↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Дом в саквояже (гет)



Авторы:
Фандом:
Рейтинг:
General
Жанр:
Драма, Hurt/comfort
Размер:
Мини | 48 150 знаков
Статус:
Закончен
Предупреждения:
Нецензурная лексика
 
Проверено на грамотность
У каждого человека есть родственная душа - тот, кто предназначен судьбой, настоящая любовь. Но даже в мире, где всё предопределено, жизнь не перестаёт быть жизнью, а любовь не становится лёгкой. Кому-то судьба благоволит, а кого-то убивает своим перстом.

На конкурс «С Чистого Листа. Загадки зимы», номинация «Строки на снегу».
QRCode
↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑

Пролог

Кажется, будто написано всё, но мы не можем читать между строк.

Placebo — Sleeping With Ghosts (Soulmates)

 

— Мам, пап, а как вы познакомились? — спросила маленькая беззубая девочка на видео, то и дело убиравшая с глаз пряди отрастающей чёлки.

— Ложись в кроватку, а я тебе расскажу, — улыбалась её мама, глядя то на дочь, то на папу, державшего камеру. Девочка послушно улеглась в постель, накрываясь одеялом и счастливо улыбаясь в предвкушении новой и наверняка интересной истории. — Мы поступили в один университет и познакомились там же, ходили на одни и те же предметы, общались пару раз. И вот однажды у меня был очень тяжёлый день. Я шла с горой учебников, не видя толком, куда именно иду, и не глядя себе под ноги. И, конечно, я упала.

— Поэтому, солнышко, всегда смотри себе под ноги, — раздался громкий голос папы из-за камеры.

Мама с хитрой улыбкой посмотрела на папу и продолжила:

— Когда я встала и отряхнула платье, то увидела, что один очень симпатичный парень точно так же отряхивает свои брюки. Мы заметили друг друга, решили немного поболтать. Слово за слово, и вот мы сверяем метки с именами на запястьях. Так и узнали, что предназначены друг другу судьбой, — мама снова улыбнулась, на этот раз тепло и ласково, и снова посмотрела на папу.

— А почему папа отряхивался? — спросила девочка, широко распахнув свои большие глаза.

— Я сильно ударилась коленом, когда упала, а твой папа почувствовал. Так это и работает.

— И у меня тоже будет болеть, когда я встречусь с ним? — девочка, не умевшая ещё читать, вытянула маленькую ручку вперёд, так, чтобы мама могла прочитать имя предназначенного ей человека на тоненьком запястье.

— Да, но надеюсь, что у вас обоих болеть будет только от маленьких ссадин и царапин, — мама поцеловала девочку в лоб. — А теперь спи.

— Не хочу! — начала канючить девочка, но из-за камеры вновь раздался голос папы.

— Надо, солнышко. Ложись спать. Добрых снов!

На этом видеозапись оборвалась. Девушка, сидевшая у телевизора, тяжело встала с дивана, будто каждое движение давалось ей с невыносимым трудом, и достала кассету из проигрывателя. Как тогда всё было легко, думала она, как просто. Царапины, синяки... Утерев выступившие на глазах слёзы, она равнодушно потянулась к следующей кассете с надписью «Кристина — 7 лет» и собралась было поставить её, как неожиданно раздался звонок в дверь. Не ожидавшая никаких гостей и не желавшая никого видеть, девушка попыталась состроить недовольное лицо, которое, несмотря на все усилия, так и осталось уставшим и измотанным, открыла дверь и увидела счастливого загорелого курьера.

— Вы Кристина Эдельман? — широко улыбнулся он, прижимая к себе средних размеров коробку и планшет с извещением.

— Я, — пробубнила она.

— Вам посылка. Подпишите здесь и здесь, — он протянул ей планшет с ручкой и указал, где именно нужно поставить подписи, а затем бросил короткое «до свидания» и исчез.

Проводив курьера угрюмым взглядом, Кристина занесла коробку в дом и, удивлённая тем, что посылка вообще пришла, хоть её никто и не ждал, осмотрела данные об отправлении. Имя адресанта указано не было, и отчего-то пустота на интересующей её строке поселила в душе Кристины странное, щемящее чувство. Казалось, будто в посылке находилось нечто очень важное, очень нужное. Вооружившись кухонным ножом, Кристина принялась разрезать грани коробки, с интересом и необъяснимым страхом добираясь до содержимого. Предчувствие не подвело её — спустя пару минут возни она наконец извлекла из обилия картона и плёнки клетчатый саквояж, потрёпанный и покрытый местами засохшей грязью. Прижав его к себе, Кристина сползла на пол, и жгучие слёзы хлынули из её глаз, спустя полтора года тягостных ожиданий оплакивая навсегда покинувшего её и весь этот мир человека.

Глава опубликована: 26.01.2022

Глава 1. Бродяга с голубыми глазами

Согреть чье-то сердце зимой — настоящая победа.

Неизвестный автор

 

Никто точно не знал, когда именно в городе появился чужак.

Шёл ли снег, дул ли промозглый ветер, висело ли над головой холодное декабрьское солнце, он шатался по улицам в своём потрёпанном пальто и прохудившихся ботинках, держа в руках облепленный засохшей грязью клетчатый саквояж. Чужак гулко кашлял и хромал на одну ногу, его волосы, казалось, не видели мыла месяцами, как и лицо — бритвы. Смотрел он на всех исподлобья, с прищуром, будто вид каждого человека, будь то добропорядочный гражданин или пропойца ему под стать, слепил его своей чистотой. Что-то жуткое было в чужаке, странное и чуждое, и местные жители при виде бродяги косо озирались и задерживали дыхание, кладя руку на портмоне в кармане или прижимая к себе сумочку.

Почтенные дамы, испуганно прикладывая свои облачённые в перчатки ладони к груди, тут же переглядывались и громко шептались между собой, стоило оборванцу показаться им на глаза.

— Что только этот бродяга забыл в нашем городе? — говорила одна, в шляпке с пышным цветком на боку.

— Уверена, он вор или убийца. Ты только взгляни на его глаза! — отвечала ей подруга с помадой цвета фуксии.

— Молодая миссис Лестер рассказывала, что однажды он прошёл в паре футов от неё, и она готова поспорить, что от его саквояжа несло смертью, — встряла третья старушка, полная и низенькая, едва достававшая до плеч своих собеседниц.

— Миссис Лестер пока не похоронила своего семидесятилетнего мужа, откуда ей знать, как пахнет смерть? — проворчала женщина с розовыми губами.

— И то правда, но я уверена, что он очень опасен.

Чужак слышал кое-какие из этих разговоров, но лишь нагло ухмылялся в ответ на них и продолжал идти туда, куда шёл, не сбавляя шага.


* * *


Кристина была хорошей девочкой: всегда слушалась своих родителей, ходила в церковь каждое воскресенье и никогда не перечила старшим. Кристина была самой обычной: всегда в окружении пары подруг, таких же хороших и обычных, как она сама, всегда с туго заплетёнными косами, из которых к концу дня выбивалась пара волосков чёлки, всегда с вежливой улыбкой на лице и детским смущением во взгляде. Распорядок её дня, как и всей её жизни, был чётко выверен и ни на один миг не отклонялся от заданного курса. Она должна была окончить школу с высоким баллом, на выпускном балу она не стала бы королевой, но зато без проблем поступила бы в колледж, после него стала бы преподавать литературу в старшей школе, вышла бы замуж, нарожала детей и умерла на руках у собственного мужа.

