Падение (гет)

НЕ СМЕЙ ВЕРИТЬ...

Стихи Радована Караджича

Не смей верить, что полночь черна,

что этого не изменить

и такова воля Божья.

Не смей верить, что ты осуждён

и что тебе нет спасенья,

не смей верить, что трава зеленеет

лишь из-за химии, лишь оттого, что дышит.

Кое-что происходит и по твоей воле.

Не смей верить, что нельзя обойтись без хлеба и воздуха,

знай, что так и есть, но не смей в это верить,

пусть это будет маленьким заблуждением,

которого ты не желаешь признать.

Не смей верить, что Бог крепко держит всё в руках,

чтобы не расползлось,

поверь, что всё держишь — ты.

Не смей верить, что осень приходит только после лета,

а зима после осени,

поверь, что зима это осень, а осень это зима,

и да будет так — ведь у тебя есть слова.

Не смей верить, что полночь черна,

что этого не изменить

и такова воля Божья.

Кое-что происходит и по твоей воле.

(Перевод А. Базилевского)

Девушка была мертва. Её длинные, кудряшками, каштановые волосы разметались по сырому камню-валуну, на котором она лежала, потускневшие карие глаза неподвижно смотрели в серое свинцовое небо, а на устах так и застыла странная улыбка. Алую мантию мракоборца с эмблемой аврората — жёлтыми языками пламени, поглощающими крохотную человеческую фигурку в нелепом конусообразном колпаке, — трепал налетевший с моря ветер. Юноша с длинными темными волосами, одетый во всё чёрное, стоял над ней и, казалось, не верил, что всё произошло на самом деле, что ничего уже не вернуть и что назад дороги нет. Правая рука, в которой было зажато орудие убийства — волшебная палочка из мертвого дерева, рукоять которой была украшена миниатюрным черепом, нервно дрожала. Серо-голубые глаза молодого человека, только что совершившего преступление, сверкнули синими адскими огоньками.

Чьи-то тонкие цепкие пальцы сжали его плечо, и негромкий голос, похожий на шипение змеи, произнес у него за спиной:

— Ты сделал правильный выбор, Антонин. Она была нашим врагом, и ты убил её — это вполне логично. Никогда не сожалей о содеянном. Совесть — всего лишь низменная страсть, от которой я освобождаю вас, моих последователей и соратников. Впредь никогда не сомневайся в правильности и целесообразности моих приказов.

— Да, милорд, — повернувшись к говорившему и склонив голову в знак почтения, ответил юноша, которого только что назвали по имени — Антонином.

Том Марволо Реддл, придумавший себе новое имя — Лорд Волан-де-Морт, — ухмыляясь, смотрел на своего нового адепта. Долохов, русский по национальности, но всю жизнь проживший в эмиграции, за границей, и обучавшийся в Дурмстранге, с честью прошёл все испытания, позволявшие ему принять Чёрную Метку и стать полноправным Пожирателем Смерти. Именно так называл членов своего Ордена новоявленный Лорд. Антонин вошёл в число первых, кому предстояло принять посвящение. Но прежде чем удостоиться такой чести, каждый кандидат должен был применить к человеку, на которого укажет Хозяин, три непростительных заклинания: Империо — подчиняющее и подавляющее человеческую волю, Круциатус — пыточное, заставляющее жертву страдать от невыносимой боли, и, наконец, самое страшное из них — Авада Кедавра, убивающее смертоносным зеленым лучом. Антонин не сомневался, что девушка-мракоборец, доставшаяся именно ему, была выбрана Томом не случайно. У Лорда Волан-де-Морта не было и не могло быть случайностей. Он знал всё о своих последователях, все их самые сокровенные тайны. И это неудивительно: на то он и Лорд, величайший темный маг всех времен и народов, затмивший собой даже самого Геллерта Гриндевальда...

— Дай свою левую руку, Антонин, — снова прошипел Том.

Долохов повиновался, закатывая рукав мантии. Он знал, что сейчас должно произойти. Вдохновившись идеями прямого наследника Салазара Слизерина, каковым по праву называл себя Том Марволо, по матери — Мракс (он очень не любил маггловскую фамилию Реддл, доставшуюся ему от отца), бывший студент Дурмстранга сам избрал свой путь. И теперь ему по нему идти — до самого конца, вместе с его Лордом и другими Пожирателями Смерти.

Глава Ордена прикоснулся к предплечью вытянутой руки Долохова своей волшебной палочкой, и Антонину пришлось крепко сжать зубы, чтобы не закричать: казалось, что некое холодное и скользкое существо буквально влезает в его плоть, чтобы устроить там своё кубло. В том месте, по которому провёл своей волшебной палочкой Хозяин, теперь красовалась слегка вздувшаяся живая татуировка: извивающаяся змея с разинутой пастью, выползающая из человеческого черепа. Гадина двигалась, скаля свои ядовитые зубы.

— Антонин Долохов, — торжественные нотки звучали в голосе Тома, — отныне и до конца своей земной жизни ты — Пожиратель Смерти. Ничто, никто и никогда не освободит тебя от этой Чёрной Метки на твоём теле и от клятвы верности, которую ты произнес, вступая в наши ряды. Носи же с гордостью этот знак и помни, в чём твоё предназначение. Честь и Кровь!

— Честь и Кровь! — вскинув руки в римском салюте, хором ответили шестеро мужчин и одна женщина, немногим раньше, чем сам Антонин, принявших Чёрную Метку. Долохов был восьмым. Ещё двое кандидатов, недавно окончивших Хогвартс — голубоглазый юноша-блондин с благородным аристократическим лицом и девушка, тоже, по всей видимости, аристократка, с зелеными, как у кошки, глазами и черными вьющимися волосами — ждали своей очереди, чтобы, пройдя последнее испытание, стать Пожирателями Смерти.

Мужчина закричал, разбудив лежавшую рядом с ним молодую женщину.

— Тони, успокойся, это всего лишь кошмар, дурной сон, — успокаивала его Лиза.

В двери их спальни появилась маленькая девочка в белой ночной рубашке. Она протирала кулачками свои глазки, точно такие же, как у её отца, Долохова.

— Папа... — жалобным голоском произнесла девочка, хныкая. Её мама, Елизавета, встала с кровати и подошла к дочери.

— Надя, пойдём спать. — Молодая женщина укоризненно взглянула на мужчину, разбудившего их дочь. Антонин вернулся к ней всего каких-то полгода назад, но свои отношения с ним Лиза никак не могла оформить: её муж, младший лейтенант Радован Петкович, не давал развода, и формально она числилась его женой, хотя и призналась ему, что Надя — дочь Долохова. На молодого офицера это не возымело никакого действия.

— Всё равно ты не будешь с ним, — сказал как отрезал. И всё тут.

Успокоив и снова уложив спать девочку, Лиза вернулась в спальню, залезла в постель и, прижавшись всем своим горячим телом к Антонину, крепко обняла его.

