Как напарники (джен)

Рваная рана начиналась между ребрами Акутагавы и уходила вниз, к правому бедру. Сквозь зажимающие дыру пальцы тёплыми ручейками сочилась кровь. Чересчур быстро, пульсирующими толчками. Весь его опыт говорил, что это плохой знак.

Боль была не лучше. Невыносимо мучительная даже по его меркам, она отвлекала на себя слишком много внимания. Она — и небо. Яркая синева с росчерками облаков ласково склонялась над ним, попирая обшарпанные крыши. И Акутагава никак не мог отвести от нее взгляд. Ему нужно собраться и вернуться в бой, а не это невозможное небо. Хотя бы приподнять голову с земли и осмотреться. Он пытался сделать это несколько раз, но так и не смог сдвинуться. Даже злость, обычно толкавшая его вперед, куда-то отступила.

В переулке пахло бойней; металлический кровавый запах такой насыщенности, что казался почти видимым. Он наполнял ноздри, впитывался в кожу и отлично подходил к окружавшим Акутагаву трущобам...

Жаль, что кровь принадлежала ему. Или уже не принадлежала. Судя по тому, как ретиво она покидала тело, у нее были дела где-то еще.

С момента ранения прошло не больше минуты, но под спину натекла уже целая лужа. Рубашка пропиталась насквозь и противно липла к телу.

Мир дрожал перед глазами, постепенно начиная меркнуть. На губах тоже пузырилась кровь.

Акутагава в очередной раз попытался подняться, вложив все силы в мучительный, тягуче-долгий рывок. Время точно издевалось, растягиваясь пропорционально усилиям. Он сражался и с ним, и с земным притяжением до тех пор, пока перед глазами не заплясали темные круги. Зубы прокусили губу насквозь, когда Акутагава закусил ее в попытке не стонать. Точно до этого из него вытекло недостаточно крови! На лбу выступил холодный пот.

Зато теперь все получилось: плечи приподнялись над землей. Внутренние органы отозвались на это взрывом боли, и все же сесть почти удалось. А потом ладонь, на которую Акутагава опирался, заскользила по вязкой кровавой жиже, и он навзничь повалился обратно.

Можно было бы попытаться стянуть края раны при помощи доспеха. Только, кажется, все силы он израсходовал в бою...

Пальцы поднялись, чтобы ощупать повреждения. Акутагава надеялся, что удар не пропорол тело насквозь. Но, учитывая его силу, могло быть по-всякому.

Спину он совсем не чувствовал. Даже когда упал на нее. Вся боль сосредоточилась в области груди и живота. Несомненно, внутренние органы тоже задеты. Хотелось бы знать, насколько сильно. Впрочем, что дальше делать с этим знанием? Ведь он не врач...

В памяти всплыл яркий свет операционной, бесконечные инъекции и трубки, торчащие из тела — все то, с чем ему пришлось познакомиться после последней позорно проваленной миссии на корабле... А потом разум снова переключился на бой сегодняшний. Нанося финальный удар, Акутагава целиком сосредоточился на атаке. Как итог — противник тоже успел его достать.

Досадная оплошность. Непростительная. И, скорее всего, фатальная. Акутагава уже дважды силился опять подняться, но едва сумел оторвать от земли голову.

«Что ж, Тигр, похоже, в нашем соперничестве ты победил».

Вопреки обыкновению, мысль об Ацуши не принесла с собой привычной ярости. Только легкое усталое сожаление и покой. Хотя они уже давно куда больше напарники, чем соперники. Вот и сегодня: опять сражались на пару.

Одаренный, с которым они сражались, мог создавать лезвия прямо из воздуха. Одно — с зазубренными краями — и угодило в Акутагаву, когда их противник понял, что Тигр — просто приманка.

— Акутагава?

Легок на помине! Над ним склонилась белобрысая голова напарника, закрывая собой небо. Встревоженное лицо. Ацуши дрожал, расплывался перед глазами и уже одним своим видом вызывал глухое, застарелое раздражение.

Как обычно, на быстро регенерирующем засранце не было и царапины.

Может, напоследок-таки удастся прибить его? В счет старой вражды? Атаки сейчас он точно не ожидает... Акутагава попытался собраться с силами...

— Ты можешь сейчас объединить наши способности? — спросил Ацуши.

И Акутагава рассмеялся бы, если б мог. Второй мыслью было: «Неужели противник устоял?!»

Какое-то мгновение внутренние весы колебались между желанием ударить по Ацуши и возможностью прикончить их общего противника. И выполнить задание, будь оно неладно!

Чёрная материя устремилась вверх, обвивая и усиливая. Глаза напарника полыхнули золотым, клыки удлинились, тело окутал черный плащ, еще секунду назад бывший на Акутагаве... Даже язык стал отливать темным.

— Поторопись. Меня надолго не хватит.

Последние слова прозвучали так тихо, что Акутагава сам не был уверен, что смог их произнести.

Но Ацуши, кажется, услышал и даже кивнул. Или это опять поплыло перед глазами?..

Неважно. Акутагава просто их закрыл. Тем более, что напарник уже исчез, а небо после их короткого разговора потеряло свою привлекательность.

С утратой плаща накатил холод. Особенно сильный сейчас, когда организм потерял много крови и продолжал отдавать остатки сил.

«Будет жаль умереть без плаща».

Глупая мысль. Как только разорвется их с Ацуши связь, плащ вернется. И все же лежать на мостовой в одной рубашке казалось одуряюще холодно. Убаюкивающе холодно, словно под легкой анестезией. Акутагава начал соскальзывать в беспамятство. А в следующее мгновение пришла боль. Такая жуткая, что все до нее показалось легким дискомфортом. Тело выгнулось дугой, глаза распахнулись. В рану словно вонзилось нечто раскаленное и теперь перекручивало внутренности, разрывая их на куски.