Однако жизнь Кристины пошла по иному маршруту, и виной тому стала её любовь к пирожным в кафе мистера Аппера.

Это произошло в пятницу. Стоял погожий зимний денёк, солнце, ярко сверкая, слепило глаза, а по улице, шагая неровным строем, двигалась троица девчонок с портфелями в руках и широкими счастливыми улыбками на лицах. Как обычно по пятницам Кристина вместе со своими подругами, Элизабет и Дороти, направлялась в кафе, чтобы взять десерт и выпить по чашечке чая в честь окончания ещё одной учебной недели. Жизнь била ключом, приближалось Рождество, вслед за ним наступали долгожданные каникулы, и всё вокруг казалось таким приветливым и радостным, будто было не реальностью, а сказкой. Снег хрустел под их ногами, из раскрытых ртов вырывались клубы пара, а сердца бились как заведённые от быстрой ходьбы.

Кафе встретило подруг уютом и теплом. Выбрав свободный столик у окна, они плюхнулись на диванчики и с нетерпением принялись выпутываться из плена варежек, шарфов и шапок, попутно обсуждая, что хотели бы попробовать на этот раз.

— Я хочу торт. Большо-о-ой, и чтобы много-много взбитых сливок, — воображала Элизабет, руками показывая, насколько много хочет она сливок на торте. Её запросам соответствовало как минимум целое ведро, а то и два.

— А я хочу шоколадный, — коротко отозвалась Дороти.

— Наполеон, как давно я о нём мечтаю, — прошептала Кристина, уложив подбородок на сложенные ладони и задумчиво глядя в окно.

— Ты заказывала его в прошлый раз, — ответила Дороти, улыбнулась подошедшей официантке и взяла у неё меню.

— А я уже успела соскучиться. Мне кусочек наполеона и зелёный чай, пожалуйста.

Они сидели и ждали своих заказов, когда Элизабет испуганно пробормотала, глядя куда-то вперёд:

— Какой же он страшный...

Кристина обернулась. У витрины, приложив руку к стеклу и едва не вжимаясь в него носом, стоял чужак. Прежде она видела его лишь издали, но теперь он находился достаточно близко, чтобы можно было разглядеть его наружность. Одежда на нём была сильно потрёпана, а волосы свисали на чумазое лицо сосульками. Чужак, по всей видимости, оглядывал выставленные на витрине торты. От этой картины в животе у Кристины неприятно заныло, будто это она жила на улице и изголодалась по нормальной пище. Она знала, что пялиться некрасиво, но отчего-то не могла перестать смотреть.

Однако всего спустя пару мгновений мистер Аппер, грузный мужчина с тремя толстыми складками на затылке, заметил чужака и вышел на улицу, нахмурив брови и состроив самое грозное выражение лица, на которое был способен. Мистер Аппер был человеком добрым, и мухи бы не обидел, но напугать он мог, и именно этим он и занялся — припугнул чужака, чтобы тот не шатался у витрин и не смущал посетителей своим видом. Сердце Кристины сжалось от сочувствия, в её глазах начали закипать слёзы, и даже когда чужак ушёл, а мистер Аппер вернулся обратно в кафе, она никак не могла отвернуться от окна и выбросить из головы произошедшее.

— Крис, Крис, очнись! — одёрнула её Дороти, и Кристина обернулась к подругам.

— Десерты несут! — тихонько взвизгнула сладкоежка Элизабет, и желудок Кристины снова сжался. Стоило официантке поставить тарелки на стол и уйти, как она, ещё толком не понимая, что делает, стала заворачивать свой кусок торта в салфетки, а затем подскочила и наспех надела куртку и шапку.

— Ты куда? — хором спросили удивлённые Элизабет и Дороти.

— Я скоро, — пробормотала Кристина и, не оборачиваясь, выскочила прочь из кафе.

Она бросилась вслед за чужаком, надеясь, что тот не успел уйти слишком далеко и найти его не составит труда. Теперь хрустящий неубранный с тротуаров снег уже не казался ей таким прекрасным: ноги подкашивались, увязая в месиве, а дыхание сильно сбивалось, но заметив вдалеке чужака, она ускорила шаг.

— Постойте! — прокричала Кристина, догоняя незнакомца и на ходу протягивая ему кусок торта. — Я видела вас у кафе. Держите.

— Не стоило, — отрезал чужак своим скрипучим, но не слишком ужасным голосом.

— Но вы так смотрели на витрину. Вы голодны?

— Нет.

— Тогда почему вы…

— Ты задаёшь слишком много вопросов. Спасибо, — сдавленно прохрипел он, выхватил у неё из рук торт, развернулся и ушёл, не сказав больше ни слова.

На пару секунд Кристина замерла. Поведение чужака казалось ей странным, будто он пытался избежать её и общения с ней, будто в ней, в Кристине, было что-то ужасное и отталкивающее, но и выглядела она прилично, и разговаривала с незнакомцем вежливо. Тогда с чего он отреагировал так, будто она ему не торт дала, а одни лишь грязные салфетки?

— Подождите! — крикнула Кристина и снова быстрым шагом кинулась за чужаком. — Постойте!

— Чего ещё? — он остановился и медленно, будто это давалось ему с трудом, повернулся к ней.

— Я вам чем-то не понравилась? Откуда вы пришли к нам в город? Как вас зовут? — вопросы сами сыпались у неё изо рта, будто Кристину никогда не учили, что разговаривать с незнакомыми и чужими людьми не следует. Особенно с такими, как он. Кристина не раз слышала от соседей, подруг, да что уж там, от собственных родителей, что незнакомец очень опасен, что его подозревают в убийствах, воровстве и насилии и что его клетчатый саквояж наверняка таит в себе что-то ужасное. Лита, близкая подруга матери Кристины, говорила: «Этот чужак, пришедший к нам в город, — маньяк, будьте уверены. Загляните только ему в глаза! Сколько злобы, презрения. Хотя лучше не смотрите, ужас неописуемый. От него пахнет смертью и кровью, мне даже показалось, что я заметила пару капелек крови на его саквояже, прямо по центру! Только представьте себе! А в самом саквояже наверняка спрятаны отрезанные головы, пальцы или другие части тела».

Кристина пригляделась к саквояжу, но не нашла на нём никаких следов крови, лишь грязь. Затем она подняла взгляд, посмотрела в глаза чужака и застыла как заворожённая. Они напомнили ей волны моря, на котором она отдыхала этим летом. Они были такими же голубыми, ласковыми, глубокими и невероятно печальными. Такими же печальными, как волны, разбивающиеся о прибрежные скалы и жалостливо лижущие кромку берега.

Кристина не знала, откуда в её голове появились такие мысли. Что-то странное было в этом человеке, непонятное. Кристине казалось, будто она упускает что-то очень важное. И его глаза... Что в них таилось, какая тайна, почему они были такими печальными? Кристина, сама не понимая, почему, хотела разгадать их загадку.

