Корона для государя (джен)

Позднее лето. Воды Босфора мерно текли мимо города Константина, столицы империи и мира. Так текли они и века назад, когда на рубеже Европы и Азии только возникал этот город, и так же будут течь сотни лет спустя, когда город падет в руки врагов. Воды изменчивы, но постоянны в своем беге. Люди на земле стремятся строить вечное, но как непрочно всё, что сотворено их руками!

Днём над столицей душное марево, а ночью беспокойные сны. Империя обширна, её войска побеждают сарацин, храмы со спокойным торжеством высят свои стены, и от них к небесам несется хвала Господу. Но расколот был народ империи — вопрос почитания икон разделял людей, наполнял взаимной ненавистью и сталкивал. Почтение к святости или идолопоклонство? Каждый стоял за своею правдой, многие были готовы за неё умереть и убивать.

Василевс поддерживал иконокластов⁽¹⁾, на его стороне был двор, войско, патриарх и множество епископов. Они были уверены — отказ от поклонения образам соответствует вере Христовой и полезен для империи, поможет привлечь на её сторону евреев и мусульман, ещё недавно упрекавших христиан за идолопоклонство. Поможет вернуть их под крыло империи и принять в лоно церкви. Но силен был отпор иконодулов⁽²⁾, монашество стояло на их стороне, а простой народ безмерно уважал монахов. Для них изъятие, уничтожение икон — кощунство и поругание над верой. Из-за моря, из далекого Рима их в этом поддерживал римский епископ. И даже среди близких василевса, внутри его семьи сочувствие к иконодулам запустило глубокие корни.

Василевс Лев Хазар⁽³⁾ был ещё молод. В нем не было суровой твердости его отца Константина⁽⁴⁾, любимца войска и неумолимого преследователя иконодулов. Лев не стремился править железной рукой, он старался быть милостивым к приближенным и народу. И он трепетно любил свою жену, строгую афинянку Ирину. Слишком любил и слишком слушал, как шептались придворные. Василевс слышал шепотки, знал, что не должно давать власть над собою женщине, но находясь рядом с Ириной, глядя в глаза ей и слыша её дыхание, ощущая близко с собою её тело, он забывал о твердости в решениях и делах, которая приличествовала правителю.

Ирина — ревностная иконодулка, и василевс знал это. Из-за неё Лев почти остановил преследования почитателей икон, которые последовательно проводил его отец, василевс Константин. Молодой василевс не раз позволял им, хулящим имя его отца и проклинающим дела его, занимать самые высокие должности при дворе и в церкви. Ирина просила за них, и Лев был не в силах ей отказать. Это вело к ссорам с братьями, упрекающими василевса в мягкотелости и потаканию врагам покойного отца. Чувствовал Лев, что и войско начинает отворачиваться от него. Солдатам неугоден правитель, послушный советам богомольной женщины.

Лев пытался образумить супругу, убедить её прекратить поддержку тех, кто не согласен с его, василевса, решениями. Но набожная Ирина была непреклонна и упрямо считала иконодулов угодными Богу:

— Господь дает нам власть. Так будем же почтительны к святости его и людям его, — твердо отвечала она.

Но в великий пост при дворе вскрылся заговор, во главе которого стояли видные почитатели икон: первый оруженосец Иаков, постельничие Фома, Леон и Феофан. Люди, за которых не раз просила Ирина. Пошли разговоры, что все иконодулы — враги царской власти, что они не успокоятся, пока не погубят василевса. Вскоре открылось, что сама василисса Ирина держит под подушкой две иконы. Лев был в гневе! Чувствуя себя преданным супругой, он приказал удалить Ирину из своего дворца.

Был тихий предвечерний час. Василевс молился в храме, глубоко погруженный в свои мысли. Он жалел о разрыве с супругой, он был недоволен сочувствием горожан к заговорщикам-иконодулам. Он чувствовал, что власть уходит из его рук. Ощущал, как она, подобно мелкому песку, частица за частицей ускользает из его ладоней. Казалось, вместе с ней его скоро покинет и жизнь. Уйдет вереницей ускользающих картин куда-то за грань, и он, василевс Лев, будет не в силах её удержать.

