Сторона дьявола (гет)

Как бы далеко они не заплывали, сколько бы ночей не проводили в погоне за кораблями работорговцев, «Призрак» остается черным, как смоль. Инеж следит за этим.

— Есть какой-то определенный образ, да? — ухмыльнулся Шпект, когда они впервые заметили выцветшую краску на корпусе. Инеж тогда подумала о строгих линиях темного костюма Каза — он одевался как бизнесмен, потому что для него бизнес и воровство были сторонами одной медали — и молча согласилась.

«Призрак» темный, как морские глубины и сомнительная мораль, скользит по волнам в поисках рабовладельческих судов с цветными парусами; его капитан узнает, что у свободы вкус соленых брызг и заветренных крекеров.

Инеж наслаждается этим.

* * *

Иногда дни выдаются тяжелыми, а ночи неспокойными. Когда они попадают в шторм, и Инеж молится Святым, спрашивая себя, ради чего она, сулийская акробатка, бороздит моря. Когда они догоняют корабль и находят в грузовом отсеке тела похищенных девушек. Когда в сражениях с работорговцами члены ее команды получают ранения, а освобожденные узницы проклинают их, Инеж сомневается, что в ее борьбе есть смысл.

Но в хорошие дни, когда погода благоволит им и солнце золотит море, когда плачущие родители воссоединяются со своими дочерями в гавани, а Танте Хелен оказывается близка к банкротству, Инеж понимает, что все не напрасно.

Так поступают такие девушки, как она. Девушки, в чьих жилах не течет магия или королевская кровь. Те, кто находят волшебство в обыденности, в победах и свободе.

* * *

Инеж спасает изможденных голодом узниц, чьи глаза успели отвыкнуть от света из-за долгого сидения в трюме, и потрошит работорговцев. Но как провести черту между справедливостью и местью, между милосердием и разрушением? Вот одна из пленниц с высоко поднятой головой наблюдает за тем, как умирает ее похититель, но другая забивается в угол, когда капитан «Призрака» предлагает ей теплую постель на ночь. В такие моменты Инеж осознает, что еще не нащупала эту грань.

Еще одна причина, почему «Призрак» должен оставаться черным.

Дрейфующие в гавани рабовладельческие корабли с перебитой командой — это доброта или жестокость? Скитающиеся по пустым причалам безработные моряки, которых жены не пускают на черный корабль — кто в этой истории монстр?

«Все мы чьи-то чудовища», — думает Инеж. Но именно ее ночью дети ищут у себя под кроватью, ее опасаются встретить мужчины, ведь встреча эта будет для них роковой. Она та, что оставляет за собой свежевырытые могилы и полную баржу Жнеца.

* * *

Все действия имеют последствия, а действия Инеж многим дорого обходятся. Однажды став крысой из Бочки, остаешься ей навсегда. Разборки между бандами в Кеттердаме преподали Инеж несколько хороших уроков. Ее, так же как и Каза, породил город; сделал из акробатки паука, вооружил клинками и научил выживать. «Призрак» — это больше, чем просто корабль. После неудачного покушения на Инеж в Новом Земе, единственный выживший головорез рассказывает о демонице с клинками, которая ни перед чем не остановится.

* * *

Тень Инеж растет и приходит в ее сны. Иногда она предстает в образе юноши с бледной кожей и волосами, похожими на пламя; он высокомерно хвастается своей королевской родословной. На утро Инеж приходится напоминать себе, что королевская кровь стекала в канализацию Кеттердама, где смешалась с кровью простолюдинов. Иногда ее тень — это высокая светловолосая женщина, увешанная драгоценностями; ее руки протягивают прекрасные шелка, а глаза обещают жизнь в заточении.

В худшие ночи ее тень — ухмыляющийся Каз с голыми руками, и его губы шепчут невозможные вещи.

Рассвет разгоняет тени, ветер ласкает лицо и путает волосы, волны разбиваются о борт корабля, смывая засохшую кровь. «Вода слышит и понимает». Инеж надеется, что это действительно так. Море столь же черно, как ее корабль, волосы и одежда.

* * *

До Кеттердама доходят слухи о корабле, бесстрашно бороздящем море, черном, как кошмар, и тихом, как смерть. О капитане, что охотится на работорговцев, освобождает рабынь, и оставляет жен без мужей, а детей — без отцов.

«Призрак» ввергает в ужас и дает надежду. Если Торговому Совету и владельцам домов удовольствий невыгодна сложившаяся ситуация, то в самом городе мало кто жалуется.

Слухи долетают до Восточного Обруча, и Вороны гордятся своим Призраком.

Прошли месяцы с тех пор, как корабль Инеж пришвартовывался к двадцать второму причалу, и с каждой неделей Каз становится более нервным и беспокойным. Не то чтобы он отличался добродушием, но Отбросы научились различать оттенки его настроения, и стоит только раздаться стуку трости, как все спешат убраться подальше.