Долохов молчал, глядя в потолок, словно пытаясь прочесть на нём какие-то невидимые письмена. Лиза понимала, что его сейчас лучше не доставать расспросами: захочет — сам расскажет, а нет — значит нет. Она так боялась его снова потерять, что предпочла не ковыряться в темной душе Пожирателя Смерти, не будить демонов, живущих там. И Антонин был благодарен ей за понимание. Но это не спасало его от ночных кошмаров и жутких видений прошлого...

* * *

Солёный морской ветер бьёт в лицо, развевает длинные тёмные волосы.

Молодой человек смотрит вдаль, стоя на борту маггловского парома.

Он столько лет не был в Англии. Сначала — бегство из родительского дома на континент, чтобы поступить в Дурмстранг назло всем: доказать, что он, Антонин Долохов, лучше, чем те, кому совы приносят приглашение в Хогвартс! Он ждал свою сову, но она так и не прилетела. Ну и ладно. Тони собрал рюкзак, оставил родителям прощальную записку, что отныне сам будет решать свою судьбу, на последние гроши — поездом в Дувр, оттуда — на пароме через Ла-Манш в Европу. А там — случайная встреча с болгарином Игорем Каркаровым, тоже эмигрантом, но живущим во Франции, который тоже мечтает поступить в загадочный Дурмстранг ("Шармбаттон — это для девчонок и слабаков", — говорит его новый приятель). Учёба. Увлечение идеями Гриндевальда. Создание тайного кружка "Чёрных Рыцарей". Первые эксперименты с тёмными заклинаниями, едва не закончившиеся гибелью однокурсницы. Исключение из школы. Мытарства, случайные заработки в лавках магических артефактов, знакомство с Томом, изменившее всю его последующую жизнь...

— Белые скалы Дувра — они действительно белые! — звучит рядом девичий голос. И звонкий смех. Такой до боли знакомый. Роззи. Розалина. Как она здесь оказалась? А девушка поворачивается к нему: — Тони, неужели не узнаешь?

Конечно, он узнал свою первую детскую любовь.

Роззи рассказывает, как училась в Хогвартсе, спрашивает о Дурмстранге: ей всё интересно, но Антонин скуп на подробности. Зачем ей знать, что его исключили, о его новом друге и тех идеях, которые этот друг провозглашает?

— А ты что делала на континенте? — спрашивает Долохов.

— Была в Шармбаттоне, на презентации французского перевода "Мемуаров" Порпентины Голдштейн. Знаешь, кто это?

Антонин отрицательно кивает головой, и Розалина рассказыает ему о жене знаменитого Ньюта Саламандера (эту фамилию Долохов знает: читал его книгу об удивительных животных), которая в молодости служила в аврорате США и занималась охотой на самого Геллерта Гриндевальда! При упоминании о тёмном маге Антонин вздрагивает, но Роззи этого не замечает и завершает своё повествование словами о том, что сама мечтает стать аврором...

Бим-бом!

Звук маггловского звонка отвлекает Антонина от приготовления утреннего кофе. Ароматный запах бодрящего напитка уже наполнил кухню. Вспомнив про себя Мерлиновы кальсоны, Долохов снимает с газовой конфорки джезву с коричневой пенкой и наливает кофе в фарфоровую синюю кружку, похожую на перевернутый срезанный конус.

Бим-бом! Бим-бом!

Человек с той стороны двери звонит всё настойчивее. "Никого нет дома!" — хочет рявкнуть ему Антонин, но вместо этого просто берет свою палочку, неторопливо подходит и открывает. Парень в военной форме с погонами младшего лейтенанта недружелюбно смотрит на мужчину, одетого во всё чёрное. В голубых глазах Долохова вспыхивают синие адские огоньки.

— Где Лиза? — даже не поздоровавшись, спрашивает офицер.

Антонин ухмыляется его наглости и спокойно, сдерживая эмоции за показной холодностью, полухрипло отвечает:

— Её нет. И тебе здесь делать нечего. Радован? — Парень хмурится, услышав своё имя. — Уходи. По-хорошему. И забудь сюда дорогу.

— Она — моя жена, — зачем-то уточняет Петкович.

— А Надя — моя дочь, — в унисон ему говорит Долохов.

— Зачем ты вернулся? Знаешь что я сейчас сделаю? — Радован достаёт из футляра, пристёгнутого к портупее, мобильный телефон — чёрную, слегка изогнутую трубку с клавиатурой, узким зелёным экраном и небольшой внешней антенной. — Позвоню в аврорат. Им будет интересно узнать, что военный преступник Антонин Долохов скрывается в доме Елизаветы Петкович...

Каратель не даёт ему договорить.

— Империо! — и взмах волшебной палочкой. Красный луч касается груди молодого офицера, и он замирает, как парализованный, с широко раскрытыми глазами.

— Отдай телефон.

Радован повинуется. Антонин сбрасывает вызов и прячет трубку в карман своих брюк.

Долохов смотрит на молодого офицера. Он не желает зла этому парню, который, судя по всему, искренне любит Лизу. Жаль. Но Антонин тоже её любит, Елизавета сделала выбор в его пользу, и у них дочь, Надежда. Так уж распорядилась Судьба...

— Ты никогда не видел меня. Дверь тебе никто не открывал. Никого не было дома. Ты понял? — Парень кивает в ответ. — Когда вернешься в столицу, подашь на развод с Елизаветой. Откажешься от любых притязаний на нашу дочь. И будешь служить дальше как ни в чём не бывало, делать военную карьеру, получать новые звания и награды. Иначе... — Голос Долохова становится угрожающим: — В следующий раз я сотру тебе память. Ты забудешь даже собственное имя. Я понятно изъясняюсь? — Радован снова кивает. — Ну вот и хорошо. Выполняй!

Младший лейтенант Петкович по-армейски разворачивается на каблуках и, не оглядываясь, уходит в сторону вокзала. Антонин некоторое время смотрит ему вслед и закрывает дверь. Лиза — на работе, в местном госпитале, куда она вернулась после долгого отсутствия. Надя — в детском садике. Им незачем знать о визите Радована Петковича.

* * *

— Ты доверяешь мне?

Антонин держит в руке тёплую узкую ладошку Розалины.

Девушка кивает:

— Да.

— Тогда ничего не бойся.

Они стоят на самом краю высокой скалы. Внизу — море, волны которого разбиваются о подножье. И огромные серые валуны, словно памятники былых эпох.

Мысленно посчитав до трёх, Долохов прыгает вниз, увлекая за собой Роззи.

Девушка вскрикивает. Внезапно чёрный вихрь увлекает их вверх, и они летят над морской поверхностью. Чайки парят рядом с ними, удивлённые таким неожиданным соседством.

