Имя на «Л» (гет)

Приходилось ли вам когда-нибудь, глядя на свою старую фотографию, удивляться самим себе из прошлого? Недоумевать, как из человека на изображении вы стали тем, кто вы есть сейчас? Мне — да. Сейчас на меня из старой деревянной рамки смотрит воодушевленная молоденькая девушка двадцати двух лет, с длинными белокурыми волосами, спадающими на плечи крупными локонами, беззаботной милой улыбкой и сияющими глазами. Глаза, пожалуй, наиболее примечательны: в них есть тот самый огонек, который бывает у людей влюбленных и смотрящих на мир с полной уверенностью в том, что в скором будущем их ожидает что-то невероятное, сказочное. Одним словом, я называю это выражение «предвкушением счастья». Предвкушение того, чему никогда не было суждено сбыться — как называется это чувство? Есть ли ему название? Возможно, для него нет подходящего слова, но вот же оно, на фотографии, подписанной с обратной стороны: «Луиза Беккер, Мараньян, 2000 год».

Эта история случилась со мной двадцать лет назад. Я жила вместе со своей матерью в одном небольшом прибрежном городке, каких в Бразилии великое множество. Мы потомки немецких иммигрантов, переселившихся на южный континент еще в позапрошлом веке, но я почему-то всегда считала себя чужестранкой. В школе меня дразнили бледнолицей, я не особо разделяла увлечения своих подружек танцами, мне была непонятна местная религия, представляющая собой сплав католицизма и языческих суеверий. Это не значит, что я не любила Бразилию, напротив, эта страна покорила мое сердце, как покоряет сердце туриста экзотический край. Мне нравилось созерцать, но я не принимала деятельного участия в празднике южной жизни, поскольку чувствовала свой нордический характер.

Моя мать содержала небольшой бар на побережье. Несмотря на это, мы никогда не были зажиточными людьми, всегда жили скромно и трудились каждый день. Однажды мне надоело все время проводить в не очень любимом мной баре, и после окончания колледжа я занялась тем делом, к которому давно тянулась душа — вела уроки немецкого в местной школе. Это приносило копейки, и мама была недовольна тем, что вместо дела я занимаюсь какой-то никому не нужной ерундой, но меня это не останавливало. На уроки я спешила со всех ног, придумывая каждый раз способы заинтересовать детей языком, на котором говорили мои предки, объяснить им легко и доступно то, что сама выучила далеко не сразу. Школа была моей отдушиной, и, тем не менее, мне приходилось помогать маме в баре, иначе она бы не справилась одна.

Иногда выдавались вечера, когда к нам приходило немного посетителей, в зале и на террасе было тихо и спокойно. После тяжелого дня можно было отдохнуть, послушать шум прибоя и насладиться вечерней прохладой. Я обожала такую обстановку и ненавидела шумные компании, с которыми обычно имела дело моя мать, когда приходилось усовещивать пьяниц и драчунов. К счастью, подобные инциденты происходили нечасто: донна Марта сумела создать репутацию заведения, в котором не рады дебоширам.

В один из таких тихих вечеров на пороге бара появился необычный посетитель. Молодой парень, одетый просто и небрежно, как раз по чудаковатой моде тех лет, с рюкзаком за спиной оглядывался по сторонам, словно ища кого-то.

— Сеньор, я могу вам чем-нибудь помочь? — поинтересовалась я.

Парень встряхнул головой, будто от неожиданности, и посмотрел на меня по-детски восторженным взглядом.

— Добрый вечер, — поздоровался он, улыбнувшись мне во весь рот. — Можно от вас отправить письмо?

Это была довольно неожиданная просьба, но я охотно кивнула.

— Нужно указать обратный адрес, а я здесь проездом, — пояснил незнакомец, хотя я, в общем-то, и не требовала с него объяснений. — У вас не найдется ручки?

Пока он писал свою телеграмму, я невольно разглядывала его. Одежда оказалась слегка поношенной, а на кроссовках и рюкзаке были видны потертости. Бедняк? С другой стороны, у парня была модная стрижка, пирсинг в ухе и татуировка на предплечье. Значит, деньги у него все же водились, но он, судя по всему, придавал им мало значения. Почему посетителю потребовалось отправлять письмо с адреса бара, разве он не остановился в гостинице или хостеле? Может быть, он вообще нигде не останавливался?

Парень, словно услышав мои мысли, сказал, не поднимая глаз:

— Я пишу своей матери о том, что скоро вернусь.

Я слегка покраснела от смущения — нехорошо было разглядывать чужого человека с такой бесцеремонностью.

— Хотите перекусить? — попыталась я сгладить неловкость.

— Пожалуй, — согласился незнакомец, заглядывая в полупустой бумажник.

— У нас есть мясо краба, жареные креветки, мокека, печенье с треской, сок манго… — перечисляла я со старанием.

— Сок манго подойдет. И какой-нибудь пирожок.

Парень с рюкзаком был едва ли не единственным посетителем в тот вечер. Он сел за столик ближе к террасе, но не спешил притрагиваться к еде, а сидел с задумчивым видом, неотрывно глядя на океан. Даже спустя столько лет я не могу точно сказать, чем именно зацепил меня этот человек при первой встрече. В его облике было что-то совершенно нетипичное, инопланетное, нечто, что мне раньше не встречалось в людях. Я с досадой ловила себя на мысли, что парень совсем не смотрит в мою сторону, а ведь именно это больше всего раздражало меня в работе — неуместное внимание мужчин по ту сторону барной стойки. Мне как никогда хотелось поговорить с этим незнакомцем, узнать, откуда и куда он держит путь, что у него на душе. Однако я не стала этого делать, так как мне претило навязываться кому-либо. Вскоре он покинул бар, а я постаралась выбросить из головы настойчивые мысли о несостоявшемся знакомстве.

На следующий день перед занятиями в школе пришла моя давняя подруга Рут, чтобы пригласить меня на праздник в рыбацкой деревне. Удивительно, но на этот раз ей даже не пришлось меня уговаривать.

— Лу, ты ли это? — с задором смотрела на меня смуглая мордашка, обрамленная кучерявыми волосами. — Неужели тебе не нужно готовиться к урокам, или твоей маме не нужна будет помощь в баре в выходные?

— Нужно и готовиться к урокам, и помогать в баре, — вздохнула я, — так что же мне теперь, не веселиться?

— Вот это дело! Вот за это я тебя хвалю! — одобрительно произнесла Рут. — Завтра в семь вечера я буду ждать тебя.

Я только рассеянно кивнула.

— Луиза? — заподозрив что-то, настороженно спросила подруга. — Ты в порядке? Больно вид у тебя мечтательный.

— У кого? У меня? Все отлично, Рут, не выдумывай! — отмахнулась я.

День прошел незаметно. Вечером в баре было полно народу, а он не пришел снова. «Наверное, уже уехал к своей маме», — подумала я и продолжила вытирать стаканы. Больше мысль о странном парне в тот вечер мою голову не посещала.

* * *

Ах, эти деревенские праздники! Кто может описать эту атмосферу радости, когда после трудной рабочей недели народ из поселка собирается вместе, чтобы повеселиться, потанцевать любимые танцы, спеть любимые песни и поиграть на любимых музыкальных инструментах, пообщаться, посмеяться, влюбиться, в конце концов? Звуки аккордеона и запахи рыбных лакомств; девичий смех и морской бриз; босые ноги, танцующие на песке; горящие, словно звездочки, глаза и белоснежные улыбки; разноцветные бумажные гирлянды и яркие фонари; кашаса, льющаяся по стаканам… Я не так часто выбиралась на эти мероприятия, но каждый раз они невольно заставляли меня трепетать перед широтой бразильской души.

Рут, надевшая свой лучший наряд, гордо выступала чуть впереди меня. Веселье уже было в самом разгаре, молодежь в центре небольшой площадки танцевала ламбаду.

— Ты посмотри-ка, как эта фифа Жулинья расплясалась! — возмущенно болтала она. — Не успела бросить Фелипе, как опять распушила свои хвосты! Если она хоть близко подойдет к Тьягу…

Я слушала подругу вполуха, но не из-за того, что мне было неинтересно, а из-за царившего вокруг шума. Вдруг среди толпы я заметила того самого парня, заходившего к нам бар. Он не танцевал, а стоял чуть в стороне, улыбаясь и хлопая в ладоши в такт музыке.

— А там кто? — сдерживая подступившее волнение, спросила я Рут. — Ты знаешь этого человека?

— Кого?

— Да вон там, в желтой майке.

— Этого впервые вижу. Ба, да он красавчик! — воскликнула она. — Лу, пошли, познакомимся!

— Нет! — резко запротестовала я.

Смуглянка посмотрела на меня с недоумением.

— Слушай, зачем мы будем ему навязываться? — оправдывалась я. — Это, наверное, турист, он посмотрит праздник и уйдет.

— Так тем более, чего ты боишься? Мы просто поболтаем.

— Лучше иди ты, я не пойду.

— Луиза, да ты, никак, спятила! — рассердилась Рут. — Ну и ладно, стой тут одна!

Спустя пару минут я видела, как моя подруга запросто ведет разговор с незнакомцем, и мысленно ругала себя за вечную застенчивость. Из-за нее я уже потеряла свою первую любовь, банально не сумев как следует наладить общение с парнем, который мне нравился с самого детства. У него уже была невеста, а о моих чувствах он так и не догадался, считая меня просто соседской девчонкой. Они оба танцевали на площадке, влюбленные и счастливые, и я с удивлением заметила, что этот факт меня впервые не ранит. Мне было бы все равно, даже если бы они прямо на моих глазах пошли под венец.

— Луиза, познакомься, это Эд, — прервал мои размышления задорный голос Рут, буквально тащившей за руку парня.

— Привет! — добродушно помахал он мне рукой. — А я тебя помню, ты работаешь в баре на пляже.

— П-привет, — как можно более спокойно поздоровалась я. — Я тоже тебя помню, ты заходил отправить письмо.

— Верно! Как дела?

— Хорошо, спасибо, — вежливо ответила я, обнаружив, что Рут благополучно ретировалась на танцпол, оставив меня один на один с новым знакомым. — Ты впервые у нас в городе?

— Я объездил почти всю Бразилию, но здесь мне пока нравится больше всего.

— Правда? Так ты путешественник?

— Я просто смотрю на мир, — пожал плечами парень. — Мне так понравились ваши песчаные дюны!

— Дюны? — удивилась я.

— Да, они похожи на пустыню, — мечтательно произнес Эд.

— Ну, это и есть в каком-то смысле пустыня, но я не советую тебе гулять по ним просто так — легко потеряться, а то и увязнуть где-нибудь насмерть.

— За меня не бойся, я нигде не пропаду, — рассмеялся он.

— Если хочешь полюбоваться пейзажами, то лучше отправиться в заповедник Ленсойш, — посоветовала я.

— Спасибо, я запомню. Сейчас я собираюсь возвращаться в Рио.

— Там живет твоя мама?

— Да, и папа. Я должен найти своего отца. В основном, я еду туда из-за этого.

Я немного растерялась, не зная, что ответить на его слова. Мне показалось, что Эда что-то гнетет, и он хочет поделиться этим с кем-нибудь, пусть даже со случайной знакомой. Делимся же мы иногда переживаниями с таксистом, попутчиком в поезде или парикмахером… Всем своим видом я показывала, что готова слушать. После небольшой паузы Эд продолжил:

— Вообще-то, я родился в Рио, но большую часть жизни прожил в провинции. Я был еще маленьким, когда мать увезла меня в Пара, в глухую деревню подальше от отца.

— Какой ужас! Они в разводе?

— Нет, они никогда не были женаты. У отца другая семья, жена, понимаешь…

— Ах, вот как, — понимающе кивнула я.

— Для всех окружающих я был его крестником, но я-то знаю, что он мой отец и никто другой, хоть мама и рассказывала мне про какого-то Эдвалду, в честь которого меня назвали.

— Боже мой, ну и ситуация! — теперь я уже на самом деле была слегка шокирована услышанным.

— Она прятала меня от него много лет, думала, я забуду, но я никогда не забывал!

— Может, у твоей мамы были причины на это?

— Да не было особых причин. Она просто ревновала и хотела, чтобы я был только ее сыном.

