазах Марты застыла печаль, и Ноллан не знал, что с этим поделать.

— Сколько тебе лет? — спросила Марта.

— Мне семнадцать. Еще в школе учусь.

— А стихи на столе — твои?

— Да, это мои стихи. Ты читала их?

— Всего лишь одно. Красиво написано, но не хватает чувства. Я прочитала, где ты пишешь про ночную незнакомку, закрывающую ставни в доме.

— Ага. "Блондинка-смерть".

— В смысле?

— Это название. "Блондинка-смерть."

— Понятно.

Вдруг повисла неловкая пауза, и, чтобы снять напряжение, Ноллан сказал:

— Спасибо за завтрак, Марта. Я пойду сейчас за продуктами и елкой. Если хочешь, пойдем со мной.

Марта утвердительно кивнула в ответ.

* * *

Спустя два часа Ноллан с двумя сумками в руках и елью шел домой в компании Марты.

— Когда я была маленькой, мы с мамой и папой ходили на рынок, покупали елку и украшения. Отец устанавливал ель в центре гостиной, и мы все украшали ее стеклянными шариками, разноцветными лентами, ватой и самодельными снежинками. Потом папа вешал на потолок бумажные гирлянды. Это было так красиво, празднично, и я любовалась... Свет от свечей падал на гирлянды, а на стенах и потолке появлялись странные тени. Тени меняли форму, преображались, превращались в загадочные фигуры, гасли и таяли.

— Ты не пробовала писать книги? У тебя определенно есть к этому талант.

Марта рассмеялась.

Так, с шутками и разговорами, ребята дошли до дома.

И тут...

Ноллан вспомнил об Эллен.

Его сердце будто ухнуло вниз.

Сказав, что отойдет на пару минут, Ноллан вышел, оставив ель у двери.

— Ноллан! А как же елка и украшения? — спросил Уилл, но брат его не слышал.

Запыхавшийся Ноллан встретил Эллен возле ее дома. Девушка и высокий седой мужчина — ее отец — наряжали дом к празднику, ставили во дворе игрушки и вешали на стену гирлянды.

— Привет, Ноллан! Думала, ты не придешь. Елку мы уже купили.

— Привет, я забыл, прости.

— Эллен, может, познакомишь меня с этим юношей?

Отец Эллен был мужчина средних лет, с усами и бородой, с голубыми глазами на обветренном лице.

— Папа, это — Ноллан. Ноллан — это мой папа.

— Очень приятно. Джек Смит, — сказал он и пожал руку юноше. Ладонь у мужчины была крепкой и мозолистой. — Значит, ты помог Эллен с нотами?

— Да, мистер Смит.

— Хорошо. А в елках ты смыслишь?

— Немного понимаю.

И отец Эллен пошел на задний двор, вынес большую ель, потом принес коробку с игрушками и сказал, чтобы Эллен и Ноллан нарядили праздничное дерево.

Джек шутил и рассказывал смешные истории, Эллен мелодично смеялась, и Ноллан не заметил, как провозился со Смитами несколько часов.

Позже Эллен пригласила Ноллана на чай, он отказывался, но она настояла и завела его в дом.

Еще снаружи дом понравился Ноллану — светлый, с высокими окнами — любой прохожий сразу представлял себе тепло и уют.

Когда Ноллан вошёл в дом, он невольно восхитился — на полу был паркет из тёмного дерева, стены теплого золотистого цвета мягко отражали блики огня от камина.

Ноллан от изумления чуть было не забыл закрыть рот, но вовремя спохватился.

— Раздевайся, пойдем в столовую, там будет чай, — пригласила Эллен и улыбнулась.

Ноллану было ужасно неудобно — незнакомые люди вдруг приглашают его на чай.

— Ладно тебе, расслабься, — улыбнулась Эллен.

После чая Эллен позвала его к себе в комнату на втором этаже, где Ноллан заметил пианино.

— Я сейчас что-нибудь сыграю. Что ты любишь из музыки? — не успел он открыть рта, как Эллен уже уселась на банкетку.

— Я не знаю, — Ноллан замялся и смутился.

У него дома не было ни радио, ни музыкального инструмента, чтобы слушать или играть музыку. Ноллан слышал на улице пение пьяных матросов, или гимны под Новый год. Но всё это было не то.

— Сыграй, что тебе самой нравится, — выдавил наконец Ноллан.

— Хорошо,— Эллен улыбнулась, заметив его смущение. Ее пальцы коснулись клавиш, и полилась чудесная музыка.

Что именно играет Эллен, Ноллан не знал, но с первыми звуками мелодии мысли юноши улетели куда-то в неведомые края.

Ноллан представил, что он стоит на палубе корабля, ветер треплет его волосы. А вот он уже в пустыне, скачет на черном, как сама ночь, коне, и песок скрипит у него на зубах.

Видение изменилось — Ноллан шёл к реке по полю в ночи, и его сердце гулко билось в груди. Он спустился к реке, лунный свет отражался в чёрной воде. На берегу стояла обнажённая девушка с чёрными, как смоль волосами, и Ноллана с неожиданной силой потянуло к ней.