У девушки захватывает дух от восторга и ужаса одновременно. Её карие глаза блестят, отражая свет Солнца, ветер развевает каштановые кудряшки. Это — круче, чем полёты на метле во время игры в квиддич!

— Ты научился этому в Дурмстранге? — перекрикивая гул в ушах, спрашивает Розалина своего спутника, который крепко удерживает её от падения вниз.

— Да.

Антонин врёт. В Дурмстранге такому не учат. Полёты в чёрном вихре — это совсем другая наука, доступная лишь последователям Лорда Волан-де-Морта. Том сказал: "Пусть враги наши трепещут!". И они будут дрожать от страха, увидев в небе клубящийся дым смоляного цвета. Но сейчас Роззи этого знать не нужно. Пусть будет счастлива в блаженном неведении, восхищаясь полётом. Главное, что она — рядом с ним. Всё остальное — не важно.

Так уж сложилось, что все самые важные события в жизни Долохова по странной иронии Судьбы были связаны с водной стихией...

В тринадцать лет, так и не дождавшись совы с приглашением из Хогвартса, где он мечтал учиться, Антонин на пароме через Ла-Манш попал в континентальную Европу.

После исключения из Дурмстранга молодой Долохов попадает в Албанию — закрытую, почти неизвестную страну, о могущественных волшебниках которой ходили будоражащие воображение легенды, — в надежде познать тайны Наитемнейшей магии. Именно там, на слиянии Адриатического и Ионического морей, в районе живописного каньона Гипе, Том Марволо Реддл — будущий Лорд Волан-де-Морт, искавший в этой дикой стране некие магические артефакты, — впервые поведал ему о своих идеях Чистоты Крови и грандиозных планах магического господства — сначала в Британии, а потом и во всём мире. На обратном пути в Англию — снова через Ла-Манш — на борту парома Антонин повстречал свою детскую любовь — Розалину, ставшую за время его отсутствия прекрасной миловидной девушкой. Спрыгнув с Белой скалы, Долохов продемонстрировал Роззи, которую крепко держал за руку, своё умение летать в чёрном вихре: они носились, как сумасшедшие, над бушующим морем, и девушка была просто в восторге! И здесь же, у этих самых скалистых берегов, Антонин убил свою первую любовь — повинуясь приказу своего нового Хозяина, Лорда Волан-де-Морта, ради того, чтобы принять Чёрную Метку, ставшую его проклятием, и присоединиться к ордену Пожирателей Смерти... Много лет спустя, скрываясь от авроров, на одном из морских курортов Франции Долохов познакомился с Хелен МакГрегор, своей будущей женой. Второй раз, спасаясь от преследовавших его мракоборцев и членов британского Ордена Феникса, тяжело раненый Каратель аппарировал в маленький городок на Балканах, где под проливным дождём его подобрала неизвестная девушка. Лиза. Волшебница и медик одновременно.

Спустя несколько лет, когда борьба за Чистоту Крови была проиграна, Тёмный Лорд убит мальчишкой Поттером, а самого Долохова мракоборцы объявили в международный розыск как военного преступника, Антонин снова оказался на берегу моря. Он знал, что рискует, но ему нужно было хотя бы в последний раз увидеть Лизу и их маленькую дочь Надю. Надежду. Какое красивое и символическое имя дала девочке любимая женщина Пожирателя Смерти! Именно надеждой на их встречу жил Долохов.

Когда расстояние между ними составляло чуть больше трёх футов, Антонин наконец-то снял зеркальные солнцезащитные очки, спрятал их в нагрудный карман своей чёрной рубашки и посмотрел в серо-зеленые глаза Лизы. Он сразу заметил, что молодая женщина плакала и на ходу пыталась вытереть слёзы, зная, что Каратель их не переносит. Затянувшуюся безмолвную дуэль взглядами прервал звонкий детский крик:

— Папа!

Долохов вздрогнул от неожиданности, а лицо Елизаветы выражало искреннее удивление: дочь упорно отказывалась называть отцом Радована, хотя мама пыталась её к этому приучить. Вместо "папа" Надя говорила "Радо". Сначала муж возмущался по этому поводу, но Лиза сумела его успокоить: мол, девочка слышит, как они называют друг друга, и повторяет. К тому же младший лейтенант Петкович редко бывает дома, приезжая лишь на выходные.

— Но тебя-то она зовёт мамой! — ворчал молодой офицер, на что его супруга отвечала:

— Это совсем другое дело. Я с ней постоянно вместе, начиная с самого рождения.

Антонин еле удержался на ногах, когда дочь, невесть каким образом признавшая в нём папу, подбежала к нему и стала проситься на руки. Долохов поднял, обнял и её прижал к себе, а маленькая Надя обхватила его шею своими крохотными ручками и стала быстро что-то щебетать ему на ухо, по-детски. Антонин ничего не мог разобрать из этой абракадабры, но тепло крохотного тельца, прижавшегося к нему, не требовало никаких объяснений.

А вот Елизавета молчала. Молодая женщина часто представляла себе их встречу. И каждый раз — по-разному: то радостно, когда она сможет наконец-то обнять свою "пропажу", то с возмущением, когда вместо поцелуев и объятий Каратель получит от неё всё, что заслужил, — серию звонких пощечин по небритому искривленному лицу, её холодность, обидные слова и отторжение. Но даже в последнем варианте Лиза не могла удержаться от того, чтобы не догнать развернувшегося к ней спиной мужчину, готового уйти прочь после такой встречи, не схватить его за руки, не удержать, чтобы он больше никогда и никуда от неё не уходил... И только "Авада", брошенная им же в ответ, могла помешать Елизавете навсегда остаться с тем, кого она продолжала ждать и любить несмотря ни на что.

Но вот сейчас Лиза и вправду растерялась. Целый оркестр противоречивых эмоций играл в её истосковавшейся душе. Да ещё дочь, Надя, признавшая отца в незнакомом мужчине. Это было совершенной неожиданностью.

— Здравствуй, Тони...

Эти слова дались Елизавете с огромным трудом, словно заклинание на чужом, непонятном языке.

Долохов бережно поставил дочь на белый, словно сахар, песок морского пляжа и сделал шаг навстречу молодой женщине, сверкая синими адскими огоньками своих голубых глаз. Лиза непроизвольно попятилась назад и едва не упала, споткнувшись о небольшой камень. Крепкие мужские руки успели подхватить её, а его губы, колючие от щетины и такие желанные на протяжении всех последних лет, впились в её уста точно так же, как тогда... После их интимной близости, когда Лиза пыталась выяснить, что же это было между ними — любовь или простое утоление мужского голода?

Вечером Лиза возвращается домой, по дороге забирая дочь из детского садика. Молодую женщину беспокоит состояние Антонина, его кошмары, не дающие спокойно спать и отравляющие их счастье... Лиза хочет узнать больше о прошлом своего мужчины, что его мучает?

— Мама, — прерывает её невесёлые мысли Надя.