Чужак долго молчал, придирчиво оглядывая её, но всё же ответил.

— Да ни чем ты мне не понравилась. Девочка как девочка. А остальное тебя не касается, — также коротко и немного грубо ответил он. — И вообще, тебя не учили, что с незнакомцами не стоит разговаривать? Особенно с теми, о ком ходят нехорошие слухи.

— Я привыкла доверять своим глазам, а не ушам. Да и ты не похож на дьявола, которым тебя все считают. Мне кажется, ты хороший человек.

— Не слишком ли ты маленькая, чтобы о людях судить?

— Ничего не маленькая, в этом году восемнадцать стукнет.

— Маленькая, — он усмехнулся, — и очень любопытная.

— Так откуда ты? — принялась она засыпать его вопросами снова.

— Издалека, — ответил он, прищурив глаза.

— А тут что делаешь?

— Живу.

— Где?

— В своём доме.

— А где он?

Вместо ответа незнакомец поднял саквояж и постучал по нему указательным пальцем.

— Тут? — переспросила Кристина и смахнула жутко мешавшую снежинку с ресницы. В ответ она получила лишь утвердительный кивок. — То есть ты бездомный?

— Я не бездомный, я бродяга.

— А есть разница? — удивилась Кристина.

— Конечно, — усмехнулся он, чуть наклонив голову вперёд.

Его голос уже перестал казаться Кристине скрипучим. Напротив, думала она, довольно приятный голос.

— Ты, кажется, была в кафе с подругами? — спросил бродяга.

— Да, мы туда часто ходим.

— Возвращайся к ним, а то они наверняка волнуются за тебя, думают, где ты ходишь.

— Так ты скажешь, как тебя зовут? Иначе, как мне тебя называть? Бродяга? — Кристина улыбнулась. На сердце стало как-то тепло и спокойно, несмотря на холод, стоящий на улицы. Всё же середина января... Но казалось, что колючие пальцы холода не пробирались к Кристине, несмотря на расстёгнутую куртку и криво надетую шапку, едва достававшую до кончиков ушей.

— Можешь звать меня Бродягой. Всё равно, я думаю, мы не встретимся больше.

— Хорошо, Бродяга. Я Кристина. До встречи, — Кристина снова улыбнулась, в последний раз взглянула на Бродягу и отвернулась от него, как вдруг услышала его тихий ворчливый голос.

— Куртку хоть застегни. Холодно. И шапку поправь.

«Неужели заботится?» — подумала Кристина, и почему-то эта мысль согрела её. Также сильно, как голос Бродяги, как взгляд его глаз.

Она ушла, и он тоже не остался на той улочке, где они пересеклись. На удивление безлюдной в тот момент улочке. И никто из них так и не заметил, что место, где они стояли, озарял золотой луч солнца, а холодные, бесчувственные снежинки обходили то место стороной. Просто в тот момент там не суждено было царить зиме. Ни той, что снаружи, ни той, что внутри.


* * *


— За что меня задержали, если не секрет? — спросил он, ёрзая на стуле и почёсывая затылок отросшими ногтями. Вся эта ситуация немного напрягала его, но всё же гораздо больше забавляла. В крупных городах к таким как он — бродягам — относились спокойно. Там они были неприятной, но вполне терпимой частью жизни горожан и самого города, как прыщи на лицах подростков. Но маленькие городки неизменно встречали бродяг неприветливо, так, будто бездомные одним своим присутствием призывали все казни египетские.

Шериф устало взглянул на него поверх своих прямоугольных очков, недовольно вздохнул и вернулся к заявлению, не в первый, не во второй и даже не в третий раз перечитывая его, а затем вновь принялся со всех сторон рассматривать его немногочисленные документы: паспорт и приказ об отчислении из университета. Подобная реакция заставила его усомниться в адекватности представленных обвинений и почти в открытую разухмыляться от того, насколько одинаковыми везде были люди. Он припомнил всё встречи с шерифами и с полицией, и все эти служители закона делали одно и тоже, и волновало их только одно — документы. Ничего нового.

В последний раз вздохнув, шериф нервно провёл рукой по лицу, приглаживая свои густые неухоженные усы, и, прокашлявшись, произнёс:

— Одна из горожанок утверждает, что имеет основания полагать, будто вы, мистер Хьюз, совершили убийство.

— А поконкретнее?

— Она утверждает, что, проходя мимо вас пятнадцатого декабря этого года, почувствовала запах гниющего мяса, исходящий от вашего саквояжа.

— У вашей горожанки нюх, которому не позавидовала бы даже самая старая ищейка.

— Я попросил бы вас воздержаться от комментариев, — раздражённо рявкнул шериф и ещё раз тяжело выдохнул. — Заявление подано без каких-либо нарушений, и я обязан проверить, имеются ли основания для возбуждения уголовного дела.

— Постановление о производстве обыска имеется? — Хьюз уже развалился на стуле и самоуверенно сверлил шерифа наглым взглядом. Если обвинения заключается лишь в этом, думал он про себя, то горожанке, подавшей заявление, придётся закатать губу. Никого он не убивал и никакого гниющего мяса в его чемоданчике нет и в помине.

— Я думаю, если вам и впрямь нечего скрывать, нам не понадобится постановление, — шериф чуть наклонился над столом и доверительно взглянул на задержанного. — Просто покажите.

— Вы не слишком верите тому, что написано в заявлении, ведь так? Иначе бы не были таким любезным.

— Гражданка, подавшая заявление, — начал объяснять шериф, подбирая слова, — женщина очень впечатлительная. Но пропустить мимо ушей подобное я не могу. К тому же, атмосфера в городе после вашего прихода накалилась, и, думаю, вы уже заметили это. Я не хочу паники в городе, поэтому да, я был бы рад, если бы вы убедили меня в том, что беспокоиться не о чем.

Хьюз кивнул и хмыкнул себе под нос. Ну, этот тип ещё нормальный, думал он про себя, бывали и похуже шерифы.

— Можете убедиться, — прокряхтел Доран, вставая со стула, а затем открыл саквояж и показал его содержимое.

— Что это? — пробубнил себе под нос шериф и поднял обескураженный взгляд на бродягу. — Зачем вы это храните?

— Это память. И, как вы видите, никаких признаков разлагающихся трупов.

Глава опубликована: 26.01.2022

Глава 2. Большая сплетня и маленький побег

Любовь подобна снежинке, она может прийти к вам любой формы или размера и с любого направления.

Дженнифер Леблан

 

— Они опять, Элис! — прорыдала Лита Лестер, стоило подруге открыть дверь. — Они опять!

— Заходи, милая, — проворковала Элис. — Раздевайся и проходи на кухню, я сделаю нам чаю.

— Лучше вина или чего-нибудь покрепче... — сквозь слёзы пробормотала Лита, снимая шубу и вешая её на крючок.