— Даже не знаю, что тебе посоветовать… Я сама не видела своего отца много лет.

— Ты знаешь, где он?

— Нет, и мало кто знает. Впрочем, я не хочу об этом сейчас говорить, если ты меня извинишь, конечно.

— Прости, Луиза, — спохватился Эд. — Пойдем танцевать?

— Я не очень хорошо умею танцевать ламбаду… — смутилась я.

— А я вообще не умею ее танцевать, мне по душе другие танцы, но я готов научиться.

Все происходило со мной как во сне. Еще накануне я убеждала себя забыть про этого парня, а тем вечером мы с Эдом танцевали весело и непринужденно, словно старые друзья. Куда-то делась моя застенчивость, я смеялась и шутила вместе с ним, то и дело замечая завистливые взгляды девиц из деревни.

Праздник закончился, я и Рут попрощались с Эдом. Он обещал еще раз заглянуть в бар перед отъездом в Рио. Несмотря на сильную усталость, я чувствовала себя абсолютно счастливой.

— Ну, рассказывай, о чем вы с ним говорили? — сгорая от нетерпения, спрашивала меня Рут.

— Да так, обо всем, — неопределенно ответила я, не желая пока поверять сердечные тайны даже близкой подруге.

— Лу, вы обалденно смотритесь вместе!

— Брось ты! Кто говорит про «вместе»? Мы поболтали, потанцевали, он ушел, вот и все.

— Ой, ну ла-адно тебе, тихоня! То-то я тебя не знаю! Когда ты вообще последний раз с кем-то танцевала?

Я с показной обидой нахмурила брови.

— Видела, как Жулинья смотрела? Бьюсь об заклад, она сама положила глаз на красавчика, но тут Луиза из бара Беккеров уделала ее по всем статьям!

— Рут, у меня уже живот болит от смеха! Ну, хватит, правда.

— Кстати, я же взяла с собой крутой фотоаппарат и не сделала ни одного твоего снимка! — раздосадовано вспомнила подруга. — Вставай куда-нибудь, я тебя щелкну.

Так появилась фотография, о которой упомянуто в начале рассказа. Это лишь первая часть самой необычной истории, когда-либо случавшейся в Мараньяне.

После праздника несколько дней я ждала, что Эд заглянет попрощаться, однако он все не заходил и не заходил. Радостное ожидание сменилось тревогой, а затем обидой и унынием. Мир как-то вдруг потерял свою прелесть, ничего не радовало, даже закаты над океаном, которые я так любила наблюдать по вечерам, улучив минутку, чтобы уйти из бара.

— Луизинья, ты уже которое время сама не своя, — сказала мама, устав ежедневно наблюдать скорбное выражение моего лица. — Что случилось, дорогая? Ты поссорилась с кем-то или у тебя неприятности на работе?

— Нет, мам, все хорошо, правда. Немного нездоровится, вот и все.

— Что случилось? — с беспокойством в голосе спросила она. — Луиза, да ты же вся бледная! Я вызову врача.

— Я купалась в прохладной реке и простыла, но это было давно, сейчас мне уже лучше, — соврала я.

Мать посмотрела на меня тем самым взглядом, какой у нее бывал, когда в детстве я скрывала какую-то шалость. Покачав головой, она ничего не сказала и хотела уже уйти работать, как с лестницы донесся голос Рут:

— Донна Марта! Донна Марта! Луиза у себя?

— Заходи Рут, — строго произнесла мама. — И скажи-ка мне, что это за история с купанием в холодной речке, ты знаешь что-нибудь?

Я взглянула на подругу умоляющими глазами.

— Да ничего особенного, донна Марта.

— Смотрите мне, заговорщицы! — пригрозила мама и вышла из комнаты.

— Ну что, подруга, он так и не заходил? — сочувствующе спросила Рут.

— Не-а, — я ответила предельно кратко.

— Вот ведь обманщик!

— Ну перестань, он ничем мне не обязан, — отмахнулась я. — Подумаешь, встретились случайно два раза, потанцевали, что дальше?

— Не оправдывай его, Лу. Он обещал навестить тебя, значит, он должен был это сделать. И вообще, я была об Эде лучшего мнения, а он обычный заезжий гастролер. Не удивлюсь, если в каждой деревне, куда приезжает этот тип, он заводит по подружке.

— Довольно о нем. Был и был, лучше давай сходим в библиотеку, мне надо взять методичку по немецкому для второго класса и пару словарей.

Мне был неприятен разговор об Эде, и я поспешила сменить тему. Я прекрасно понимала, что Рут права, и он повел себя очень некрасиво, однако даже не это удручало меня. Эд был случайным человеком и имел право поступить так, как он поступил, я сама виновата в своих страданиях. Впредь будет наука — не мечтать о первых встречных парнях.

Успокоив себя таким образом, я продолжала жить обычной жизнью: вела уроки, помогала матери в баре, общалась с Рут, находила радость в мелочах.

Прошло не так много времени, и в один прекрасный день за барной стойкой я увидела знакомое улыбающееся, загорелое лицо. От неожиданности я чуть не выронила тарелку из рук, но не подала виду, что озадачена.

— Привет! — как ни в чем не бывало поздоровался Эд.

— Привет, — сухо ответила я. — Ты до сих пор не уехал? Я думала, что ты давно в Рио.

— Я был в Рио, но приехал обратно.

— Вот как?

— Я вспомнил про заповедник, о котором ты мне рассказывала, и решил, что обязан увидеть это место перед тем, как займусь своими делами.

Мне немного польстило то, что он все-таки не забыл наш разговор и даже вернулся ради Ленсойша, который я ему рекомендовала.

— Ты мог бы сделать это еще до отъезда, разве нет?

— Хочешь поехать туда со мной? — без тени смущения предложил Эд, все так же глядя на меня невинными карими глазами.

Непосредственность этого молодого человека уже начинала сбивать меня с толку. Кто мог бы согласиться на такое приключение? Лишь самые безрассудные девушки, не иначе.

— Я предпочитаю экскурсией.

— Что ж, как хочешь, — пожал он плечами. — Может, тогда просто прогуляемся?

— А это с удовольствием! — охотно согласилась я. — Я отпрошусь сегодня пораньше часа на два, ты подождешь меня?

— Заметано!

— Луиза, с кем ты там болтаешь? — услышала я недовольный голос мамы. — Посетители ждут!

— Сейчас-сейчас, я как раз обслуживаю посетителя! — крикнула я в ответ, сгорая от чувства неловкости.

Я освободилась часов в восемь вечера. Эд, кажется, сидел возле бара целый день — как он только так мог?

— Как прошла твоя поездка в Рио? — поинтересовалась я, уже забыв все обиды.

— Не слишком удачно. Я пока не сделал ничего из того, что запланировал. А ты как?

— Я как всегда… Работаю в баре и веду уроки, ничего особенного.

— Какие уроки? — удивился Эд.

— Я преподаю немецкий в начальной школе, кажется, я не рассказывала тебе об этом?

— Ого, ничего себе! Не знал, что ты учительница.

— Как видишь, я умею не только вытирать стаканы, — со смехом сказала я.

— А я даже школу не закончил, — без стеснения поведал мне парень.

— А что так?

— Я все время сбегал, с самого детства, как только оказался в деревне. Я не хотел быть там, куда меня привезли, мне хотелось разыскать дорогу к отцу. Не задалось у меня со школой.

— Это очень грустно, — с сожалением произнесла я. — Может быть, тебе просто не везло с учителями?

— Нет, Луиза, не в этом дело. Все это не для меня — сельские школы и прочее. Мое место было рядом с папой, и меня его лишили. Знаешь, какой у меня папа? Он ученый, уважаемый человек, он знает все на свете. С ним мне и учителя были бы не нужны.

Мне казалось, что порой Эд несет откровенную чушь. Как ни странно, это не отталкивало меня от него, а еще больше заинтересовывало. Он был как бы ребенок в теле взрослого, он говорил все, что приходило в голову, не задумываясь о приличиях и условностях. Такая искренность невольно подкупала.

— Ну, а твоя мама? Кто она? Ты совсем о ней не рассказываешь.

— Моя мама… — задумался парень. — Мы с ней очень разные, но я люблю ее и всегда любил. Просто она думает, что любить — это постоянно быть рядом, быть запертым в клетку, а моя любовь не такая.

— Какая не такая? — задала я вопрос, почувствовав, что сердце забилось чуточку быстрее.

— Где бы я ни находился, я люблю и это всегда со мной. Мою любовь не надо доказывать, она есть и все, а мама не понимает этого.

— Она, наверное, очень скучает по тебе.

— Ну, я же не насовсем ее оставляю. На самом деле, я не хочу выбирать между родителями, мне дороги оба, вот только мама очень упрямая, ее упрямство все портит.

— Моя тоже с характером. Видишь, какой бар она построила в одиночку? У нее железная хватка, иначе бы мы с ней просто не выжили.

— Но тебе бывает с ней непросто?

— Если честно, то очень часто. Как ты и сказал, она хочет держать меня в клетке и контролировать каждый шаг, словно я ее пожизненная собственность.

— Ох уж эти матери, — улыбнулся Эд. — А твой отец? Ты не хотела говорить о нем в прошлый раз.

— А что о нем говорить? Алкоголь интересовал его больше, чем семья. Когда-то он был рыбаком, но все пошло по наклонной. У меня и фамилия мамина девичья. Я даже не уверена, жив ли он сейчас.

Так мы говорили и гуляли по побережью до позднего вечера, потеряв счет часам. То, что я видела этого человека всего третий раз в жизни, не имело никакого значения — я чувствовала, будто знала его сто лет. Похоже, и он проникся ко мне доверием. Дойдя до причала, мы остановились, чтобы попрощаться. Мне хотелось, чтобы эти минуты тянулись вечно, да они и тянулись вечно. Стоит мне закрыть глаза и вспомнить тот вечер, я вижу каждую деталь, слышу каждое слово, ощущаю каждое дуновение морского ветра, словно во времени перекинут мостик.

— Ты теперь в Ленсойш?

— Да. Знаешь, Луиза, я не просто так приехал. Я чувствую, что в моей жизни приближается момент, когда я обрету себя или погибну, одно из двух. Мне нужно подготовиться к этому моменту, а в одиночестве среди природы это сделать легче всего.

— Что ты такое говоришь? — испугалась я.

— Это сложно объяснить, — проговорил он, рассеянно дотронувшись до мочки уха. — Когда я узнаю, что же такого произойдет, я обязательно расскажу тебе.

— Эд, мы ведь еще встретимся, правда?

— Ты можешь называть меня Лео, — с какой-то необычной теплотой сказал он.

— Но…

— У меня двойное имя — Леандру-Эдвалду.

— У меня тоже — Мария-Луиза. Правда, Марией меня никто никогда не называет, — тянула я время, как могла. — Кстати, имя Лео тебе больше подходит. Мне почему-то постоянно хотелось назвать тебя именем на «Л».

— Честно? — засмеялся Лео. — Впервые слышу, что кто-то угадывает первую букву моего имени. Эй, да и твое ведь начинается на «Л»!

Я густо покраснела, сама не знаю, от чего. Мы с Лео крепко обнялись на прощание, от чего мои ноги предательски подкосились, а частый пульс выдавал мое волнение. Я пожелала ему удачи, и он, закинув на плечи свой рюкзак, зашагал к причалу, сел на паром и исчез посреди темных волн.

Дни шли своим чередом. Мое лицо очень часто имело мечтательное выражение, которое я оставляла разве что за порогом учебного класса, ведь нет ничего более нелепого, чем учительница с блаженной физиономией. А вот за барной стойкой я постоянно витала в облаках, что не могло не привлечь внимания моей матери. Однажды она решила провести со мной серьезный разговор на эту тему.

— Луиза, скажи мне честно, что произошло? Ты так странно ведешь себя последнее время: то грустишь, не переставая, то улыбаешься чему-то втихаря по целым дням. Дочка, ты влюбилась?