Эллен перестала играть уже как с минуту и смотрела на него с любопытством.

— Великолепно, — глядя на кончики своих ботинок, хрипло произнёс Ноллан.

* * *

Потом он не помнил, как дошел до дома — настолько был опьянен музыкой.

Ноллану казалось, будто музыка играла у него внутри, в самой сердцевине, и это чувство было столь чудесным, что он не мог думать ни о чем другом.

— Ноллан, где ты был? Мы почти все сделали без тебя, — сказал расстроенный Уилл.

Это сразу вернуло Ноллана на грешную землю. Причём столь стремительно, что внутри как будто все смерзлось.

— Я был у знакомой, у Эллен Смит. Помогал им установить ель, они напоили меня чаем…

— Теперь установи ель дома, мы уже почти все украсили, — попросил Уилл, и тут Ноллан заметил, что не только брат, но и Марта, и бабушка расстроены.

Он предал их.

Ушел в такой важный момент к какой-то незнакомой девушке. И ничего не сказал...

Он нахмурился. Молча установил елку и вместе с братом нарядил ее.

Бабушка и Марта готовили ужин и о чем-то тихо переговаривались.

— Бабушка сердится, что я так долго? — спросил Ноллан у брата.

— Нет, бабушка не ругалась. А вот Марта была после твоего ухода темнее тучи. А что у тебя с той девушкой, с Эллен?..

— Ничего. Она играла мне на пианино, и все. Почему Марту это так расстроило, как ты думаешь?

— Я думаю, ты и сам знаешь, что нравишься ей.

Ноллан проснулся поздно, холодное зимнее солнце уже вовсю светило в окно. Дома было подозрительно тихо.

— С новогодним сочельником! — поздравил всех Ноллан, зайдя на кухню.

Бабушка и Уилл молча посмотрели на него.

— Марта ушла, — спугнув тишину, выдавил Уилл и отвернулся.

Какое-то время Ноллан стоял и не понимал, кто ушел, куда ушел. Была ли Марта здесь на самом деле, или это был сон?

Он вернулся к себе в комнату. Кровать была застелена, на ней возле подушки лежала записка.

«Прости. Мне следовало уйти раньше. Спасибо за все. Я никогда вас не забуду. Марта.»

Вот и все.

На обратной стороне записки было написанное им же, Нолланом, стихотворение —

"Блондинка. Смерть."

— Когда она ушла?

— Наверное, ночью, когда все спали, — ответил Уилл тихо.

— Ладно, когда-то это должно было произойти, — сказал Ноллан и почувствовал холод и пустоту внутри.

После завтрака, взяв деньги из шкатулки, он отправился за подарками и продуктами к новогоднему столу.

Проходя мимо дома Эллен, Ноллан посмотрел на окна ее комнаты — на стекле были приклеены снежинки. Украшенная ель так и стояла во дворе. Ноллану казалось, что всё произошедшее вчера было так давно.

И тут он вновь почувствовал себя предателем. Эта мысль, как яд, медленно расползалась по венам, сковывала движения и парализовала волю.

На улице пошел снег. Большие снежинки падали на мостовую, ложились на тротуары, укрывали город белым пуховым одеялом.

В канун праздника многие люди выходили на улицу, заканчивали дела по дому, что-то украшали, с радостью ожидая вечера. Только Ноллан не замечал всего этого. Он был сильно расстроен и очень злился на себя самого — эта смесь эмоций перечеркнула праздничное настроение, которое он сохранял всю неделю.

Спустя два часа, купив всё необходимое, Ноллан пришёл домой.

Разгрузив продукты и положив подарки под ель, Ноллан открыл бутылку красного вина и сварил глинтвейн.

— Ты ее сегодня не видел? — спросила бабушка, разорвав тугую тишину в доме.

— Нет, нигде. Хотя я специально обошел половину города, — ответил Ноллан, горько вздохнув.

— Ничего, парень. Она уже взрослая. Думаю, она пошла домой. Адреса не оставила, но я знаю, где это находится, судя по её рассказам. Не переживай так, если хочешь, можешь сходить на пересечение Восьмой и Двенадцатой улицы, — бабушка говорила сочувственно, но твердо.

— Я беспокоюсь за нее. Она… она хотела прыгнуть с моста, — Ноллан сжал кружку в руке и уставился на напиток. — Да, я вытащил ее. Она шагнула за перила, и если бы не зацепилась за штырь... Это счастливый случай ее спас.

— Думаю, это был не случай, а ты, — ответила бабушка и Ноллан обхватил голову руками. — Если волнуешься, сходи к ней.

И тут вся боль, всё переживания, тяготящие его душу, выплеснулись наподобие гноя из незажившей раны.

— Я не волнуюсь! Сколько времени прошло, она уже могла сделать это второй раз! И все из-за меня! — вскричал Ноллан и вскочил со стула.

Схватив куртку, он выбежал из дома.

Ноллан не понимал, куда направляется. В уголках глаз кипели непрошеные слезы, ветер хлестал его по лицу.