Кристина наблюдала за происходящим из гостиной. Лита с мамой дружили ещё со школы и всегда делились друг с другом своими печалями и горестями. Правда, чаще прибегала за поддержкой Лита: она была очень эмоциональной, чуть что начинала плакать без остановки, и почему-то только мама могла её успокоить. Когда Кристина была маленькой, Лита частенько закатывала истерики, уверенная, что она никогда не найдёт свою родственную душу. Имя-то было выбито на запястье, но сколько бы она ни пыталась отыскать того самого Тобиаса, ничего не выходило. Но год назад ей повезло — она его нашла. Тобиас Лестер оказался старше её на тридцать четыре года, но именно он был её родственной душой — именно тридцать четыре года назад на его запястье появилось имя Лита, и он стал ждать, когда же повстречает её, женщину, предназначенную ему судьбой. Если бы они встретились лет на пятнадцать пораньше, то Лита застала бы последние годы его зрелости, но жизнь распорядилась иначе, и теперь молодая женщина, искренне любящая старика, сталкивалась с постоянными трудностями.

У связи были свои недостатки. С момента первой встречи люди чувствовали боль друг друга, и потому тридцатишестилетняя Лита с ужасом ждала того дня, когда на своей шкуре начнёт понимать, что её муж слабеет, его органы отказывают, и возможно вскоре она потеряет его навсегда. Но и сейчас, пока Тобиас был крепок и полон сил, их спокойную семейную жизнь омрачали проблемы — извне. Сплетницы перешёптывались, перемывали ей кости, убеждённые в том, что нет никакой связи между Литой и Тобиасом, просто он одинокий старик, истосковавшийся по женской ласке, а она — шлюха, готовая на всё ради дома. Но не это было самым невыносимым — некоторые особо озлобленные принялись писать ей анонимные письма, и нежная душевная организация Литы не могла этого выносить.

— Разве я виновата? — плакала Лита, сидя на кухне с бокалом вина в руках. — Пожили бы, как я, всегда на иголках. Чуть сердце кольнёт — я сразу его в машину тащу, а он смеётся! Говорит, если каждый раз, как что-то заболит, его сразу в больницу везти, то можно его оттуда и не забирать. Но куда ж денешься-то? А они столько мерзостей понаписали... За что?

— За то, что ты порядочная и слишком хорошая. На слабого и беззащитного нападать проще всего, а ты дай отпор. Подними голову вверх, вот так... Посмотри на себя — разве ты сделала что-то плохое? Нет. Вот и пошли их всех, ты не обязана отчитываться ни передо одной из этих крыс, которым даже совести сказать всё тебе в лицо не хватает, — как и всегда подбадривала её мама, и Лита, находя поддержку в доме подруги, успокаивалась.

Кристина всегда с любопытством подслушивала такие их разговоры. Связь казалась ей чем-то прекрасным, романтичным, но подобные беседы двух подруг опускали её с небес на землю: судьба была неумолима и слепа в своих решениях. Кому-то, как её собственным родителям, везло: однокурсники в университете встретились, полюбили друг друга, поняли, что связаны, и не расставались ни на один день. А для кого-то воля судьбы становилась испытанием. В такие минуты Кристина неосознанно принималась потирать большим пальцем имя на своём запястье, изо всех сил надеясь, что ей повезёт больше, чем Лите.


* * *


Все маленькие города одинаковы в своей сути. Меняется архитектура, меняется сеть дорог, размазанная по земле асфальтом. Но люди не меняются никогда. В каждом мегаполисе он был маленькой жалкой блошкой на горбе верблюда, в каждом крохотном городишке — всё той же блошкой, но уже на холёном коте в руках сердобольной хозяйки-истерички. Всегда находились люди, по навету которых можно было загреметь за решётку, как находились люди совестливые, подававшие милостыню, делившиеся краюхой хлеба или, как на этот раз, куском жирного торта. В последний раз такой торт он ел года три назад, когда жизнь ещё казалась прекрасной, а будущее безоблачным. Прилежный студент, спортсмен, на горизонте маячила стажировка в солидной компании, возможно, и работа там. Не жизнь, а мечта. А теперь...

А теперь он не мог выкинуть эту девчонку из головы, и это ему ой как не нравилось. Было в этом что-то странное: зачем он с ней заговорил? Зачем она с ним заговорила? Хотя нет, она-то ладно, маленькая да несмышлёная, а нос уже длинный и любопытный. Но он-то? Казалось, за три года скитаний по северо-востоку пора было стать мизантропом, но нет!

Почему все мысли возвращались к ней?

Как там её звали, Кристина? Конечно Кристина, тебе ли не знать, ворчал он на самого себя, не у тебя ли на запястье это имечко выбито? Но мало ли на свете Кристин! Это ещё ничего не значит!

В запястье предательски кольнуло. Нервы, просто нервы, успокаивал он себя. Просто нервы.

Города были неизменны, как и люди, живущие в них. И всё же что-то в этом маленьком провинциальном раю шло не по плану. Слишком понимающий шериф, слишком много мыслей о какой-то девчонке, и кашель, кашель обострился.

Болезнь всегда напоминала о себе внезапно, со всей силы била поддых. Он согнулся пополам, едва вдыхая воздух сквозь сжатые зубы. В груди пекло от подступающего кашля. Прикрыв рот руками, он дал волю разрывавшему лёгкие приступу. Скоро всё закончится, повторял он про себя, скоро всё закончится, ещё немного, и кашель прекратится, ещё немного, и ты окажешься...

— Дяденька, вам плохо? — откуда-то сверху раздался детский голосок. — У меня есть лекарство, мама мне всегда говорит, что от него кашель проходит. Хотите, дам вам?

Бродяга, продолжая кашлять, помотал головой и, резко махнув рукой, велел ребёнку уходить.

— Тедди, Тедди! Живо ко мне, — откуда-то издалека донёсся визгливый женский голос. Мать, наверное, увидела своё чадо и всполошилась. — Чтобы никогда больше не подходил к этому человеку, слышишь? Ух, расскажу всё твоей матери, уж она-то мигом тебе взбучку устроит!

Не мать, и всё же бродяга был благодарен ей. Чем дальше он будет держаться от людей, а от детей в особенности, тем меньше вероятность того, что он навредит кому-то, тем меньше вероятность, что он попадёт к шерифу снова.


* * *


И всё же он попал. И даже не особо этому удивился.

Шериф недовольно хмурил брови, строго глядя на своего собеседника и держа в руке новую бумажку.

— Мистер Хьюз, вы можете хоть один день не впутываться ни в какие передряги?

— Ещё одно заявление? — с любопытством спросил Хьюз. Конечно, от неуравновешенной соседки именно этого и стоило ожидать. Он вытянул шею, будто так смог бы увидеть изложенное на бумаге. — Что пишут?

— То, для чего пока не придумали статью, — огрызнулся шериф и ударил свободной ладонью по столу. — Мистер Хьюз... Доран, я могу вас так называть?

— Да, — вмиг став серьёзным, ответил тот.

— Доран, мне не нравится, что вы влипаете то в одну передрягу, то в другую.

— Иными словами вы хотите сказать, что я докучаю вам и нагружаю лишней работой?