Вопрос мамы застал меня врасплох. Я не могла сказать, что я влюбилась — слишком мало я знала Лео, слишком зыбкой была наша дружба, если можно так это назвать. И все-таки сердце радостно пело, когда я вспоминала наши разговоры, его открытую добрую улыбку и скрытую печаль в глазах. Где он? Нашел ли своего отца, навестит ли меня еще раз и когда? Последнее, к слову, было не так уж важно. Шестое чувство не просто подсказывало, а кричало мне о том, что я важный для него человек и Лео, где бы он ни находился, так или иначе связан со мной. Откуда взялась эта уверенность, я не знаю, да и многие ли из нас задумываются о таких вещах в юности, когда душу переполняет желание любить?

— Мама, нет, у меня просто хорошее настроение, — отпиралась я.

— Вижу-вижу, — скептически покачала она головой. — А имя у твоего настроения есть?

— Мама, что это за допрос?

— Не сердись, Луиза, — смягчилась суровая донна Марта. — Ты ведь знаешь, что единственное мое желание, чтобы ты была счастлива. Ты еще так молода, так наивна, любой проходимец может обойтись с тобой плохо. Девочка моя, ты еще не научилась противостоять этому миру, доверься мне, я всегда тебе помогу и дам совет.

— Ну… есть один парень… — покраснев, как рак, и опустив глаза в пол, пробормотала я.

— Продолжай.

— Мы виделись всего пару-тройку раз, гуляли, разговаривали. Он родом из Рио, а сюда приезжал отдохнуть.

— Луиза! — снова переменилась мать. — Сколько раз я говорила тебе не связываться с туристами, особенно из Рио?

— Так и знала, что ты будешь ворчать! — обиделась я. — А потом еще спрашиваешь, почему я не хочу рассказывать тебе личное.

— Ладно-ладно, дочка, прости. Так что тот парень?

— Знаешь, он не похож на других людей, он своеобычный. Всегда говорит то, что думает, поступает сумасбродно, но живет так, как велит сердце.

— Интересно. Когда ты успела узнать о нем такое?

— Это и так видно, — пожала я плечами. — Он немного похож на меня, я ведь тоже не от мира сего, ты сама так говорила.

— Ох, вот это и нехорошо, — вздохнула мама. — Тебе нужен кто-то, кто будет опускать тебя с небес на грешную землю. Тот, кто будет думать, где достать хлеб и как прокормить детей, пока ты будешь строить свои воздушные замки. Что ты знаешь об этом парне? Кто его родители, как он воспитан? Как относится к людям, есть ли у него образование, работа и крыша над головой? Уверена, что ты об этом даже не подумала. Увидела красивую картинку и нафантазировала себе невесть что, я же права?

— Мама, я больше не желаю говорить об этом, — пыхнула я и спустилась вниз, в бар.

В зале по радио играла невероятно красивая мелодия*. Я вслушалась в слова и замерла:

«Чувствую, что знала тебя давно,

В другом тысячелетии, под другим небом.

Скажи, помнишь ли ты еще меня?»

Сердце сжалось, а к горлу подступил комок слез. Даже я сама не смогла бы так точно описать свои чувства, как это сделано в песне. Мама никогда не понимала этого… Она была человеком дела, далеким от мистики, разве могла она понять, каково это — встретить человека, которого ты знала в другом тысячелетии, под другим небом? А в том, что я встретила именно его, я ни секунды не сомневалась.

Проходили недели, месяцы. Мой фанатизм по отношению к Лео несколько угас, голову занимали насущные дела и проблемы. Иногда накатывала какая-то непонятная тоска, щемила сердце, не давала заснуть, но это не длилось долго. Как-то раз мама, проверяя корреспонденцию на имя бара, обнаружила письмо в простеньком конверте, отправленное из Рио. Услышав об этом, я молнией подскочила к маме и выхватила у нее этот злосчастный конверт. Она промолчала, с укором посмотрев на меня, но мне это было неважно. От волнения перехватило дыхание, сомнений быть не могло — это письмо от Лео! Сохранив его до вечера, как дорогую реликвию, я принялась читать у изголовья своей кровати:

«Привет, Луиза! Ты ни за что не поверишь, откуда я пишу тебе это письмо. Сбылась моя давняя мечта — я поехал в Марокко вместе со своим отцом и увидел настоящую пустыню. Это чудесное место, жаль, что ты его не видишь. В Мараньяне тоже красиво, но в Марокко даже солнце светит по-другому. Здесь все не так, как у нас в Бразилии. Город похож на каменный лабиринт, повсюду люди, и все они носят закрытую одежду. Очень много рынков, лавок, закусочных. Я впервые увидел мечеть и молящихся прямо на улице арабов. Здесь много такого, что я не смогу описать, но очень хочу показать тебе».

Улыбка на моем лице расползлась до ушей. На душе было невероятно тепло, когда я читала эти строки. Однако дальнейшее повествование сначала насторожило меня, а потом и вовсе разбило сердце.

«Ты знаешь, что я с детства мечтал о пустыне? Мне часто снился сон, в котором я вижу женщину в чадре, идущую мне навстречу. Я всегда знал, что наступит день, когда я увижу эту женщину, и никто мне не верил, а я увидел ее! Мы с папой пошли в гости к его другу. Он живет в огромном красивом доме с колоннами, где повсюду ковры, фрески, платки. Я захотел посмотреть этот дом и пошел по коридору, вдруг услышал музыку и решил узнать, откуда она звучит. Только представь, что я почувствовал, увидев за занавеской, как та самая женщина из моего сна танцует! Ты, наверно, удивишься, как я узнал ее. Это точно она, она тоже узнала меня! Мне никогда не забыть этот взгляд. Женщина, которая была с ней, закричала дурным голосом, прибежали отец и сеньор Али и выпроводили меня. Но мы еще встретимся с ней, вот увидишь».

По щекам потекли слезы, мне буквально казалось, что что-то тяжелое придавило меня сверху. Настолько острым было это ощущение, что я даже сползла с кровати, сев на пол. Отдышавшись, я через силу продолжила чтение письма.

«Луиза, пока мы не виделись, столько всего произошло в моей жизни! Я нашел отца не сразу, потому что мама препятствовала нашей встрече. Она вообще пыталась обмануть меня, говорила, что Альбьери мне никто, познакомила с Эдвалду, а потом оказалось, что Эдвалду не может иметь детей. Отец тоже все это время вел себя странно, не давал ни с кем встретиться: ни с Эдной, ни с моей крестной Иветти, просил меня оставаться в церкви под присмотром своего знакомого падре, потом мы приехали сюда. А еще я узнал, что у чернокожей матери, такой, как моя, не может быть белокожего сына вроде меня. Мало того, что я до сих пор толком не понял, кто мой настоящий отец, так теперь и мать, возможно, не моя мать.

Я отправлю тебе это письмо, когда вернусь в Рио. Приезжай в гости, если сможешь.

Лео»

К первому листу прилагался еще один. Судя по всему, это было второе письмо, написанное уже по возвращении в Бразилию. Прочесть его я нашла в себе силы только спустя два дня, до этого всячески подавляя в себе дикую боль и гнев на саму себя за то, что позволила себе мечтать больше, чем оно того стоило.

«Я снова пишу тебе, Луиза. Я вернулся из Марокко, но не с папой, а с Иветти. Она уверена, что знает, кто мой настоящий отец, и даже водила меня к нему в дом. Знаешь, все они странные, все-все. Сначала Иветти смотрела на меня, как на привидение, а в том доме вовсе решили, что я вернулся с того света. Говорят, я очень похож на сыновей-близнецов этого человека, его зовут Леонидас. Да что уж, я сам видел, там полно фотографий с моим лицом. Не просто похожим, это мое лицо! Как такое может быть? Леонидас и служанка Далва называют меня Диогу — так звали давно погибшего близнеца. Другие называют Лукасом — это второй близнец. Сейчас кого бы я ни встретил, люди смотрят на меня этим взглядом, видят Лукаса или Диогу, а меня не видят. Иветти говорит, я так похож на них, потому что я их брат, кто знает, может быть, это правда. Я почувствовал что-то такое, когда этот сеньор Леонидас обнял меня… Не знаю даже, как объяснить. Я действительно почувствовал себя его сыном, но не так, как это бывает с Альбьери. И в дом этот меня тянет, сам не понимаю, почему. Я совсем запутался. Надеюсь, мы скоро увидимся и я все смогу рассказать тебе лично.

Лео»

Если первое письмо расстроило меня до невозможности, то второе сильно озадачило. Да что происходит у этого парня? Может, у него не все в порядке с головой? Я решила спросить мнения Рут.

— Это какая-то чушь! — воскликнула подруга спустя десять минут сосредоточенного изучения письма. — Лу, я думаю, что он сумасшедший.

— Я думала об этом, — с огорчением сказала я, — но давай сначала все же попробуем разобраться в ситуации.

— Хорошо, будь по-твоему. Итак, все эти люди, о которых он пишет, как-то связаны между собой: родственники, друзья и так далее. Я правильно понимаю, что Альбьери это так называемый отец Лео, которого он порывался разыскать?

— Да. Он помешан на нем, почти все время говорит на эту тему.

— И что именно говорит?

— Рассказывал, что мать увезла его в детстве подальше от отца, с тех пор поиск дороги назад стал смыслом его жизни.

— Значит, не зря увезла, — ухмыльнулась Рут. — Ребенок с детства был помешан на взрослом человеке, который его биологическим отцом, похоже, не является?

— Он его крестный.

— Это кое-что объясняет. У крестного есть свои дети?

— Я не в курсе. Лео упоминал его жену, про детей ни слова.

— Если так, то, вероятнее всего, детей у него своих нет. Хорошо, с этим более-менее ясно: бездетный человек чрезмерно заботился о крестнике, слишком привязав его к себе. Раз мать забила тревогу, значит, болезненную привязанность имел не только мальчик, но и сам Альбьери, иначе нет смысла увозить ребенка в глушь.

— Рут, ты никогда не задумывалась о карьере в полиции? — пошутила я.

— Еще какая-нибудь информация об Альбьери? — проигнорировала шутку подруга.

— Со слов Лео, он ученый, врач, причем, весьма выдающийся.

— Так-так, становится любопытно. Теперь давай про Иветти и Леонидаса. Если Альбьери крестный, а Иветти крестная, стало быть, они знакомы друг с другом. В то же время крестная говорит, что знает настоящего отца Лео, поэтому я уверена, что Альбьери знает и Леонидаса в том числе.

— И о чем это говорит?

— Он мог что-то знать об их родстве, но по неизвестной причине скрывал это.

— Если Леонидас принял Лео за своего покойного сына, значит, они действительно сильно похожи, — рассуждала я. — С другой стороны, каждый понимает, что умершие не возвращаются и не станет называть даже очень похожего человека именем покойного.

— Поэтому я и говорю, что это бред сумасшедшего.

— Я все еще верю, что это может быть правдой. Абсурдной реальностью.

— Слишком много деталей в этой мозаике, Лу. И все удивительно сходятся между собой, так просто не бывает. Даже загадочная женщина в чадре из сна — и та оказалась не где-нибудь, а в доме знакомого сеньора.

Я поежилась при упоминании о восточной женщине.

— Да уж, загадал нам загадку твой Лео!

— Ты сама меня к нему потащила, — напомнила я.

— Не глупи, я увидела, что он тебе понравился, и решила помочь познакомиться. Я ж не знала, что он повернутый на всю голову. Держись-ка ты подальше от него, Лу. Если приедет, не сюсюкай с ним, не отвечай на письмо и тем более не езжай к нему в гости. Эх, а жаль, парень красивый, и смотрелись вы здорово.

— Рут, не сыпь соль на рану! Мне и так нелегко.

— Понимаю, подруга, — сказала она, обнимая меня за плечи. — Ты еще встретишь своего человека.

— А кто сказал, что он вообще существует, этот свой человек?! — внезапно вспылила я. — Почему люди так уверены, что у всех обязательно должна быть половинка? Я не хочу жить ради встречи с мифическим принцем лет так через пять, я хочу жить здесь и сейчас! И если я люблю, то люблю, неважно, кого и какие у этого перспективы! Я имею право чувствовать, этого у меня никто не заберет!

Я расплакалась на плече у подруги. Сложно описать всю гамму эмоций, которые я испытывала. Здесь были и разочарование, и недоумение, и растерянность, и досада, а посреди этого болота негатива — слабенький лучик надежды на то, что все как-нибудь разрешится и наладится.

