За хозяина Регулуса (джен)

Он был настолько старым, что почти не разгибал спину. Кожа его стала слишком велика для высохшего тельца; казалось, она запросто вместила бы в себя ещё парочку таких же, как он. В водянисто-серых глазах с красными прожилками давно не мелькали искры жизни.

В тот вечер он, шаркая, спустился по скрипучей лестнице дома, которому служил и которому был безгранично предан, мимо декоративных тарелочек на стене с головами с одинаковыми носами-рыльцами. Он что-то бормотал себе под нос, и потревоженные недовольные лица на подёрнутых паутиной времени портретах провожали его, презрительно поджав губы. Он не обращал на них ровно никакого внимания, прочно застыв в вакууме своих воспоминаний и потерь; сладкое прошлое давно поменялось местами с постылым настоящим. Он прошёл в свою клетушку мимо огромного очага в кирпичной стене, разгрёб кучу серого тряпья, служащего ему постелью, закопался клубочком в самую гущу, затих, тут же подскочил в тревоге, пошарил рукой под подушкой, нащупал цепочку с медальоном, облегчённо выдохнул и успокоился.

Но сон его был недолгим. Он почувствовал, услышал призыв о помощи; приказ, которому он совершенно не обязан был подчиняться, ведь магический контракт предписывал исполнять повеления только хозяина дома.

Кричер ещё какое-то время полежал с закрытыми глазами, надеясь, что сон вернётся, но голос будто взывал в самой голове, стучал в висках, болью отдавался в затылке.

— Пиертотум локомотор! — слышал он призыв Минервы МакГонагалл и буквально видел её, раскинувшую руки в стороны, взывающую к статуям, доспехам, горгульям, привидениям, домовым эльфам и даже портретам Хогвартса. — Охраняйте границы! Защищайте нас, выполняйте свой долг перед школой!

Кричер не принадлежал к колонии домовых эльфов Хогвартса, но волей подсказки Альбуса Дамблдора новоявленному тогда хозяину Гарри он оказался на кухне школы, где проработал целый год, костеря ненавистного Поттера при каждом удобном случае. Он не имел права ослушаться прямого приказания хозяина, даже если и всей душой не желал признавать того в лице Гарри, поэтому не мог вернуться в родной дом на Гриммо.

Но осенью, когда Гарри понадобилась помощь Кричера, тот вновь оказался в стенах особняка Блэков. Гарри Поттер с друзьями пропали слишком внезапно, не вернувшись из министерства, и первые дни Кричер всё прислушивался к звукам у парадной двери. К тому времени он кардинально переменил своё отношение к Гарри Поттеру, но судьба-насмешница вновь обрекла его на одиночество и разговоры с самим собой.

Он мог бы вернуться в Хогвартс, ведь за год вынужденного обитания там успел привязаться к здешним домовым эльфам, тихим и домашним, услужливым и добрым. Но прямого приказания возвращаться туда от Гарри он не услышал, а потому рассудил, что будет оставаться на Гриммо до тех пор, пока что-нибудь не прояснится.

Однако ожидание затягивалось, старая хозяйка на своём портрете всё чаще дремала, не удостаивая Кричера разговорами, а картина с изображением Финеуса Блэка — единственного, у кого можно было выведать что-то о Хогвартсе, — пропала со стены одновременно с исчезновением грязнокровки Грейнджер. Пожиратели же, которые пытались попасть в дом, остались с носом — Кричер решил, что незачем им осквернять своим присутствием поместье, и запечатал вход. Всем известно, что домовые эльфы обладали магией, отличной от волшебства магов. Ему ничего не стоило отвадить надоедливых преследователей от дома на площади Гриммо, 12.

И вот спустя столько месяцев пустых ожиданий он услышал призыв из Хогвартса. Кричер сел на кровати, секунду подумал, надел на шею медальон и щёлкнул пальцами.

Он не смог попасть в Хогвартс — его выкинуло обратно, правда, не в клетушку, а в коридор дома. Парадокс, ведь домовые эльфы могли обойти любые запреты на трансгрессию. Так было всегда, испокон веков. Тем не менее сейчас дело принимало, видимо, слишком серьёзный оборот, раз защитные барьеры запечатали проход даже от домовых эльфов. Кричер поднялся, потирая зашибленную руку — при падении он зацепился за подставку для зонтов. Портьеры раздвинулись, старая хозяйка разлепила заспанные глаза и поджала губы:

— Что тебя носит по ночам, безмозглое отродье?