Из горла против воли вырвался крик. Зато сотрясший тело спазм на пару с выбросом адреналина дал сил, чтобы приподняться на локтях и взглянуть.

Над его распоротым боком, припав на передние лапы, склонился Ацуши, почти полностью превратившийся в черного зверя. Дневной свет мерк на лоснящейся шерсти, создавая вокруг ореол темноты. Вместе с ней шел леденящий ужас. Волосы Акутагавы мгновенно встали дыбом. Он застыл, не в силах пошевелиться или отвести от распахнутой пасти взгляд.

Тигриные клыки угрожающе нависали над раной, почти воткнувшись в плоть. Темный звериный язык медленно скользил внутри, вылизывая кровь. Точно втягивал ее внутрь себя при помощи слившегося с ним Расемона.

«Он что, собирается съесть меня живьем?» — пронеслось в голове, одновременно перекрываемое мыслью «Нет. Наверное, я просто брежу».

Инстинктивно Акутагава потянул свою способность назад.

Ацуши тут же вскинул голову. Звериные черты дрогнули, поплыли, возвращая ему знакомый человекоподобный облик. С заляпанного красным лица на Акутагаву уставились желтые немигающие зрачки хищника.

— Нет. Не разрывай связь. Я пытаюсь закрыть рану, — его голос был больше похож на рычание.

Акутагава вздрогнул и втянул в себя воздух, кажется, впервые с того момента, как поднял голову.

— Как?

Слова Ацуши ничего не меняли: происходящее продолжало казаться безумием. Но связь Акутагава все-таки удержал.

— Помнишь, ты заметил, что мои когти разрывают сверхъестественное? — лицо напарника все еще больше походило на звериное, но голос звучал уже почти нормально. — Я попробовал тренироваться. На чужих способностях. И выяснил, что зализывая брешь в сверхъестественном, могу закрыть такой разрыв. А объединив наши с тобой силы, я рву саму ткань реальности. Твое тело реально. Так что...

Язык напарника снова удлинился и вонзился в рану, вызвав следующий взрыв боли.

Акутагава откинулся назад, титаническим усилием удержав рвущийся из горла крик на грани стона.

— Бред, — выдохнул он, в глубине души подозревая, что именно в нем сейчас и находится.

Такое просто не могло быть правдой.

Наверняка его тело билось в предсмертной агонии на грязной мостовой. В одиночестве. А Ацуши ему только каз... Ааарх!

Очередной спазм буквально подбросил Акутагаву вверх, заставив встать на лопатки. Широкие мягкие лапы опустились на него сверху, придавливая к земле.

Очень реалистично для галлюцинации. Воображаемый язык словно выжигал рану изнутри.

— Ты все равно был при смерти. И другой помощи дождаться бы не успел, — прозвучало сверху в миг недолгого перерыва. — Я достаточно зверь, чтобы это чуять.

С этим Акутагава спорить не мог. Расемон тоже почувствовал.

Ногти с силой впились в ладони. Реально все или нет, будь он проклят, если еще хоть раз закричит.

Не пришлось. Боль постепенно уменьшалась. Или он к ней привыкал? Прикосновения Ацуши уже скорее покалывали, чем жгли. Неужели рана и правда затягивалась? Хорошо бы.

С большей вероятностью так приходила смерть. Но почему бы не помечтать?

Если бы еще способ лечения не был таким... Безобразно неловким...

Акутагава нечасто позволял другим людям к себе прикасаться, подспудно ожидая удара от каждого, кто оказывался достаточно близко, чтобы его нанести. А сейчас его раны вылизывал его собственный напарник посреди грязного переулка близ портовых доков.

Бесящий напарник, напомнил себе Акутагава. Напарник, которого он никогда не выбрал бы себе сам.

Где-то на периферии сознания возникла мысль, что такое лечение даже немного приятно. Акутагава вздрогнул. И попытался ее от себя отогнать.

— А противник? — просипел он, больше чтобы отвлечься.

Вряд ли Ацуши занимался бы... ну, тем, что он сейчас делает, если бы нужно было продолжать бой.

— Мертв. Ты его достал.

Акутагава молча кивнул. Хоть что-то.

Голова кружилась, тело била мелкая дрожь, разливавшаяся внутри позорной слабостью.

А еще нестерпимо хотелось запустить руку в волосы Ацуши и сжать пальцы на его загривке. Акутагава и сам не знал, зачем.

«Я просто потерял много крови. И много сил», — эти слова он повторял про себя как мантру до тех пор, пока Ацуши не отстранился, разрывая связь с Расемоном.

Сильные руки — уже совсем человеческие — подхватили Акутагаву под спину и помогли сесть, вызвав ещё большую волну слабости. Он с радостью привалился бы к стене. Но никаких стен поблизости не наблюдалось, и ему пришлось опереться на заботливого напарника.

Взгляд непроизвольно устремился к месту ранения.

Там не было ничего. Никаких следов, что его вообще задели, кроме разорванной, липкой от крови рубашки. Вид испорченной ткани вызывал омерзение. Акутагава с трудом поборол желание немедленно стащить с себя эту дрянь.

Потерпит. Сначала нужно отсюда выбраться.

Слабость не отступила... Но теперь он хотя бы был в состоянии здраво рассуждать. Кровь, в которой он сидел, была настоящей. Как и кровь на лице Ацуши. Теперь уже совершенно человеческом лице. Думать о том, что это могло значить, сейчас не было никакого желания.

Дрожащей рукой Акутагава достал из кармана плаща платок и протянул его напарнику. А потом оттолкнулся от него и попытался встать.

Мир закачался, моргнул, а затем в лицо Акутагаве устремился раскуроченный асфальт.

Ацуши поймал его за лацканы плаща и, резко встряхнув, поставил на ноги.