Чтобы доломать свои розовые очки, я взяла в библиотеке научно-популярной литературы по психиатрии и погрузилась в предмет. Нет-нет, да находила у Лео признаки того или иного отклонения, связать в единую цепочку которые я, естественно, не могла. Стало ясно лишь одно — парень действительно с чудинкой и, кажется, дело серьезно.

Примечания:

*В тексте использован перевод отрывка из песни Adriana Mezzadri — Marcas de Ayer.

Я так и не ответила на письмо Лео. С одной стороны, меня мучила совесть, с другой, здравый смысл говорил мне не поддерживать контакт с душевнобольным человеком для своего и его же блага. К своему стыду, я опасалась людей с такими особенностями, невольно сравнивая их с алкоголиками. Уж чего-чего, а на неадекватное поведение отца я насмотрелась в детстве, хоть и по другой причине.

Несмотря на мое игнорирование, Лео все же приехал. На этот раз он не стал заходить в бар, а ждал меня возле школы после уроков. С минуту я соображала, как он узнал, где именно я работаю, пока не вспомнила о том, что как-то вскользь упоминала это место. Лео сидел в школьном дворе. Вокруг бегала веселая детвора, играла в футбол, кричала, смеялась, а он был таким подавленным, таким грустным и все время смотрел себе под ноги. Услышав мои шаги, парень встрепенулся и поднялся мне навстречу. До чего же растерянное было у него лицо!

— Луиза… — начал он со слабой улыбкой.

— Здравствуй, Лео, — поздоровалась я, лихорадочно думая, какую тактику поведения с ним мне выбрать.

— Ты тоже теперь меня боишься?

— Что? — воскликнула я, уводя его с детской площадки. — Что за вздор, Лео? Я? Боюсь тебя?

— Меня все боятся, — уныло проговорил парень.

«Вот, очередная навязчивая идея», — подумала я, но вслух сказала другое, решив отвлечь его разговором на другую тему.

— Как твои дела, чем ты занимался дома?

— Я не хочу говорить о доме. Я приехал сюда только для того, чтобы не быть дома.

— Что-то случилось?

— Да нет, не в этом дело. Понимаешь, там я для всех диковинная зверушка, не человек. Здесь меня хотя бы не замечают, здесь я не выделяюсь из толпы, так намного легче.

Заметив-таки, что я сбита с толку, Лео поспешил объясниться.

— Ты не в курсе, конечно. Луиза, ты читала мои письма?

Я кивнула.

— Я писал тебе о том, что в моей жизни происходят странные вещи. Отец, который мне не отец, потом мать не мать, потом другой отец и брат, похожий на меня как две капли воды.

Я молчала, внимательно слушая и давая ему выговориться.

— Одни падали в обморок, увидев меня, другие крестились, третьи таращили глаза, словно увидели призрака. После стали смотреть с любопытством, как на редкий экспонат в музее или даже как на инопланетянина. Это невыносимо!

— Лео, ты хорошо себя чувствуешь?

— Понимаю, ты думаешь, что я сумасшедший, — говорил парень дрожащим голосом, со слезами, застывшими в глазах. — Лучше бы это было так, лучше бы я проснулся завтра, и мне сказали, что весь последний год моей жизни — бред. Но это не так. Луиза, все просто. Я клон.

— Кто?!

— Клон. Копия, калька с другого человека.

Мне срочно понадобилось присесть на лавочку. Вариантов происходящего было всего два: либо передо мной человек, которому нужна медицинская помощь, либо на моих глазах свершилось нечто фантастическое и поразительное.

— Т-то есть, как это? Такое возможно?

— Зря я приехал, — буркнул Лео, развернулся и быстро зашагал по пыльной дороге.

— Стой! — крикнула я, догоняя его. — Да стой же, ты, дурачок!

Я перегородила ему путь, упершись ладонями в его плечи. Мы смотрели друг другу в глаза, и глаза говорили гораздо больше, чем могли бы рассказать слова.

— Лео, не нервничай так, прошу! Спокойно и по порядку расскажи мне обо всем, что произошло, я клянусь, что постараюсь понять тебя и помочь! Я твоя подруга, я здесь, я всегда буду рядом, если тебе это понадобится.

Вместо ответа он крепко обнял меня, прижавшись ко мне так, будто я его единственная надежда на спасение. Похоже, мне никогда не забыть этого.

Наконец, я узнала его загадочную историю. В начале восьмидесятых произошла трагедия: погиб Диогу, сын одного предпринимателя из Рио, любимчик семьи и крестник того самого доктора Альбьери. Альбьери был опытным генетиком, и безутешное горе сподвигло его на рискованный и крайне необдуманный шаг. Втайне ото всех он создал клона из генетического материала Лукаса, близнеца Диогу, который, ничего не подозревая, пришел к нему в клинику на осмотр. Обстоятельства сложились так, что эмбрион по ошибке имплантировали Деузе — темнокожей женщине, обратившейся к врачам по поводу бесплодия. Альбьери, не ожидавший такого исхода событий, был вынужден какое-то время вести двойную игру и следить за тем, чтобы его не разоблачили, ведь он не мог отказаться от общения с мальчиком, но и быть пойманным с поличным доктор очень боялся. Мать Лео, видевшая эту неадекватную заботу, приняла решение забрать ребенка из города и увезти к бабушке, где назойливый доктор не смог бы докучать им своим вниманием. О дальнейшей биографии клона читатель уже в курсе. По словам Лео, тайна раскрылась только сейчас, и в последнее время он стал объектом пристального внимания со стороны людей, так или иначе связанных с семьей Леонидаса и доктором Альбьери. Более того, скоро должен был состояться суд касательно отцовства Леонидаса.

— Скажи мне, этот Леонидас известный человек? — спросила я, поразмыслив немного.

— Ну, да, он богатый, у него есть своя компания. А что?

— Нет, ничего. Просто стало интересно, как у него фамилия.

— Феррас. Он и мне хочет дать эту фамилию.

— А ты хочешь?

— Я хочу исчезнуть, — в привычном уже упадническом духе ответил мой приятель.

— Эй, даже не смей так говорить! — одернула его я. — Ты всего лишь устал, да кто угодно бы устал от всего этого ужаса.

Лео пристально посмотрел на меня и улыбнулся печальной, но полной благодарности улыбкой.

— Это не то, от чего можно убежать. Я могу навсегда уехать из Бразилии, поменять свое окружение, образ жизни, но это не отменяет того, что я клон. Мне теперь быть с этим до самой смерти.

— Послушай, но почему это так гнетет тебя? Смотри, мы сидим здесь и разговариваем, ты такой же человек, как я, каким образом твое происхождение может повлиять на ситуацию?

— Луиза, я хочу тебе кое в чем признаться. Иногда я ловлю себя на мысли, что ненавижу всех людей вокруг.

— Даже так? — поразилась я.

— Я всегда чувствовал себя чужим в обществе, но это не мешало мне. Я был просто равнодушен к людям, теперь я на каждого смотрю с завистью. Все знают, что родились от отца и матери, все примерно понимают, когда постареют и умрут. Я — нет. Сейчас я выгляжу на свой возраст, а через год, возможно, покроюсь морщинами или серьезно заболею. Никто, даже папа, не может мне сказать, что со мной будет завтра. Неизвестность убивает меня. Я один такой в мире. Да еще овечка Долли.

— Глупости. Ни один человек на свете не имеет гарантии, что завтра он не умрет. Что же, по-твоему, все должны сойти с ума от этого?

Лео начал прислушиваться к тому, что я говорю. Тем временем, я продолжала:

— Сколько людей страдают от того, что они отличаются от остальных по разным причинам? Сколько чувствуют себя белыми воронами, отвергнутыми? Сколько испытывают одиночество настолько сильное, что решаются на непоправимое? Лео, я знаю, тебе больно. Не давай этой боли поглотить себя, ты не единственный на Земле, ты лишь один из нас, твое горе — не единственное на всей планете. Начни уже видеть других людей, увидь того, кто рядом с тобой.

На последней фразе я невольно осеклась, с такой горячностью она была сказана. Я отдернула руку, предательски и помимо моей воли оказавшуюся на щеке у парня. Он ничего не ответил на мою тираду, однако в его глазах я заметила огонек, вспыхнувший впервые с тех самых пор, как я видела Лео на празднике в деревне.

— Ладно, хватит о грустном, — подмигнул он мне. — Знаешь что, я привез тебе подарок.

— Подарок?

— Ага, из Марокко. Я летал туда еще раз, но уже один.

Лео достал из рюкзака сверток и торжественно протянул мне. В свертке оказался платок из легкой, почти невесомой и красиво переливающейся на солнце ткани, слегка отдающий какими-то восточными благовониями. Такой явно не купишь на рынке в Мараньяне, нет подобных товаров, как мне думалось, и в Рио. Неужели настоящий арабский платок? Я все еще сомневалась во вменяемости Лео и допускала мысль, что история о клонировании и Марокко — от начала и до конца бред, который воспринимается им самим как абсолютная реальность. Платок не очень вписывался в эту версию. Заметив мое смятение, парень поинтересовался, понравился ли мне презент.

— Спасибо, он просто чудесный! — воскликнула я. — Где ты его купил?

— В Фесе полно таких. Там почти на каждом углу лавка с разными интересными вещицами.

— Это ты еще у нас на ярмарке не был, — рассмеялась я, не в силах оторвать взгляд от платка, который все больше и больше завладевал моим вниманием.

— Я хочу пожить здесь пару месяцев, прийти в себя, — сообщил Лео.

— Ты правильно сделал, что решил сменить обстановку. А где ты будешь жить?

— Пока не знаю, — беспечно пожал он плечами.

— Как это? Ты нигде не остановился?

— Я могу жить хоть под открытым небом, но ты права, крыша над головой мне не помешает.

— В рыбацком поселке есть свободные дома, — подсказала я. — Правда, это, скорее, хижины, и принадлежат они рыбакам из артели, те сдают их приезжим. Можешь попробовать обратиться к ним, они и работу тебе дадут.

— Посмотрим, — уклончиво ответил парень. — В любом случае, спасибо за совет.

— Если что, ты знаешь, где меня искать. Вдруг тебе понадобится помощь…

Он поцеловал меня в лоб, не дав договорить, помахал рукой на прощание и отправился приблизительно в сторону рынка.

Все же Лео очень странный! Еще полчаса тому назад казалось, что в нем собраны все скорби мира, и вот он уже веселый и воодушевленный куда-то спешил. В нем словно жили два человека: один — возвышенный и вечно грустный романтик, другой — беззаботный и самоуверенный шалопай. Мне в голову пришла мысль о двух близнецах. Мог ли клон одного из братьев скопировать черты обоих? «Опять этот вздор», — с раздражением подумала я, постаравшись отогнать мысль о клонировании, которая, тем не менее, не давала мне покоя всю следующую ночь.

Не успела я вернуться с занятий, как увидела нетерпеливо поджидающую меня Рут. Эта девчонка была настоящим ходячим рупором и непременно появлялась там, где происходило что-то неординарное.

— Привет, Лу! Ты не поверишь, кто объявился в деревне!

— Привет, подруга. И кто же? — сделав как можно более равнодушное лицо, спросила я.

— Этот твой сумасшедший! Лео!

— Да?

— И что, тебе все равно? — разочарованно надула губы Рут.

— Мы ведь уже обо всем поговорили, — продолжала я спокойным тоном. — У него своя жизнь, у меня своя, но бегать от Лео я не собираюсь. Если он захочет общаться со мной, я не буду его отталкивать, если нет — его право.

— Ну и дела, — присвистнула девушка. — Я думала, тебе будет интересно узнать эту новость.

— Я уже знаю. Мы виделись вчера.

— Виделись?! И ты ничего не сказала?

— Когда бы я успела это сделать?

— Лу, ты что-то темнишь. Я по глазам вижу, что темнишь.

— Ничего я не темню, — устало отмахнулась я от подруги. Я не собиралась никому ничего рассказывать о клоне до поры до времени.

— Он там договорился с рыбаками о подработке, — демонстративно продолжала свой рассказ Рут. — Будет заниматься погрузкой рыбы. И снял хижину у самой окраины. А еще за ним начала увиваться Жулинья.