— Я хочу сказать, что если заявления продолжат поступать, я не смогу от них отмахиваться. Не бывает так, что к невиновному обвинения липнут, как сырой снег к ботинкам, — повысил голос шериф. — Я поднял ваше дело, и мне очень жаль...

Что именно говорил шериф дальше, Доран уже не слушал. Приступ кашля подступил внезапно, и как ни старался, он никак не мог подавить его. Короткие покашливания в кулак не помогали, напротив, раздразненные лёгкие начинало печь с новой силой, а в горле мерзко чесало от подступающей мокроты. Доран сдерживал рвущийся наружу кашель, но лишь до тех пор, пока организм не потребовал кислорода, а затем, когда сил терпеть уже не осталось, он приложил ко рту ладони и выпустил кашель на волю.

К подобным приступам, какими бы неприятными и ужасающими в своих последствиях они ни были, Доран привык. Они уже давно перестали казаться чем-то страшным — скорее, малоприятным и неизбежным. Но со стороны, вероятно, его кашель смотрелся чертовски плохо, потому как шериф тут же подбежал к нему, потрепал по плечу и испуганно пробормотал:

— Эй, Доран! Ты там как? До машины дойти сможешь?

Доран кивнул, продолжая захлёбываться кашлем.

— Пойдём, Доран, пойдём, — шериф поднял его на ноги, поддерживая, и повёл к выходу из участка, на ходу бросив своему помощнику, чтобы тот в случае чрезвычайной необходимости звонил доктору Адамсу.

Когда они дошли до машины, Дорану успело полегчать. Он всё ещё кашлял, но уже мог свободно вдыхать воздух, не боясь задохнуться новым приступом.

— И часто у тебя такое бывает? — всё ещё испуганным голосом спросил шериф.

— Довольно часто в последнее время. Бронхит, наверное, — прокряхтел Доран, пару раз прервавшись, чтобы отдышаться. — Вы меня в больницу везёте?

— Да.

— У меня нет денег.

— Зато у меня есть хороший знакомый. Молчи лучше, меньше кашлять будешь, — недовольно проворчал шериф. Доран, пожав плечами, откинул голову на сиденье и тяжело выдохнул.

Весь путь они проехали в полном молчании, прерываемом лишь рёвом мотора из-под капота. Тишина, хоть и не слишком тяготила, всё же была неуютной, но и путь был коротким — больница располагалась всего в двух кварталах от участка шерифа.

— Ты посиди здесь, пока я не переговорю с доктором, — пробубнил шериф, вытащив ключ из зажигания и открыв дверцу машины. — И только попробуй сбежать.

Доран лишь кивнул в ответ и прикрыл глаза. Про себя он думал, что бежать, на самом деле надо — мало ли с каким доктором водит знакомство шериф и мало ли что тот сделает. Но в машине было так хорошо: тепло, мягко, воздух пах сосновым ароматизатором. Доран вспоминал поездки с парнями из колледжа, как они набивались по семеро человек в колымагу наподобие этой и надеялись, что никто их не поймает на пути в кампус. Когда-то машина была показателем успеха, авторитета, и Доран только и мечтал накопить денег на какую-нибудь развалюху и подлатать её собственными усилиями. Теперь он бы променял все машины этого мира на кое-что гораздо более ценное и важное, чем какая-то коробка на колёсах. Тогда он был совсем глупым, но как же было хорошо...

Стук в стекло вырвал его из воспоминаний — замечтавшись, он не заметил, как шериф вернулся.

— Доктор Адамс примет тебя сейчас, — произнёс тот, приоткрыв дверь. Доран вылез из машины, дождался, когда шериф запрёт двери, и направился вслед за ним в сторону больницы.

Внутри пахло хлоркой и медикаментами. Время близилось к концу рабочего дня, народа было не слишком много, а рядом с кабинетом доктора, к которому так упорно вёл его шериф, и вовсе никого не наблюдалось. Провожатый тихонько постучался, открыл дверь и заглянул внутрь.

— Эдвард, можно?

— Входите, — гулким басом ответил доктор Адамс, и шериф подтолкнул Дорана в сторону входа.

Доктор Адамс сидел за столом, заполняя какие-то бумаги мелким неразборчивым почерком. Кабинет его был чистеньким, аккуратным, выдержанным в холодных тонах — таким, каким и должен быть кабинет хорошего врача, который, однако, не слишком заботится о том, чтобы расположить к себе пациента.

— Присаживайтесь, — произнёс он, растягивая гласные так, что казалось, будто он вот-вот заведёт арию.

Доран присел на краешек стула. Ему было крайне неуютно находиться в настолько чистом помещении, когда сам он мылся в последний раз около полутора месяцев назад — тогда его впустил к себе один официант из забегаловки. Да и итог встречи с врачом пугал своей неизвестностью.

— На что жалуетесь, больной? Кашель замучил, да? Бронхит? — с лёгкой улыбкой на губах спросил доктор Адамс, и Дорану показалось, что он подозревает кое-что.

— Наверное, — уклончиво ответил он, глядя доктору прямо в глаза с самым невинным видом.

— Что ж, раздевайтесь до пояса, я вас послушаю.

Стетоскоп неприятно холодил кожу, и тяжелое дыхание грузного доктора не делало ситуацию менее неприятной. Доран чувствовал себя подопытной крысой — крысой, которой давно поставили диагноз, но продолжали обследовать снова и снова. Но выбора не было. Сбеги он, шериф его нашёл бы, скажи он правду — всё равно отвёл бы к доктору Адамсу. Слишком добрый, слишком обо всех заботится. Такие, как он, становятся хорошими шерифами в маленьких тихих городках, где никогда ничего не происходит, но в крупных, более опасных местах они полезны разве что жертв опрашивать. Где-нибудь в Портленде он бы успокаивал женщин, переживших насилие, и проводил воспитательные беседы с трудными подростками, а чуть первая расчленёнка — и доктор понадобился бы уже шерифу.

— Ну что? Бронхит? — с необъяснимой надеждой в голосе спросил шериф, на что доктор издевательски ухмыльнулся.

— Конечно. Бронхит. Подозреваю, от туберкулёзного больного подцепили этот бронхит, да? — он выпрямился и посмотрел на Дорана. Тот отвёл взгляд, и доктор, кивнув собственным мыслям, вернулся за стол.

— Принимаете какие-либо лекарства? — спросил он, но Доран снова ничего не ответил. — Ясно, не принимаете. Рентген делать будем? Или и без него всё знаем?

Доран отрицательно покачал головой.

— Лечиться надо. В Бангоре есть специализированное учреждение, — всё так же нараспев говорил доктор, а Доран нагло ухмыльнулся.

— Был я в Бангоре. Подлечили меня, выставили и сказали, что вернусь я к ним через год вперёд ногами.

— Что, прямо так и выкинули? — наигранно уточнил доктор. — Или сами сбежали?

— И что с ним делать теперь? — подал голос шериф, всё это время стоявший у двери.

— Я обязан позвонить в Бангор, сказать, что их пациент нашёлся, а пока они приедут, предлагаю подержать молодого человека в камере. Чтобы не сбежал.

— Ну уж нет, я хочу умереть дома, а не в ублюдской больнице, — выкрикнул Доран, подхватив свой саквояж, рванулся в сторону двери и выбежал из кабинета.