— Нет, Марта, нет, — умолял Ноллан.

Оказавшись на мосту, Ноллан долго не решался подойти к перилам и посмотреть вниз, но когда сделал это, то увидел, что лёд, взломанный катером, большими кусками плавает в тёмной воде, в которой исчезают падающие снежинки.

Ноллан не знал, сколько он так простоял, глядя на воду и снег. Он почувствовал что сильно замёрз — и вдруг услышал странный звук.

Звук приближался, и скоро Ноллан различил отчётливый перезвон колокольчиков и фырканье коней.

Он стоял и вслушивался, из-за белого марева снежной вьюги, он не мог рассмотреть даже очертания саней или повозки.

И тут, разорвав пелену белого морока, на Ноллана выскочили, вырвавшись из непроницаемой занавеси снега, сани и понеслись так быстро, что юноша поскользнулся и, не удержавшись, полетел вниз, в холодную чёрную зимнюю воду...

Ноллан очнулся совершенно сухим. Он лежал, не открывая глаз. "Вот я и умер", — подумал он.

— Ну! Чего разлегся? — услышал он чей-то голос.

Потом раздался цокот подков по камню, и Ноллан открыл глаза.

Перед ним стояли огромные красные сани, запряженные четырьмя чёрными лошадьми.

— А? — только и мог вымолвить Ноллан, почти потеряв от удивления дар речи, и встал на ноги.

Он был столь сильно удивлён, что не знал, как реагировать.

Неужели?

Да как такое могло произойти?

— Дух Нового года! Я ведь знал! Я верил!

* * *

В санях сидел бородатый мужчина, чья голова была увенчана высоким черным лакированным цилиндром, отражающим лунный свет. Одет он был в красное пальто с высоким воротником, черные брюки заправлены в красные сапоги до колен.

— Здравствуй, Ноллан! Я явился тебе в эту ночь, потому что ты сделал много хороших дел. И я бы хотел тебя наградить. Что бы ты сам хотел получить от меня?

В такие моменты, когда тебе предлагают исполнить любое желание, ты теряешься и голова пустеет, вот и Ноллан растерялся.

— Дух, а ты можешь все? В смысле, можешь исполнить все мои желания?

— Я — Дух Нового года! И подарки мои — новогодние! Я знаю, что ты хочешь больше всего, я знаю желания всех людей! Но мне интересно узнать твой выбор.

— Дух, у меня есть три желания… Я начну с самого главного. Хочу, чтобы мой брат, Уилл, был здоров и никогда не болел.

— Так… Продолжай.

— Хочу, чтобы Марта вернулась. А если не вернётся, то пусть она живет долго и счастливо.

Произнося имя Марты, Ноллан испытал укол совести, так как в её уходе был виноват он. И Ноллан хотел все исправить.

— Дальше! — велел Дух.

— Еще я хочу, чтобы мои родители были живы…

Воцарилась тишина.

Дух молчал, а Ноллан не поднимал глаз от земли, озвучив своё самое горячее желание.

— Ты оправдал мои ожидания.

Ноллан посмотрел на Духа и увидел, что тот улыбается.

— Ноллан, ты много трудился в этом году, ты истинно верил в меня, и я дарую тебе то, что ты хочешь!

С этими словами Дух поднял руки вверх и рассмеялся. Его смех набатом отдавался в голове Ноллана.

Звенели колокольчики, слышалось пение.

Глаза Ноллана стали слипаться, и он уснул, а когда проснулся, то не помнил ничего из прошлой жизни.

* * *

Очнулся Ноллан на опушке леса. Он лежал на чем-то мягком, ему было тепло и комфортно.

Когда юноша открыл глаза, перед его взором предстало чистое, лазурно-голубое небо.

Ноллан встал на ноги — его окружали деревья, стволы которых серебрились, золотились и переливались под лучами солнца. Листья на деревьях были блестящие — зеленого, красного, синего, серебряного и золотого цветов. На ветру листья тихо и мелодично звенели.

Стволы деревьев вздымались высоко вверх и были такой толщины, что только трем или четырем взрослым мужчинам удалось бы их обхватить.

Ноллан осмотрелся. Оказывается, он лежал на снегу, но снег был не холодный, а тёплый, и не таял.

— Вот это да! — восхитился Ноллан и принялся лепить из снега разные фигурки и просто снежки. Он рассмеялся, и его смех, словно тысячи льдинок, разбившихся о камень, весело разлетелся по лесу.

Ноллан не помнил, во что он был одет, но очень удивился бы, посмотрев на себя в зеркало — на нем был длинный шелковый синий плащ, подбитый овечьей шерстью, костюм из дорогой ткани и сапоги с носами кверху.

Ноллан ходил по волшебному лесу и наслаждался. Сейчас его ничто не беспокоило и не тревожило.

* * *

Оказавшись на опушке леса, Ноллан увидел, что вдали виднеется город. Он еще раз окинул волшебный лес взглядом, полным признательности и благодарности, улыбнулся и пошел по направлению к городу.