— Не дури! Я закрыл рану, но кровопотерю это не отменило. Ты слаб. И тебе нужен врач.

Лицо он, конечно, так и не вытер.

— На тебе моя кровь, — Акутагава повис на подставленном плече.

Гордость требовала от него идти, не опираясь на напарника. Но она же говорила, что снова упасть или быть пойманным в полете будет ещё более унизительно, чем принять помощь сразу.

Голова все так же кружилась. Даже еще сильней после встряски. Ноги не слушались. А Ацуши был куда ближе, чем требовали приличия. И чем этого хотелось. Хуже того: он явно собирался помогать раненому напарнику до конца. Последнее особенно бесило. Не друзья же они, в конце концов?!

Было бы куда проще и правильнее, если бы Ацуши оставил его лежать там, где он упал. Акутагава на его месте наверняка так бы и сделал. Но, конечно, хорошие парни товарищей не бросают. Даже невольных товарищей.

Пока они шли к выходу из переулка в голове крутилось раздражённое «И откуда ж в тебе столько человеколюбия?».

Обшарпанные стены вращались перед лицом не хуже карусели. Поэтому Акутагава просто снова закрыл глаза и позволил вести себя вслепую.

Каждый шаг давался невероятно тяжело. Даже с опорой. Сильные руки бережно, но крепко поддерживали Акутагаву за пояс, а он сам, смирившись с неизбежным, буквально висел на подставленной шее.

И старался не думать о том, какое жалкое зрелище сейчас из себя представляет. Ещё искреннее он старался не думать об Ацуши. Совсем не думать. Только выходило плохо.

Было бы куда проще, если бы тот его только что не вылизывал.

Даже если последнее только привиделось — наверняка привиделось — картина была слишком яркой.

Собственная слабость вызывала омерзение. Руки напарника на талии — желание их скинуть. А понимание, что его не бросят, даже если он станет отказываться, упираться и брыкаться, отзывалось где-то внутри непривычным теплом.

— Полагаю, благодарности от тебя не дождешься? — раздался над ухом голос Ацуши.

Вопрос наверняка был риторическим, но Акутагава все же покопался в своих чувствах. Тем более, что больше ему делать было нечего.

В памяти возникли прикосновения чужого языка, мгновенно усилившие ощущение неловкости.

Прошедшая боль осталась позади. В конце концов, боль в его жизни возникала слишком часто, чтобы заострять на ней внимание. Зато последние, почти безболезненные касания все еще жили в памяти. Стоило только подумать об этом, как в горле пересохло. Место ранения отозвалось непривычным, фантомным покалыванием, напоминающим щекотку. В памяти эти прикосновения казались почти ласковыми. Медленное, неспешное, очень основательное движение. Влажный язык. Слишком горячий и шершавый, слишком длинный для человеческого. Да и вся ситуация была слишком... Странной? Дикой? Акутагава перебирал известные ему слова и не мог подобрать подходящие.

Тогда в ушах шумело. Сейчас же память услужливо подсказала звуки. Тихое чавканье. Ацуши, лакающий его кровь из раны, как кошка лакала бы из блюдца молоко.

И желание запустить пальцы в светлые волосы. Или шерсть. Что там в этот момент у него было?

Воображение услужливо подсказало возможные ощущения. Мягкие шелковистые пряди в ладони и язык Ацуши, скользящий по его телу, от грудины и вниз...

Акутагава хрипло выдохнул и замер. Тело предательски дрожало, на лбу выступил пот. В этот раз совсем не холодный.

— Плохо? — разрушил иллюзию взволнованный голос.

Ацуши по-своему истолковал состояние напарника. Его хватка усилилась, видимо, в ожидании падения. Взгляд разноцветных глаз взволнованно скользил по лицу, выискивая признаки слабости.

— Я в порядке, — привычно рыкнул Акутагава, делая следующий шаг.

Он ещё успел услышать в ответ бурчание по поводу своей грубости, а потом разум поглотил туман.

Очнулся он уже в машине. И безропотно позволил Хигучи отвезти себя в больницу, по пути узнав от неё, что до точки сбора Ацуши тащил его на руках.

Живое воображение тут же подсказало, как это выглядело со стороны, пополнив копилку мыслей, которые Акутагава предпочел бы не думать.

Позже, рассматривая результаты собственных обследований, не думать он уже не мог. Он пытался найти хоть малейшие следы повреждений — но у него не получалось. Прежде равнодушный к медицинским процедурам, в этот раз Акутагава заставил врачей повторить все исследования дважды.

Но результатов это не дало. Подтвердилось лишь, что он без каких-либо видимых причин потерял больше литра крови, а также часть старых шрамов и следы сросшегося много лет назад перелома на шестом ребре.

Там, где раньше были пропавшие рубцы, проходила изогнутая полоса чистой здоровой кожи. Широкая, светлая и вызывающе неуместная среди сетки застарелых шрамов. Она притягивала взгляд каждый раз, как ему случалось переодеваться. Пальцы так и тянулись к этому участку кожи. Иногда бессознательно.

Оставаясь наедине, Акутагава рассеянно поглаживал его, думая об Ацуши. И впервые со времени знакомства жалел, что вне редких совместных миссий они не общаются. Знать, какая часть из воспоминаний правдива, а что привиделось, хотелось до одури.

Настолько сильно, что Акутагава не выдержал в неизвестности и двух недель.

* * *

Ленты Расемона вынырнули из темноты узкой улочки, через которую Ацуши обычно срезал дорогу в агентство. Резкий рывок отбросил его к стене, заодно выбив из руки стаканчик с кофе. Акутагава с мрачным удовлетворением смотрел, как на белой рубашке расплывается темно-коричневое пятно. А потом Ацуши извернулся, намотал Расемон на кулак и дернул на себя со всей силы.