— Что, солнышко моё? — Елизавета пробует выдавить из себя улыбку, но это даётся ей с большим трудом. У их дочери — глаза Долохова. Такие же голубые, но без синих огоньков в зрачках, манящих и одновременно пугающих.

— Папа.

— Что папа? — спрашивает молодая женщина, но вместо ответа Надя берет обе её руки своими маленькими пальчиками и пристально смотрит матери в глаза. И от этого совсем не детского взгляда Елизавете становится не по себе. Её мозг точно пронзает молния, и молодая женщина видит картинки, словно это кино на экране телевизора.

Дома их встречает сам Долохов, в комнате — накрытый стол, видимо, готовится романтический ужин...

— По какому поводу торжество? — уставшим голосом спрашивает Елизавета. После увиденного у неё совсем не праздничное настроение. Антонин замечает настроение своей гражданской жены, улыбка моментально сходит с его перекошенного лица.

— Что-то не так? У тебя неприятности на работе?

Эти вопросы лишь раздражают Лизу, но она берет себя в руки.

— Нет, всё в порядке, — лжёт она, и Долохов это замечает. Его трудно обмануть. Тягостная пауза повисает между ними.

Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Антонин помогает Елизавете снять куртку с отороченным мехом капюшоном, покрытую мелкими снежинками. Зима на Балканах не такая суровая, как в Англии или в России, но всё равно снежная. Лиза помогает снять пальтишко их дочери и вместе с Надей идёт к столу. Настроение — явно не то, но не пропадать же продуктам? После окончания Войны их страна оказалась в глубокой экономической яме, из которой не в силах была выбраться. Лиза, хоть и волшебница, а до недавнего времени — супруга офицера (формально таковой и остающаяся), но на себе узнала, что такое жизнь в условиях послевоенного кризиса.

Антонин, Елизавета и Надя садятся за стол. Молча кушают. Повар из Долохова — никакой, но вареная картошка со свининой, тушеные овощи и свежезаваренный чай идут на "ура", как говорят русские.

Надя первая справилась со своей порцией и встала из-за стола. Лиза провела её в детскую комнату, уложила в кроватку, после чего вернулась в гостиную.

— Так и будем молчать? — откупоривая жестяную банку с пивом, спрашивает Антонин. При дочери он никогда не употребляет алкоголь — чтобы не подавать дурной пример.

— Очень вкусно, — произносит Елизавета, наминая блюдо, которое успело уже остыть. Долохов криво улыбается, хочет сказать что-то ласковое своей любимой, но слова застряли у него в горле, когда молодая женщина, оторвавшись от еды, пристально посмотрела на него. В серо-зеленых глазах он видит укор и невыразимую тоску. — Кто была та девушка? — Вопрос, который бьёт наотмашь, словно пощечина.

Долохов даже не решается прикинуться, что ничего не понимает: мол, "Какая девушка?" или, что было бы ещё глупее, "Откуда ты знаешь?". Роззи, лежащая на морском берегу в красной мантии мракоборца и смотрящая застывшими карими глазами в холодные небеса, её загадочная улыбка и разметавшиеся по камню-валуну каштановые волосы с кудряшками моментально возникают в памяти бывшего Пожирателя Смерти.

Антонин залпом допивает пиво, швыряет смятую банку в мусорное ведро, его голубые глаза сейчас стали свинцовыми — как небо из воспоминаний.

— Розалина, — хрипло отвечает Каратель. — Мы дружили. В детстве. — Слова даются ему с трудом. Но мужчина продолжает: — Потом я учился в Дурмстранге. А когда возвращался в Англию, случайно встретил ее на пароме через Ла-Манш.

— Ты... Любил её? — снова спрашивает Лиза, хотя наперёд знает ответ.

Долохов кивает.

— Да. Но это было очень давно. В прошлой жизни. С тех пор многое изменилось...

— А ты? — В голосе молодой женщины прозвучали нотки отчаяния. — Ты сам изменился? Тони... Так не может длиться вечно. Если тебе дороги я и наша дочь, ты должен избавиться от призраков прошлого! Нельзя каждую ночь вспоминать о ней. Она давно мертва, а мы с Надей — живые. Понимаешь это?

Долохов снова кивает, но ничего не говорит. Он лишь слушает Лизу.

— Ты нужен нам...

— Даже после всего, что ты знаешь обо мне? — Синие огоньки в зрачках и зловещая ухмылка на губах. Долохов сейчас напоминает приговоренного к смерти, которому перед казнью дали право на последнее слово.

Две слезинки скатываются из серо-зеленых женских глаз.

— Какой же ты глупый... Волк.

Это прозвище дала Долохову Беллатриса Лестрейндж: на его родовом гербе действительно был изображён волк, перепрыгивающий через красные охотничьи флажки.

— Да, я глуп, — хрипло отвечает Антонин. — Влюбленный мужчина всегда глупеет. — Его улыбка становится более мягкой, а глаза приобретают свой естественный цвет, щурятся.

Но Елизавета не улыбается в ответ. Наоборот, её красивое лицо словно окаменело. Она утирает предательские слёзы.

— Так определись же, Тони: кого ты на самом деле любишь? Меня с Надей или ту девушку... Роззи?

— Вас, — на одном дыхании произносит Долохов. — Только вас. Вы — единственное и самое дорогое, что у меня есть...

— Возможно, когда-нибудь ты, Долохов, — при упоминании своей фамилии Пожиратель Смерти непроизвольно вздрогнул, — поймёшь, что все мы уходим, близкие уходят, друзья уходят! Ты останешься в этом никчемном мирке сам, совершенно один! И убийства, которые ты совершал, повинуясь долгу чести Темному Лорду, меня не радуют... Лишение жизни невинных людей! А если бы тебе выпала участь убить нас? Что бы ты сделал? — почти крикнула Лиз, вставая из-за стола. Горькие слезы неприятно щипали глаза. Между ними вновь повисло тягостное молчание, а на душе словно скребли кошки. — Не дай этому произойти... Одиночество страшнее смерти, особенно сейчас, Антонин.

Мужчина, медленно приблизившись к девушке, попытался обнять её, однако она отстранилась со словами:

— Спокойной ночи, Тони.

Лишь тихие шаги и тиканье часов нарушали давящую тишину, стоящую в комнате. Именно сейчас Долохов остался один, наедине с собой...

Воспоминания Долохова

Антонин был доволен своей работой. Только что он продал албанскому волшебнику Мехмеду-эфенди кусок черного метеорита как обломок настоящего камня Каабы — священного для каждого мусульманина. Старик даже поцеловал его, развернув лоскут черной материи с арабскими письменами. За этот камушек Мехмед-эфенди отвалил целую кучу золотых албанских франков (*). Теперь Долохов, получив свой процент от выгодной сделки, сможет покинуть эту чертову Албанию и перебраться в более благополучное место!

