Смех (джен)

Портрет Вальбурги смеется. Смех дьявольский и жуткий, и Гарри пробирает до костей.

— Люмос! — произносит он, опуская босые ноги на жесткий ковер.

Спускаясь вниз с зажатой в руке палочкой, Гарри слышит, как смех отражается от стен, дрожит в воздухе.

— Какого черта? — спрашивает он раздраженно, подойдя к портрету. — Что вас разбудило?

— Мерзкое отродье! — отзывается Вальбурга, высокомерно глядя на него с полотна. — Ты теперь тоже заперт в этом доме, и мне от этого смешно. Война закончена — и ты никому не нужен.

— Слушайте, я найду способ стереть вас с полотна, — обещает Гарри мрачно. —У меня полно дел, и мне нужно выспаться.

Вальбурга не отвечает, кривя морщинистые губы.

Никаких дел у Гарри нет.

Никаких сил на дела — тоже.

Он просыпается с трудом, едва задремав под самое утро. Стоит закрыть глаза, и к нему приходят мертвецы: Сириус, Римус, Тонкс, Берта Джоркинс, гоблин, старик без имени — и много других, знакомых и незнакомых лиц.

Гарри знает одно: они все умерли из-за него, даже если никогда не слышали его имени.

Они смотрят на него молча, с укоризной, протягивая призрачные руки. Гарри отодвигается от них в самый угол кровати, где им его не достать.

— Газета, хозяин!

Гарри с трудом читает новый выпуск "Пророка", невероятно похожий на вчерашний и позавчерашний. События повторяются с пугающей точностью, Кикимер подает одни и те же блюда. Зубная щетка в синем стакане все время поворачивается вправо, хотя Гарри совершенно точно оставляет ее повернутой влево.

Вальбурга смеется.

Гарри, прошлепав босыми ногами по лестнице, тащит с собой синюю маггловскую краску, купленную Кикимером в магазине на углу. Сам Гарри никуда не выходит: он даже не знает, чем хочет заняться, кого хочет увидеть.

Уизли молчат, не желая его видеть после смерти Фреда, и Гарри их не винит. Им нужно время — всем нужно время.

Фред тоже приходит к нему по ночам. Гарри пытается объяснить, что не мог спасти его в ту минуту. Фред открывает рот, но изо рта вылетают только синие пузыри.

Гарри становится страшно, и он лежит с закрытыми глазами до самого рассвета.

Вальбурга смеется.

— Ты им не нужен! Использовали — и выбросили!

Гарри с ожесточением замазывает портрет Вальбурги синей краской, с особым наслаждением закрашивая ее губы и широко распахнутые глаза.

Краска уходит вся, стекает синими кляксами на пол. Оставшейся на дне Гарри красит лица прибитых к стенам домовиков.

Гермиона бы сказала: "Гарри, ты разве не читал историю Блэков? Нужно использовать черную краску. Черный — их гербовый цвет. Это же так очевидно!".

И Гарри сам — смеется. Смех выходит жутким и тоже заполняет дом. Проходящий мимо Кикимер качает головой. Его голова еще крепко сидит на шее.

Гарри раздумывает, прибьет ли он голову Кикимера к стене после его смерти, и спрашивает, сколько живут эльфы. Кикимер не знает и предлагает спросить "мисс Гермиону".

Гермиона — далеко. Она упорно ищет родителей в Австралии, и ей почти не дозвониться. Гарри очень хочется с ней поговорить. Гарри вообще много всего хочется, и в первую очередь — выбраться отсюда. Поцеловать Джинни. У нее мягкие теплые губы, такие податливые и невинные.

Джинни не выходит на связь.

Гарри ложится спать, чувствуя запах краски на руках.

Ночью к нему приходит Сириус. Наверное, хочет спросить, какого черта Гарри портит его дом. Гарри оправдывается, но крестный продолжает смотреть на него в упор. Как же хочется, чтобы он произнес хоть слово!

Гарри так давно ни с кем не говорил по-настоящему.

Смех будит его быстрее всякого будильника. Смех разносится по дому, проникает даже в подвал, где Гарри никогда не был.