— Плевать на Жулинью! — вышла я, наконец, из себя.

— А, значит, тебе не все равно. Прости, Луиза, я не должна была себя так вести. Всего лишь хотела удостовериться, что ты больше не сохнешь по Лео.

— Он отвечает ей? — ныряя в шкаф, спросила я не по теме.

— Кому?

— Жулинье, ты же сама только что сказала.

— Я всего не видела. Лео со всеми приветлив, и только лишь. Но ты же знаешь эту змеюку, с ней надо держать ухо востро.

— А зачем? Лео мне не пара, он сумасшедший и все в таком духе. Пусть дружит, с кем хочет.

— Эх, подруга, — вздохнула Рут. — Я и сама не знаю, как будет лучше. Вижу, что он для тебя много значит, и он тоже не просто так сюда явился, но… этот парень такой чудак. Как ты с ним будешь?

— Не знаю, я ничего не знаю, — расстроенно бормотала я. — Рут, ты ведь общаешься еще с Сантьяго?

— Ну да, видимся иногда, а что?

— Если он поедет в Рио или в Сан-Паулу, он сможет найти кое-что для меня?

— Хм, что именно?

— Я хочу узнать подробнее о компании Феррасов, что-то вроде вырезок из статей, публикаций в журналах… И было бы замечательно увидеть фото Лукаса Ферраса. Собственно, мне только фото по-настоящему и нужно. Не думаю, что в наших архивах оно есть, не настолько это знаменитые люди.

— Хочешь посмотреть, так ли он похож на твоего Лео? — понимающе улыбнулась Рут. — Мне самой до чертиков интересно, правда ли все, что он тебе написал, и как выглядит этот Лукас. Хорошо, я поговорю с Сантьяго.

В дверь постучали.

— О чем это вы шушукаетесь, девочки? — раздался голос мамы. — Рут, извини. Луиза, иди скорее, смени меня, мне нужно срочно поехать в банк.

— Уже иду, мама, — обреченно сказала я и отправилась обслуживать посетителей, которые все прибывали и прибывали, в каком бы настроении я ни была. Работа никогда не останавливалась.

* * *

Вскоре я решила сама нанести визит Лео, и не с пустыми руками. До деревни шел автобус, я добралась быстро. Хижина парня была не заперта, но внутри никого не было. Я оставила приготовленную еду на столе и пошла прогуляться вдоль берега. Лео сидел в одиночестве на пустынной части пляжа, где песок был усеян камнями.

— Лео! — окликнула я его. — Привет!

— Луиза! Рад, что ты пришла.

— Как тебе на новом месте, с работой все хорошо?

— Да, все нормально.

— Я принесла тебе кое-что из бара. Я подумала, что ты захочешь поесть чего-нибудь вкусного…

— Спасибо, очень кстати, — поблагодарил парень, жестом приглашая меня сесть рядом с ним.

В тот день море было неспокойно, рыбаки с утра не выходили на промысел. Сине-серые тучи сгустились над горизонтом, ветер трепал волосы, а беспокойные волны то и дело набегали на берег. Лео сидел, зачарованный этой картиной, так что я поневоле сама засмотрелась на начинающийся шторм. Не помню, сколько мы так молчали, как вдруг он неожиданно спросил:

— Как думаешь, ты смогла бы полюбить клона?

От этого вопроса сердце затрепыхалось в груди, и мне пришлось маскировать волнение в голосе.

— Наверное, да, а почему нет?

— Клон — это ведь только копия. Если есть копия, есть и оригинал. Никто в здравом уме не предпочтет копию оригиналу.

— Глупости! Лео, ты слишком зациклился на всем этом. Хватит уже сравнивать себя с Лукасом.

— Это не я сравниваю, это другие сравнивают, все вокруг. И не только с Лукасом, Далва вообще считает меня воскресшим покойником и рассказывает о том, что я любил в прошлой жизни, а значит, то же самое я должен любить в этой.

— Кошмар! Люди будто из каменного века! — возмутилась я.

— Даже Жади… Я думал, что она любит меня, я видел, что она любит меня, и? Оказалось, она всю жизнь любила этого Лукаса, несмотря на то, что он ее предавал, а я просто ожившее воспоминание о нем. Я, Лео, для нее не существую!

Чудесно, арабку зовут Жади. Я по наивности рассчитывала, что этот разговор Лео завел обо мне и для меня, но в очередной раз получила щелчок по носу. Пора было бы уже понять, что парень неисправим, а я все продолжала упорно на что-то надеяться. Да, в юности большинство из нас верит в то, что настоящая любовь способна сдвигать горы и излечивать самые тяжелые раны.

— Мой мир рухнул, — сетовал Лео. — Иногда я даже думаю, что пустыня потеряла для меня прежнее очарование, другое дело — море.

Я сидела насупившаяся и абсолютно потерявшая интерес к беседе. Он ведь даже не понимал, что делает мне больно, он что, совсем ничего ко мне не чувствовал? Последние иллюзии рассыпались в прах.

— Ладно, извини, мне пора, — дежурно проговорила я и поднялась на ноги.

— Луиза, ты куда? — растерялся Лео.

— У меня еще работа в баре.

На этой «официальной» ноте я закончила нашу встречу и пошла прочь. Я долго чувствовала его взгляд на своей спине, мне очень хотелось обернуться, однако гордость запрещала это делать. В конце концов, надо было проучить Лео и дать понять, какие темы для разговоров мне неприятны.

Придя домой, я со злостью выбросила в помойное ведро попавшийся мне под руку арабский платок. Через полчаса я уже пожалела об этом, а через час отнесла его в стирку. Платок ни в чем не виноват.

* * *

К концу недели стараниями Рут и Сантьяго у меня в руках оказался заветный выпуск газеты со статьей про Феррасов. Я и не рассчитывала на такую оперативность, но моя непоседливая подруга сама изнывала от любопытства, поэтому газета была найдена в самые короткие сроки. Рут поставила условие, что рассматривать снимки мы будем вместе и никак иначе. Я нехотя согласилась.

На развороте был напечатан объемный репортаж о празднике, устроенном бразильцами для арабских деловых партнеров, а также о сути сотрудничества двух компаний, важности данного мероприятия для укрепления внешнеторговых отношений и куча других заумных слов.

— Боже мой, опять эти арабы! — закатила я глаза, едва прочитав заголовок.

— Лу, смотри! — проговорила Рут, кое-как ворочая языком от изумления, и ткнула пальцем в одну из фотографий.

На фотографии была изображена семья Феррасов. Взгляд почему-то сначала зацепился за статную леди в вечернем платье, словно переместившуюся со страниц хроник европейской аристократии, но когда я посмотрела на стоящего рядом мужчину… Для меня история о клонировании не была новостью, тем не менее, я оторопела, увидев лицо Лукаса Ферраса. Это была точная копия Лео! Как близнец, но на двадцать лет старше. Снимок был довольно крупный и позволял хорошо рассмотреть черты лица. Нельзя сказать, что эти черты точно соответствовали возрасту, напротив, Лукас выглядел весьма моложаво, и если их с Лео одеть и причесать одинаково, разница в облике была бы минимальна. Возраст выдавало другое: сутулая осанка, опущенные уголки губ и потухшие глаза. Выражение Лукаса было столь несчастным и напряженным, что казалось, он вот-вот заплачет. Его жена тоже была как натянутая струна. Видимо, они поссорились перед праздником.

— Не может быть! — восклицала Рут, пока не пришедшая в себя от шока.

— Ну все, хватит, — свернула я газету. — Теперь мы знаем, что Лео нас не обманывал, и что он не сумасшедший.

— Н-но, ты видела?..

— Видела. Такое бывает, просто два очень похожих человека.

— Не просто похожих, Лу, да ты что, ослепла?!

— Рут, а сейчас я хочу поговорить с тобой очень серьезно. Прошу тебя, забудь о том, что ты сейчас видела. Лео очень страдает от этого своего сходства с Феррасом, в Рио ему уже прохода не дают, нельзя допустить, чтобы и здесь об этом поползли слухи.

— Луиза, да как ты могла подумать! — обиделась подруга. — Я что, по-твоему, балаболка, которая тут же пойдет всем рассказывать?

— Я так не думала, не сердись на меня. Это сложно держать в себе, можно случайно проговориться, и вообще, даже у стен есть уши.

— Принимаю твое извинение.

— Сантьяго сам смотрел эту газету?

— Может, и смотрел, я не в курсе. Он, конечно, удивился, но я сказала, что тебе надо подготовить доклад для учеников о крупных промышленных предприятиях Рио.

— Очень хорошо. Ты умница, я многим тебе обязана, — обняла я Рут за плечи.

— Ну, будет, будет, — слегка похлопала она меня по руке.

Смутное беспокойство охватило меня, и я снова открыла статью. На другой странице был опубликован снимок арабской диаспоры и ниже, более крупно, четы Рашидов: глава семейства, он же солидный бизнесмен, его жена и дочь. Жена была женщиной необыкновенной восточной красоты, и сердце внезапно кольнула ревность. Интуиция подсказывала мне, что это и есть Жади. Как же я пришла к такому выводу? На эту мысль меня натолкнули лица этой супружеской пары. Мужчина, хоть и улыбался, был напряжен до предела, как хищник, который вышел на охоту. Его супруга напротив, имела вид затравленного зверя, ведомого на бойню, одна только девочка искренне радовалась празднику. Сопоставив снимки обеих супружеских пар, было легко понять, что на той встрече ни одному из этих людей не было комфортно, тогда как остальные наслаждались красочным мероприятием. Зная теперь, что между Лукасом и Жади многолетняя интрижка, я и сделала такое заключение.

— И ты еще меня называла сыщиком? — хохотала Рут, когда я рассказала ей о своих догадках. — Да тебя надо в Интерпол, такие мозги пропадают!

— Тебе смешно, а я себе места не нахожу. Я же думала, что та арабка живет в Марокко, а она, оказывается, в Рио.

— Подруга, не переживай так. Она в Рио, плевать хотела на Лео, а ты тут, рядом с ним. Если он так дорог тебе, борись!

— Стоит ли? У него все мысли только о Жади, меня он не любит.

— Может, пока и не любит, — театрально протянула Рут, — но ты ему нравишься, так что не упускай свой шанс.

— Думаешь, нравлюсь? — неуверенно спросила я.

— Надо быть совсем слепой, чтобы этого не видеть.

— Не обманываешь?

— Конечно же, нет!

Так подруге в очередной раз удалось вселить в меня надежду.

Газету я хранила как зеницу ока, с волнением по вечерам снова и снова разглядывая лица людей, совершенно мне не знакомых, но мистическим образом оказывающих влияние на мою судьбу. По крайней мере, я верила в это.

В начале нового месяца проводился традиционный Фестиваль Моря. Для большинства жителей города и окрестных поселений это лишний повод отдохнуть и развлечься, но были и те, особенно среди рыбаков, кто относился к празднованию с суеверным трепетом. Рыбаки вообще очень суеверные люди, а как иначе, когда каждый рабочий день может обернуться катастрофой? Здесь стоит сказать пару слов о религиозности в глубинке Бразилии.

Верования в этой стране переплелись с такой теснотой, что несведущему человеку легко запутаться в них. Религия африканских рабов перемешалась с индейскими традициями, и все это было разбавлено католицизмом. Христианские проповедники, как ни старались искоренить язычество среди народа, заменяя пантеон богов на святых угодников, не смогли перебить дух идолопоклонничества. Так, святая покровительница моря и рыбаков, признанная католической церковью, для народа одновременно являлась богиней моря. Во многих штатах можно было найти темнокожих монахинь, промышляющих магией вуду, а в лавках вместе со святыми образами продавались средства от сглаза и приворота. Бразильский народ — тот самый народ, что верит и в Бога, и в черта. Я была крещена в католическом храме, как и несколько поколений до меня, но в душе гордо мнила себя протестанткой, свысока глядя на вакханалию с подношениями богам моря.