— И не стыдно обманывать полоумных стариков? — услышал он рядом с собой чей-то вкрадчивый, похожий на змеиное шипение голос.

Говорил молодой человек довольно приятной наружности, с бледной кожей, черными волосами и такими же черными, как два уголька, глазами. На мгновение Антонину показалось, что эти угольки в глазницах нового посетителя действительно вспыхнули красно-алыми огоньками, точно в них был жар огня.

— Чего желаете, господин?.. — вместо ответа начал Долохов, сильно коверкая албанские слова: этот сложный язык давался ему с большим трудом.

— Что-нибудь настоящее, — на чистом английском ответил посетитель. Про себя Антонин отметил, что переход с одного языка на другой получался у молодого человека абсолютно легко, и где-то, в глубине души, даже позавидовал ему.

— Зависть — плохое чувство, Тони, — какой-то странной, почти змеиной, ухмылкой улыбнулся посетитель.

— Вы знаете моё имя? — удивился Долохов.

— И не только имя, — всё так же, полушипя, произнес молодой человек. — Я знаю о тебе всё. Включая твоё исключение из Дурмстранга и скитания по Европе. У нас с тобой, Тони, общее влечение — Тьма. И тебя, и меня интересует всё, что связано с этой древнейшей Первостихией. Ты создал в Дурмстранге кружок сторонников Гриндевальда. "Чёрные Рыцари" — так вы себя называли? — В словах молодого человека чувствовалась издевка. — Зря. Это было очень глупо с твоей стороны. Геллерт — наивный мечтатель. Он хотел "Всеобщего Блага" — и для волшебников, и для магглов, и для прочих тварей? Вредная утопия. Никогда такого не будет. Кто-то всегда будет лучше другого. А тот, кто хуже, будет ему завидовать и стремиться сбросить вниз, опустить до собственного уровня. Такова природа вещей. — Странный посетитель сделал паузу, и теперь Антонин не сомневался: черные, как уголь, глаза действительно вспыхивали красно-алым огнём.

— Но кто вы, сэр? — воспользовавшись паузой, спросил Долохов.

— Мать назвала меня Томом Марволо — в честь отца и деда. Первого я ненавижу, второго — презираю. Хвала Мерлину, оба уже мертвы.

От этих жутких слов Антонину стало не по себе, мурашки пробежали по его коже.

Том Марволо продолжал:

— Если ты присоединишься к моему новому ордену, тебе придется называть меня милорд. Или: мой лорд.

"С какой стати я должен становиться членом твоего ордена?" — подумал Антонин, а молодой человек тут же ответил ему, прочитав мысли:

— С той, что ты хочешь того же, что и я. Жить в мире, лучшем, чем этот. Мире, основанном на законе Чистоты Крови. Магической Крови. — И снова вспышка красных огоньков в глазах Тома. Или лорда? — Так что ты можешь мне предложить, Тони?

Долохов подошел к старинному сейфу, позвенел связкой ключей, ища нужный, открыл, после чего извлёк из него китайскую шкатулку, покрытую иероглифами.

Том с интересом посмотрел на этот артефакт.

— Неужели... — Шипящий голос новоявленного Лорда перешел в шепот. Он снова сверкнул красными огоньками в глазах. — Мутабор? (**)

Долохов кивнул. Сказка Вильгельма Гауфа «Калиф-аист», которую в детстве читала ему мама, очень нравилась маленькому Антонину. Уже тогда он верил, что эта история — не выдумка, и чудо-порошок, превращающий человека в любое животное, насекомое, птицу, действительно существует. И, как ни странно, Долохов обнаружил эту шкатулку именно здесь, в далекой, изолированной стране — Албании, в лавке торговца древними артефактами Энвер-бея.

— Очень хорошо. Сколько ты за неё хочешь?

Антонин назвал сумму, в которую эту шкатулку с порошком оценил его хозяин. Том Марволо даже не стал торговаться: ещё один мешочек с золотыми албанскими франками перекочевал в ящичек под прилавком. Получив товар, молодой человек не спешил уходить.

— Ты любишь цирк, Тони? — внезапно спросил покупатель.

— Ненавижу, — ответил Долохов. — Там издеваются над животными.

Том снова по-змеиному улыбнулся.

— Любишь животных? Это хорошо. Тогда тебе понравится моё представление. Приходи сегодня вечером к каньону на стыке двух морей. Знаешь это место?

Антонин кивнул.

— Вот и хорошо. Я не прощаюсь.

Через несколько часов, рассчитавшись за проданный товар с хозяином лавки, Энвер-беем, и получив от него приличный гонорар, Долохов аппарировал в назначенное место. Том ждал его, и не один. Напротив него стоял грузный мужчина с рыжими, явно крашеными, волосами, в которых прослеживалась седина, и с такой же рыжей, огненного цвета, бородой, заплетенной в странные косички. Рядом с мужчиной, потупив взор, стояла девушка явно азиатской внешности, похожая то ли на кореянку, то ли на японку, чьи длинные блестящие волосы были собраны в пучок на макушке. Одета девушка была в длинное сине-фиолетовое платье с открытыми плечиками и декольте, полностью скрывавшее её ноги. Ноги... Лишь приблизившись, Антонин увидел, что у неё нет ног! Из-под полы платья куда-то вдаль тянулся длинный коричнево-зеленый змеиный хвост, украшенный ромбовидными узорами.

— Маледиктус из Индонезии, зовут Наджини, — рыжеволосый толстяк представлял девушку, словно товар на рынке рабов. — Её кровь проклята при рождении. Трансформация почти завершена, остался последний этап...

Том не перебивал собеседника.

В руках у молодого человека был тот самый ларец с порошком, купленный в лавке Энвер-бея. Когда Антонин подошел к ним, глава таинственного ордена представил ему рыжеволосого толстяка:

— Знакомься, Тони. Это мистер Скендер, директор цирка уродов "Арканус". Приехал на гастроли в Албанию.

"Сам он урод", — подумал Долохов, с отвращением протягивая руку рыжеволосому, когда Том назвал Антонина своим ассистентом.

— Я беру вашу девушку-змею, — сказал новоявленный лорд, как его уже начал мысленно называть про себя Тони. Интуиция подсказывала Долохову, что с этим человеком его будет связывать очень долгая дружба... — А взамен, — Том Марволо протянул шкатулку, — предлагаю вот этот волшебный ларец. Надеюсь, он вам понравится.

Директор цирка недоверчиво принял артефакт из рук Тома.

— И на кой он мне? — грубовато спросил Скендер. — Считаете, это — равноценный обмен: маледиктус и этот ваш... сувенир?

Том Марволо улыбнулся, его лицо на мгновение стало похожим на змеиную морду, но это мог быть лишь обман зрения.

— А вы испробуйте его в действии. Сами увидите.

Скендер открыл шкатулку и изумленно посмотрел внутрь.