Мгновение — и они уже стояли нос к носу. Тигриные когти зависли в миллиметре от шеи Акутагавы. Две острые пики Расемона упирались Ацуши в кадык.

— Свихнулся?! — возмущенный вопль удивительно напоминал яростное кошачье шипение. — У нас же перемирие!

— Надо поговорить.

Акутагава невозмутимо убрал свою способность и сделал шаг назад.

С секунду Ацуши буравил его мрачным взглядом, а потом отлип от бетонной стены и привычно сунул руки в карманы.

— С тебя кофе, — безапелляционно заявил он.

Акутагава аж поперхнулся от возмущения.

— Что?!

— Ты его разлил, — терпеливо, как маленькому ребенку, объяснили ему. — И это я еще не говорю про необходимость купить новую рубашку. Или хотя бы оплатить химчистку.

— Не собираюсь я покупать тебе кофе.

Часть про рубашку Акутагава принципиально предпочел не услышать.

— А без кофе я по утрам неразговорчивый.

Ацуши поддел ногой упавший стаканчик и прицельно пнул его в сторону мусорных контейнеров, добропорядочно умудрившись угодить именно в тот, что для бумаги.

Пятнистый кот, сидевший рядом, зашипел и шарахнулся в сторону.

— Прости, — Ацуши взглянул на потревоженного сородича так, словно тот его понимал, и пошел прочь.

Акутагава подстроился под его шаг, мысленно отмечая, что со времени их первой встречи мальчишка стал куда увереннее в себе. И наглее. Если взять во внимание его удивительную способность и учителя — особенно учителя — перемена закономерная. Но не очень удобная. Приходилось признать, что, какой бы привлекательной ни казалась мысль вбить Ацуши в стену еще раз, вариант с покупкой кофе для нормального разговора подходил больше.

Оставалось выбрать, где. Улочка, по которой они шли, пестрела всевозможными вывесками, и Акутагава никак не мог определиться. Главным образом потому, что не хотел.

— Я понимаю, что детство ты провел на улице, и тому, как завязывать беседу, тебя никто не учил, — наставительным голосом начал Ацуши. — Поэтому подскажу: в следующий раз начинай сразу с разговора. Прелюдии у тебя так себе.

От этой нетипичной для напарника, и все же хорошо знакомой язвительности, Акутагава замер. Руки сами сжались в кулаки. Вот сейчас стукнуть по белобрысой башке хотелось особенно сильно.

На языке крутилось: «Учил. Тот же, кто и тебя». Правда, на краю сознания маячила мысль, что с Ацуши Дазай вел себя по-другому.

— Ты сам рос в приюте, — вместо этого напомнил Акутагава.

— Там как раз вежливости учат очень хорошо, — по-кошачьи фыркнул собеседник и кивнул в сторону изящной вывески. — Отличная кофейня, кстати.

Акутагава посмотрел. И мгновенно прикинул, что убить Ацуши еще в переулке было бы экономически выгодней.

— Ты пил дешевый кофе из передвижного киоска, — напомнил он, всем своим видом намекая, что становиться спонсором нищих детективов сегодня не планировал.

— Хорошо, — легко согласились в ответ. — Можно взять кофе в киоске и поболтать на ходу, пока ты провожаешь меня до работы.

Желания тащиться до Детективного Агентства, тем более по солнцепеку, Акутагава не испытывал. И особенно не хотел знать, что скажут их боссы, увидев, как они прогуливаются вместе.

В идеале, он вообще предпочел бы сохранить эту беседу в тайне. А еще лучше — сделать так, чтоб и самого повода для нее не было.

* * *

К сожалению, повод был: и он вальяжно раскинулся на уютном кожаном диванчике в элитной кофейне прямо напротив Акутагавы.

— Мне двойной капучино с мускатным орехом, ванилью и соленой карамелью, — озвучил свои предпочтения Ацуши, как только к ним подошла улыбчивая официантка.

Но смотрел он при этом на Акутагаву. Очень нагло смотрел. Так, словно слухи о запасных жизнях у котов и на тигров-оборотней распространяются.

«Я могу убить его после того, как мы поговорим, — мысленно сказал себе Акутагава. — В любой момент могу убить».

На самом деле не мог. И даже не потому, что Ацуши являлся серьезным противником.

В условиях хрупкого перемирия между Портовой мафией и Детективным Агентством любые разборки их сотрудников находились под строгим запретом. Оставалось приканчивать раздражающих детективов в уме. Одного раздражающего детектива. К счастью, размышления о том, как лучше спрятать труп, помогали сохранять спокойствие.

— Ты у нас, оказывается, гурман, — Акутагава вложил в свой взгляд побольше презрения.

То, что Ацуши настоял на своем, невероятно бесило.

— А ты пьешь все подряд? — донеслось в ответ. — Прости, я прослушал, какую бурду ты себе заказал...

Расемон стремительным броском преодолел разделяющее их расстояние. Врезался под тощий подбородок, подбрасывая Ацуши над сиденьем, и принялся рвать, — в мыслях Акутагавы. Там на светлые стены хлестала кровь, помогая ему не вспылить. А в реальности тишина мешалась с неловкостью.

Их беседа складывалась неправильно. Сам Ацуши вел себя неправильно. Слишком нагло и развязно. Они никогда прежде не общались вне работы, чтобы делать уверенные выводы и все же... Что-то было не так.

Акутагава крутил в ладонях горячую фарфоровую чашку и все больше мрачнел. Мучавший его вопрос категорически не желал формулироваться.

Фраза «Ты действительно зализал мои раны?» даже в уме звучала, как извращенный бред.

По другую сторону стола Ацуши с улыбкой довольного кота потягивал свой капучино и тоже молчал. Чертов оборотень явно не испытывал неловкости!