— Мерзкое отродье! — Вальбурга смотрит на него надменно. — Ты еще не забыл, кто ты?

— Гарри Джеймс Поттер, — невозмутимо произносит он. — А с вами я все-таки расправлюсь.

Гарри на одно мгновение кажется, будто на портрете — он сам.

Смех ударяет его в спину, словно подгоняя, и Гарри торопливо поднимается на второй этаж, где лежат ингредиенты для зелий. И пусть в зельеварении он далеко не гений, но кое-что он тоже умеет.

Гарри выплескивает на полотно кипящее зелье с кислотой, и портрет плавится, растекаясь разноцветными каплями. Ставшее несимметричным лицо все еще усмехается — до последней секунды.

Ночью к Гарри приходит Снейп: его шея разворочена от жестоких укусов, кожа почернела и вспухла, губы искривились от боли. Снейп уходит быстро — даже после смерти ему противно смотреть на сына своего врага.

Гарри до отчаяния, до того самого отчаяния, что захлестывает его каждое утро при виде одинокой тарелки с яичницей и свежего, пачкающего пальцы, "Пророка", хочется увидеть маму.

Но мама не приходит.

Гарри пытается связаться с Петунией, но сова — он даже не дал ей имя — возвращает письма. Видимо, Дурсли больше не живут на Тисовой улице. Но разве совы не должны найти их местоположение в таком случае? Гарри пишет об этом Гермионе. Когда-нибудь она ответит.

"Пророк" снова пишет о всеобщем настроении после победы, о восстановлении Хогвартса, о перестановках в Министерстве, о новом наборе на курсы мракоборцев. Гарри, поколебавшись, отправляет заявку: так он точно выберется из дома.

Перед сном он листает учебники по заклинаниям и трансфигурации. Палочка плохо его слушается, и вместо ежа старинная ваза превращается в змею. Гарри швыряет ее в огонь.

Ночью к нему приходит Деннис Криви, на шее у него висит колдоаппарат. Деннис пытается сфотографировать его, но призрачные руки не могут удержать камеру. Тогда Деннис принимается рыдать, и рыдания сотрясают дом. Гарри кажется, что он плачет вместе с Деннисом.

Смех звенит в его ушах, стоит лишь приоткрыть глаза. Солнце никогда не проникает сквозь плотные шторы, и дом оказывается постоянно погруженным в полумрак. Гарри даже не знает, какое время года за окном. Какой сегодня день, какой месяц и год. Никто не интересуется, жив он или мертв. Гарри еще помнит то мгновение, когда он победил Реддла: наступило утро, и все бросились его обнимать. Все улыбались. Тогда его тоже ослепила вспышка счастья — на секунду — а потом осознание цены победы упало на него одним из камней, что лежали в разрушенном Большом зале.

Гарри хочет спросить всех, почему никто не приходит. Взглянуть в их глаза, прочитать ответ. В свои собственные он не смотрит, избегая отражения в зеркале.

Отдел мракоборцев присылает отказ: все места уже заняты, а герой войны будет смущать новичков. Герою войны нечего учить, он и так — герой.

С логикой Министерства трудно спорить.

Гарри внимательно изучает, как вызвать Адское пламя.

Вальбурга продолжает смеяться, и смех пляшет в отблеске камина, и огонь отражается везде, играя бликами на лицах с гобелена.

— Мальчик-который-выжил теперь превратился в мальчика-который-забыт! Людская благодарность не имеет границ! — каркает Вальбурга и снова смеется.

Гарри поджигает портрет — и видит на полотне себя.

Адское пламя жадно пожирает дом. Гарри стоит посреди гостиной с широкой раскинутыми в сторону руками.

Забыт живыми.

Не забыт только мертвецами.

Наконец они его не найдут.

Наконец дни перестанут повторяться.

Зубная щетка сгорит.

Кикимер должен понять.

Гарри просыпается от дьявольского смеха. Смех разносится по дому, дрожит в затхлом воздухе. За окном до сих пор не рассветает, на календаре в глаза резко бросается кроваво-красная цифра: второе мая.