Приближался день, к которому я предпочитала относиться как веселому светскому празднику. Проводился бал, различные представления, танцы, фуршеты. В баре ожидался наплыв посетителей, но я буквально на коленях упросила маму нанять на пару дней помощников, чтобы отдохнуть самим. В былые времена я пошла бы на фестиваль в компании Рут или вовсе осталась бы дома, однако в этот раз я надеялась получить приглашение Лео. Сама звать не хотела — стеснялась, зато Рут прожужжала ему все уши намеками. Надо сказать, эти двое сдружились, пока Лео жил в деревне.

Все это время мы продолжали общаться, и даже мама уже смирилась с моим странным, по ее мнению, выбором, хотя и напоминала постоянно, чтобы я не творила глупостей и приходила домой не позже десяти вечера. Впрочем, в напоминаниях не было нужды. Не знаю, кто из нас первый выстроил эту стену, но мы с Лео всегда держались друг от друга на расстоянии вытянутой руки и были не похожи на влюбленную парочку. Собственно, мы ей и не являлись. Поначалу меня тревожила эта неопределенность: он был то отстранен, то по-дружески нежен со мной, но потом мне стало все равно, и я просто радовалась возможности видеть возлюбленного и говорить с ним. Я была счастлива наблюдать, как он меняется к лучшему день ото дня, улыбается, говорит о рыболовецких делах чаще, чем о клонировании. Вдали от Рио парень расцветал, надеюсь, в этом была толика и моей заслуги.

— Луиза, ты идешь послезавтра на праздник? — спросил Лео, заскочивший вечером в бар.

— Я хотела пойти с Рут, но у нее появились срочные дела, — ответила я с легким кокетством.

— Зачем Рут, когда есть я?

— Если ты хочешь, пойдем вместе.

— Мне нужно будет тебе кое-что сказать. Кое-что очень важное.

— Насчет чего? — осторожно уточнила я.

— Насчет тебя. И себя.

Он посмотрел на меня с таким выражением, какого я еще ни разу у него не видела. У меня захватило дух от этого взгляда. Как я могу описать его? Была ли в нем любовь, благодарность, нежность? Вероятно, да. Но не это меня потрясло. Сожаление о том, что никогда не сбудется — вот основная эмоция. Сожаление до боли, до отчаяния, до крика в пустоту. Лео смотрел на меня, а перед глазами у него проносилась картина той жизни, которая не будет прожита, вся до мельчайших подробностей. Такой смысл открылся мне совсем недавно, тогда же я, молоденькая девочка, совершенно растерялась и истолковала это так, что парень готовится признаться мне в любви. Как знать, возможно, так и было?

— Ладно, — только и смогла я вымолвить. — Заходи послезавтра часов в пять.

Как я потом ждала этих пяти часов! С самого утра перебирала самые лучшие свои наряды, колдовала над прической и макияжем. Даже на выпускной в колледже я собиралась менее тщательно, но в какой-то момент решила, что правильнее будет не выряжаться, как попугаю. «Это слишком бросается в глаза», — подумала я, стерла лишнюю косметику и вынула цветок из волос. В самом деле, я же не какая-то деревенская цыганка, а девушка благородных европейских кровей. Ну, почти. Наполовину.

И вот мы с Лео уже гуляем по праздничным улицам. Повсюду шум, гам, веселье, музыка, танцы, закуски, спиртное. Мне особо не было дела до обстановки, я просто была счастлива проводить время с Лео, смеяться над его шутками и акробатическими трюками, болтать о всякой ерунде и есть разные вкусности из маленьких ларьков.

Мы много где побывали, в том числе и на чествовании Королевы Моря — так называется молодежный бал у нас в городе, что-то вроде конкурса красоты. Однажды Рут уболтала меня поучаствовать в номинации, о чем я потом долго переживала, ведь выиграй я конкурс, внимание нескольких сотен людей было бы приковано ко мне, да мне бы еще и пришлось выбирать «короля» из толпы, чтобы станцевать с ним. К счастью, в тот раз выбор пал не на меня, а я зареклась влезать в такого рода авантюры. В этот раз новоиспеченная Королева выбрала себе в кавалеры не кого-нибудь, а моего спутника, настолько он, похоже, выделялся среди гостей. Я тихо выходила из себя, и меня выдавали пунцовые от ярости щеки, Лео же только смеялся, подмигивая мне во время танца.

— Неплохо танцуешь, — попыталась я сделать комплимент после того, как овации утихли.

— Это так, забава. Я танцевал как-то раз с матерью в Рио, она буквально живет в танцзале, сколько я ее помню.

Сказав про Рио, парень заметно погрустнел, но тут же перевел беседу на другую тему:

— Куда теперь?

— Не знаю, — устало вздохнула я. Я все ждала, когда Лео скажет мне нечто важное, что обещал, но он, кажется, и думать забыл про свое обещание.

— Может, в деревню? Там скоро будет какая-то церемония.

— Церемония поклонения Иеманже. Придут колдуньи, будут читать свои заклинания, бить в барабаны, танцевать и вместе с деревенскими бросать цветы в воду. Давай лучше останемся здесь, до деревни ехать целых три мили.

— А я хотел посмотреть… — разочарованно произнес парень.

— Ох, ну поехали, — сдалась я.

Служительницы ориши окружили переносной алтарь Иеманжи на берегу и запели свои молитвы. Африканское пение в сочетании со светом костров и факелов и шумом прибоя оказывали поистине гипнотическое воздействие. Я, естественно, не участвовала в обряде, куда пришли большинство рыбаков и их жен, но даже мне трудно было сопротивляться этой магии. Запах экзотических цветов, звуки барабанов, лунные отблески в волнах: я ощущала себя на границе миров. Первый раз я по-настоящему позволила Бразилии вторгнуться в мою душу. В чувство меня привела внезапно сказанная Лео фраза:

— Барабаны немного похожи на марокканские.

— Что, прости?

— В Марокко я видел нечто подобное. У бедуинов тоже своя музыка и, похоже, какая-то своя вера.

— Ты до сих пор не забыл Марокко, — печально улыбнулась я.

— Марокко невозможно забыть, Луиза. Если бы ты видела, ты бы поняла.

— Значит, там действительно есть что-то стоящее, раз ты так впечатлен.

Он опять не ответил. Вместо этого парень немного отошел от собравшихся на пляже людей, позвав меня за собой. Сердце выскакивало из груди, я чувствовала, что сейчас он мне скажет то, что собирался. Лишь бы это было что-то хорошее, только бы это было хорошее!

— Скоро состоится суд, я должен ехать обратно, — на одном выдохе произнес Лео.

Что ж, это неприятно, но ожидаемо. Я продолжала слушать.

— Странно, я стольким с тобой хотел поделиться, а в голове сейчас совсем пусто, — как бы извиняясь, сказал он. В свете костров я увидела слезы, готовые хлынуть из глаз. Лео героически с ними боролся, и это мешало ему спокойно разговаривать.

— Когда… когда ты едешь? — сама едва не плача, спросила я.

— Через неделю, может, раньше. Это уже не имеет значения.

Мы замолчали, стоя друг напротив друга и опустив глаза в песок, каждый со своей грустью.

— Если меня признают клоном, я затеряюсь. Затеряюсь навсегда так, что меня не найдут.

— Лео! — в ужасе вскрикнула я.

— Ты только представь: за мной начнут охотиться репортеры, меня будут показывать по телевизору и водить на научные конференции, как ту овцу, но я-то не овца, я человек! И человек ли?..

— Но… зачем ты возвращаешься? Оставайся здесь, тебя ведь никто насильно не может привести на этот суд, к чему все это?

Лео отрицательно покачал головой.

— Бессмысленно оставаться. Моя последняя надежда — это отец. Только он может доказать, что я не клон. Альбьери меня создал, и он придумает, как скрыть правду.

Бедный мальчик! Он все еще помешан на докторе Альбьери и приписывает ему какие-то поистине божественные качества и полномочия.

— А если нет? — на свой страх и риск задала я вопрос.

— Тогда мне и жить незачем.

— Не говори глупостей! — рассердилась я. — Лео, ведь мы столько раз говорили об этом!

— Я знаю, — с теплотой сказал он и прижал меня груди. — Моя милая маленькая девочка!

Такие нежности, как мне казалось, были совсем не в характере Лео, от чего голова кружилась еще больше. Вот-вот он произнесет те самые слова!

— Я давно хотел сказать тебе это, но все никак не решался.

— Сказать что? — спросила я, глядя прямо ему в глаза.

— Спасибо. Я чувствовал себя живым благодаря тебе. Я никогда не был так счастлив, как в эти два месяца в Мараньяне.

— Даже в Марокко?

— Марокко забрало мое сердце, но это не одно и то же, что быть счастливым.

Странное чувство, чувство потери и радости одновременно посетило меня в тот вечер. Лео уезжал, но время, проведенное рядом со мной было для него самым счастливым — о чем я еще могла мечтать? Я совершенно не думала о детях, свадьбе и прочих вещах, о которых мечтают девушки в такой ситуации. Это все потом, это еще успеется. То, что сказал Лео, было дороже любого признания в любви и предложения руки и сердца, он признал во мне родную душу! Конечно, расставаться с ним сейчас мне сильно не хотелось, и я предложила следующее:

— Послушай, хочешь, я поеду с тобой в Рио?

— А ты можешь? — удивился парень.

— Конечно! За неделю я улажу вопрос и со школой, и с баром, а главное, с мамой, и мы поедем вместе. Если тебе это нужно, разумеется.

— Мне было бы намного проще, если бы ты была рядом, — заулыбался Лео.

— Что ж, тогда совсем скоро едем! — восторженно защебетала я, не помня себя от счастья.

— Едем! — воодушевился Лео и поцеловал меня в щеку.

Я радостно засмеялась. Кто-то из женщин метнул в нашу сторону гневный взгляд, давая понять, что здесь вообще-то проходит священная церемония. Извинившись перед присутствующими, мы присоединились к ним, но продолжали активно переглядываться, словно нам двоим известна какая-то небывалая тайна, скрытая от посторонних глаз. Как много бы я отдала в будущем, чтобы вернуться в этот дивный вечер и еще раз увидеть, как цветочные корзинки качаются на волнах…

— Так-так, фройлен, куда это вы собрались с этим молодым человеком? — строго выговаривала мне мама, когда я сообщила ей о своем намерении.

— Мама, это чрезвычайно важно для него! Понимаешь, я не могу сказать тебе всего, это не моя тайна, но в Рио решается вопрос его жизни и смерти!

— Даже так? А ты там зачем?

— Я его подруга, он мне доверяет, как никому.

— Ох, Луизинья, — схватилась мама за голову, присев на край кровати. — И в качестве кого ты поедешь? Подруги? А жить ты с ним под одной крышей будешь?

— Я могу снять угол на время, — покраснела я от смущения, так как до сих пор не продумала вопрос о проживании.

— Не нравится мне эта затея, не нравится… Но если, как ты говоришь, это вопрос жизни и смерти, то поезжай. Только никаких съемных углов! Я сейчас позвоню тете Сесилии в Нитерой и обо всем договорюсь, поживешь у них какое-то время.

Итак, самое сложное было позади: маму я уговорила. Душа ликовала в предвкушении поездки, я сложила чемодан и купила все необходимое в дорогу. Сутки оставались до момента, когда мы с Лео покинем Мараньян, как вдруг пришло известие, сразившее меня, словно удар грома: умер отец. Умер вдали ото всех родственников, и сейчас кто-то должен срочно поехать в Пара, чтобы забрать тело и похоронить, иначе он будет погребен вместе с бродягами под безымянной плитой.

Я была сбита с толку, обескуражена. Не могла я бросить Лео накануне такого важного события, но проигнорировать смерть отца, каким бы он ни был? Мама, узнав новость, страшно разнервничалась и сказала, что ноги ее не будет на похоронах, что для нее этот человек давно уже умер, и что мне там также нечего делать. Мы спорили весь вечер. Мне было жаль отца — полжизни он никому не был нужен со своей зависимостью, неужели и после смерти не найдется хотя бы одного человека, чтобы проводить его в последний путь?

— Луиза, меня очень беспокоит твой характер, — сокрушалась мать. — Ты такая добрая, такая наивная, всем хочешь услужить и помочь, а о себе всегда забываешь. Мир жестокий, доченька, тебя не хватит на все и на всех! Я всегда защищала и буду защищать тебя от любого зла, но подумай, я не вечна. Когда меня не станет, как ты будешь жить?