Шериф, не ожидавший подобного развития событий, кинулся за ним вслед, но было уже поздно: несмотря на болезнь, сильные молодые ноги уже унесли бродягу слишком далеко, чтобы можно было его поймать. Единственное, что услышал шериф напоследок, были слова: «Всего одно дело, шериф, обещаю!»

Глава опубликована: 26.01.2022

Глава 3. Несбыточное

Во взгляде перед разлукой нет тоски. В нём безмолвный протест. Протест против себя самой. Чувства проигрывают разуму. Чаще всего…

Эльчин Сафарли, «Я вернусь»

 

Вечернее небо было затянуто густыми облаками. Холодный ветер продувал насквозь, пробираясь своими холодными когтями под пальто и утеплённые брюки. Кристина осторожно шла по скользкому, закованному в лёд асфальту. Её кожа уже давно покрылась мурашками, пальцы ног онемели, а зубы громко стучали друг о друга. Но она должна была найти Бродягу.

Новый приступ сухого кашля вырвался из горла, заставив бабушку, проходившую мимо, оглянуться. Раскрасневшиеся щёки, жуткий кашель и постоянная слабость. Кроме этого, ничего нового за последнее время с Кристиной не происходило.

— Простыла, — спокойно заметил отец в первый день её болезни. Кашель раздирал горло, в груди болело, не переставая. Это был последний учебный день перед каникулами, и Кристина с досадой хрипела, пряча рот за сгибом локтя. Не болеть она хотела на каникулах, уж точно не болеть!

— А если грипп? На рождественских каникулах — и грипп! Только ты, Кристина, так можешь! — мама всегда всё преувеличивала, и как бы папа не пытался её переубедить, доктор всё равно был вызван. Правда, ни гриппа, ни каких-то других заболеваний у Кристины, как сказал доктор, не было. Она была абсолютно здорова, но при этом кашляла так сильно, что начинала задыхаться. Слабость одолевала Кристину, а ещё холод, жуткий холод... От него не было спасения, от него невозможно было укрыться. Даже под тремя пледами кожа Кристины покрывалась мурашками, будто была она не в теплой комнате, а в глубоком и холодном сугробе из колючего снега.

Доктор сказал, что раз симптомы есть, а болезни нет, значит, скорее всего, она просто встретила свою родственную душу. Тот человек болеет, а Кристина лишь чувствует отражение болезни. Он всё улыбался и подбадривал её, говорил, мало ли астматиков в этом мире, мало ли людей, что простужаются каждую зиму. Но Кристине казалось, что он о чём-то умалчивает, будто есть у него какие-то опасения, но он не хочет обременять её ими. И потому стоило доктору и родителям выйти из её комнаты, как Кристина аккуратно, морщась от ломоты в теле, встала с кровати и подошла к двери, завернутая во все свои пледы. С этого расстояния она смогла услышать разговор взрослых — и в этой беседе доктор оказался честнее.

— Скажите, у неё ведь это первый приступ, не так ли? — доктор пытался говорить тише, но его низкий голос звучал гулко и всё равно был отчётливо слышен.

— Да, — ответил отец.

— И из города она не выезжала? С новыми людьми не встречалась?

— Вроде нет, — неуверенно сказала мама. — За последние пару месяцев — нет.

Доктор тяжело выдохнул и тут же продолжил:

— У меня есть некоторые предположения, и боюсь, что они вам не понравятся.

— Говорите уже, доктор, — громче, чем следовало, встрял раздражённый и напуганный отец.

— Я знаю только одного человека с таким же кашлем, что и у вашей дочери. Наш бездомный гость, и у него запущенный туберкулёз. При условии тщательного ухода и лечения он бы протянул ещё полгода, может год, но... — доктор прервался и затих, а Кристина от его слов сползла вниз, уже не слушая разговоры взрослых.

В голове не укладывалось. Как такое может быть, проносилось у Кристины в голове, что этот бродяга — её родственная душа? Нет, наверняка доктор ошибается. В запястье внезапно кольнуло. Имя её половинки всё так же выделялось на запястье. Доран. Красивое имя, и мужчину, его носящего, она представляла таким же красивым: высоким, широкоплечим и почему-то кудрявым и рыжим. А знакомый ей бродяга? Росту в нём немного — на полголовы её выше, так она сама пигалица, метр с кепкой. Волосы длинные, грязные, но видно, что какие-то русые или светло-каштановые — то, что называют мышиным цветом. Не может он быть её родственной душой, не может!

На мгновение Кристина вспомнила его голубые глаза — как она смотрела в них и буквально тонула. И его голос, хриплый и неприятный поначалу, но потом, когда он разговорился... Слушала бы и слушала, не переставая.

Может, правда всё? А что, если так? За мыслями о внешности она забыла самое главное — Бродяга смертельно болен. Сердце Кристины сжалось от подступающей тоски. Он умирает, ему нельзя помочь, а она...

А она во что бы то ни стало узнает правду, решила Кристина. Дождавшись, когда родители зайдут и пожелают ей спокойной ночи, Кристина надела самые тёплые вещи, что были в комнате, и выбралась по карнизу и водосточной трубе на улицу. Она должна была найти его и поговорить, убедиться, правда ли это. Но сколько бы она ни искала его, встретить его так и не удавалось. Время было позднее, и все горожане давно прятались от ночного мороза по домам, а те, кто всё ещё был на улице, разбегались по своим норкам к чаю, к газете, к телевизору.

Но вот наконец похожая на Бродягу фигура мелькнула рядом с аптекой: он выходил оттуда, держа в руках свой саквояж. Едва увидев его вдалеке, Кристина припустилась следом.

— Бродяга, подожди! — кричала Кристина что есть мочи. — Да постой же!

Ноги подкашивались, увязая в снежной каше, но она изо всех сил пыталась угнаться за Бродягой.

— Доран! — наконец окликнула она его, и Бродяга нехотя остановился и обернулся.

Кристина подбежала к нему, задыхаясь, сняла с руки варежку и показала ему запястье, на котором было написано его имя, а затем задрала рукав его драного пальто, убедившись в том, что на его руке написано её.

— Значит, правда, — тихо пробормотала она. — Правда...

— Ну правда, а дальше-то что? — угрюмо бросил он и собрался было уходить, но Кристина схватила его за локоть и потянула на себя, останавливая.

— То есть как это? Ты же... Мы же...

— Родственные души? — Доран закатил глаза. — Вероятно, да. Но это ещё ничего не значит.

— Как это не значит? Ведь это же неразрывная связь, вечная, — от удивления Кристина округлила глаза так, что во всех своих шарфах и одёжках стала похожа на сову.

Доран наконец вырвал руку из её хватки и, собравшись уходить, напоследок произнёс:

— Девочка, забудь сказки про настоящую любовь и иди домой.

Но Кристина, вместо того, чтобы остаться стоять на месте и смотреть ему вслед, как это обычно показывают в мелодрамах, рванула за ним и догнала.

— Не пойду, — произнесла она, стараясь поспевать за его широкими шагами.

— Пойдёшь.