— Почему он просто не признается, что скучает по ней? Нам всем ее не хватает, — горестно вздыхает Уайлен после ужасного ужина, когда Каз завелся от простого вопроса. Как итог: из стола из красного дерева теперь торчит нож.

Джеспер пристально смотрит на него.

— Я уже говорил, что ты становишься еще симпатичнее, когда говоришь умные вещи, — хмыкает он и любуется румянцем на щеках Уайлена. — Потому что он Каз Бреккер, Ублюдок из Бочки. Он скорее отрубит себе здоровую ногу, чем признает, что ему не чуждо ничто человеческое.

Каз признается в своих чувствах только во снах. Ему снится Инеж, чьи темные глаза и руки стали для него домом. Он гладит ее вьющиеся волосы и рассказывает, что пытается быть хорошим человеком, которого она заслуживает: отслеживает маршруты поставок «живого товара» и воюет с бандами. Во сне он целует ее и прикасается так, как не осмелился бы наяву, не замечая, как плещется у лодыжек вода, пока поток не утаскивает его на дно.

Во сне Инеж сидит на подоконнике и кормит ворон, а за ее спиной восходит солнце. Каз просыпается в холодном поту и совершенно один.

* * *

Керченское судно даже не пытается оторваться от «Призрака», и кто-то из матросов усмехается: «дураки».

Никто не смеется.

— Смельчак это тот, кто не боится сказаться демону в лицо, что он демон, — говорит Инеж, неотрывно глядя на цель.

Шпект замечает, что это не похоже на одну из сулийских пословиц. Керченский экипаж, конечно, узнает их, и бой проходит кровавее, чем обычно. Одно дело — сражаться с чужаками, и совсем другое — с крысами из Бочки. Насмешливое карканье ворон перерастает в визг, когда Инеж пускает в дело свои клинки. Это чистая и незамысловатая бойня, и, когда она, тяжело дыша, поднимается на ноги, то замечает пустой взгляд Шпекта.

На палубе, прислонившись к мачте, сидит смертельно раненый юноша. Инеж с первого взгляда признает в нем бывшего члена «Грошовых Львов», хотя и не помнит его имени. Какой-то инстинкт, какая-то связь, объединившая всех выходцев из Бочки, толкает ее вперед, но тот оскаливается.

— Призрак Бреккера, — хрипло бормочет он. Изо рта у него течет кровь, в глазах плещется ненависть. — Маленький паук Грязных Рук. Посмотри на себя сейчас. Грязные Руки. Грязные Руки.

Инеж велит своей команде освободить пленниц, и еще долго не может оттереть руки от крови. В ту ночь во сне Каз стоит к ней спиной, и как бы она не старалась, Инеж не может дотянуться до него. Вороны каркают, кружат над головой, не сводя с нее глаз-бусинок. Как литания звучит: Грязные руки, Грязные Руки, Грязные Руки. Только когда солнечные лучи просачиваются сквозь зарешеченное окошко, Каз наконец оборачивается. Он носит ее лицо, а вместо черных перчаток его руки покрывает запекшаяся кровь. От крика Инеж просыпается весь экипаж.

В Кеттердаме Каз чувствует, что ветер переменился.

* * *

Нет ничего лучше, чем шагать по улицам Кеттердама, дышать его воздухом. Новости о ее возвращении быстро облетают город. Уайлен и Джаспер, задыхаясь от бега и дико улыбаясь, кидаются обнимать ее. Каза нигде не видно, и Инеж не знает, что чувствует по этому поводу. Тем же вечером Уайлен устраивает шикарный ужин. Горячая ванная — настоящее блаженство.

Но ничто хорошее не длится долго.

На рассвете Инеж почти с сожалением вылезает из мягкой кровати и выбирается наружу через окно, прихватив с собой святых и хлебные крошки. Пожалуй, она бы не отказалась, чтобы какой-нибудь корпориал немного замедлил ее пульс.

Окно открыто, и не только вороны ждут ее.

— Выкладывай уже, Призрак, — вместо приветствия говорит Каз.

Инеж улыбается его деланному безразличию, спрыгивает на пол и присаживается в кресло напротив. Он только недавно встал — волосы растрепаны, глаза немного заспанные.

— Доброе утро, Каз.

На мгновение между ними повисает неловкая пауза, потом Каз кладет руки на стол и медленно, дюйм за дюймом, тянет их вперед и сжимает ее ладони. Они переплетают пальцы, и чувство облегчения охватывает их обоих.

— Ты ждал меня, но все же не пришел в гавань.

Каз вздергивает бровь.