В храме недвижно застыл воздух. Пламя свеч вытянулось и не колебалось. В кругах света от них можно было видеть замершие на лету пылинки. Казалось, всё убранство храма словно покрылось тончайшей патиной пыли. Алтари, лампады, кресты — всё сейчас виделось василевсу как сквозь тусклую пелену. Всё вокруг казалось ему заброшенным, как старая утварь. Чуждым и каким-то плоским, точно нарисованным. Как картина. Или икона.

"Что бы сейчас мне на это сказала Ирина?" — подумалось Льву.

— Полагайся на волю Бога и стань тем, кем должен быть, — глухой голос раздался совсем рядом с василевсом.

Тот оглянулся. Когда он вступил в этот придел храма, там было пусто, и он изъявил желание быть там одному, но сейчас здесь стоял монах. Монах неопределенного возраста. Лев узнал его. Этого монаха нередко видели рядом с храмом — церковью Святых Апостолов — и даже у дворца. Никто толком не знал, из которого он монастыря. Как он смог войти сюда незамеченным?

— Идем! — бросил меж тем монах государю и сам двинулся к выходу из придела. Лев Хазар как во сне последовал за ним.

Они остановились у плиты, скрывавшей могилу василевса Ираклия⁽⁵⁾.

— Смотри! Здесь лежит твой великий предшественник, — обратился монах к василевсу. — Здесь покоится тот, кто принял империю униженной и терзаемой многими врагами. Он принял бой с ними и сокрушил их! Империя в его правление обновилась, а её слава приумножилась. Последуй за ним! Прими его корону!

— И тогда всё в стране станет как было? — спросил Лев.

— Тогда всё станет как должно, — отвечал монах.

После чего коротко поклонился и стремительно удалился прочь.

На следующий день василевс приказал открыть могилу Ираклия и достать оттуда корону.

— Корона великого василевса должна вернуться и восстановить мир и порядок в империи! — заявил Лев. Его словам немало подивились, но ослушаться не осмелились.

Когда гроб Ираклия открыли, Лев заглянул туда одним из первых. Корона лежала рядом с уже истлевшим телом могущественного правителя. Её камни тускло светились под слоем праха. Когда её омыли и обтерли, оказалось, что изделие это довольно простое, но крепко сделанное.

Патриарх Павел⁽⁶⁾ её окропил святою водой и возложил на василевса Льва. С этою короной на челе правитель вернулся во дворец.

Уже в покоях государь почувствовал слабость. Он отпустил всех слуг, бережно отложил корону в сторону и прилег на постель. Ему казалось, будто его вены вскрыл невидимый лекарь и по ним теперь выходит-вытекает его жизнь.

Василевс зашептал слова молитвы. После он словно погрузился в легкий сон. Во сне он видел василевса. Сначала Льву показалось, что он видит себя, но после понял, что ошибся. Человек в пурпурных одеждах был старше, грузнее и суровее на вид. И дворец, в котором он жил, был словно тот же, но как будто из немного другой эпохи.

То пробуждаясь, то вновь засыпая, провел Лев конец этого дня. А ночью ему не спалось. Он ворочался и вставал, бродил по покоям и молился, смотрел из окна на ночное небо и снова ложился. Сон не шел. Изредка взгляд василевса скользил по принесенной из церкви короне. Короне из могилы Ираклия. Казалось, её камни стали сверкать чуть ярче, но их переливы не радовали глаз. Рубины светились мрачным темным цветом. Точно кровь. Мертвящей болотной зеленью поблескивали изумруды. Василевсу было неприятно смотреть на корону, и он накинул на неё ткань.

Следующий день василевс провел словно во сне. Он не мог сосредоточить ум на решении государственных вопросов. Он пытался молиться и читать Писание, но у него не выходило. Святые слова мертвым звуком отдавались в его голове.

К концу дня Льву стало чуть лучше, а вечером был устроен пир.

Изысканные яства, приятная музыка, обходительные придворные — всё это ранее радовало Льва, но нынче не могло рассеять тоску в его сердце. Он то бездумно смотрел на пеструю скатерть пред собой, то бросал встревоженный взгляд на потолок зала, по которому плясали уродливые тени от огня светильников.

Тени, тени, кругом одни тени! Тени от статуй, тени от придворных, тени от слуг, суетливо бегающих с блюдами, точно крысы с падалью. И по стенам бегали тени: тонкие и безобразно кривые или уродливые, толсто-округлые. Казалось, ещё немного — и первые с сухим треском переломятся, а вторые смачно лопнут. И по стенам дворца потечет кровь.