Акутагава поймал себя на том, что невольно любуется расслабленной позой и выражением безмятежности на чужом лице. Он и сам хотел бы уметь так же...

Стоп. Хотел бы... Озарение пришло внезапно.

Ацуши поднес чашку к носу. Втянул в себя горьковатый кофейный аромат. Наверняка в разы более яркий для его тигриного обоняния. Сделал пару глотков, откинул голову на спинку и буквально растекся по мягкому сидению, хотя, казалось бы, уже был расслабленнее некуда. Меланхоличный, скучающий взгляд из под густых ресниц довершил образ. Это выглядело настолько похоже на повадки Дазая, что Акутагава едва не рассмеялся.

Черт возьми, да Ацуши играл в спокойствие! Нагло копируя самый яркий пример из своего окружения! Значит ему тоже от их встречи не по себе. Значит, для этого есть веский повод. Может ли быть, что...

Впрочем, хорошие парни всегда загоняются по каким-то пустякам.

Акутагава поставил на стол опустевшую чашку.

Сколько раз они с Ацуши пытались убить друг друга? По меркам мафии — немного. Но...

— Что немного? — донеслось в ответ.

Видимо он так задумался, что сказал последнюю фразу вслух.

Ацуши почти не поменял позу. Лишь склонил голову к плечу. Акутагава поймал взгляд, полный показного равнодушия и твердо сказал:

— Тигр, завязывай. Если бы я хотел поговорить с Дазаем, я бы пришел к нему.

Спорное утверждение. Но сейчас проверять его они точно не станут.

Ацуши дернулся, широко распахнув глаза. Вид при этом он имел такой, словно его застали на месте преступления. Виноватый вид. Даже щеки стыдливо порозовели.

И так было значительно лучше! Как общаться с таким Ацуши, Акутагава знал.

— Давай о моем последнем ранении. У лечивших меня медиков есть вопросы. Как и у меня.

— А с ним что-то не так?

Ацуши опять попытался изобразить невозмутимость. Но еще сильнее покрасневшие щеки выдавали его с головой.

Любопытный взгляд скользнул по телу Акутагавы. Очень внимательно, словно пытался заглянуть под одежду в том месте, где была рана. Ацуши слизнул с верхней губы капельку капучино. Быстрый машинальный жест, но от него Акутагава вздрогнул. Сердце пропустило один удар.

— Там ничего нет, — быстро сказал он. — Ни раны, ни шрама. Даже старые рубцы в этом месте растворились без следа.

Взгляд, буравящий его, стал ещё более заинтересованным. Ацуши снова быстро облизал губы. Теперь уже просто так, без связи с кофе.

Он не изменился внешне, и помещение не стало тем чертовым переулком, где Акутагава умирал и чуть не умер; только от направленного на него жадного внимания накатила слабость, отдающая дежа вю.

— А можно посмотреть? — Ацуши подался вперед одним плавным, исполненным звериной грации движением.

И Акутагава внутренне порадовался, что их разделяет стол. Все его инстинкты взвились на дыбы, предупреждая о присутствии рядом угрозы.

— Если ты объяснишь, что именно произошло, — ответил он, отгоняя иррациональный страх доводами разума.

Это всего лишь Ацуши. И он точно не опасен. Не для одного из опаснейших убийц портовой мафии. Расемон на периферии сознания глухо ворчал, порываясь принять защитную стойку.

— Да я сам первый раз такое делал, — Ацуши поерзал на сиденье и раскрытой пятерней почесал затылок, взлохматив неровно лежащие волосы. — Даже не был уверен, что получится.

Наваждение спало, и перед Акутагавой снова сидел обычный озадаченный мальчишка.

Да что ж за день метаморфоз у него сегодня?!

— А про закрытие бреши в сверхъестественном ты что тогда говорил?

Ацуши мечтательно улыбнулся:

— Это случайно получилось. У Кенджи был день рождения. Мы все перепили, и Танизаки в шутку создал огромный иллюзорный торт. Очень красивый. Знаешь, такой, с полем, цветами и даже коровами...

Акутагава закатил глаза. Вот уж точно информация, которая ему не требовалась.

Но последующие десять минут пришлось слушать о перипетиях вечеринки. Будто они двое были приятелями, и делиться подробностями своей жизни для них — обычное дело.

Ситуация требовала ещё кофе. Много. Или чего покрепче. Руки сами подтянули к себе заламинированное меню. Тем более что нить сюжета Акутагава безвозвратно потерял. Даже уже не был уверен, о чем изначально спрашивал.

Но Ацуши без хищных нот его устраивал. И как минимум один завтрак за собственное спасение Акутагава ему задолжал. Все равно было похоже, что они застряли тут надолго.

— А потом, когда он уже растворялся в воздухе, я его в шутку лизнул. А он взял и восстановился, — к сути беседы Ацуши вернулся, дожевывая восьмой онигири с тунцом.

До сегодняшнего дня Акутагава не знал, что можно одновременно есть и болтать с такой скоростью. Голова буквально пухла от забивших ее подробностей жизни Вооруженного Детективного Агентства. Что ответ на простой вопрос может полчаса скакать по вещам, совершенно с ним не связанным, тоже стало открытием. И особенно поражало, что вывалив на собеседника столько разрозненных фактов, Ацуши в итоге вернулся к тому, с чего они начали.

«Если мне когда-нибудь потребуется подробная информация о каждом детективе я... — Акутагава прикинул перспективы, — отправлю с ним в кафе Хигучи. И дам четкий приказ не перебивать, а только запоминать и спрашивать».

Если девчонка после этого не свихнется, можно будет повысить ей жалование.

Погруженный в эти мысли Акутагава совершенно упустил момент, когда за столом воцарилась тишина.

Ацуши смотрел прямо на него с выжидательной, немного заискивающей улыбкой. Разве что глазами не стрелял.

