Там, где драконы не спят (гет)

Она одновременно почти не изменилась — то же пламя в волосах, та же упрямая бирюза во взгляде, те же пухлые губки, сложенные в одну прямую яростную линию... И поменялась так, что он, много чего повидавший, без преувеличений, был поражен. Ведь стоящая перед ним Хранительница Светлого Пламени феей не была больше. Очень мало в ней осталось той упорной наивности, которая в былые времена так сильно его злила.

Валтору его извечная противница казалась абсолютно непрошибаемой. Теперь ее словно опалило, и это пламя парадоксально оставило на ней свой след. Запуганная девочка, неуверенная в себе девушка — все стерто и переломано. Теперь только чистейший пламень и стальная воля в молодой и, стоит признать, прекрасной женщине перед ним.

Он хоть и демон, но лгать себе не приучен.

Та Блум, что он помнил, напоминала неокрепший бутон алой розы... Каждый раз он сдерживал свою длань, опасаясь сломать.

Окончательно погасить то пламя, что делало его не таким одиноким. Оно их роднило глубже и сильнее крови, предопределяя неразрывную связь и такую же обреченную вражду. Вражду, в которой принцесса почти поставила точку. Об этом, то бишь своем почти убийстве, Валтор не любил вспоминать. Хотя бы из уязвленного самолюбия.

Эго у него всегда было крайне уязвимым местом.

От ослепляющей жажды повергнуть эту рыжую занозу сейчас не осталось практически ничего. Судя по фарфоровой бледности и затаенной горечи, жизнь потрепала "феечку" и без его помощи. Валтор теперь не желал видеть ее сломленной, покорной у своих ног. Лицезрение надлома в Блум не принесло ему почему-то никакого удовольствия. Конечно, его самоанализ был "вовремя", если что, это демонический сарказм в жирных кавычках.

На самом деле ему было жаль ее...

Ошеломляющее признание для жестокого монстра, которым его растили.

— Очень рад тебя видеть, Блум.

Не обращая внимания на то что, принцесса сжимает правой ладонью рукоять отцовского меча, взять левую и поднести к губам, согревая просто ледяные пальцы дыханием. Валтор хмурится и злится. До чего она себя довела? Замерзнуть для них сложно. Нужны льды Омеги или сильнейшее магического истощение. Глупая Блум как раз довела себя до такого.

Он это ощущает ясно.

Да хотя бы потому, как светлый собрат его пламени тянется к нему. Гордая принцесса неосознанно сжимает его пальцы своей крошечной ручкой, неосознанно отогреваясь, черпая силу в их сродстве. Мы звенья одной цепи... — звенит высказанное и ненавидимое между ними. Тогда она так яро отрицала любую связь, видя в той нити, протянутой Великим Драконом между ними, только порочные, лживые оковы.

Он мог бы напомнить ей об этом. Однако молчит, делится силой, возвращая бледному личику так идущие ему краски. Демоны — великие эгоисты. Почему-то у него с Блум таким быть до конца не получается. Валтор вовсе не отрицает, что он зло. Менять окрас и отращивать полупрозрачные крылышки в его возрасте маразмом попахивает. Просто война без смысла и цели ему всегда претила.

Их противостояние как раз таким и было. Вряд ли тот, что дал жизнь сущему, мог предполагать, что две частицы единого — просто одно светлое, другое темное — будут частью двух упрямцев. Собственную неправоту в "некоторых" вопросах демон даже отрицать не собирался.

— Зачем он здесь?

Его показательно и по-детски игнорируют. Вот немного полегчало, и вот проблеск прежней прелестной упрямицы. Валтор даже доволен: все лучше, чем серая тень, готовая свалиться в обморок. Он, конечно, знал, что на большинстве планет все плохо и даже там, где люди еще есть, — надежд выжить все меньше. К тем отдаленным, скрытым во тьме уголкам измерения, где он бывал, вести тоже доходили. Демон был в курсе о "чуме", свалившейся на Магикс и остальные планеты.

Для разнообразия Валтор к нашествию монстров из Хаоса был ни при чем.

Демон скорее ставил на молодую Команду Света и ее бесстрашного лидера, чем на монстров из Пустоты. В конечном итоге маленькая искорка Первородного Огня обратилась в самое упрямое создание из всех, что он знал. Блум не впервой бросаться в заранее проигранный бой.