— Что это за порошок? Для чего он? Какое-то косметическое снадобье? Приправа для супа? Наркотик?

— Нет. — Глаза Тома сверкнули красно-алым цветом. — Понюхайте его, произнесите "Мутабор", подумайте о животном или другом странном существе, которого не хватает в вашем цирке. И оно тут же появится здесь!

— Да ну? — Глаза Скендера округлились от удивления.

Антонин еле сдерживался, чтобы не засмеяться. Обман Тома Марволо был довольно тонким, а глупость Скендера, считавшего другие существа уродами, наоборот, слишком уж грубой и очевидной.

— Я всегда мечтал иметь своего собственного циклопа, мистер Реддл, — рассуждал вслух директор цирка "Арканус", называя фамилию Тома. — Знаете, такого, с одним глазом посреди лба? Полутролль у меня уже есть. Но он слишком тупой. И только хрюкает, как свинья. А циклопы, я читал у какого-то грека, ещё в школе, умели разговаривать, как люди. Да вот беда — вымерли они все до единого. Неужели я и вправду заполучу настоящего циклопа?

Том кивнул в ответ:

— Попробуйте — сами увидите.

— Хорошо. Но если обманете, я скормлю вас обоих своему полутроллю. Он сейчас очень голоден. Или прикажу японской каппе выпить вашу кровь.

Том и Антонин молчали. Перспектива быть съеденным или обескровленным не нравилась ни одному из них.

Скендер взял своими толстыми, как сосиски, пальцами щепотку волшебного порошка, поднес его к носу, вдохнул и произнес заклинание: — Мутабор.

В тот же момент его туловище, и без того тучное, как у борова, начало увеличиваться в размерах, обрастая густой рыжей шерстью. Одежда на нем треснула и разлетелась на куски, как старое ветхое тряпьё. Лицо и голова Скендера тоже преобразились: во лбу образовался огромный глаз, тогда как обычные, человеческие, глаза исчезли. Когда превращение закончилось, чудище, достигшее пятнадцатифутовой высоты, дико зарычало, размахивая мохнатыми руками-лапами.

— Что вы со мной сделали, мистер Реддл? — Его голос уже мало походил на голос Скендера. Скорее он напоминал грохот камней, сорвавшихся с горы и уносимых лавиной вниз. — Верните обратно мне мой облик! Вот я вас... — Циклоп хотел накинуться на двух мужчин, но споткнулся и неуклюже упал навзничь, когда Наджини своим хвостом обвила его ноги. Тяжело поднимаясь, он бормотал: — Муба... Нута... Мута... Как там дальше?

В это самое время Том обратился к Наджини на парселтанге — змеином языке. Услышав шипящие звуки, издаваемые его новым другом, Антонин догадался, что тот является змееустом. В учебнике по истории магии Долохов когда-то читал, что самым известным змееустом был Салазар Слизерин, один из основателей Хогвартса... Неужели Том Марволо Реддл — его наследник? А почему бы и нет? Теперь Антонин уже ничему не удивлялся.

Девушка-змея как-то игриво улыбнулась своему новому хозяину, её гибкое тело обвилось вокруг туши циклопа, а руки с тонкими пальцами принялись щекотать гигантского монстра. Скендер дико захохотал — его смех напоминал странную какофонию рёва и грохота, — пытаясь отодрать от себя Наджини, и снова рухнул, теперь уже на спину. Движения пальцев девушки-змеи становились всё более будоражащими, проникая под густую рыжую шерсть циклопа. Том снова что-то сказал ей на парселтанге, и Долохов с ужасом понял суть этого приказа — "Убей!". Похоже, и циклоп Скендер об этом догадался.

— Нет... Не надо... Забирайте её и уходите... — хрипел гигантский монстр, но Том Марволо был неумолим.

— Сдохни, проклятый грязнокровка! — по-английски, но шипящим голосом сказал, точно выплюнул, будущий Тёмный Лорд. — Маггловский выродок. Такие, как ты, генетические мутанты, не имеют права жить.

Наджини, точно королевская кобра, но без капюшона, сделала стойку над поверженным Скендером. Её прекрасное женское лицо исказила зловещая гримаса. Человеческие глаза вмиг стали змеиными, кожа приобрела зеленоватый оттенок. Девушка-маледиктус открыла рот с почерневшими губами, из него высунулся раздвоенный змеиный язык, ядовитые зубы вплотную приблизились к лицу ошарашенного циклопа, чей единственный выпученный глаз готов был выпрыгнуть из орбиты, дико вращаясь в разные стороны. Наджини зашипела. Её облик на глазах менялся, теряя человеческие черты, руки и грудь уже полностью срослись со змеиным туловищем, лицо удлинилось, вытянулось, окончательно превратившись в змеиную морду. Бросок — и циклоп, взревев от боли и ужаса, забился в предсмертных конвульсиях. Антонин наблюдал за всем этим, стоя как парализованный. Кровь стыла у него в жилах. И в то же время... Было некое странное чувство свершившегося возмездия.

— Ну вот и всё, — прозвучал совсем рядом голос Тома Марволо Реддла. — Больше он не будет ни над кем издеваться. Ни над животными, ни над существами, подобными Наджини. Ты ведь этого хотел, Тони?

Долохов не смог ответить "Нет", поскольку желание отомстить мерзким людишкам, которые ради развлечения жестоко обращаются с животными или птицами, зрело в нём уже давно. С тех пор, как он в детстве побывал на цирковом представлении, где львов и тигров заставляли прыгать сквозь пылающий обруч, медведей плясать в нелепых платьях и ездить на мотоциклах, а несчастную обезьянку — верхом на собаке... "Ненавижу цирк", — сказал тогда маленький Антонин родителям.

С помощью магии тело поверженного циклопа было брошено в морскую пучину, на корм рыбам, как сказал Том. Наджини, целиком превратившись в гигантскую змею, повсюду следовала за ним.

А Лорд Волан-де-Морт излагал своему новому адепту собственную концепцию нового мира, в котором лишь чистокровные волшебники будут иметь право на власть. Но для достижения этой цели нужно бороться, пренебрегая любыми моральными нормами, если это требуется для окончательной победы.

Примечания:

* 1 золотой албанский франк = 5 лекам, имел хождение в 1926-47 гг. Продолжает использоваться в магической Албании.

** Вильгельм Гауф. «Калиф-аист».

Долохов до утра не сомкнул глаз. Он так и сидел, откинувшись на спинку стула, за столом с неубранной посудой. Воспоминания прошлого, связанные с Темным Лордом и служением ему, всплывали в памяти Пожирателя Смерти.

Когда в окна заглянули первые солнечные лучи, Лиза проснулась. Судя по тому, что Антонина рядом с ней не было, а постель оставалась холодной, она сделала вывод, что тот даже не заходил в их спальню. И оказалась права.