А теперь-то что?! Акутагава сдвинул брови, судорожно вспоминая, не звучало ли в прослушанном рассказе какой-то просьбы, требующей ответа прямо сейчас. Мозг кипел, совсем запутавшись в человеческих странностях.

— Ну, покажешь? — нетерпеливо выдохнул Ацуши, очевидно, устав ждать.

Ах, да. Шрам. Точнее, полное его отсутствие.

Акутагава приподнялся, выбираясь из за столика. Пальцы откинули полы плаща и подцепили край широкой рубашки с правого бока, задирая тонкую ткань до уровня подмышки. Воздух раздражающе лизнул обнаженную кожу, заставив поморщиться.

Открывать в общественных местах часть тела, даже самую незначительную, было неприятно. Отдавало уязвимостью. Акутагава чувствовал себя моллюском, выглядывающим из защитного панциря. Особенно под чужим изучающим взглядом.

— Интересно, — горячие пальцы коснулись открывшегося участка. — Он весь такой?

Рука легко двинулась вверх — слишком яркое ощущение на нежной, недавно обновившейся коже. Росчерки старых шрамов выныривали из-под нее, разбегаясь в разные стороны. Ацуши касался одного пересечения за другим, явно намереваясь проследить след от собственного языка до конца. Даже Акутагава на пару секунд засмотрелся на неспешное движение его пальцев. Они точно заново узор чертили.

— А внутри? — непривычно низкий голос, с рычащими нотами, полоснул по нервам, разрушая очарование.

Акутагава резко дернулся назад, отбрасывая протянутую руку.

— Вскрытие делать не будем.

Вертикальные тигриные зрачки смотрели снизу вверх с пугающе жадным выражением, а протянутая ладонь и не думала опускаться.

— Оторвать тебе руку? — ласково предложил Акутагава.

Полы его плаща заинтересованно встрепенулись при этих словах.

Ацуши вздохнул и покорно отодвинулся, снова откидываясь головой на мягкую спинку. Только настырный взгляд никуда не делся.

— Нет, а все-таки, что говорят твои врачи? Мне хотелось бы понимать, как это работает.

И тогда Акутагава ляпнул:

— Я забрал домой медицинские карты.

Ацуши так и застыл с приоткрытым ртом. Яркие глаза удивленно округлились, а брови поползли вверх.

— Приглашаешь?

Разумеется, нет. Никаких частных детективов приводить в свою квартиру Акутагава не собирался. Никогда. Так он Ацуши и сказал. И повторил еще раз, когда отпирал дверь магнитной картой и пропускал его внутрь этим же вечером. Как только напарник покончил с работой.

Даже дорогу запоминать не надо. Это первый и последний раз. Не трясти же в общественных местах изображением собственных внутренностей?!

— А у тебя здесь просторно, — Ацуши, начавший вертеть головой еще в минималистично обставленной прихожей, шагнул в гостиную и замер.

Акутагава, шедший следом, чуть не ткнулся в резко напрягшуюся спину.

— Проходи уже, — фыркнул он, огибая притихшего гостя.

Но Ацуши как будто привидение увидел. Жизнерадостное лицо вытянулось, рот недоверчиво скривился, щеки побледнели. Взгляд прилип к стене, отделяющей гостиную от выхода на веранду.

Черт. Так привык, что даже в голову не пришло убрать! Там эффектно висела хорошо выделанная белоснежная шкура бенгальского тигра-альбиноса. Остекленевшие пустые глаза равнодушно смотрели в потолок, на ощеренных клыках плясали блики от люминесцентных светильников.

Не то чтоб этот охотничий трофей ярко отражал сложности в их с Ацуши напарничестве... Но, в целом, да.

Неудобно получилось. Не объяснять же теперь, что приобрел ее Акутагава давно. Еще до совместной работы. Тогда они сражались по разные стороны, а о возможном сотрудничестве мафии с детективным агенство никто и помыслить не мог.

Привезенная из Сундарбана контрабандой по личному спецзаказу шкура появилась в доме вскоре после первой сокрушительной стычки с Ацуши. Едва не погибший тогда Акутагава приобрел вещицу на черном рынке, лишь немного оправившись от ран. И повесил на самом видном месте, как мотиватор и напоминание о позорном поражении. Очень вдохновляло в стремлении стать сильнее.

Теперь, когда Ацуши работал с ним в паре на регулярной основе, можно было бы снять. Рядом с вертким, живучим оборотнем недостатка в мотивации уже не было. Но шкура отлично гармонировала со светлым диваном. И в глубинах распахнутой пасти располагался маленький удобный тайник.

Гость наконец-то отмер:

— Что...

— Ты мне не нравишься, — холодно пояснил Акутагава, обрывая невысказанный вопрос. — В дверях не стой.

Он прошел к столу и вытащил распечатки результатов компьютерной томографии. На более ранних отчетливо были видны пять ребер со следами сросшихся переломов. В более поздних переломы просматривались лишь на трех.

Ацуши беззвучно приблизился. Встал за плечом, обдавая странной смесью человеческого и тигриного дыхания. Вроде уже привычная вещь, но сдержать дрожь получилось с трудом.

— Можно? — ладонь с криво обстриженными ногтями протянулась к изображению.

— Вот, — Акутагава левой рукой провел по ярко выделяющимся полосам на изогнутых костях. — Это изображения годичной давности. А вот — свежие.

Ноготь указательного пальца постучал по одному из ребер. В месте старого перелома была совершенно однородная ткань.

— Может, ракурс неудачный? Или сбой в компьютере? Или он сам зажил уже? Ещё до того, как тебя ранили. — Ацуши с сомнением крутил распечатки в руках, то приближая, то отдаляя. — Давно ты проверялся? Эти линии слома почти незаметные. Вдруг у всех одаренных регенерация хорошая?