Валтор пустил все на самотек. Начистоту — он никого не рвался спасать, да и не был альтруистом. Кроме того, помощь от бывшего самого разыскиваемого преступника Измерения никто бы не принял. Соваться сюда, точно зная, что нарвешься на новую попытку себя прикончить, — он не настолько глупец.

Старая предательница его нашла потому, что иного выхода не осталось... А он не сломал Гриффин шею, потому что жить среди только монстров, одержимых вечным голодом, — скучно и не долго. Не то чтобы демону резко начали нравиться людишки. Все же порождения Хаоса, стремительно поглощающие измерения, были тупей, чем люди. Да и кто он такой, чтобы пренебрежительно оценивать замысел Великого Дракона?

Кроме того, прийти на помощь в проигранной войне значило увидеть Блум — снова.

Искушение было слишком велико даже для того, кто сам любил искушать других.

Валтор не отрицал — ему не хватало противостояния с девчонкой. Только так, когда их пламя соприкасалось, пусть в яростной схватке, он отогревался. Чувствовал себя живым, а не пустым порождением, взращенным для определенной цели тремя неимоверными суками. Его всегда будет тянуть к Хранительнице Светлого Пламени. Так было и так будет. Он вовсе не хотел ощутить в тишине и покое своего защищенного замка, как ее пламя задрожит, а потом потухнет, наполняя всю Вселенную великой пустотой, еще больше колебля равновесие, которое и так грозило полететь Пустоте под хвост.

С его вечностью он, скорее всего, будет наблюдать закат всего сущего с первого ряда и до конца. В одиночестве, бывшем Валтору истинным проклятием и наказанием — за свершенные и те грехи, что он совершить еще просто не успел. Дракон дал ему больше, чем идеал, и разделил их непримиримой враждой, точнее, они сами это сделали собой. В любом случае сдохнуть демон предпочтет менее тоскливо.

— Чтобы помочь, это ведь очевидно, моя милая.

— Не называй меня... — чеканит дочь Марион и Оритела, сжимая кулачки.

— Моей или милой?

Приподнять бровь, ухмыляясь. Он готов поставить, что отыгрывает безупречно.

У демонов и могущественных магов не должно быть слабостей. Любая щель в броне — это почти наверняка боль и гибель. Валтор это усвоил превосходно. Он способный ученик. И все равно прямо в эти секунды воздух сгущается между ними. Мятежная бирюза взгляда обращается в режущий сапфир. Он почти восхищен. Право, такой твердостью воли его юная противница не обладала ранее. Теперь точно видно, что перед ним сейчас дракон.

Многоопытная Гриффин терпеливо ждет, не вмешиваясь. Дает им пособачиться всласть. Просто потому, что понимает — пар выпустить им обоим необходимо. Иначе ни о каком конструктивном диалоге речи идти не будет. Такая тактичность редка для бывшей соученицы. Но гарпии действительно нужно, чтобы они работали вместе.

Гриффин почему-то уверена, что в их связи, силах — ключ к спасению того, что осталось от Магического Измерения.

Валтор уже ознакомился с наработками и выкладками ведьмы. Был почти склонен ей поверить. Все же Гриффин была потрясающе работоспособна, и ее познания о магии можно было назвать энциклопедическими. В этом он мог с ней потягаться. Правда, схемы, таблицы и исписанные мелким, убористым почерком Гриффин свитки не отменяли одного простого факта — принцесса не будет с ним сотрудничать.

Сколько раз он протягивал ей руку, в ответ получая в физиономию огненный шар? Много и еще раз много раз.

Грядущая гибель всего живого мало что в этом раскладе могла изменить. Иначе рыжая заноза перестанет быть собой.

— Достаточно, Валтор, Блум, вы уже давно не дети. Хватит, нас ждет серьезный разговор.

На резкий окрик Гриффин феечка умолкла. Хотя он любовался, как она набирает воздух для длинной тирады.

Он повел себя как "хороший" демон: демонстративно отступил от насупленной принцессы и уселся в кресло. Судя по пафосным крыльям летучей мыши по-бокам предмета мебели, Гриффин притащила его из Облачной башни. Разрушенной, заброшенной и полной скелетов. Позорно, что ведьмы так быстро пали. Алфея и то продержалась дольше. За это невинное напоминание Гриффин минут пять пыталась испепелить его взглядом. Чем только веселила.

Осуждать не стоило: у него давно не было достойных поводов для смеха и такого очаровательного общества в квадрате.