Долохов поднял на неё покрасневшие от бессонницы глаза и криво улыбнулся. Он был абсолютно трезв. Даже вчерашнее пиво, похоже, совершенно полностью выветрилось из него. Может, оно и к лучшему.

— Доброе утро, Лиз, — хрипло поздоровался Антонин.

— Доброе, — еле выдавила из себя молодая женщина. Этой ночью ей так не хватало тепла мужского тела, горячих поцелуев и ласкающих, дразнящих прикосновений. Вся её природа протестовала против такой несправедливости, а неудовлетворенное желание вызывало ноющие ощущения где-то внутри.

Надя ещё спала. Сегодня у её мамы — выходной, значит, можно не торопиться вставать, не надо идти в садик, где девочка чувствовала себя совершенно одинокой, не такой, как остальные её ровесники.

— Мне нужно с тобой серьёзно поговорить, Тони, — наконец нарушила игру в молчанку Лиза.

— О чём же? — сверкнув глазами, спросил мужчина.

— Так дальше продолжаться не может. Я люблю тебя. И Надя — тоже. — Слова давались ей с трудом, но молодая женщина старалась произносить их настолько твёрдо и чётко, чтобы у Долохова не возникло никаких сомнений: ему предстоит сделать выбор, который решит судьбу их дальнейших отношений.

— Ну говори, я весь внимание. — Пожиратель Смерти внутренне напрягся, понимая, что разговор будет тяжёлым для них обоих. Но рано или поздно он должен был состояться. Так пусть это произойдёт сейчас.

Долохов не перебивал Лизу. Ей даже показалось, что он её не слушает, но когда она закончила свою речь, Каратель встал и, взмахнув палочкой, произнёс слова страшной клятвы, лишавшей его права применять смертоносные и пыточные заклинания. Если бы здесь был третий волшебник, этот разговор завершился бы, вероятно, Непреложным Обетом.

— Теперь ты довольна?

Громкий стук в дверь не дал ей ответить.

— У име Чаробне Народне Скупштине Србије, отворите! (*) — прозвучал гортанный мужской голос.

Антонин и Лиза переглянулись. В глазах молодой женщины застыл страх. Она только что вынудила Долохова дать клятву, запрещающую ему кого-либо убивать, мучить или калечить, а это значит, что теперь он оказался совершенно беззащитным перед мракоборцами. Трансгрессировать тоже было бесполезно: на дом однозначно уже наложены антиаппарационные чары...

— Ну вот и всё, — негромко произнес Каратель.

В гостиную вошла заспанная Надя, разбуженная шумом снаружи. Девочка протирала кулачками глаза. Лиза подошла к дочери и взяла её на руки, Надя обняла маму за шею, но взгляд свой перевела на отца. Как он поступит?

Долохов криво улыбнулся, в его голубых глазах снова сверкнули синие огоньки. Пожиратель Смерти положил на стол свою волшебную палочку и подошёл к двери, открывая её.

В дом тут же ворвались трое мужчин в красных мантиях с эмблемами сербского аврората — белыми двуглавыми орлами на красных щитах, обведенными золотистой каймой. Вооружены они были не волшебными палочками, а посохами. Ещё двое остались караулить во дворе. Антонин поднял руки, показывая, что безоружен и не намерен сопротивляться. Один из мракоборцев взял со стола волшебную палочку из мертвого дерева с черепом на рукояти, второй ему кивнул: мол, да, это она. Третий мракоборец развернул лист пергамента и на хорошем русском языке (видимо, когда-то учил его) зачитал постановление об аресте военного преступника, сообщника Лорда Волан-де-Морта Антонина Долохова, известного также как Волк и Каратель. Пожиратель Смерти молчал. Дальше шёл перечень стандартных прав арестованного: не отвечать на вопросы, не свидетельствовать против себя, пользоваться услугами адвоката и т.п. Когда документ был прочитан, Долохов спросил:

— Можно попрощаться с женой и дочерью?

Мракоборцы на мгновение опешили: то, что младший лейтенант Радован Петкович подал на развод, они знали, как и то, что это решение он принял под воздействием непростительного заклинания "Империо": приборы в аврорате засекли красную вспышку возле дома его жены Елизаветы. Было также установлено, что данное заклинание мог применить беглый преступник Антонин Долохов: нашлись свидетели-магглы, которые видели здесь похожего на него мужчину. По версии мракоборцев, сама Елизавета Петкович и её дочь Надежда находились в заложниках у Пожирателя Смерти либо под воздействием того же "Империо". Но чтобы... Жена?

Увидев замешательство авроров, Антонин уточнил:

— Гражданской женой. Надеюсь, вы не потребуете от неё свидетельствовать против меня и самой себя?

— Это будет решать суд, — сухо ответил мракоборец, говоривший по-русски. — Прощайтесь, но без глупостей.

Долохов подошел к Лизе, по щекам которой текли слёзы, и к Наде, обнял и поцеловал их, после чего вернулся к аврорам. Его руки тут же были скованы магической цепью. Мужчины ушли, исчезнув, словно растворившись, в утренней мгле. Лиза молчала.

— Папа вернется, — сказала ей Надя.

Мама поцеловала дочь и прошептала:

— Конечно, солнышко моё, вернется, — хотя сама уже в это не верила.

* * *

Целый год о Долохове не было никакой информации. Местная газета "Провидец" даже не сообщила о его аресте, а в британском "Ежедневном Пророке" тема проигравшей стороны — Пожирателей Смерти и Тёмного Лорда — вообще находилась под запретом Министерства магии. Лиза даже начала сомневаться: а не фальшивые ли это были авроры? Что если Антонина просто похитили, чтобы убить без суда и следствия? Или, наоборот, некие тайные Пожиратели Смерти или их сторонники здесь эвакуировали Карателя, чтобы с ним вместе продолжать борьбу? Последнее было не менее ужасным, чем первое: Лиза была уверена, что Антонин не посмеет нарушить данную им клятву, а это значит, что его ждёт мучительная смерть — но теперь уже от своих.

Мама и дочь завтракали за столом. Еда была скудной, что неудивительно в условиях непрекращающегося кризиса. И с каждым днём ощущение безысходности становилось всё невыносимее.

Внезапно входная дверь сама собой отворилась. С момента ареста Долохова Лиза не меняла защитное заклинания: в этом больше не было смысла.

— Папа! Мой папа пришёл! — Надя выскочила из-за стола, оставив недоеденную манную кашу, и побежала навстречу вошедшему мужчине.

Елизавета не верила своим глазам. Мужчина, державший их дочь на руках, был одет в красную мантию аврора с белым двуглавым орлом на щите. Голубые глаза и перекошенное лицо выдавали в нём Долохова, но кое-что всё же изменилось в его облике. Причёска — теперь его чёрные волосы были коротко подстрижены, в них явственно просматривалась седина. Щёки были гладко выбриты, а над верхней губой щетинились небольшие усы, тоже чёрные с проседью. Антонин — и не Антонин одновременно! Что за чудеса?