Кричер склонился в поклоне, потом выпрямился, насколько позволяла спина:

— Простите…

Щелчок пальцев, и портьеры наглухо задвинулись. Он был единственным, кто умел усмирять старую хозяйку быстро и без споров. Сейчас ему некогда было вести с ней беседы.

Кричер сосредоточился. Серые глаза наполнились сталью; казалось, он помолодел лет на сто одномоментно.

Что ж, раз Хогвартс просит о помощи, но запечатал все входы, значит, надобно придумать другой способ проникновения в замок. И Кричер знал этот способ.

Горбин пересчитывал дневную выручку, когда словно из ниоткуда перед ним появился старый сморщенный эльф с седыми пучками волос в ушах.

— Мне только пройти, — поклонился эльф и сделал едва заметное движение рукой, после которого схватившийся за палочку Горбин улыбнулся, сел за стол и принялся рисовать на счетах цветочки.

Кричер вошел в чёрный шкаф, нажал на рычажок, спрятанный в петле дверцы, активировав магический режим. Через пару секунд он должен был оказаться в брате-близнеце шкафа, находящегося в Хогвартсе.

Что ж, Исчезательные шкафы одно время были жутко популярными среди волшебников. Куда как удобно было обзавестись таким запасным выходом на всякий случай. Зайдя в один предмет мебели, волшебник словно оказывался в своеобразном проходе, ведущем в другое место, а именно в то, где стоял второй образчик пары.

Эту пару шкафов когда-то приобрёл для своих личных нужд Финеас Найджелус Блэк, тогдашний директор Хогвартса. Как-то он зашёл в недавно открывшуюся лавку «Горбин и Бэрк» за водой из реки Лета, весьма редким ингредиентом зелья забывчивости. Пока Карактак Бэрк с поклонами выставлял на прилавок пыльные флаконы, Финеас, оглядываясь по сторонам, и заприметил пару одинаковых чёрных шкафов с золотым обрамлением внутри дверок. Финеас Блэк был слишком честолюбив, чтобы докладывать каждый раз министерству магии о всех своих вылазках из Хогвартса и планах, ведь каминная сеть Хогвартса была на строгом контроле у отдела магических перемещений и транспорта. Что ж, приобретение Исчезательного шкафа была неплохим компромиссом — можно было спокойно наведываться и в Лютный переулок, и в Косой без предварительного скучного согласования с министром Фэрисом Спэвином, всё больше впадающим с годами в маразм.

Сказано — сделано. Один шкаф был поставлен в кабинете Хогвартса на втором этаже, другой — парный — за умеренное вознаграждение остался стоять в лавке Горбина и Бэрка, что вполне устраивало обе стороны.

Мало кто знал, что все Исчезательные шкафы были снабжены специальным рычажком, тумблером, мгновенно переключающим магический режим на маггловский. Незачем было какому-нибудь любопытному студенту вдруг оказываться в Лютном переулке.

После ухода Финеаса Блэка с поста директора шкаф так и остался стоять в Хогвартсе, а его брат-близнец покрывался пылью в лавке артефактов, не вызывая особого любопытства покупателей.

Спустя много лет в этот шкаф попал Гарри Поттер, спрятавшись от Драко и Люциуса Малфоев от конфуза — ну кому захотелось бы предстать перед своим заклятым врагом в таком плачевном виде?

Шкаф не был активирован, даже бы если Гарри плотно закрыл дверцу — а он оставил из любопытства щёлку — он бы никуда не переместился.

Однако совсем скоро произошло ещё одно событие, сыгравшее не последнюю роль во всей истории, и вновь не без участия Гарри.

Как-то он притащил в замок после тренировки слишком много грязи, и раздосадованный Аргус Филч решил выместить на нём всю свою осеннюю хандру. Он в предвкушении перебирал пергаменты с карточками, где были написаны виды наказаний, когда наверху раздался страшный грохот.

Это Почти Безголовый Ник уговорил Пивза сбросить шкаф над кабинетом Филча, чтобы отвлечь его от придумывания наказания для Гарри.

Да-да, тот самый шкаф, который мирно стоял себе не одно десятилетие в классной комнате на втором этаже.