Как легко было идти, не будучи обремененным никакими тяжёлыми мыслями и тревогами! Ноллан не понимал, откуда эта лёгкость, он шёл и наслаждался, пребывая в состоянии блаженного неведения.

Когда Ноллан вышел на тропинку, ему захотелось пробежаться. Он бежал и улыбался, ибо легко и весело было ему двигаться, видеть, чувствовать и жить прямо сейчас.

Скоро Ноллан приблизился к городу и услышал музыку. Это было пение, звон колоколов и каких-то еще неведомых юноше инструментов. Музыка была то веселой и раздольной, то величественной и гордой, потом звуки смешивались, менялись и становились ощутимы.

И правда, войдя в город, Ноллан увидел, как по воздуху плывут мелодии разных цветов. Одни были прозрачные, они пролетали мимо и оставляли после себя покой, другие были яркие, всех цветов радуги, они побуждали что-то делать.

Так, например, красная нота попала Ноллану на руку, и ему незамедлительно захотелось петь во весь голос — и он тут же запел. Оранжевая же нота заставила юношу пуститься в пляс.

Хорошо, что вовремя прилетела прозрачная нота, и Ноллан, тяжело переводя дыхание, остановился.

Войдя в город, Ноллан заметил предпраздничную суету. Только вокруг были не люди, а эльфы! Эти создания были ростом с людей, но у них за спиной было по четыре крыла. С лиц эльфов не сходили улыбки, они шутили, болтали и смеялись.

Ноллан смотрел на них и радовался. Ему было приятно видеть счастье, радость и веселье. Все эльфы, которых здесь было великое множество, здоровались с ним. Некоторые задавали вопросы о сущей ерунде — просто потому, что было приятно разговаривать друг с другом.

В этом городе не было больных, стариков или детей. Ноллану, казалось, что все эльфы одного возраста и им неведома старость.

Ноллан шел и шел.

Перед его взором проплывали дома и постройки эльфов, из белого камня или дерева, украшенные еловыми ветками и разноцветной мишурой. По широким улицам порхали эльфы, смеялись, куражились и радовались предстоящему празднеству.

Пройдя чуть дальше, Ноллан увидел большое строение с высокими узкими окнами, через которые было прекрасно видно, что делают эльфы внутри.

Ноллан подошёл ближе — в здании кипела работа. В голове Ноллана всплыл призрак — он увидел, что идет куда-то и держит за руку маленькую девочку. Но видение моментально померкло, и юноша тут же выбросил его из головы.

Оказавшись возле двери, Ноллан уверенно, с улыбкой на лице, вошёл внутрь.

— Вот это да! — вырвался у него восхищённый возглас.

И было от чего восхититься. Снаружи помещение казалось большим, но внутри оно было просто огромным! Высокий потолок, длинные улочки конвейеров и всевозможных станков создавали впечатление небольшого города внутри помещения.

Повсюду сновали эльфы, что-то делали, упаковывали и отправляли в неизвестном направлении многие сотни и тысячи подарков.

Внезапно Ноллан понял, что может взлететь. Он оттолкнулся от пола и взмыл вверх. Это было потрясающее и ни с чем не сравнимое чувство.

Ноллан летел и смотрел на фабрику подарков с интересом и удовольствием.

Вначале он наслаждался самим полетом, а потом стал лицезреть всю огромную мощь фабрики подарков. Ноллан смотрел, как делались мягкие игрушки, как собирались столы, стулья, музыкальные инструменты. Здесь писались и склеивались книги, их тут же упаковывали в цветные коробки, перевязывали лентами и отправляли дальше, в путешествие к мешку Духа Нового года.

— Здравствуй, дорогой Ноллан, — сказала подлетевший эльф. — Меня зовут Лепайая. Я руковожу фабрикой игрушек. Мы давно ждем тебя! Иди сюда! У меня есть для тебя подарки.

Ноллан присмотрелся и понял, что Лепайая — девушка. У нее были тонкие черты лица, длинные темные волосы и большие зеленые глаза.

— Следуй за мной, — сказала Лепайая и улыбнулась.

Ноллан поспешил за ней. В центре фабрики стояла большая красная коробка, перевязанная огромным золотым бантом.

— Это подарки, сир Ноллан! Они хранились здесь семнадцать лет. Они твои.

Ноллан смахнул пыль с коробки и дрогнувшей рукой взялся за кончик ленты.

— Открывай! — подбадривали подошедшие эльфы.

Ноллан посмотрел на Лепайаю и дёрнул за ленту. И тут произошло чудо — коробка растаяла вместе с лентой!

Перед взором Ноллана оказались коробки поменьше, их обёртки стали таять, открывая содержимое.

Ноллан судорожно сглотнул.

Здесь были плюшевый медведь, книга, игрушечный конь, который ржал и перебирал копытами, как настоящий, а также краски, мольберт, игрушечный дом, мяч, маленький музыкальный рог и еще много вещей, которые он желал получить на Новый год.