— Мама, не говори так! — взмолилась я. — Все вокруг не так плохо, как ты думаешь.

— Я умываю руки. Поступай, как знаешь, дочка, ты уже взрослый человек и должна понемногу учиться сама со всем справляться.

— Мам, обещай, что не будешь переживать за меня?

— А вот этого, прости, обещать не могу.

* * *

Лео сидел на автобусной станции со своим бессменным рюкзаком. Его лицо было непроницаемо — так он всегда делал в минуты сильных переживаний. Заметив меня, он недоуменно посмотрел на мои пустые руки без багажа. Я чувствовала себя ужасно неловко.

— Привет… — несмело поздоровалась я.

— Привет! Ты где-то уже оставила свои вещи?

— Лео, я не могу сейчас с тобой поехать, я очень-очень сожалею!

— Почему?

— Вчера я узнала, что умер мой отец: он несколько лет жил один, не могут найти никого из родственников и просят меня приехать.

— Понятно, — вздохнул он. — Соболезную.

— Я приеду в Рио немного позже.

— Не стоит, — покачал головой Лео. — После слушания я и сам смогу приехать.

— Ты вернешься опять сюда?..

— Возможно, все возможно. Ты не торопишься?

— Нет, конечно, нет!

— Посиди со мной немного, автобус уходит еще через двадцать минут.

Я присела рядом с ним. Лео был погружен в свои мысли.

— Как ты? — вдруг спросил он.

— Странное какое-то чувство, — честно призналась я. — Ты знаешь, я не любила говорить об отце и вспоминать о нем тоже не любила, но мне хотелось знать, что он где-то есть живой, а значит, еще может произойти чудо. Как видишь, чуда не произошло. Конец чьей-то жизни — это всегда так печально.

— Если бы ты была ученым и могла оживить своего отца, ты бы сделала это?

— В каком смысле оживить?

— Ну, например, сделать клона. Дать ему прожить другую, правильную жизнь, в которой он не спился бы и не умер так рано.

— Лео, но это глупо, — сказала я и закусила губу, поняв, что сморозила лишнего.

— Согласен, — усмехнулся парень. — Клонирование — это глупость, а мой отец, представь себе, мечтал вылепить из меня Диогу.

— Ты — это ты, — с улыбкой дотронулась я до его щеки. — Ты Лео, такого, как ты, не было раньше и больше не будет.

Он поцеловал мою руку.

— Именно это мне сейчас предстоит доказать, Луиза.

— Все получится. Увидишь, все будет хорошо!

Лео снова улыбнулся вместо ответа, слегка дернув шеей. У него было что-то вроде нервного тика, не проявлявшегося уже достаточно давно, и вот, дурная манера снова дала о себе знать. Он полез в рюкзак за карандашом и клочком бумаги, написал на нем адрес и телефон и протянул мне.

— Если все-таки надумаешь приехать в гости, сохрани адрес. Или просто позвони.

— Конечно, спасибо, — сказала я, бережно складывая листочек.

— Мне уже пора идти, — нехотя произнес Лео.

— Идем, я провожу тебя.

Мы обнялись перед тем, как он сел на автобус. Это были счастливые мгновения, несмотря ни на что. Пассажиры начали толкаться и ворчать на нас, что мы загораживаем проход. Подхватив рюкзак, Лео вскочил на ступени. Уже из открытого окна автобуса он окликнул меня:

— Луиза!

— Да? — обернулась я.

— Нет, ничего. Я потом тебе скажу. Пока!

— Пока! Счастливого пути!

Я не буду описывать, как прошли похороны и в целом все те юридические и ритуальные процедуры, которые были необходимы. Чувствовалось настоящее оцепенение, опустошение, особенно сильно досаждавшее мне по дороге обратно. Я ехала в точно таком же автобусе по местам, где вырос Лео, но мысли мои были совсем о другом человеке. О моем отце. Мне вспоминался эпизод из детства, сильно врезавшийся в память, как он поздравляет меня с днем рождения, обнимает, целует, дарит плюшевого мишку. Он действительно любил меня. Когда-то. И я, малышка, любила своего папу, а потом алкоголь изменил его до неузнаваемости и превратил в зверя. Тот первоначальный образ теперь возник у меня перед глазами, и из глаз градом хлынули слезы. Сколько, оказывается, всего копилось в моей душе! Помимо смертельных обид и горьких сожалений о том, что у меня нет такого папы, как у остальных ребят, я испытывала досаду от того, что жизнь прожита не так, как могла бы. Ведь он мог быть не хуже отца Рут, которым я всегда восхищалась. Простила ли я его в итоге? Думаю, что да, мне не дано судить людей.

По приезде домой меня ждала еще одна неприятная новость. Рут, встречая меня, встревоженно сообщила:

— Луиза, твоя мама заболела!

— Как?! Чем заболела?

— Не встает с постели, у нее жар. Доктор подозревает малярию.

— Этого еще не хватало! — раздосадованно воскликнула я.

— Бар уже закрыт на карантин.

— Не до бара сейчас, Рут. Давно с ней это?

— Пару дней.

— Ох! — единственное, что я смогла произнести.

Впервые я видела мать серьезно заболевшей. Донна Марта, несмотря на свое худенькое телосложение, была самым настоящим кремнем. У нее бывали легкие недомогания, от которых она быстро оправлялась и снова шла в бой. В этот раз я ухаживала за ней, абсолютно беспомощной, целую неделю. Я не могла думать ни о чем, все мои усилия и молитвы были направлены лишь на одно: только бы мама выздоровела! Наконец, лечение дало результаты, и мама пошла на поправку.

С ужасом я вспомнила, что так до сих пор и не позвонила Лео. С его отъезда прошло больше недели, значит, первое слушание вот-вот должно было состояться или уже состоялось. Впопыхах, словно пара лишних минут имеют значение, я принялась набирать номер телефона, указанный на бумажке.

— Алё! — послышался пожилой голос, принадлежавший, судя по всему, его бабушке.

— Добрый вечер, — вежливо начала я разговор, — могу я услышать Лео?

— А кто его спрашивает?

— Луиза, знакомая из Мараньяна.

— Лео нет дома, он ушел вместе с Жади прогуляться, скоро они вернутся.

У меня подкосились ноги, словно по ним кто-то врезал со всей силы. Кровь бешено застучала в висках.

— Жади это наша гостья, — спохватилась старушка, сообразив, что сказала что-то не то. — Ему что-нибудь передать?

— Нет, спасибо, не нужно, — кое-как выдавила я из себя. — До свидания.

Положив трубку, я на ватных ногах побрела наверх, к себе в комнату. Мне приходилось держаться за перила, настолько тяжело давался каждый шаг. Добравшись до кровати, я рухнула на нее ничком и пролежала так до самого утра. Не было больше никаких эмоций, одна только пустота давила грудь изнутри, да глухое эхо все повторяло: «Он ушел вместе с Жади…»

Прошло несколько месяцев, и на имя бара пришло извещение о взыскании долгов моего отца с меня, как с его дочери. Долгов было немало, и чтобы рассчитаться с ними, потребовалось бы продать как минимум половину бара кому-нибудь в собственность. Я усомнилась в законности такого предписания и даже нашла адвоката, чтобы отстаивать свои права. Недаром говорят, что беда не приходит одна — в это же время моя мама заболела снова, но уже куда более страшной болезнью.

Возможно, именно история с долгами отца сыграла роковую роль, после которой была пройдена точка невозврата. Однако еще до этого мама сильно изменилась: потеряла свою деловую хватку, на смену известному всем стальному характеру пришла какая-то робость и отстраненность, она все чаще погружалась в свои переживания, из которых ее сложно было вытащить. Сначала я думала, что это просто усталость и скоро все наладится, но положение усугублялось. Походы к врачам увенчались постановкой диагноза, а затем второго, который звучал как приговор. Надо ли говорить, через какой ад нам пришлось пройти? Я плакала, отчаивалась и просила Небеса о том, чтобы моя прежняя мама вернулась. Пусть она ворчит на меня, пусть критикует и контролирует каждый мой шаг, я буду каждый день с утра до вечера работать в проклятом баре, только пусть будет живая и здоровая! Пусть она будет прежняя…

Последовали годы борьбы не на жизнь, а на смерть, и смерть, к сожалению, победила. Я тоже чувствовала себя мертвой, хоть моя физическая оболочка и продолжала дышать, двигаться и худо-бедно обеспечивать свое существование.

Однажды я достала старый пожелтевший листок с номером и адресом. Надо было переписать их в блокнот. Может, позвонить? Как сейчас живет Лео? Помнит ли меня? Конечно, помнит, я была в этом уверена. История с Жади была занятным фарсом, не более. Не может ведь женщина из богатой мусульманской семьи связаться с простым мальчиком вдвое младше себя? Впрочем, я ничему уже не удивлялась в этой жизни. В конце концов, я решилась позвонить.

— Алло, слушаю! — раздался в трубке женский голос.

— Здравствуйте, это дом семьи да Силва?

— Да, да! Вы по поводу Лео?!

— Я хотела бы поговорить с ним…

— Разве вы не знаете? Лео уехал пять лет назад и до сих пор не вернулся.

Нельзя сказать, что эти слова поразили меня до глубины души, напротив, от Лео можно было ждать чего угодно. Тем не менее, по голосу женщины я поняла, что горе пришло не только в мой дом. Вне всяких сомнений, это была его мать.

— Простите, мы очень давно с ним не общались. Меня зовут Луиза, мы дружили с Лео, когда он жил в Мараньяне. Донна Деуза, извините за беспокойство, ради Бога…

— Нет-нет, я очень рада, что у моего Лео есть друзья, которые до сих пор интересуются его судьбой! — возразила женщина.

— И все же, я поставила вас в неловкое положение, извините меня.

— Сеньорита, если будете в Рио, заходите в гости. Вы знаете наш адрес?

— Лео оставлял мне тот, по которому жил раньше, — я продиктовала улицу и номер дома.

— Это он и есть. Пожалуйста, если будет возможность, заходите, не стесняйтесь!

— Обязательно загляну, когда выберусь в Рио. Всего вам доброго!

Итак, Лео исчез. Пропал, канул в лету, как и грозился когда-то. Значит, суд прошел неблагоприятно. Я почувствовала обжигающую вину за то, что не поддержала его и не была рядом, хотя должна была бы. Все могло бы сложиться иначе, если бы не… Тут я начала вспоминать эти самые «не»-обстоятельства, которых вышло чересчур уж много. Настолько много, что на ум мне пришло арабское слово, сказанное однажды Лео — Мактуб, что означает «судьба». Некоторые вещи записаны в книге судеб и обязательно произойдут, что бы им ни мешало, а некоторым сбыться не суждено, и все старания людей по их воплощению просто пойдут прахом. Так верят там, куда мечтал уехать Лео. Где он теперь?

Вскоре я посетила Рио-де-Жанейро, как и собиралась. Мне необходимо было съездить куда-то, отдохнуть, собраться с мыслями, чтобы не сойти с ума от горя и одиночества, и Рио подходил для этой цели как нельзя лучше. Шумный мегаполис, полный контрастов, пьянил и ужасал одновременно. Буйство зелени против однотипных каменных построек, роскошь фешенебельных районов против нищей убогости фавел, современная архитектура против ландшафтов семидесятилетней давности — таков был этот город. На пляже Копакабана негде было яблоку упасть, а ведь когда-то давным-давно на этом месте была расположена такая же рыбацкая деревушка, как у нас в Мараньяне. Рыбаки так же выходили каждое утро в море, а жены ждали их на берегу, хлопоча по хозяйству, дети играли на пляже, молодые сердца влюблялись и горели… О, время! Как ты беспощадно в своем круговороте!

Я приняла приглашение матери Лео и навестила ее. Это была приятная темнокожая женщина около пятидесяти лет, высокая и очень стройная. Она радушно приняла меня в своем скромном, но уютном доме. Кроме донны Деузы я познакомилась с тетей Лолой — милой улыбчивой старушкой. Мать Лео, накрывая на стол, приговаривала:

— Вот так, сеньорита, мы и живем. Эдвалду уехал на пару дней, это отчим Лео, хотя правильнее сказать, его отец. Мама умерла в прошлом году — возраст, и сердце последнее время подводило. Она тяжело переживала разлуку с внуком.