— У-у, — упрямо помотала она головой, и Доран остановился, раздражённо втягивая воздух сквозь сжатые зубы.

— Маленькая глупая девчонка, — каждое слово он произносил так, словно не говорил, а выплёвывал все слоги.

— Большой злой дядька, — в той же манере, что и он, ответила Кристина.

Доран постоял пару мгновений, поозирался по сторонам, а затем снизошёл до нормального тона.

— Ладно. О чём ты хочешь поговорить?

— Я... Не знаю, — ошарашенная такой резкой сменой настроения, Кристина растерялась. Теперь она и впрямь не знала, о чём именно они должны говорить. А должны ли? Наверное, да. — Но ведь это же важно.

— Не боишься меня? — устало и как-то обречённо ухмыльнулся он, и Кристина со стыдом вспомнила, как в первые дни его появления в городе, стоило ему показаться поблизости, разворачивалась и шла в другую сторону, лишь бы не пересечься.

— Раньше немного боялась, а теперь нет, — честно призналась она.

Он улыбнулся, ожидая подобного ответа, и махнул головой в сторону.

— Пойдём.

Их путь был недолог — чуть пройдя вперёд, они завернули в переулок, где стоял чуть покосившийся и явно заброшенный дом, о существовании которого Кристина и не подозревала. Одно из стёкол было выбито, скорее всего, самим Дораном, пытавшимся пробраться внутрь. В воздухе пахло плесенью и мышами. Мебель, старую и потому оставленную прежними хозяевами, покрывал толстый слой пыли. Дом производил устрашающее впечатление, но Кристина старалась не подавать вида — в конце концов, она здесь не одна.

— Извини, чаю не предлагаю, — прокряхтел Доран, усаживаясь на диванчик с выцветшим узором. — Завтра я покину город. Не хочу мельтешить у тебя перед глазами.

— Но ведь... — попыталась было возразить Кристина, опускаясь на краешек сиденья, но Доран резко её перебил.

— Я ещё не договорил, — он выдохнул, взъерошил волосы на затылке и продолжил уже спокойным голосом. — Пойми, связь связью, но она не отменяет реальность. А реальность такова, что у меня ни кола, ни двора, и даже место, где можно помыться, я нахожу не в каждом городе. Но и это не главное.

— Ты болен, — ответила она за него. Почему-то сейчас Кристине было глубоко безразлично, что она тоже может заболеть. Она сидела в метре от Дорана и всё, что её заботило — а что же, собственно, дальше?

— Да, болен. Я умру — через год, через два, а может и через пару месяцев. А ты совсем ещё дитя. У тебя впереди длинная жизнь, полная множества возможностей. У тебя семья, друзья, ты сможешь прожить такую жизнь, которой позавидует любой. А со мной ты будешь жить в постоянных надеждах на чудо, а когда чудо не случится — в горестном ожидании. Ты будешь страдать, — подытожил он, глядя на неё с самым серьёзным, не терпящим возражения видом.

— А как же любовь? — осторожно спросила она, и первая слезинка упала с её ресниц.

— Любить можно и без связи.

— И всегда знать, что это не то самое.

— Зато не будет такой боли, — произнёс он с усилием, словно ему самому тяжело давался этот разговор. — Я уже причиняю тебе боль, ведь так? Тебе плохо, грудь разрывает от кашля, тебя колотит от озноба, и ты не можешь согреться, потому что не в твоём организме дело. Лучше так, лучше любить человека, но не быть с ним связанным. Моя мама как чувствовала, всегда говорила: «Связь — это дар сродни проклятию, она даёт одно, но забирает другое. Мы получаем любовь, но теряем свободу». Если бы я мог освободить тебя, то именно это я и сделал бы.

Кристина утирала копившуюся в глазах влагу, понимая, что он прав. У них нет будущего. Все её опасения оправдались, все её мольбы мирозданию остались неуслышанными. Их судьба оказалась хуже судьбы Лестеров. Пока мистер Лестер чувствует себя хорошо, Лита может не волноваться, может верить в то, что он проживёт и до ста. Единственная болезнь мистера Лестера — старость. Болезнь, которой подвержены все, незаразная болезнь. А их конец наступил раньше, чем что-либо успело начаться. Даже если Доран останется, даже если он будет лечиться, сколько он протянет? Какова вероятность того, что он не заразит её? Доктор Адамс, считай, поставил на нём крест. Но от этого принять решение, отпустить было не легче.

— А что стало с твоей мамой? — спросила Кристина, стараясь отвлечься от горестных раздумий.

— Умерла. Задохнулась при пожаре, как и отец. Дом сгорел, и всё, что от него осталось — обломок двери с цифрами. Его-то я и ношу в саквояже, — Доран уставился в одну точку, погрузившись в тяжкие воспоминания, но быстро взял себя в руки. — Я знаю, каково терять близких. Поэтому и хочу уйти, не став слишком дорог тебе.

— Ты уже мне дорог.

— Это тебе только кажется, — усмехнулся он. — Иди домой, забудь обо мне и не печалься моей судьбе. Я её принял, прими и ты.

Что-то в его голосе подсказывало Кристине, что он вовсе не принял свою судьбу до конца, что он не относится к ней как к чему-то само собой разумеющемуся. Она взглянула в глаза Дорана, такие же печальные, как и прежде, и теперь они открывались ей, говорили, как бы ему хотелось остаться, как бы ему хотелось иметь всё — работу, дом, её. Не сейчас, но чуть позже, быть может, через пару лет. Но у них не было этого времени — было только здесь и сейчас, и здесь и сейчас он отпускал её. В уголках глаз Кристины вновь начали закипать слёзы. Почему жизнь такая несправедливая?

Заметив, что она снова начинает плакать, Доран успокаивающе погладил её по спине, а затем спешно начал рыться во внутреннем кармане пальто, из которого спустя несколько мгновений вытащил два кольца.

— Возьми, оставь его у себя. Только прошу, береги, — он взял её ладонь в свою и вложил в неё кольцо, меньшее по размеру.

— Обручальное? — внимательно посмотрев на украшение, спросила Кристина.

— Мамино. Я забрал кольца родителей после... — подтвердил он, спешно добавив: — Оно мытое, не бойся.

— Я не могу взять, это же память... — попыталась было возразить она, но он покачал головой, отстраняя её руку от себя.

— Будет при мне эта память, пока я не умру, а дальше-то что? — возразил Доран. — Со мной в могилу? Или, что гораздо более вероятно, к могильщику в карман? Пусть будет у тебя. А другое будет у меня.

— Как-то не так я себе свадьбу представляла, — сквозь слёзы попыталась пошутить Кристина. — Я буду беречь его.

Окончательно разрыдавшись, Кристина прижала руку с кольцом к своей груди и лбом уткнулась Дорану в плечо. Он принялся гладить её по спине, стараясь хоть как-то подбодрить её.

— Ну-ну, не переживай так, всё наладится. Судьба не даёт человеку больше страданий, чем он может вынести. Хотя любовь, особенно такая, как у нас, порой может принести столько страданий... Но она как зима. Холодно, постоянно болеешь, вьюги заметают дороги, но зима проходит. Уходят и чувства. И наступает новое время года, новая жизнь.