Вот в одном углу несколько теней сгустились в одну. Одна гигантская фигура заполнила собою весь угол, выросла до самого потолка. Один огромный темный человек. Лев Хазар узнал его — это был тот царственный муж, что прошлым днем уже являлся ему. Он безмолвно стоял и смотрел через зал прямо на василевса, вперив в того взор своих мертвенно-желтых глаз. Откуда цвет глаз у тени? Василевс поднялся со своего места, протягивая руку к грозному видению, но пошатнулся и рухнул на пол.

Потерявшего сознание правителя отнесли в его покои и положили в постель. На всякий случай сразу несколько слуг остались у ложа василевса. Всю ночь тот вскрикивал во сне и иногда взмахивал руками, словно пытаясь от кого-то защититься. Слуги пытались разбудить государя, да так и не добудились его до самого утра.

Василевсу снился тот муж в пурпуре. Во сне Лев не мог скрыться от него никуда. Как бы ни убегал, куда бы ни прятался, всюду перед ним появлялась могучая безмолвная фигура. А на челе его была корона. Та самая, которая была извлечена из гроба василевса Ираклия.

— Сгинь! Пропади прочь! — пытался кричать ему Лев Хазар, но лишь беззвучно шевелил губами. — Нет, стой! Скажи мне, кто ты! Ты василевс Ираклий?

— Я Маврикий, — видение наконец нарушило своё молчание. — Я царствовал прежде Ираклия. Это мою корону он взял с собой в могилу. Как она тебе? Не тяжела?

Во сне Лев почувствовал, как боль пронзила его чело. В его мозгу словно загудел погребальный колокол, а кожу на лбу неистово жег невидимый огонь. Правитель изо всех сил закричал — и проснулся.

Утро не принесло облегчения василевсу. Голова была тяжелой и болела, а глаза, под которыми залегли глубокие тени, слезились. Лоб же его покрыли багровые карбункулы, которые страшно зудели. Их вереница шла через всё чело и скрывалась под волосами. Точно венец.

Вскоре у правителя начался жар. Позвали лекаря. Тот определил у василевса горячку. Лев Хазар вернулся в постель и вскоре провалился в забытье.

В бреду его мозг наводнили видения. В них Лев больше не видел императора Маврикия. Он был им сам.

Гавань на берегу Босфора. Через пролив — Константинов город. Там уже властвует другой правитель, поддержанный войском и народом. Его же, императора Маврикия, все ненавидят и проклинают. Сейчас он вместе со всей семьей находится в руках врагов и ждет решения своей участи. Вот прибыл посланник из столицы. "Убить их, но сначала сыновей". Прямо перед глазами Маврикия зарубают мечами одного за другим его сыновей. Самого младшего, ещё младенца, пыталась спрятать и спасти кормилица, но его нашли и разрубили надвое в нескольких шагах перед связанным Маврикием. После пришел черед и его самого. Мечи врагов рубят тело, уже лишенное воли сопротивляться. Блеск стали перед глазами. Холод у горла. Последняя боль... Голова свергнутого государя покатилась в пыли к ногам палачей. Вот цена короны!

Тем временем василевсу становилось всё хуже. Он всё реже возвращался в сознание. Воспаленные карбункулы распространились по лицу, шее и груди, стали появляться на руках. Против них ничего не помогало. Жар усиливался, тело василевса буквально пылало. А его душу не отпускал мучительный бред.

В бреду к нему вновь приходил император Маврикий. А также василевс Ираклий и его потомки. А ещё отец самого Льва, василевс Константин. Они простирали призрачные руки к голове Льва Хазара, которая, как казалось ему в бреду, всё ещё увенчана короной.

Корона давила, сжимала его голову. Её камни сочились кровью и гноем, её золото жгло кожу каленым железом.

— Корона! Снимите корону! — умоляюще кричал правитель. На деле же корона лежала в соседней комнате.

Пытаясь в бреду сорвать с головы мучившую его корону, василевс ногтями раздирал до крови кожу на челе. Чтобы он не навредил себе больше, слуги привязали его руки к телу. Но облегчить страдания государя не удавалось — он выл, словно от непереносимой боли. А по щекам его стекали слезы и кровь от прорвавшихся карбункулов. Постепенно он выбился из сил и лишь стонал. Время от времени его глаза словно озарялись сознанием. А после мутнели вновь.