Всё бы ничего, но от падения шкаф изрядно пострадал. Правая дверца отлетела с петель, одна ножка отвалилась, да и задняя панель шкафа опасно отслоилась от боковых стенок. Шкаф кое-как собрали, но оставили на своём месте, ведь известно, что ничто так не постоянно, как временное. Кто же знал, что вместе с дверкой повредился рычажок-активатор, и теперь шкаф не работал ни в том, ни в другом режиме. Он словно завис посередине, пытаясь то открыть проход, то наглухо его запечатать. Грэхем Монтегю чудом остался жив, когда Фред и Джордж Уизли, не дав закончить фразу о снятии баллов с Гриффиндора, засунули его головой вперёд в шкаф. Они видели, что Монтегю исчез, но понятия не имели, куда его отправили. Грэхем то слышал голоса из Хогвартса, то разговоры в лавке «Горбин и Бэрк» будто с помехами в сломанном радиоприёмнике. Каким-то чудом ему удалось трансгрессировать в туалет на пятом этаже; видимо, это было сделано в тот момент, когда шкаф в очередной раз пытался открыть проход, ведь переместиться в пределах Хогвартса было невозможно. Монтегю угодил на длительное лечение в Больничное крыло, а злополучный шкаф наконец убрали с глаз долой в Выручай-комнату, на склад поломанных и забытых вещей.

Драко Малфой одержим был выполнением своей миссии; всеми доступными способами он пытался исполнить поручение, данное ему Тёмным Лордом. Когда в одиночку справиться не получилось, Малфой решил провести в Хогвартс Пожирателей Смерти. И он нашёл способ. Подробно выспросив у Монтегю о злоключениях в чёрном шкафу, он понял, как работает этот предмет. Немного размышлений, сопоставлений фактов, и вот он уже понял, что второй шкаф находится в лавке «Горбина и Бэрка». Оставалось всего лишь починить шкаф.

— Гармония Нектере Пасус! — раз за разом повторял Драко, всё больше впадая в отчаяние.

Он не мог. У него не получалось. Он боялся не за себя; он не стремился выслужиться перед Тёмным Лордом; его вступление в ряды Пожирателей Смерти было ловушкой, западнёй, затягивающей воронкой, куда всё больше засасывало и самого Драко, и всё то, что он так любил и ценил. Он боялся за мать и за отца, за покой их дома, но ничего уже не мог поделать. Оставалось лишь выполнить задание любой ценой.

Кричер, не единожды наблюдавший за безрезультатными попытками Драко, сжалился над молодым Малфоем. И хозяйка Цисси, и хозяйка Белла были так добры к нему в прошлом году, когда он сумел ненадолго улизнуть от Сириуса, воспользовавшись его грозным окриком: «Вон!»

Мальчик совсем исхудал; синие тени залегли под глазами. Ну, раз уж ему так нужно починить этот шкаф, что ж…

— Гармония Нектере Пасус… — уже без всякой надежды прошептал Драко, памятуя о бездыханном тельце пташки, погибшей от бросков в тёмных проходах неработающего толком шкафа.

Кричер щёлкнул пальцами, стоя позади Малфоя; впрочем, щелчка этого Драко не расслышал, во все глаза глядя на яблоко со свежим, ещё не успевшим стать коричневым, следом зубов.

Пожалел ли Кричер или нет о своей помощи, однако после смерти Альбуса Дамблдора он закрыл проход вновь, чтобы никто больше не смог принести насильственную смерть в стены Хогвартса.

Именно поэтому Драко Малфой не смог воспользоваться проходом шкафа, когда Адский огонь, выпущенный Крэббом, вышел из-под контроля. Драко сразу же метнулся к шкафу, решив, что вернётся за Гойлом и Крэббом сразу, как только убедится, что проход работает. Но не вышло. Только время было упущено. И, наверное, суждено ему было погибнуть в этой чёртовом пламени, если бы не Поттер с Уизли.

Как только они всей кучей вывалились в коридор, дверь Выручай-комнаты запечаталась. Крэбб сгорел заживо, но Адский огонь, обладающий собственным разумом, не собирался довольствоваться таким малым количеством подношения.