— Я эти ребра одновременно сломал. — Акутагава мрачно усмехнулся, отмахиваясь от лезущего на язык «ты мне их и сломал, когда на корабле сражались». — Даже трех лет не прошло. Еще скажи, что моя последняя рана тоже сама заживала!

Ацуши вскинул на него глаза, полные затаенной надежды. И тут же стушевался, переключаясь на заключение МРТ. С тем же успехом он мог в древнеегипетские письмена углубиться. Судя по мучительно исказившейся мордашке, медицинские термины ему ни о чем не говорили. Даже смешно было за потугами следить.

Не то чтобы Акутагава понимал лучше, но он хотя бы разговаривал с врачами, способными перевести текст на человеческий. Впрочем, все они недоуменно разводили руками. И лица у них были примерно как сейчас у Ацуши.

На третьей попытке перечитать и понять написанное Ацуши надоело.

— Да без разницы, — радостно выдал он, бросая листы обратно на стол. — Надо просто попробовать повторить.

Акутагава, потянувшийся, чтобы аккуратно сложить документы в папку, чуть не подпрыгнул от этого заявления.

— В каком смысле?

— Ну, надо просто опять объединить наши способности и попробовать залечить еще одну рану, — на лице Ацуши расцвела широкая ребяческая улыбка. — Это же такие возможности!

Что там врачи говорили про приступы дурноты после большой кровопотери? Комната внезапно зарябила, а воздуха стало не хватать. Акутагава закашлялся, в кои-то веки не пытаясь сдержать сотрясающие тело спазмы. Получившейся паузы для обдумывания ответа хватило с лихвой. И правда — возможности.

— Согласен. Новые способности нужно как следует изучить, — в голосе прорезалось злорадство. — На тебе. Даже если ничего не получится — с твоей регенерацией рана в любом случае затянется без следа.

Ацуши моргнул и разом поскучнел. Но спорить не стал. Повертел головой из стороны в сторону, повел плечами, разминаясь, как перед началом тренировки.

— Ты как? Полностью восстановился? Готов сейчас попробовать?

Как будто о таком нужно просить! Да Акутагава приплатить был готов за возможность его безнаказанно покалечить! Расемон вспух над плечом огромной поглощающей свет пастью, и Ацуши непроизвольно сглотнул, делая шаг назад.

— Только не сильно! И так, чтоб я дотянулся! Это когда рана на тебе, не важно где... — черное лезвие молниеносно метнулось вперед, резанув по внутренней стороне его правого предплечья. — Арр! А подождать пока я рукава закатаю не мог?

Кровь обильно хлестала из раны, пропитывая распоротый рукав и стекая на паркет. Паркет было жалко.

— Уже вторая рубашка за сегодня! — Ацуши зажимал руку чуть ниже локтя и сокрушенно качал головой, оглядывая порез. — Такими темпами тебе точно придется мне гардероб обновлять.

Акутагава равнодушно пожал плечами:

— Мы сейчас мои полы пачкаем. Хочешь помочь мне убираться, когда все закончится?

— Обойдешься, — в облике Ацуши появились первые звериные черты. — Объединяем.

А потом случились сразу три вещи: черная ткань Расемона оплела тело Ацуши, его конечности превратились в тигриные лапы и рана мгновенно затянулась.

— Ох, — удивленно рыкнул напарник, для верности пробуя подушечками видоизмененных пальцев неповрежденную плоть на месте исчезнувшего пореза. — Обычно не так быстро заживает.

Его светлые брови задумчиво нахмурились. Он выпустил когти, глубоко вгоняя в руку сразу два. Даже подергал ими из стороны в сторону, делая дыру побольше. Светлый мех по краям сразу пропитался темно-красным. Но пользы манипуляция не принесла. Стоило освободить рану, — и края тут же срослись. Ацуши даже наклониться не успел.

— Нууу, если оно затягивается само, — сквозь рычащие нотки в голосе звучала явная радость, — на мне эксперимент не проведешь. Непонятно же — я вылечил, или тигриная регенерация сработала...

На Акутагаву Ацуши не смотрел. Целых три секунды. Очевидно, давая ему время на то, чтобы осознать единственную возможную кандидатуру на роль подопытного.

— Можно попросить кого-нибудь стать добровольцем, — тактично прозвучало в тишине комнаты. — Доктор Ёсано наверняка...

— Обойдемся, — отрезал Акутагава, обрывая их связь.

Расемон отлип от Ацуши, заклубишись вокруг него подобием черного смерча. И вдруг, вместо того чтобы вернуться к хозяину, стремительно атаковал, щелкнув крест накрест по левому запястью Ацуши двумя лентами. На манер секатора. Плоть мгновенно разошлась, напоследок хрустнув перерубленной костью. Отрубленная ладонь смачно шмякнулась об пол, а на ее месте забил кровавый фонтан.

Ацуши, от неожиданности не успевший помешать нападению, закричал. Но сориентировался быстро. Стиснул зубы, пригнулся и низко зарычал, задирая культю повыше, чтобы хоть немного замедлить кровотечение.

— Ты... — на уцелевшей руке воинственно блеснули когти.

— Я, — холодно подтвердил Акутагава. — Позаботился о более серьезном повреждении. Для эксперимента. Так что хватит ныть и пробуем еще раз.

Пару секунд ему казалось, что Ацуши все-таки на него бросится. Но потом тот, стиснув зубы, кивнул.

— Можно будет просто приложить ладонь, чтобы не отращивать заново, — предложил Акутагава.

Зря. Как оказалось, в объединенном состоянии оторванные конечности тоже сразу восстанавливались. Полноценная мохнатая лапа выросла на месте окровавленного обрубка в мгновение ока. Ацуши на пробу повертел ей, а потом резко прыгнул вперед. Теперь уже Акутагава не успел среагировать. Острые тигриные когти хлестнули с двух сторон.