Ноллан не помнил, откуда взялось это щемящее теплое чувство, но он улыбался уже совсем другой улыбкой, когда дотрагивался до каждой вещи, вдыхал аромат краски и понимал, что это все его, его по праву существования.

Эльфы хлопали в ладоши и весело гомонили, но для Ноллана не существовало в этот миг ничего, кроме него самого и этих давно забытых, но желанных подарков.

И тут на мгновение Ноллан увидел четырёх человек. Мужчина и женщина шли по улице, а с ними — двое мальчишек, один постарше, другой же — еще сущий малыш. Все они держались за руки и о чём-то весело болтали.

Из глаз Ноллана покатились слезы. На пол полетели искры, превратившись в музыку.

Эльфы молчали.

Ноллан не знал, почему вдруг так растрогался. Он ощутил, как что-то, давно утерянное, вдруг нашлось, и у него потеплело в груди.

— Сир Ноллан, вам пора идти дальше, — Лепайая улыбалась и показывала ему на выход.

В полном безмолвии и тишине Ноллан покинул фабрику подарков.

* * *

Оказавшись на улице, Ноллан какое-то время не замечал ничего, а вокруг эльфы распевали праздничные хоралы, веселились и шутили.

— Что сегодня за праздник? — спросил Ноллан у встречного эльфа.

— Сегодня Новый год! — ответили ему.

«Какой хороший праздник", — подумал Ноллан и пошел дальше.

Воспоминание о семье растаяло в его памяти так же быстро, как снежинка на ладони.

Навстречу Ноллану летели всё новые и новые звуки. Юноша двигался всё ближе к центру города вместе с остальными эльфами.

Минуя парк с причудливыми статуями деревьев, Ноллан заметил башню и огромные часы на ней. Башня была столь высокой, что часы были видны из любой точки города и представляли собой весьма сложную и интересную конструкцию. Круглое поле часов было разделено на два полукруга горизонтальной линией. В верхней части располагались белые часовые стрелки, в нижней части — синие. Каждая половина часов показывала свое время, и у Ноллана голова пошла кругом. Стрелки верхнего циферблата вращались не только в вертикальной, но и в горизонтальной плоскости. То же самое происходило и в нижнем полукруге часов. На общей поверхности, на большом круге всплывали то золотые, то синие цифры.

— Что это за часы? — спросил Ноллан, ни к кому не обращаясь и не в силах оторвать взгляд от чудесных цифр.

— Это Часы хороших и плохих дел, — последовал ответ. — Когда в мире творится или то, или другое, Часы показывают, что победило, кто виновник, и имя отмечается в Журнале. Потом Дух смотрит на эти записи и решает, кому Новый год принесет чудо, а кому — нет.

«Сложная работа у этого Духа», — подумал Ноллан.

Часы продолжали вращение, а Ноллан пошел дальше.

На город опускался вечер.

Ноллан всё шёл и шёл, пока не набрёл на маленькую таверну — его привлекли запахи ванили и корицы. Оказавшись внутри, Ноллан совершенно онемел от изумления. Колдовством ли или эльфийскими чарами это было сотворено, но помещение, казавшееся снаружи крошечным, внутри состояло из нескольких этажей, но не только это изумило Ноллана.

Сладости.

От пола до потолка внутри таверны висели на крючках или лежали на полках сладости. Там были и торты, и грильяж, и апельсины в шоколаде, и ванильные леденцы, и горячий шоколад с корицей, и конфеты, и булочки.

— Здравствуйте, Ноллан. Меня зовут Мипайая. Я хозяйка и владелица Таверны сладостей, — сказала эльф, появившись из-за прилавка и посмотрев на Ноллана большими зелёными глазами.

Ноллан взял ванильных леденцов, имбирного мороженого, горячего шоколада с корицей и пирог с яблоками.

Мипайая пригласила юношу за стол и поставила свечу на столешницу.

Ноллан медленно, не спеша, наслаждался сладостями. Ему казалось, что каждый раз, когда он откусывал кусочек от одного и того же пирога, его вкус менялся, но одновременно оставался тем же!

— Я давно жду вас, сир Ноллан. Вы сильно проголодались. Ешьте. Если еще чего-нибудь захотите, я принесу.

Мипайая встала, коснувшись руки Ноллана.

И тут Ноллан увидел ещё один обрывок воспоминания — он сидел за столом с маленьким мальчиком, бледным и болезненным на вид, и с бабушкой, и что-то весело рассказывал, а они смеялись. Грусть всколыхнулась в груди Ноллана и он перестал есть.

Он понял, что утолил голод и жажду.

Мипайая подошла к нему.

— Сир, вам пора идти дальше, — сказала она и указала на дверь.

Ноллан встал и без колебаний вышел из таверны. С улицы она была похожа на обычный маленький эльфийский дом.

* * *

До центральной площади оставалось совсем недалеко — Ноллан видел огромную ель, слышал музыку и весёлые голоса эльфов.

Вдруг перед Нолланом предстала девушка со светлыми волосами.

— Пойдем, — сказала она, взяв Ноллана за руку, и юноша повиновался. — Ты должен быть там.