Языки пламени, превратившиеся в демонов и монстров, жадно слизывали всё, что попадалось на пути; поглощали с воем вековые скопления хлама, прокладывая себе дорогу к выходу. Огонь не желал ограничиваться Выручай-комнатой; он хотел простора. Он не был ни на чьей стороне в этой войне волшебников, но собирался хорошенько поживиться, раз его потревожили.

И не было бы ни победителей, ни проигравших.

Вот именно в этот самый момент Кричер и оказался в лавке Горбина, чтобы уже через пару секунд выйти по другую сторону прохода.

Гул стоял такой, что даже недослышивающий Кричер едва не оглох. Было невыносимо жарко. Кричеру хватило одного быстрого взгляда, чтобы оценить обстановку, понять, что происходит и чем всё это может закончиться.

Нет, не для него. Он был уже слишком старым, чтобы бороться за свою жизнь.

Но на кону стояла жизнь Хогвартса. Жизнь дома, где к нему относились с теплом.

Жизнь хозяина Гарри, который не был виноват, что его втянули в грязные игры ещё младенцем.

Жизнь бестолкового Уизли, который был верным другом, а ещё сыном той женщины, которая так стремилась сделать дом на Гриммо уютнее.

Жизнь грязнокровки Грейнджер, которая по своему недомыслию пыталась освободить домовых эльфов, нанося им тем самым глубокую обиду. Но — и Кричер вынужден был это признать — девчонка она была неплохая. Да и сердце у неё было на месте.

Жизнь хозяина Регулуса, которого уже не было в живых. Его честь, его имя, его память.

Кричер сосредоточился, одновременно призывая сородичей и накладывая защитные чары на ближайшее пространство.

— Импервиус! — зазвучал его квакающий голос, когда вокруг него стали появляться перепуганные домовики в белоснежных тогах с эмблемой Хогвартса.

— Хогвартс в опасности! — крикнул Кричер. — Мы должны его отстоять.

Слабые существа, давно привыкшие к мирной жизни на кухне, тряслись до кончиков ушей, но постепенно то тут, то там стали слышаться воинственные возгласы: «За Хогвартс!»

— Глациус! — завопила пожилая эльфийка, замораживая огненную змею, разинувшую свою огромную пасть.

— Апарте Аскандере! — и горящие обломки кровати с балдахином, грозившие снести маленьких домовиков, взмыли вверх.

— Агуаменти! Аква Эрукто! — тут же послышались десятки писклявых голосов, и, подчиняясь приказу, вверх взметнулись мощные струи воды.

Прямо из-за шкафа на отчаянных защитников обрушилась огненная волна. Массивная люстра, не выдержав, полетела вниз.

— Диминуендо! — щелчком пальцев повелел Кричер, но избежать огненных ошмётков, хоть и уменьшенных заклинанием, ему не удалось. Собратья тут же повалили его на пол, затушили загоревшуюся набедренную повязку.

— Партис Темпорус! — группа домовых эльфов под предводительством главного Хогвартского повара прорвалась через проход в Адском огне, разрезав его на две половины.

Действия стали слаженнее и увереннее. Чары заморозки огня останавливали огненные лавины. В какой-то момент одна из домовух упала, надышавшись дыма.

— Анапнео! — тут же подскочил к ней маленький домовёнок Тинки, работающий в Хогвартсе второй год.

Домовуха — а это была Винки — закашлялась, поднялась с пола. Забота о Тинки и наставничество над ним незаметно вернули Винки к жизни. Она всё ещё горевала по мистеру Барти Краучу, но совсем перестала напиваться сливочным пивом и с удовольствием готовила для школьников вкуснейшие пирожные, которые так любил мастер Барти.

— Магикус экстримус! — усиленные заклинанием Кричера и других водяные столбы извивались, превращались в драконов и поглощали огненных монстров.

За стенами Выручай-команты закончился час перемирия; Гарри Поттер на руках Хагрида был принесён к стенам замка; а здесь, в сокрытом от всех месте, продолжалась борьба не на жизнь, а на смерть.

И они победили. Последние жалкие языки пламени позорно сдулись домовыми завесами. Домовые эльфы, закопченные, исцарапанные, со свежими следами ожогов, сейчас меньше всего походили на тихое мирное племя безмолвных слуг.

Винки, улыбнувшись Тинки, протянула руку к луже воды, набежавшей с ближайшей уцелевшей баррикады.

— Эбублио, — сказала она, и по комнате запрыгали сотни мыльных пузырей, смывая копоть, очищая чёрный налёт и с вещей, и с домовых эльфов.