Одна лапа прошлась по лицу, раздирая мягкую ткань щеки на кровавые лоскуты от скулы до самого носа. Вторая прошла ниже, глубоко врезаясь в грудь под ключицами. Хорошо еще, что горло не задела.

Акутагаву бросило назад, наотмашь опрокидывая на спину. Боль от ран и от удара головой наполнила ощущением дежа вю. Мир дрожал и плыл, превращая светлые стены квартиры в узкий переулок рядом с грузовым портом. Слух как будто прицельно сфокусировался на оглушительном сердцебиении и свисте вдыхаемого воздуха, потолок двоился, норовя стать небом. Словно они повторяли сценарий двухнедельной давности.

Только кровь из порванной щеки обильно текла в горло, возвращая в реальность. Прошлый раз Акутагава ей не захлебывался. Он закашлялся и с усилием перекатился на бок, приподнимаясь на одном локте, чтобы посмотреть, где сейчас Ацуши. Тот спокойно стоял в центре комнаты, с интересом наблюдая за попытками Акутагавы встать. Никакой заботы и попыток помочь он не выказывал. Яркие тигриные зрачки по-кошачьи довольно щурились, словно не замечая адресованный им ненавидящий взгляд.

— Заметь, не я это начал, — произнес Ацуши омерзительно поучительным тоном.

Вместо рвущегося наружу ругательства Акутагава опять зашелся лающим кашлем и ощупал лицо. Рана на груди была несомненно опаснее. Но... Пальцы сами потянулись к пульсирующей от боли щеке. И уткнулись в обнаженные, ничем не прикрытые десны. Остатки порванных лицевых мышц обрамляли получившуюся дыру неровными кровоточащими лоскутками.

— Ну так что, — донеслось до Акутагавы. — Мне скорую вызывать или сами поиграем в доктора?

— А потом в твое убийство, — пообещал он в ответ и откинулся назад, чтобы Ацуши было удобнее.

В этот раз прикосновения языка казались терпимее. Возможно, потому, что Акутагава был готов терпеть боль и не воспринимал происходящее предсмертным безумием. Он вцепился пальцами в торчащие светлые вихры. И мстительно тянул за них со всей силы на каждом жестоком спазме. Тонкие пряди липли к вспотевшим ладоням, ощущались мягче и нежнее, чем шерсть трофейной шкуры на стене. Приятнее. Огромный шершавый язык скользил по груди, исцеляя. И намеренное выдирание волос как-то само переросло в мягкое поглаживание.

Акутагава осознал это лишь тогда, когда Ацуши прервался. Он вскинул голову и подался чуть вперед, нависая над им же изуродованным лицом. Яркие глаза с хищным интересом изучали повреждения. Из приоткрытой окровавленной пасти свисал нежно-розовый огромный язык и невыносимо несло мускусным звериным запахом. А пальцы Акутагавы все еще трепали мягкие, словно пух, волосы. Вышло неловко. Он резко отдернул руки и зажмурился, едва чужие губы начали склоняться к его лицу.

Смотреть на это было невыносимо. Как на что-то извращенно-неправильное. Словно они с Ацуши целоваться собрались.

Разумеется, нет. Но все равно хотелось взвыть, оттолкнуть его, врезать как следует и зашить щеку в больнице. Обычным способом. Даже если останется уродливый шрам! Красавцем Акутагава себя никогда не считал, так что невелика потеря.

Может, он бы так и сделал, не походи реакция на страх. А с таким нужно бороться. Пес портовой мафии не может испугаться какого-то слюнявого облизывания!

Руки сжались в кулаки. А тело вдруг словно резко повысило чувствительность. Волосы Ацуши мягким шелком упали на лоб. Горячий язык прошелся по разорванной коже и скользнул внутрь дыры, лизнув десны. Акутагава зашипел и вскинул руку, дергая за щекочущие лицо пряди.

— Какого хрена ты делаешь? — процедил он.

— Восстанавливаю, — голос Ацуши звучал довольным мурлыканьем. — Края такие неровные, приходится и с тыльной стороны захватывать.

— Я тебя убью, — пообещал Акутагава, наматывая его волосы на кулак.

Сердце прыгало в груди безумным больным ритмом. Ацуши лизнул щеку второй раз. А потом еще и еще. Он нахально погружал язык в разрыв, широко очерчивая его контуры изнутри, словно задался целью наощупь изучить строение челюсти. Акутагава едва сдерживался от того, чтобы начать в ответ кусаться. Или... Делать что-то еще менее логичное, наверняка опять спровоцированное кровопотерей.

В попытках понять, что же именно, он упустил момент.

Грудь с лицом остались целы. И только пол нужно было отмывать, а одежду выбрасывать.

— Мы ведь никому не будем об этом говорить? — заискивающе уточнил Ацуши. — Не хотелось бы остаток своих дней провести, вылизывая чужие ранения. И нам ведь все время вместе работать тогда придется…

Акутагава вздрогнул.

— Ни за что! — ответил он. — Я вообще не помню никаких новых способностей.

— Эксперимент провалился.

— Точно. Просто посидели, поговорили и все. Как напарники.

* * *

Восемь дней спустя, по дороге к месту нового задания, Акутагава сунул под нос Ацуши палец. Через всю подушечку шел глубокий свежий порез.

— Делал себе сашими и порезался, — скучающим тоном объяснил Акутагава. — Лечи.

— Что? — Ацуши так и замер в дверях лифта, из которого они выходили. — Я тебе не медсестра! Не буду.

— Тигр, — Акутагава тоже остановился и серьезно посмотрел на него. — Я твой напарник. Я ранен, а ты можешь помочь. Это часть командной работы.