Девушка повела его в сторону от площади, туда, откуда лились мелодии, и все вокруг пестрело нотами всех цветов и переливов.

Ноллан перестал от них уклоняться, но девушка держала его за руку, и он не пел и не танцевал.

Звуки проникали в тело Ноллана, его глаза засияли тихим светом.

Девушка привела юношу к большому красивому роялю. Инструмент был закрыт, но музыка лилась и лилась из него.

Девушка подошла к роялю и посадила Ноллана на стул.

— Открой и играй, он ждал тебя.

Даже сам ее голос был музыкой.

Ноллан поднял крышку.

Вначале юноша хотел возразить, сказать, что не знает, как и что играть, и что он вообще не умеет играть, но стоило его пальцам коснуться клавиш, как полилась прекрасная музыка.

В ней было тихое таинство и бодрый просторный разгул в снежном поле, звучали колокольчики, слышалось пение, а Ноллан все играл и играл.

Теперь звуки приобретали округлые формы разных цветов. Это были ясные цвета покоя, мира и добра. Внутри каждого шара находилась спираль из золота, снежинки, и другие шары, поменьше.

Ноты летали, играли, переливались, сталкивались и воспаряли в небо.

Девушка стояла и улыбалась.

Когда же Ноллан перестал играть, то музыка не прекратилась, она продолжалась, как продолжается все, что не имеет конца.

Ноллан повернулся к девушке и взял ее за руку. Она улыбнулась и начала таять, пока не превратилась в шар света, теплого и живого.

Ноллан был удивлен, изумлен. Он протянул руку к шару. Шар немного повисел в воздухе, потом увеличился, раздулся до размеров человека и втянул Ноллана внутрь себя.

Юноша оказался между небом и землей, погруженный в свет, теплый и успокаивающий.

В этот момент Ноллан был больше, чем существо этого мира. Он был между мирами, между миром эльфов и миром людей.

Он понимал все, что происходило в обоих мирах, он знал, что произошло, и знал, чему предстоит случиться.

Но вот прекрасное свечение растаяло, и Ноллан вновь оказался в городе эльфов.

Он шел дальше.

Перед его взором открылась площадь, посередине которой стояла огромная праздничная ель размером с пятиэтажный дом. Кора ствола бронзовела, сверкала в свете свечей.

Ель украшали эльфы.

Они летали, вешали на тугие ветви большие стеклянные шары красного, золотого и зелёного цветов.

Внизу, под елью, стояло множество подарков.

Остальные эльфы, не принимавшие участия в этом, ожидали Дух Нового года. Ноллан заметил огромные сани и стол, на котором лежали зажаренные тушки индеек.

Ноллан был сыт, но не смог устоять перед дивным ароматом жареного мяса, распространившимся по всей площади. Он взял кусочек индейки и быстро съел.

И тут эльфы стали звать Дух Нового года.

— Это он появляется сам или вы его зовете, или он плод вашего воображения, ставший реальностью? — спросил Ноллан, но ему никто не ответил.

Дух появился в санях, и все эльфы разом замолчали.

Музыка стихла.

В полной тишине громовым голосом Дух сказал:

— Дети мои, пришел еще один год! Веселитесь и пойте, танцуйте и смейтесь!

И сказав это, Дух сам засмеялся и пустился в пляс.

И тут Дух Нового года преобразился — вместо бородатого мужчины в цилиндре появился король эльфов, высокий, стройный, в синем плаще и черном костюме.

Ноллан смотрел на него и удивлялся, как такая стать и благородство сочетаются с детским озорством и ребяческим смехом.

И тут Дух подошел к юноше и заглянул ему в глаза, точно в душу. И Ноллан узнал его, и вспомнил все, что забыл. Он упал на колени и не мог вымолвить ни слова.

Вокруг танцевали и плясали эльфы. Ноллана никто не замечал.

— Время пришло, Ноллан. Пора возвращаться.

— Нет! Нет! Я не готов! Я не хочу, я не могу! Я устал!

Крик застыл на губах Ноллана.

Музыка и пение эльфов смолкло.

Внезапно все вокруг завертелось в водовороте снега и красок, и началась метель.

Глаза Ноллана забивал снег, он кричал, прорывался сквозь бурю, но его никто не слышал, и сам он не понимал, где находится.

* * *

Ноллан очнулся на опустевшей площади. Только ель сияла огнями свечей.

Постояв немного, он отправился прочь, в ту часть города, где ещё не был.

Впереди показались дома эльфов. Это были всё те же дома, но в окнах не было света, никто не пел, не было приветливых лиц.

Город спал.

Ноллан чувствовал себя предателем. Чувство вины, тяжелое и большое, давило Ноллана, он всеми силами старался избавиться от него, не думать, забыть.

Но ничего не получалось.

Он отрёкся от своей семьи.

Он сказал, что устал от них.

Он был предателем.

Блуждая по улице, Ноллан свернул в проулок и увидел дом, в котором горел свет.

Подойдя к окну, юноша заметил свечи на столе и молодую женщину, занятую каким-то делом.