Донна Деуза сделала паузу, ей было трудно говорить дальше.

— Вы можете называть меня просто Луиза, — улыбнулась я.

— Какое красивое имя! — с искренним восхищением проговорила тетя Лола. — Значит, вы с Лео были друзьями?

— Да. Он много о вас рассказывал, особенно, когда жил в деревне.

— Расскажите нам об этом времени, — попросила старушка, продолжая восторженно хлопать глазами. — Нам всегда было интересно, чем занимается Лео вдали от дома.

— Ну, он подрабатывал в рыбацкой артели и снимал домик.

— Надо же! — удивилась тетя Лола. — А мы-то не могли заставить его пойти работать или учиться!

— Зря вы так, еще немного, и ваш племянник начал бы выходить в море вместе с остальными, — рассмеялась я.

— Деуза, ты слышишь? Твой сын чуть было не стал настоящим рыбаком в своих странствиях!

— Слышу, тетя Лола, слышу! Это очень на него похоже — ввязываться туда, где опасно.

— Что вы, Лео не занимался ничем таким опасным! Просто сортировал и загружал улов. Он быстро всему учился, так что впоследствии даже участвовал в ремонте суден и был далеко не последним в этом деле.

Деуза с гордостью улыбнулась, услышав такую похвалу в адрес сына.

— Я всегда знала, что Лео способный мальчик и может многого достичь, только душа у него всегда была не на месте. С самого детства он жил в своем мире и никого туда не пускал, кроме сеньора Альбьери.

— Не упоминай ты этого злодея! — возмутилась тетя Лола, едва не перекрестившись, словно услышала о нечистой силе.

— Ну а ты, Луиза? Расскажи о себе, — перевела тему разговора женщина.

Хозяйки дома с интересом и сочувствием слушали мою историю. Когда тетя Лола утомилась и пошла прилечь, извинившись передо мной, донна Деуза предложила посмотреть комнату Лео. Это была скорее не комната, а мансарда. Внутри было чисто, но кругом все было заставлено разными вещами: скейтбордом, гитарой, какой-то утварью непонятного назначения, журналы на столике лежали так, словно их только что оставили, а рядом с кроватью висел большой полупрозрачный платок. Я автоматически пощупала его пальцами.

— Он привозил мне в подарок похожий, — задумчиво произнесла я.

— У меня тоже такой есть. Лео с детства был помешан на всем, что связано с Востоком.

— Он рассказывал о какой-то женщине, которую нашел в Марокко. Кажется, ее звали Жади.

— Да, Жади. Я сама видела ее и даже познакомилась с ней. Она разводилась с мужем и уезжала к себе на родину. Бедняжке некуда было идти, и Лео приютил ее у нас.

Так вот, значит, как было дело.

— Удивительно, какие совпадения бывают в жизни, — продолжала Деуза.

— Вы знаете, где она сейчас? — зачем-то спросила я.

— Ох, я знаю только, что она вышла замуж за Лукаса. Лукас — это тот самый… Сын того сеньора…

— Лукас мне известен по рассказам Лео, — стараясь не смущать женщину, уточнила я.

— Я стараюсь не общаться с этими людьми. Исключение делаю только для Иветти, это крестная Лео, которая вышла замуж за сеньора Леонидаса, и то теперь мы все реже поддерживаем связь.

— Понимаю вас. Я бы тоже на вашем месте не захотела общаться ни с кем из той семьи.

— И все-таки, ни на кого я так не злюсь, как на сеньора Альбьери! Он всю жизнь крадет у меня сына! — разволновалась Деуза. — Даже сейчас, Лео исчез не просто так, это доктор сбил его с толку!

— Правда? — насторожилась я.

— Все началось с этого проклятого суда, — присев на табуретку у изголовья кровати, начала рассказ хозяйка. — Моего сына хотели заклеймить клоном, роботом, словно он не человек, а какая-то лабораторная мышь! Сеньор Альбьери палец о палец не ударил, чтобы опровергнуть эту чушь, а позже донна Эдна, похоже, сошла с ума и дала интервью, где рассказала о том, что ее муж создал клона. После этого-то они и пропали оба. Мы обращались в полицию, сеньор Леонидас поднял всех на уши, привлекали даже Интерпол. Все безрезультатно! Их след обрывается в Фесе, никто ничего о них не слышал, даже кочевники, которые знают все окрестности. Я не могу и не хочу думать о том, что мой мальчик… мой мальчик…

Деуза больше не могла сдерживаться и заплакала навзрыд. Она не сумела произнести до конца фразу, но все было понятно без слов. Я молча обняла несчастную мать, просто давая выплеснуть свое горе. Слезы невольно потекли из глаз и у меня. Разве можно тут что-то сказать?

— Прости, Луиза, — вытирая лицо, сказала она.

— Вы не должны просить прощения за это, донна Деуза. Что бы ни произошло, я поддержу вас.

— Наверное, твой визит — это добрый знак. Я так давно ни с кем не говорила о Лео, не слышала о нем никаких новостей, а тут появилась ты, как ангел.

— Ну что вы! Я сожалею лишь о том, что не сделала этого раньше.

— Ты тоже настрадалась, бедная девочка.

— Да, это так… Мне нелегко сейчас. Так что там сеньор Леонидас?

— Он проявлял беспокойство лишь поначалу, а потом его закрутили собственные заботы, собственная жизнь. Ты знаешь, что Иветти родила ему двойняшек?

— Да вы что!

— Да. Я до сих пор их толком не видела, и не горю желанием. Когда Лео был здесь, он всем был нужен, все только о нем и говорили и хотели поделить между собой. А сейчас мой мальчик пропал, и кто о нем вспомнит? Никто, кроме нас, его семьи, и добрых людей вроде тебя.

— Может быть, это потому, что мы его любим? — сказала я и сама оторопела от своей наглости. Неужели я произнесла это вслух?

Деуза снова радостно улыбнулась.

— Я так и думала, Луиза, что ты влюблена в него. Мне остается лишь горько сожалеть о том, что мой сын совершил такую глупость, не выбрав тебя спутницей жизни.

— Но ведь он даже не упоминал обо мне при вас.

— Это еще ни о чем не говорит. Лео скрытный, он всю жизнь прятал свои чувства. И чем сильнее чувства, тем больше он их прятал.

— Возможно, вы правы. Он однажды сказал мне, что очень любит вас, только для этого ему не нужны слова или дела. Лео просто любит и все, где бы он ни находился.

— Лео правда так сказал? — глаза женщины засияли от счастья.

— Еще в одну из наших первых встреч, — подтвердила я.

Мы разговаривали допоздна, рассказывая друг другу истории из жизни. Плакали, смеялись и делились сокровенным. Думаю, именно этого не хватало нам обеим. Когда время перевалило за полночь, донна Деуза предложила мне переночевать у них, на что я с радостью согласилась. В ту ночь мне казалось, что Лео незримо присутствует рядом. Это нисколько не пугало меня, напротив, впервые за долгое время я ощутила приятный покой и умиротворение. Сердце перестало беспросветно и отчаянно тосковать.

Бар я все же продала знакомым из поселка: одна бы я не потянула этот бизнес, а так дело моей мамы оказалось в надежных руках. Сама я перебралась в Сан-Паулу, где поступила в университет. Мне было чуть больше тридцати, когда я получила диплом. Помимо немецкого языка, я овладела английским и французским, съездила в Германию, как давно мечтала. По правде говоря, Европа меня не впечатлила настолько, насколько я себе это представляла. Бразилия, несмотря на все свои недостатки, слишком глубоко запала мне в душу, хоть поняла я это далеко не сразу. Вернувшись домой, я преподавала языки в родном университете и давала частные уроки. Замуж я до сих пор не вышла и не родила детей. Я к этому не особо стремилась. Одиночество не означает несчастье, как бы общество ни убеждало нас в обратном.

Все это время я переписывалась и созванивалась с донной Деузой, навещая ее, по крайней мере, раз в год. Так, волей случая она обрела дочь, которой у нее никогда не было, а я могла заботиться о ком-то, как о матери, которую потеряла. Рут осталась жить в Мараньяне с мужем и двумя детьми, и я всегда ходила к ним в гости, когда наведывалась на родину.

На этом я могла бы закончить свой рассказ, если бы не еще одно интересное событие, случившееся в моей жизни буквально пару лет назад. Начальство предложило мне сотрудничество с одной компанией из Рио — им нужен был переводчик с немецкого для работы с деловыми бумагами. Недолго думая, я согласилась, тем более, в планы у меня как раз входило пожить в этом городе некоторое время. Каково же было мое удивление, когда компания эта оказалась компанией Феррасов! Отказываться от сотрудничества было уже неудобно, но не только это побудило меня оставить договор в силе. Меня охватило жгучее, я бы даже сказала, болезненное любопытство, ведь когда еще представится возможность вблизи увидеть эту легендарную семейку?

Леонидас Феррас был уже стариком и отошел от дел, наслаждаясь отдыхом в кругу семьи. Его младшие сыновья Жайме и Адриану были еще слишком юны и беззаботны. Все хлопоты о компании легли на плечи тоже уже немолодого Лукаса Ферраса, перед встречей с которым я волновалась больше всего. Я помнила фото из старой газеты, которое так потрясло меня когда-то. Встретив Лукаса воочию, я поняла, что с тех пор он еще больше помрачнел и осунулся. Волосы с сильной проседью зачесаны назад, худое лицо покрыто сетью мелких морщин, взгляд не выражает никакой заинтересованности — таким я увидела этого человека. Он сухо поздоровался со мной и предложил сесть, чтобы обсудить детали контракта и мои обязанности.

Так странно смотреть на внешнюю копию человека, которого ты когда-то знала и любила, и которого, вероятно, уже нет в живых. Таким мог бы быть Лео спустя лет сорок после нашего знакомства, а впрочем… Нет, Лео выглядел бы совершенно иначе.

Я посетила званый ужин, устроенный специально для гостей из Германии. На мероприятии была замечена вся семья Феррасов: престарелый отец семейства вместе со своей женой на пару смотрелись куда моложе и искрометнее, чем большинство присутствующих среднего возраста. Мальчики-близнецы, такие же живые и веселые, как их родители, появлялись то там, то здесь, не сидя на месте ни минуты. Один из них улыбкой был настолько похож на Лео, что по спине пробежали мурашки. Кажется, этого брата зовут Жайме. Он гораздо больше напомнил мне любовь моей юности, нежели Лукас.

Сам Лукас явился на ужин под руку с женой-арабкой. Подумать только, двадцать лет назад я заочно соперничала с этой женщиной! Ее молодость уже увяла, но былая стать и красота давали о себе знать, а глаза… Глаза были такие же погасшие, как и у ее супруга. Они оба производили впечатление людей, крайне недовольных своей жизнью, сожалеющих обо всем, о чем можно только сожалеть, и уставших от всего, от чего можно устать. Так бывает у тех, в ком потух огонь жизни.

Проработала я у Феррасов всего восемь месяцев. На уход мой повлияло то, что Лукас стал проявлять ко мне повышенное внимание. Он стремился проводить со мной больше времени, разговаривать по душам, при мне у него расправлялись плечи, на лице появлялась улыбка, оживал взгляд. Лукас, поначалу казавшийся полной противоположностью Лео, на моих глазах становился его абсолютной копией, пусть даже втрое старше. Лишь после этого мне стали понятны все сетования Лео на свою судьбу, ведь устоять перед такой иллюзией и впрямь сложно. В какой-то момент я поняла, что еще чуть-чуть, и меня сметет эта волна, поэтому поспешила оборвать все связи, мучаясь от угрызений совести.

Итак, на дворе уже 2021-й. Я не хочу подводить итогов, мне еще слишком рано подводить итоги. Могу ли я сказать, что недовольна тем, как сложилась моя жизнь до сегодняшнего момента? Пожалуй, я усвоила одну истину — любые события, происходящие с нами, для чего-то нужны. Даже самые ужасные. Это как части идеально отлаженного механизма, все так или иначе пригождается. Вот только отчего-то до боли жаль девочку с фотографии: «Луиза Беккер, Мараньян, 2000 год».