— Хочешь, что бы в следующий раз тебя встречал парад? Уверен, Уайлен будет счастлив устроить по этому случаю фейерверк.

Ужасный ответ, но, возможно, лучше, чем правда. Я не знал, кто мы друг для друга. Ты могла измениться, найти того, кто не боится прикосновений.

Каз ждет, что сейчас она скажет что-нибудь из сулийских пословиц, но Инеж молчит. В ее взгляде, в том, как она держится, видно напряжение. Первая мысль, которая приходит на ум — он убьет любого, кто обидел ее, кто не так посмотрел на нее или расстроил.

— В чем дело, Инеж? — озабоченно спрашивает Каз, вычерчивая большим пальцем круги на тыльной стороне ее ладони. В другом мире он бы обнял ее, позволил положить голову себе на грудь и прошептал слова утешения. В другом мире он сорвался бы защищать ее честь, как один из нелепых принцев из сказок. В другом мире они были бы просто Каз и Инеж, жили бы в собственном доме, где не пахнет потом и стоячей водой, в чудесном городке, на улочках которого торгуют сладостями и цветами, а не промышляют воровством. В другом мире.

Каз лихорадочно соображает, что могло произойти, и каждое новое предположение страшнее, предыдущего.

Инеж отпускает его ладони и со стыдом признается:

— Они называют меня Грязные Руки.

Каза охватывает гнев. Стыд — это вечно голодный зверь. И, похоже, его прозвище уже стало нарицательным.

— Эта кличка сослужила мне хорошую службу, — он пытается говорить легко, а сам борется с желанием снова взять ее за руку. — Но если ты собираешься использовать ее в коммерческих целях, мне придется взимать с тебя проценты.

— Это не то, чего я хотела, Каз.

Не то, чего она хотела. Удивительно, сколько добра, сколько честности осталось в Инеж; ни Бочка, ни море не сломили ее, а только сделали сильнее. Если бы это был Уайлен, Каз просто закатил бы глаза и выдал что-то вроде: прекрасным принцам не место в реальном мире, неважно сколько раз они испачкают руки. Но Инеж не терпит полумер. Без брони или никак. Солгав, он сделает только хуже.

— Нет? А чего ты ожидала? Думала, при виде тебя работорговцы спустят навстречу шлюпки со своим драгоценным грузом, да еще носовыми платочками вслед помашут? Думала, что мужчины, чьи жизни и семьи зависят от того, сколько девиц они похитят, не станут бороться с тобой? Думала, что не станешь монстром, тенью смерти?

Сарказм дается Казу просто, а его слова ранят больнее, чем нож.

Инеж встает и идет к двери, неслышно ступая по скрипучим половицам. Каз подначивает ее, но он не может предложить ей утешения, только горькую правду о жизни, которую они оба выбрали. Этого должно быть достаточно.

— Ты должна была уже понять, что мы оба монстры. Но будь ты Инеж Гафа, Призрак или Грязные руки, мне все равно. Чудовищность — это лишь вопрос точки зрения.

Вороны клюют на подоконнике хлебные крошки, и, кажется, что тишина длится вечно. Солнечные лучи пробиваются внутрь, окутывая острую фигуру Каза золотистым ореолом. Наполовину юноша, наполовину монстр.

— Да, ты Каз Бреккер, ублюдок из Бочки. Худшее, что может предложить Кеттердам, — говорит Инеж, улыбаясь уголками губ. — И человек, в котором умер великий актер. Но, знаешь, я уже давненько не ела вафель, а поскольку Нины здесь нет, тебе придется составить мне компанию.

Каза накрывает облегчение, хотя больная нога протестующе ноет, когда поднимается с кресла.

— Дай мою трость, — по привычке велит он, но Инеж не двигается.

— Дорогая Инеж, сокровище моего сердца, ты не могла бы оказать мне услугу и подать мне мою трость, пожалуйста?

Кажется, он говорил эту фразу целую жизнь назад. Вода поднимается. На мгновение Каз думает, что она сбежит, посмеется над ним или преодолеет пропасть между ними и поцелует его так, как целовала во снах.

Но Инеж просто бросает ему трость. Жизнь идет своим чередом, и ухмылка грозит вырвать наружу и растянуться от уха до уха. Каз надевает пиджак, завязывает галстук, трясущийся рукой поправляет волосы. Инеж неотрывно следит за ним. Каз подходит к ней и, прежде чем успевает подумать и остановить себя, нежно целует; когда он отстраняется на щеках Инеж расцветает прелестный румянец.

— Вафли, — голос у Каза становится немного нервным, немного высоким и немного счастливым.

— Вафли, — смеется Инеж.

Еще только семь часов утра, а Каз уже пьян ею.

На рассвете по улицам Кеттердама прогуливаются два монстра, и издалека они кажутся обычными людьми.