Он уже собирался уйти, но тут входная дверь открылась и женщина окликнула его.

— Ноллан, заходи, я уже давно жду тебя.

Голос женщины был мягким и неожиданно низким, проникающим прямо в темные уголки души, туда, куда давно не поступал свет.

— Я... я... Спасибо.

В доме было тепло. Кухня, прихожая и спальня располагались в одной комнате.

Ноллан в нерешительности застыл у входной двери.

Женщина смотрела ему прямо в глаза, заглядывала в самую душу. На какое-то время Ноллан растворился в её серых глазах. У женщины были правильные черты лица, полные губы, острый подбородок и короткие рыжие волосы.

Сбросив оцепенение, женщина улыбнулась и ушла на кухню.

— Проходи, не стесняйся. Хочешь чаю? Или чего-нибудь покрепче?

— Да, спасибо, я замерз.

Ноллан зашел на кухню и присел за круглый столик у окна. Женщина стала что-то варить у плиты.

— Простите, как вас зовут?

— О, я думаю, ты и сам знаешь.

Ноллан не был удивлен. Он испытывал странное чувство, как будто всю жизнь знал ее имя.

— Кипайая.

Женщина обернулась и чуть кивнула.

— Готово.

Кипайая наполнила кружку до краёв и поставила её перед Нолланом.

Юноша почувствовал имбирь, мяту, ноту апельсина и ещё что-то пряное и приятное, но не смог распознать.

Выпив треть кружки, Ноллан почувствовал, что с ним происходит что-то необычное — тепло заструилось по всему его телу, и Ноллану вдруг захотелось говорить, говорить и говорить, чтобы выплеснуть наружу все, что было внутри.

Кипайая сидела напротив него и улыбалась.

И Ноллан стал говорить. В начале он рассказывал о том, что пережил за прошедший день. Он рассказал о всех своих приключениях, обо всем, что испытал и что хотел бы испытать. Потом он начал рассказывать о буране, когда не захотел уходить отсюда.

Но про это было тяжело говорить, и Ноллан замолчал.

Кипайая сидела и смотрела на него, а в её глазах стояли слезы.

Ноллан выпил еще напитка.

— Я знаю, почему не хотел вернуться. Я слишком устал. Я скучаю по родителям. И мне ужасно тяжело, что я работаю вместо них.

Кипайая сказала:

— Ноллан, те, кто любят нас, если это чувство взаимно, они всегда рядом. Они рядом, когда тяжело, когда больно. Незримые, они помогают нам. Иначе зачем входить в чужие жизни, если потом бросать их?

Ноллан допил напиток.

Высказав свою слабость, он презирал себя. Но это было правдой, и он не мог ничего с этим поделать.

Внезапно Кипайая встала, подошла к Ноллану и обняла его. Это было очень нежное и теплое прикосновение. Он почувствовал ее запах, почувствовал тепло её кожи и нежность объятий.

Что-то внутри Ноллана расслабилось, словно развязался тугой узел, и он заплакал. Слезы текли из его глаз, уменьшая тяжесть в груди.

Потом перед глазами Ноллана начали проноситься картины из прошлого. Он видел, как потерял родителей, он видел, как они с братом переехали к бабушке. Вот уже он стоит на мосту, ему лет двенадцать, мальчишки издеваются над ним. Потом он увидел, как спас Марту, как был у Эллен. Он не знал, кто ему больше нравится. К Эллен у него были возвышенные чувства, мечта. А Марта…. Марта была им спасена.

Ноллан гладил руки Кипайаи. Она была очень добра к нему, и он не знал, как отблагодарить ее. Когда юноша посмотрел на эльфа, то увидел на её щеках дорожки слез.

— Твое появление — лучшая для меня благодарность.

Она читала его мысли.

Она видела все, что пережил Ноллан.

— Ноллан, я пишу твою жизнь, я — твоя память.

Именно сейчас Ноллан понял, какой работой занималась Кипайая.

Она писала книгу.

Книгу жизни Ноллана.

Как только Ноллан об этом подумал, Кипайая мягко высвободилась из его объятий и отошла к столу. Там, на большом письменном столе лежала книга и чернильница с пером.

Она взяла книгу и принесла Ноллану. Книга была в мягком кожаном переплете.

На темно-зеленой обложке золотыми буквами было написано одно слово — «Ноллан».

— Я могу переписать прошлое?

— Ты можешь начать писать будущее.

Ноллан не мог в это поверить. Теперь можно будет вернуть папу и маму! Можно будет сделать так, чтобы Уилл не болел и всем было хорошо.

— Я не могу изменить прошлое?

— То, что было написано, нельзя перевернуть в один час. Можешь попробовать.

Кипайая открыла книгу, нашла страницу, где погибли родители Ноллана. И вырвала ее из книги. Но страница появилась вновь.

— Наше прошлое зависит не только от нас. Оно связано с судьбами других людей, вместе они образуют Полотно Жизни. Нам не под силу изменить его.

В этот момент все надежды и чаяния Ноллана разбились вдребезги.

— Но мелкие детали изменить можно, — улыбнулась Кипайая. — Например, эпизод, где ты повстречал Эллен. Ты первый увидел ее, не она тебя. Я могу это исправить, потому что ваши судьбы еще не связаны.

Ноллан потрясенно смотрел на Кипайаю. Если он вычеркнет из своей памяти Эллен, то он не уйдет из дома, и с ним не случится всего, что произошло сейчас.

— Тогда я забуду все это? То есть, этого никогда не произойдет?

— Да.

Кипайая смотрела на него выжидающе, хотя знала, о чем он думает. Ноллан боялся следующего вопроса.

— Да, она погибнет. Если ты захочешь всё сохранить, как есть, Марта погибнет.

Ноллан был шокирован.

Справившись с собой, юноша подошел к окну. За окном шел снег. Крупные хлопья ложились на мостовую, укрывали уснувшие дома.

— А Эллен не будет страдать? Она забудет меня?

— Да.

Ноллан смотрел на снег. Эллен стала загадкой, тайной его жизни, и он не хотел это вычеркивать. Эллен была первой девушкой в жизни Ноллана, которая ему нравилась. Но жизнь Марты была важнее.

— Я согласен.

Кипайая улыбнулась, но в её глазах стояли слезы.

— Ты силен духом, Ноллан, и я тебя никогда не забуду.

Стены дома исчезли, все потемнело.

Перед Нолланом в снежном круговороте стояла Кипайая, и они кружились, растворяясь друг в друге.

Но Кипайая отпустила руки Ноллана, вздохнула, закрыла глаза, и в истерзанное переживаниями сознание юноши снизошёл долгожданный покой.

Руки болели. А ещё ему было холодно.

Ноллан открыл глаза и понял, что висит, ухватившись руками за железные прутья, а его ноги болтаются в воздухе.

Ноллан посмотрел вниз — под ним несла свои воды темная река.

Что же все-таки произошло?

Но времени думать не было — нужно было выбираться.

Ноллан подтянулся на руках, ухватился сперва одной, а потом и второй рукой за перила. Потом подтянул ноги к животу, перевалился через поручень — и вот он уже лежал на холодном мосту и смотрел в небо.

На его лицо падали и тут же таяли снежинки.

— Живой, — подумал он.

Закрыв глаза и судорожно вздохнув, Ноллан встал и отряхнулся.

— Что же произошло? — еле слышно пробормотал он.

Ответа не было.

Было ли всё случившееся сном или реальностью?

На самом ли деле Ноллан побывал в волшебной стране, или это ему всё привиделось?

Вопреки словам Кипайаи, Ноллан всё помнил. И это было лучшим доказательством случившегося.

Но от этого было не легче.

Похлопав себя по рукавам, а потом и по карманам куртки, Ноллан ощутил под пальцами большой прямоугольный предмет во внутреннем кармане.

— Что за?.. — начал было он, но когда его взгляд упал на темно-зеленую кожаную обложку книги, Ноллан потерял дар речи.

Падал снег.

Ноллан полистал книгу — в ней было исписано примерно четверть страниц.

— Не может этого быть, — пробормотал он, но книга в его руках служила лучшим подтверждением произошедшего.

И тут Ноллан побежал.

Он бежал домой, потому что осознал, что всё помнит, что всё случившееся — правда, что он верил и был вознагражден.

— Я знал, я верил, я был прав! — кричал Ноллан на бегу, но его никто не слышал.

Грудь Ноллана распирало от ощущения свободы, эйфории, и в этот момент ему казалось, что он способен достать макушкой до Луны.

Оказавшись перед домом, Ноллан резко остановился. Он стоял у порога в нерешительности, боялся зайти, потому что был виноват — и тут услышал голоса.

— Я пойду и найду его! Потому что это из-за меня все случилось!

Голос был красивым, и он определённо не принадлежал ни бабушке, ни Уиллу.

Вдруг перед самым носом Ноллана открылась дверь, и свет ослепил его.

В светлом проёме Ноллан рассмотрел женский силуэт.

— Ноллан! — девушка бросилась ему на шею и крепко обняла.

Ноллан ответил на объятие, уткнулся носом в её волосы и долгим, нескончаемым глотком пил её почти забытый запах.

— Марта, ты вернулась?

— Да.

Марта рассмеялась сквозь слезы и отстранилась от Ноллана.

— Пойдём домой, — сказала она и взяла его за руку.

* * *

Дух Нового года смеялся, он летел в санях над землей и смотрел на мир с доступных только ему высот. Города, села и деревни казались ему светящимися точками.

Много подарков подарил Дух Нового года, много еще нужно было успеть подарить. Дух ударил посохом, и на землю полетели искры, точно звезды упали с неба.

— Смотрите, звездопад! — возбуждённо вскричал Уилл, стоя у окна своего дома, и указал пальцем на небо.

Рядом с ним стояли Ноллан, Марта и бабушка.

Ноллан, обнимая Марту за талию, улыбался. Он знал, что иногда достаточно верить.