Но что бы он ни говорил, как бы не успокаивал, нужного эффекта это не производило, и ни он, ни Кристина не верили ни одному из сказанных им слов.

Глава опубликована: 26.01.2022

Эпилог

Когда призовёт к борьбе зима, ты всё же оставишь мне этот мир.

First Aid Kit — Winter Is All over You

 

— Ты уже выбрала колледж? — спросила Дороти, отламывая маленький кусочек шоколадного торта.

— Да, колледж Карри. Мама хочет, чтобы я взяла курсы английской литературы, но я собираюсь брать курсы по социальной работе. Мне кажется, это важнее, — пробормотала Кристина, задумчиво помешивая чай ложечкой и накручивая локон на палец.

— И когда родителям скажешь? — не прожевав как следует клубнику, украшавшую её десерт, встряла Элизабет.

— Когда будет уже слишком поздно, чтобы отказаться.

— Ты же обожала литературу, смогла бы преподавать в нашей школе, — недоумённо проговорила Дороти и внезапно прищурила глаза. — Уж не из-за того ли бродяги ты решила сменить направление? Всем ты не поможешь, не мечтай понапрасну.

— Давай я разберусь с этим сама, хорошо? Я чувствую, что это моё — вот и всё, — проворчала Кристина и отвернулась от подружки, уставившись в окно.

С тех пор, как Доран покинул город, жизнь потеряла прежние краски. Приступы теперь повторялись всё чаще, но стали гораздо слабее, чем прежде. Доктор Адамс говорил, что это из-за расстояния — даже если Доран уедет на другой конец света, чувствовать его она всё же будет, но не так остро, как когда они находились в одном городе. Кристину, вернее, эгоистичную её часть, эта новость обрадовала, но то, что в какой-то момент кашель стал постоянным, вселяло в неё тоску и отчаяние.

Доран умирал. Ему становилось хуже день ото дня, и, в отличие от неё, он чувствовал разрывающую грудь боль точно так же, как и прежде, и Кристина от мыслей, постоянно возвращавшихся к нему, всё больше погружалась в себя. Подруги стрекотали о своём, радуясь жизни. Родители вели тихий, спокойный быт, каждый праздник вспоминая, как они поняли, что связаны судьбой, и нашли друг друга. Даже Лите перестали слать эти дурацкие письма. А Кристина расплела свои косы, и теперь длинные волосы скрывали ото всех её красные глаза. Доран покинул город, чтобы она не переживала, не печалилась, не плакала понапрасну. Но она всё равно оказалась в точке скорби — по нему, человеку, которого она знала всего пару дней, по упущенным четырём месяцам, что они не виделись, по утраченной любви, настоящей, единственной — и которой она так и не узнала. Каждый приступ кашля, что был чуть сильнее обычного, приносил за собой страх — неужели сейчас? Но сейчас так и не наступало — за одним приступом следовал другой, и Кристина понимала, что Доран пока жив, но вот сейчас уже действительно может умереть.

Кольцо висело у неё на шее, спрятанное от всего мира, следовавшее за ней повсюду, гревшее её каким-то горестным осознанием, что где-то далеко, возможно, он смотрит на другое кольцо, отцовское, и вспоминает её. Что бы ни думал Доран, он всё же стал ей дорог. Некоторые люди становятся дороги вопреки всему, и ничего с этим не поделать.

Глава опубликована: 26.01.2022
КОНЕЦ
Отключить рекламу

10 комментариев
Wicked Pumpkinавтор
Terekhovskaya
Благодарю за обзор и за то, что нарушили тишину!)
Добрый день!
Забег копировать не буду - почитаете там.
Хочу сказать, что история меня зацепила!
Да, я не скажу, что меня прямо на 100% все устроило, были вопросы. Но... Вот честно, увидела размер - думаю. блин... 48 кило(((
Но я их не заметила.
И герои показались живыми. Вопросов осталось много. Рассказ - хороший задел на макси.
В общем, хотя времени у меня мало, но если захотите поболтать)))
Анонимный автор 1
Terekhovskaya
Благодарю за обзор и за то, что нарушили тишину!)
Я вообще не понимаю, почему она до сих пор не нарушена)))
ну, размер может пугает - это да...
Wicked Pumpkinавтор
Terekhovskaya
По сравнению со слэшем в этой же номинации, у которого больше 200 кб, 48 - это так, разминка) Если вы найдёте на это время, хотелось бы услышать более развёрнутую критику, в конце концов, те вопросы, которые у вас возникли - нужно же знать, над чем именно следует поработать.
Cute Demonавтор
Terekhovskaya
Очень рады, что вам понравилось) Да, недочеты есть, мы сами их замечаем, но очень, повторюсь, рады, что они не помешали вам при прочтении очень сильно)
Грустная история о потере там, где обычно пишут о радуге и золотых искрах. И от этого она так нравится, а еще цепляет искренностью - Кристина не вешается на соулмейта, не требует, чтобы он был рядом ежеминутно, она лишь хочет как ему лучше, отпускает - а ведь по такому заметному следу, как совместные ощущения, могла и преследовать… И в тот момент, когда она получает последнюю посылку. когда понимает, что все невозвратно кончено - нет слез. Грустно, что она одна, но есть надежда, что она сможет жить, сильная, справится. Так трогательно, что немного не хватает слов, чтобы выразить.
Wicked Pumpkinавтор
Мурkа
Благодарю за тёплые слова! Ваши доброобзоры замечательны и всегда греют душу!
Уважаемые Авторы, заношу из блогов свой обзор.

Близкие души... Не каждому дано встретить по-настоящему близкую душу. И не всегда такая встреча ведет к безоблачному счастью. Душевная близость не всегда оказывается в силах преодолеть вязкую толщу обстоятельств. И тогда близким людям приходится брести по жизни порознь.
Основные идеи, заложенные в рассказ, хороши и интересны. Немного подкачало исполнение. В целом написано всё очень неплохо, но не все выражения удачны (как можно пробубнить слово "я"?), не все сцены выглядят оправданно. Есть недочеты и с матчастью: в первой главе подруги ожидают Рождество, а затем в тот же день выясняется, что уже середина января. Несколько хуже, что почти не показано развитие отношений Кристины и Дорана. От последней их совместной сцены возникает ощущение, что некое развитие было, но нам его не показали. Ещё показалось, что момент с "домом в саквояже" хоть и раскрыт, но не полностью. Возможно, на авторов давил дэдлайн?
Несмотря на эти недочеты, от рассказа остается в целом приятное впечатление. Главным образом за счет тех основных тем, которые он поднимает. Тем бездомности, душевной близости и невозможности быть вместе. Этим рассказ ценен. Недостатки же вполне устранимы. Благодарю авторов, что принесли эту вещь к нам на конкурс.
Показать полностью
Wicked Pumpkinавтор
WMR
Надеюсь, что в ближайшее время удастся провести работу над ошибками и подправить текст. Большое спасибо вам за обзор и за этот замечательный конкурс!
Wicked Pumpkin
Пожалуйста) Вам спасибо, что пришли!
Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх