Имя ему – холод (джен)

Скалившиеся сугробы пропускали сквозь себя блики лунного света. Снег лежал повсюду: на голых уснувших деревьях, на дорожках и плохо выметенных тропинках, на крышах домов, в пещерах, на скованной льдом реке и на столбах. Бесспорно, было очень красиво, ведь здешний, истинно нарнийский снег был белее белого. Он не тронут современностью с её весьма небрежным отношением к природе. Однако за этой красотой скрывалось нечто куда более страшное, чем можно было себе представить. Холод.

Нарнийцы давно попрятались в норах, ища пропитание где придется, стараясь не выходить из дома без крайней нужды, чтобы не провоцировать и без того агрессивную полицию волков, которая только и ждет, чтобы заполучить нарушителя закона в свои когти. Самые отчаянные из нарнийцев бежали на юг, но подавляющее большинство из них было схвачено и заморожено во льдах. А некоторые даже чести украшать ледяной замок, что находился между двумя холмами, был не достоин. И тогда проливалась горячая красная кровь, окропляющая белый безжизненный снег.

Когда Нарнию захватила Белая Колдунья и установила свою власть на целых сто лет, всем было страшно. Однако в страхе этом горел очаг надежды на тайное пророчество, гласящее о том, что придут четверо детей и освободят Нарнию. И вскоре они действительно пришли, в полном составе. Вот только с Асланом осталось лишь трое из них, и жили они за массивной ледяной стеной, которую не в силах были взять ни огонь, ни теплое летнее солнце. Многие смельчаки с обеих сторон пытались пересечь границу, разделившую Нарнию напополам — на белый и зеленый, на добро и зло, на тепло и холод — но мало кому это удалось. А тех, кто предпринял неудачную попытку, ждало ледяное забвение в замке меж двух холмов.

Юноша лет двадцати с небольшим вальяжно сидел на ледяном троне, укутавшись в серебристую королевскую шубу. В руках его был посох, от которого по бледным рукам растекался иней, а на смоляных волосах надета трехзубчатая корона. Карие глаза смотрели на всё так мрачно, жестоко и холодно, что им впору быть серо-голубыми, дабы соответствовать своему выражению и быть еще более похожими на лед. Непримиримый и жестокий король, слава о котором разошлась по всему миру, правил северной стороной разделенной войной Нарнии, и если кому-то казалось, что самые страшные времена для нее настали тогда, когда пришла Колдунья, то они слишком ошибались…

Гадкий и уродливый гном несмело и робко подходил к королю с докладом. Даже металлические ножи, которые были у него в карманах, позвякивали от дрожи в маленьком старом теле. И не холод, а страх был тому виной.

— У тебя для меня новости, Генарбрик? — тихим суровым голосом спросил Эдмунд, сидя на троне и даже не поглядывая на гнома. С ним у короля были старые счеты, и потому ему доставляло удовольствие видеть, как после всех тех пыток и страданий, что перенес Генарбрик, бывший слуга и извозчик Колдуньи, заикается и боится лишний раз поднять голову и взглянуть на Эдмунда. Злопамятного, холодного, жестокого. — Ну! — король стукнул посохом о ледяной пол, и Генарбрик вздрогнул.

— В-вести о в-ваш-шей с-сест-тре, с-сир… — заикаясь, пролепетал старый седой Генарбрик.

— С которой из них? — требовательно спросил Эдмунд.

— К-корол-левой С-сьюз-зен, с-сир, — Генарбрик нервно теребил свою теплую шапку в руках. В этом дворце уже давно боялись приносить плохие вести, поскольку обычно за них жестоко карали. Никто не осмеливался спросить, почему король наказывает верных слуг лишь за то, что они вовремя предупредили об опасности или заговоре, но они и так знали ответ: Эдмунду просто нравилось издеваться над кем бы то ни было. Из вредного и пакостного мальчишки, связавшегося с плохой компанией, он превратился во взрослого и статного мужчину, которому нравилось резвиться в его слегка необычной манере. Однако обычно эти забавы не заканчивались ничем хорошим ни для кого, кроме как для него самого. Каждый раз кто-то либо калечился, либо вовсе погибал. — К-к н-ней ед-дет… ед-дет…

— О проклятье… — Эдмунд приложил ладонь ко лбу и тяжело стукнул посохом о ледяную лестницу, ведущую к трону. Скоро полез иней и приковал Генарбрика ногами к полу, а потом и приморозил его губы друг к другу. — Так-то лучше, тебе не кажется, Уинстон? — весело спросил Эдмунд у волка, стоящего на страже, и смахнул налетевший еще с улицы снег с головы гнома. — Расскажи лучше ты, что там задумала моя сестренка. Неужто нашла применение своей красоте и своему незаурядному уму? Словарь понадобился?

— Наша разведка доложила, что королева Сьюзен собирается отплыть в Тархистан, Ваше Величество, — гордо произнес волк, втайне поджимая хвост от страха. — Она собралась заключить брачный альянс с принцем Рабадашем в обмен на военную помощь, — Уинстон замолчал, когда Эдмунд чуть удивленно и насмешливо приподнял брови. Немного поразмыслив, он свел их к переносице, ожидая дальнейшего повествования. Здесь все уже научились разгадывать то, чего хочет король, по жестам и мимике. — Кажется, король Питер собирает войско. Он хочет разрушить стену и вторгнуться к Вам.

— Мой. Брат. Не. Король! — от гнева Эдмунд навел посох на волка и тот, едва успев поднять лапы, заскулил и обратился в лед. — Кажется, мне пора вводить смертную казнь для тех, кто называет моего брата королем?! — теперь он обращался ко всем, кто сейчас находился поблизости. Служанка, несшая королю вино, задрожала от страха и обронила кубок, а потом тут же бросилась поднимать его и, глубоко и виновато поклонившись, удалилась вон. — Если Питер король, тогда я сам Бог. Иначе не будет никогда! Все меня слышали?! Никогда!

Впрочем, король сжалился над бедным Уинстоном и решил, что его статую можно не разбивать. Он как раз хотел ледяной фонтан у себя в саду, а для него нужна красивая статуя. После таких новостей Эдмунд тут же приказал привести ему минотавра, его генерала, а потом вместе они удалились в зал совета.

— Брак с Рабадашем не усилит позиций Вашего брата, сир, — грубым низким голосом произнес генерал и указал на Тархистан на карте. — У их войска нет ни ледокола, ни нужной одежды для похода на север. Даже против королевы Джадис они не предприняли попытки пойти войной, а уж против Вас и вовсе побоятся. Скорее всего, это лишь повод, чтобы заманить Вашу сестру к себе.

— Что ж, тогда об этом стоит хорошо позаботиться, — высказался король. В военных делах и стратегиях он был не промах, и он много раз доказал это на деле. Северная Нарния не пала под Южной во главе с Питером лишь потому, что Эдмунд раз за разом принимал смелые и удачные решения. Его преимуществом была жестокость, и он, в отличие от своих брата и сестры, не жалел ни своих подданных, ни чужих. За ним был численный перевес войска, и он не собирался уступать ни в чем. — В таком случае, мы заключим более удачный союз с Тархистаном, чем у них есть с Питером.

— Но как? Вы ведь не можете заключить брак!

Эдмунд злобно и весело рассмеялся.

— Мне не нужен брак ни с одной грязной и потной свиньей из Тархистана. Мое преимущество из раза в раз не меняется — страх, который я внушаю. А это значит, что Тархистану вовсе не нужен враг в моем лице. Думаю, мы найдем, как договориться.

Эдмунд, довольный собой, приказал свернуть все карты. Своего плана он выдавать не собирался, потому что от всех и каждого ожидал предательства. Он подозвал к себе лишь одного гнома, который мог сойти за посланника, и приказал волкам охранять его в путешествии. Запечатанное послание, которое Тисроку пришлет Эдмунд, должно быть прочитано только им одним.

— А теперь, господа, пора показать моему дорогому брату, что такие игры со мной не пройдут! Приведите мне пленных, которых мы взяли у стены, я сыграю с ними в… шахматы! — сердца у всех присутствующих на совете так и перевернулись с ног на голову. Все знали, что проиграть Эдмунду в шахматы — значило обречь себя на что-то страшное. И когда он выбирал себе компаньона, все тряслись от ужаса, потому что не знали, во что обойдется им проигрыш. Всё зависело исключительно от настроения короля. Иногда он мог просто пощекотать нос снежинками и с улыбкой полного превосходства отпустить, а иногда поручал тяжелую и опасную работу. Для слуг Питера, случайно попавших в плен, ничем хорошим эта партия точно не закончится. В случае, если они не выиграют, конечно. Тогда Эдмунд похлопает их по плечу и лишь только спросит, как им это удалось. Король любил тех, кто его в чем-то превосходит, потому что у него был стимул стать еще «лучше».

И уж в чем Эдмунд был свято уверен, так это в том, что он лучше Питера и что скоро тот падет к его ногам.

* * *

В зеленых волшебных садах Кэр-Параваля цвело, благоухало и зеленело с каждым днем, ведь уже вот-вот должна была закончиться весна. Королева Сьюзен, по обычаю, собиралась спланировать праздник по случаю наступления лета, но, увы, сейчас у нее был другой долг, и потому все обязанности взяла на себя Люси.

Когда Рабадаш приехал в Южную Нарнию, то все понимали, что это будет не просто дипломатический визит. Питер уже готовил речь для отказала, если вдруг принц попросит руки одной из его сестер, но Сьюзен убедила его, что взмахом одного запястья может обернуть ситуацию им на пользу и что за дешево она продаваться не собирается. Взамен на свое сердце и согласие на брак она хотела денег и войска для того, чтобы наконец разрушить ледяную стену, сковывающую одну половину Нарнии столько лет. Семьи были разлучены и вынуждены были не видеться годами, страх и ужас царили под властью Эдмунда, и Великодушная королева не собиралась это оставлять так, какую бы цену ни пришлось заплатить ей самой.

— Я боюсь, — говорила она Люси, когда Рабадаш только подплывал на корабле в окружении огромной свиты. — А что если ничего не получится? А что если он окажется ужасен? Я ведь всё равно должна выйти за него замуж, ради Нарнии…

— Питер не даст тебе выйти замуж за Рабадаша, если почует неладное, Сью, — успокаивала сестру Люси, наблюдая за прибытием гостей вместе с ней из окна. — Да и если он хорош, то вы полюбите друг друга. Ваш брак перестанет быть только лишь альянсом двух стран, а станет большой любовью.

— Ох, ты всюду найдешь хорошее, — Сьюзен нежно коснулась руки сестры и выискала глазами Рабадаша. Он присылал ей свой портрет, на котором был просто неотразим, и, кажется, своему изображению вполне соответствовал.

Рабадаш был красив, обаятелен и обладал определенной харизмой. Его чуть смуглая кожа напоминала персик, а сильные руки в легких мозолях говорили о том, что он часто держит в руках оружие. Питер принял его первым, а потом представил ему сначала Люси, а потом Сьюзен, которая была уверена в своей неотразимости и не сомневалась, что понравится любому мужчине, какой бы на нее ни взглянул. Уже при первой встрече царевич Рабадаш был с ней обходителен, вежлив и довольно нежен. Через пару дней он целовал её руку и кланялся ей так, будто она священный грааль, алмаз, которого он не заслуживает. Что ни говори, а это тешило самолюбие Сьюзен, и Кэр-Параваль она уже собиралась покидать без особого сожаления.

А пока Сьюзен развлекала царевича и ниточка за ниточкой плела полотно в его голове, которое должно было сложиться в картину прочного и непогрешимого союза, Люси всё готовила к празднику, чтобы не только порадовать тархистацев и показать им свое гостеприимство, но и порадовать Нарнию. Народу, который жил в постоянном страхе с угрозой нападения на них Эдмунда, нужно было иногда забывать обо всем и радоваться. И самой Люси тоже это было необходимо, потому что… Потому что она постоянно думала о родном брате, которого не узнавала более. Было похоже, в Эдмунде больше не было его самого, хотя Отважной королеве казалось иначе. Ей очень хотелось увидеть что-то теплое в нем, хотелось найти шанс всё исправить.

Однако чем больше Люси старалась греть надежду, тем усерднее Эдмунд пытался погасить огонек. И этому пришло новое подтверждение. Питер позвал сестру в свои личные апартаменты в тренировочном лагере и без слов показал ей нечто страшное: отрубленная и замерзшая голова одного из их полководцев. Ни письма, ни записки не наблюдалось, но было более чем ясно, что Эдмунд о чем-то узнал и таким образом решил прислать предупреждение.

— Он знает о приезде Рабадаша, — устало сказал Питер, стараясь оставаться непоколебимым, — и наверняка постарается расстроить эту помолвку. Я боюсь отпускать Сьюзен одну. Тархистан ненадежен.

— Но она вовсе не одна! С ней поедет мистер Тумнус, слуги… Если что-то пойдет не так, то она вернется. А мы пока… пока… Я еще поищу что-нибудь! Я найду, как расколдовать Эдмунда! А тебе пока нужно что-то придумать, что отвлечь его внимание, — язык Люси не поспевал за её мыслями, и за этим бессвязным потоком речи она пыталась скрыть то, что на самом деле не имеет ни малейшего понятия, как всё исправить и вернуть им настоящего Эдмунда. — Пит, мы должны что-то придумать. Мы заключаем альянсы, собираем войско, но что мы будем делать с Эдом? Ты никогда об этом не говоришь.

— Я не знаю, Лу. Правда, я не знаю… Мы с тобой его не видели так давно, и я даже не представляю, каким он стал теперь. Когда я вижу это, — Питер указал на замороженную отрубленную голову, — я боюсь, что нашего Эдмунда уже давно нет. И всё же я продолжаю надеяться, что в нем еще осталось то, за что Аслан мог бы простить его. Ты помнишь, он сам нам об этом говорил.

— И ты правда веришь, что такое возможно?

— Как бы это ни было глупо… да, я продолжаю верить, — ответил Питер с тянущей болью в сердце.

Если бы он только не был так строг тогда…

Если бы…