— Привет, Лиз. Не узнаёшь? — В глазах мужчины сверкнули синие огоньки.

— Привет... — Молодая женщина медленно подошла к нему, всё ещё не веря собственным глазам. — Тони? Что это за маскарад? Ты сбежал из тюрьмы?

Долохов — а это был, действительно он — криво улыбнулся.

— Нет, любовь моя. Всё по-другому... — Он бережно поставил дочь на пол, но девочка не отходила от него. — Я обязательно расскажу. Но, — мужчина посмотрел на стол со скудным завтраком, — сначала нужно как следует подкрепиться.

Антонин снял заплечный рюкзак — такого же красного цвета, как и мантия мракоборца, с той же нашитой эмблемой местного аврората, подошел к столу и начал выкладывать продукты. У Елизаветы аж дыхание перехватило: тут были рыбные и мясные консервы, и сгущенное молоко в жестянке с фиолетово-синей этикеткой, и маринованные овощи в стеклянной банке, и даже курица-гриль, завернутая в фольгу, и ещё куча каких-то пакетов, полуфабрикатов и пластиковых блистеров. Напоследок мужчина вытянул коробку шоколадных конфет — настоящую роскошь в это голодное время! — и бутылку красного домашнего вина.

— Праздник у нас сегодня или нет? — спросил Антонин.

— Праздник! — выкрикнула Надя, когда отец протянул ей вязку бананов.

— Там ещё есть яблоки и картошка, — сообщил Долохов ошарашенной Лизе, ставя рюкзак на пол.

— Откуда всё это? — спросила Лиза. — Неужели снова ограбил магазин, как тогда, во время обстрела?

— Нет, — вполне серьезно ответил мужчина. — Это — продуктовый набор сотрудника аврората. Ну а вино я купил по дороге к вам.

— Ты?..

— Да, — кивнул Антонин. — Теперь я работаю на сербское Министерство магии. У меня новое имя. Новая чистая биография. Нет больше Пожирателя Смерти Антонина Долохова, военного преступника и Карателя. — Он протянул женщине красную книжечку с тисненым на ней щитом и двуглавым орлом — таким же, как на эмблеме аврората. Лиза прочла вслух: "Анте Драганович", — и улыбнулась, впервые за это утро.

Уже за столом, выпив по бокалу вина, — по такому поводу было сделано исключение: раньше при Наде алкоголь никогда не употребляли, — Антонин, точнее Анте, поведал своей гражданской жене и дочери странную, почти невероятную историю своего превращения в аврора.

Более восьми месяцев он провёл в секретной тюрьме, где его допрашивали местные авроры, но не пытали, как их британские коллеги. А вместо дементоров заключенных охраняли крылатые демонические существа с птичьими головами, некая разновидность балканских злых духов. Долохов упорно молчал и отказывался сотрудничать со следствием, зная, что и так приговорён к смерти либо к чему-то похуже. Тем временем Чаробна Народна Скупштина Србије, местный волшебный парламент, приняла решение: не выдавать британцам тех Пожирателей Смерти, которые попадут в руки сербских авроров. Причиной тому стало участие английской авиации в бомбардировках мирных сербских городов, включая столицу их страны, Белград, содействие Великобритании расколу некогда единого югославского государства и поддержка англичанами сепаратистов-мусульман — сначала в Боснии и Герцоговине, а потом в Косово. Это была своеобразная месть балканских славян британцам, воевавшим против их страны и причинившим ей столько бед. Министр магии, выполняя решение Скупштины, придумал собственный план, как использовать тёмных волшебников, арестованных аврорами, в интересах народного сообщества Сербии, состоящего как из магов, так и обычных людей. Когда Антонина в очередной раз вызвали на допрос, в кабинете следователя его уже ждал сотрудник Министерства магии, одетый в темно-коричневый маггловский костюм с галстуком и назвавший себя куратором. Он подал Долохову для ознакомления секретный документ, разработанный его ведомством. Пожиратель Смерти несколько раз перечитал данную бумагу с гербовой печатью и недоверчиво покачал головой, считая это очередной уловкой. Но куратор заверил Антонина, что всё по-честному. Согласно документу, озаглавленному "Договор", Долохов в случае согласия выйдет из тюрьмы и получит должность инструктора школы мракоборцев. С него снимутся все обвинения, включая совершенные на территории бывшей Югославии, ему изготовят документы на новое имя, и он будет совершенно чист перед законами народного сообщества Сербии.

— Нам нужны ваши знания и опыт, которые вы сможете передать молодым аврорам, — сказал волшебник, чьи глаза были скрыты затемненными очками-хамелеонами. — А вам, господин Долохов, — он сделал небольшую паузу, — свобода, возможность видеться с Елизаветой Петкович и вашей дочерью, Надеждой. По-моему, это взаимовыгодная сделка?

Каратель понимал, что его вербуют. Находясь в Англии, он послал бы этого куратора с его бумажкой по известному адресу, не стесняясь русских бранных выражений. Но здесь — не Англия, а, наоборот, страна, пострадавшая от действий англичан и их союзников. И здесь — Лиза с дочерью. Нельзя упускать такой шанс! Тем более, что его Война за чистоту Крови в магической Британии проиграна, Тёмный Лорд — погиб, а большинство бывших соратников — либо мертвы, либо в Азкабане, либо, как Малфой, сотрудничают с новой властью. Он более не связан никакими клятвами! И Антонин согласился...

Ему выделили койку в казарме курсантов-мракоборцев и даже вернули волшебную палочку с черепом на рукояти, которую он предпочёл традиционному в Сербии, как и в Дурмстранге, где он когда-то учился, посоху. Разумеется, бывший Пожиратель Смерти находился под постоянным контролем, но Антонин и сам не собирался ничего нарушать или пробовать сбежать отсюда, что в принципе было невозможно. Желание снова увидеть Лизу и Надю было сильнее всех остальных.

Четыре месяца длился испытательный срок, во время которого Долохов обучал курсантов заклинаниям и приёмам тёмной магии, а также технике невербальных заклинаний, которой он владел в совершенстве, тренировал будущих бойцов сербского аврората. И вот теперь, с новыми документами на новое имя, Антонин, он же Анте, наконец-то приехал к тем, кого любит. И кто без него так сильно скучал.

— Как надолго? — спросила Лиза.

— Мне дали краткосрочный отпуск — две недели, после которых я должен вернуться в Школу авроров. Но на выходные буду приезжать.

Новоявленный Анте Драганович предложил тост за любовь. Лиза его поддержала, а Надя весело улыбалась, наблюдая за родителями.

Кто бы мог подумать, что эта история, начавшаяся так трагически, получит столь счастливое завершение? Уж точно не Антонин и не Лиза...

Примечания:

* Именем Волшебного Национального Собрания Сербии, откройте! (сербск.)