— Ирина! — вдруг выкрикнул он.

Придворные сразу же послали за опальной василиссой.

Когда василисса Ирина с маленьким сыном Константином вступила в покои государя, он был уже без сознания. Его лицо и шею покрывали корки из гноя и сукровицы от лопнувших карбункулов. Такие же корки виднелись на руках. Весь лоб правителя справа налево пересекала сплошною полосой темно-багровая язва. В глубине её виднелась чернота. Из приоткрытого рта доносились хрипы и тонкой струйкой стекала мутная слюна. У ложа на коленях стоял побледневший слуга и мокрой губкой обтирал лицо василевса. Было очевидно, что Лев Хазар умирает.

Стоящий поодаль патриарх Павел подошел к Ирине и подвел её к ложу царственного супруга.

— Сын мой! На одре смерти примирись с супругою своей! — обратился он к василевсу. Тот безмолвствовал, лишь несколько мгновений спустя издал глухой стон.

Ирина наклонилась к лежащему без чувств мужу. Отчетливо уловимый гнилостный запах коснулся её тонких ноздрей. Спустя некоторое время василевс захрипел и застонал громче, после чего несколько раз перевернул голову с боку на бок. Ирина выпрямилась.

— Василевс попросил меня, свою супругу перед Богом и мать своего сына и соправителя⁽⁷⁾, чтобы я приняла на себя бразды правления империей, пока сын наш не войдет в полный возраст, — уверенным голосом произнесла Ирина.

— Истинно так, подтверждаю! Именно это сказал василевс, — промолвил патриарх.

— Я всего лишь слабая женщина, но из уважения к воле моего супруга, ради нашего царственного сына и блага страны, готова принять на себя эту ношу. Господь да поможет мне нести её!

После этого василисса взяла за руку маленького Константина, застывшим взглядом смотрящего на умирающего отца, и покинула покои. Вскоре василевс вновь захрипел, содрогнулся пару раз всем телом и замер. Так умер Лев Хазар.

Спустя некоторое время корона, которую василевс Лев забрал из могилы Ираклия, вернулась обратно. На день Рождества Христова Ирина устроила торжественное шествие ко храму Святых Апостолов, во главе которого шел юный Константин и нес в руках корону, дополнительно украшенную жемчугом. Затем последовала служба, в которой участвовали братья покойного василевса Льва. Их незадолго до этого постригли в монахи и рукоположили в священники. Чтобы они не могли рассчитывать на трон, чтобы не отобрали власть у Ирины. А корона Маврикия в тот день навечно скрылась во тьме могилы.

Дальше правила Ирина. Правила твердою рукой, ревностно оберегая свою власть и строго наказывая тех, кто пытался её оспорить. Она восстановила почитание икон и была прославлена церковью как святая. Когда Константин повзрослел, она под давлением войска уступила власть сыну. Но ненадолго. Спустя семь лет он был свергнут и ослеплен по приказу своей матери, которая затем правила несколько лет как самодержавная василисса, пока её саму не сверг узурпатор.

Тем временем волны Босфора всё продолжали и продолжали свой бег, смывая и унося в морские глубины кровь и грязь царственной столицы.

1) Иконокласт — иконоборец, противник почитания икон.

Вернуться к тексту

2) Иконодул — иконопоклонник, сторонник почитания икон.

Вернуться к тексту

3) Лев IV Хазар — император (василевс) Византии. Правил в 775-780 годах. Прозвище "Хазар" получил из-за происхождения своей матери, хазарской принцессы (дочери хана) Чичак.

Вернуться к тексту

4) Константин V — император (василевс) Византии в 741-775 годах. Активно проводил политику иконоборства, за что был ненавидим сторонниками иконопочитания.

Вернуться к тексту

5) Ираклий I — император (василевс) Византии в 610-641 годах. Пришел к власти после свержения императора-узурпатора Фоки, который ранее сверг императора Маврикия. Затем Ираклий в долгой и тяжелой войне одержал победу над Персидской империей.

Вернуться к тексту

6) Павел IV — патриарх Константинопольский в 780-784 годах. Был сторонником почитания икон.

Вернуться к тексту

7) Сын Льва Хазара и Ирины Константин был коронован ещё малолетним, в 776 году, и официально считался соправителем своего отца.

Вернуться к тексту