Глаза Кричера сверкнули.

— Я не смею вам приказывать, волшебники, возможно, справятся и без нас. Но они порой неразумны как дети.

Он смотрел, как его собратья молча встают рядом с ним. В руках у них появились ножи, топоры для мяса, разделочные лопатки. Винки вооружилась скалкой, а в ручках Тинки оказался шампур для мяса.

Кричер кивнул.

Выручай-комната весь последний год открывала выходную дверь там, где ей вздумается. Хотя, наверное, это являлось частью магии комнаты, и она знала, в каком именно месте нужно открыть проход в данный отрезок времени.

Двери кухни распахнулись. Эльфы-домовики толпой хлынули в вестибюль.

— Все на битву! На битву! На битву за моего хозяина Регулуса! Бей Тёмного Лорда во имя отважного Регулуса! — кричал Кричер, размахивая топориком.

Никто из волшебников так и не узнал, что домовые эльфы фактически спасли Хогвартс той ночью. Впрочем, загадкой долгое время оставалось и происхождение Исчезательных шкафов, которые слушались Кричера безоговорочно.

Почти триста лет тому назад земли эльфов постигло несчастье. Неизвестная лихорадка косила их тысячами, голод и разруха опустились на их дома. Эльфы потеряли в этой катастрофе всё или почти всё. Сломленные, они вынуждены были прийти к волшебникам за помощью. Голых и босых эльфов приютили маги; в благодарность беженцы обязались выполнять всю домашнюю работу, не беря за это ни кната.

Эльфы добровольно стали фактически домашними рабами волшебников; но они по-прежнему обладали настолько могущественной магией, отличной от волшебства людей, что те опасались её.

И тогда волшебники запретили домовым эльфам пользоваться волшебными палочками. Что ж, маленькие эльфы научились прекрасно обходиться и без палочек, но все они были собраны и, согласно приказу министерства магии, должны были быть уничтожены.

Томас Дейв, маг-краснодеревщик, был близким другом Улика Гампа и уговорил продать ему палочки, обязуясь непременно утилизовать их после изучения магических свойств.

Томас выполнил уговор наполовину. Он действительно сломал все палочки, аккуратно отделив половинки друг от друга. Каждую получившуюся гору обломков он перемолол в опилки, а уже затем добавил в прессованную древесину. Из полученного материала он и создавал пары шкафов.

Эльфы-домовики умели прекрасно трансгрессировать практически везде, даже в тех местах, где волшебники накладывали защитные чары. Шкафы-близнецы, имеющие каждый в своём составе частички одинаковых палочек, тянулись друг к другу, пытались соединиться. Так и образовались проходы между шкафами.

* * *

Кричер, шаркая больше обычного, поднимается по лестнице дома, которому служит и которому безгранично предан, мимо декоративных тарелочек на стене, где лишь крайняя на верху пролёта не занята головой с носом-рыльцем. Он что-то бормочет себе под нос, и потревоженные сонные лица на отреставрированных портретах провожают его, уважительно кивая. Он не обращает на них ровно никакого внимания; он весь поглощён мыслями о будущем, он надеется, что хозяину Гарри удастся найти лазейку в магическом контракте и заполучить Тинки вместо себя.

Он заходит в гостиную, где у дальней стены с гобеленом стоит чёрный шкаф из лавки «Горбина и Бэрк», выкупленный у жука Горбина за немыслимые галлеоны по просьбе Кричера. Шкаф не работает больше как портал между двумя пунктами назначения, хотя Кричер и подумывает о том, чтобы открыть хозяину Гарри секрет. От шкафа исходит удивительное тепло, и Кричер знает, что старая развалина радуется ему, ведь Кричер — последний из живых домовых эльфов, обломки палочки которого послужили для создания парных шкафов. В этой паре шкафов — воспоминания молодости Кричера, могущества его народа, величие предков.

Кричер гладит сморщенной ладонью поверхность шкафа, подходит к гобелену и долго смотрит на точку с именем Регулуса. Медальон на груди отстукивает затихающие удары.

Кричер сворачивается калачиком на полу, прямо под гобеленом благороднейшего древа Блэков, снимает медальон, сжимает его в руке.

— За хозяина Регулуса, — эхом отзывается его скрипучий голос в гостиной.