Люди, которыми играют игры (джен)

В каждой тюрьме — свой метод мучать заключенных.

Республиканцы организовывали проекты — масштабные, бессмысленные, со множеством жертв и благородными целями где-то в недрах уставного документа. Имперцы были практичнее: допросы третьей степени имели конкретные правила, конкретные цели и чаще всего конкретный регламент с лимитом времени и прочими финтифлюшками. Ещё были хатты, которые просто развлекались, но у хаттов тюрем было немного, они предпочитали сразу отправлять на тот свет.

"Вечная Империя" (вот ведь комплексы у кого-то) выбрала мучать своих узников скукой.

День в зоне социальной защиты Звёздной Крепости начинался в пять стандартных и заканчивался в двадцать два, и за все эти семнадцать часов не происходило ровным счётом ничего кроме умеренно скудного обеда и трёх прогулок по пустому коридору (общей сложностью не дольше пятнадцати минут). Лежи на койке да смотри в белоснежную стену, пока не поедет крыша — и даже написать пару ласковых на ней никак не выйдет, потому что вечноимперцы не знакомы с концепцией письменного прибора.

Они такие вещи, видите ли, переросли. Только клавиатура и кранио-интерфейс.

Даже поругаться с надзирателями — этого святого права всех заключенных — узники Звёздной Крепости были лишены, потому что у надзирателей не было мозгов. В прямом смысле: это были дроны-доспехи, способные только бродить по заданному маршруту и, если что, хватать и не пущать. С этим они справлялись отлично; Мэнни трижды пытался сбежать, не пустили ни разу.

Командовал дронами, правда, человек, но он устраивал обход только раз в месяц и вытянуть из него хоть пару слов было сущим подвигом.

Чаще всего он просто поворачивал свой шлем в сторону камеры, тыкал в пару кнопок на своём датападе и шёл дальше. Как-то раз Номер Семнадцать Дробь Пять, маленький юркий арденниан, плюнул в его сторону через окошко камеры; командир только повёл плечом и от арденниана остался кровавый фарш с ошмётками белой ткани. А Мэнни даже имени его не узнал, только номер. Они тут все были номера.

— Нормы поведения не должны нарушаться, — сказал тогда командир.

Вечноимперцы по части норм и правил были куда безумнее обычных имперцев. Например, они были помешаны на белом и золотом. Даже тюремная роба была белоснежная и с золотыми акцентами по воротнику и на манжетах — и горе тому, кто запятнает её безупречную чистоту. В лучшем случае, обойдётся парой дней на воде и таблетке. Но лучшие случаи на то и лучшие, что бывают нечасто — как правило, два-три дня ни питья, ни пищи не давали вообще.

Он надеялся, что рано или поздно начнутся принудительные работы. В конце концов, в чём смысл тюремного заключения, если не заставить людей работать бесплатно и приносить пользу (условную) вместо (предполагаемого) вреда?

Но нет.

Дни сменялись неделями и месяцами, а работ всё не было. Только камера-одиночка с пустым белым-белым потолком, на котором даже не было интересных теней или трещин, в которых можно было бы поугадывать знакомые фигуры: свет был слишком ровный, покраска слишком идеальной.

Мэнни совсем уверился, что крыше его не устоять, когда милосердный Арасум⁽¹⁾ надоумил начальника Крепости заняться расширением зоны администрирования. Место под расширение он себе организовал отменив одиночное содержание и согнав всех заключенных в одну камеру — что было бы, наверное, жестоко, не будь их всего четверо: грудастая бабёнка с крашеными в ярко-лиловый светлыми волосами, худой молчаливый чистокровка со шрамом на роже и крохотная темнокожая девушка без руки и ноги. Хорошая такая компания, закачаешься.

Только нелюдимая очень. За неделю не обменялись и парой слов — так, одно «Не храпи» да парочка «Не лезь». Но всё равно любое разнообразие было лучше белого безмолвия. Всё что угодно было лучше.

Ну и опять же, иногда внешность говорит громче слов. Вот, например, грудастая крашенка: так посмотреть, просто кукла — а присмотришься, а на руках-то мозоли от тренировок с мечом. Джедайка, должно быть — иначе чистокровка от неё бы не шарахался, как злой дух от святого слова. Сам чистокровка тоже интересный, потому что на лице помимо шрама от когтей крупного зверя у него были не золотые узоры, а серебряные. Ну а инвалидка... наверняка вечноимперцы просто отняли у неё киберпротезы, а значит, тоже интересна чем-то.

Почему-то тюремное начальство свято верило, что если дать узникам хоть что-нибудь цифровое, они немедленно взломают всю станцию, отключат дронов и начнут творить беспредел. Объяснять им, что не каждый в мире слайсер... объяснять им вообще что-нибудь... было бесполезно. Дроны не говорящие, а их командир в общем-то мог быть точно таким же дроном, разницы никакой.

Странное дело, но первый настоящий разговор начался с чистокровки.

На очередной утренней перекличке (механический голос называет номер, механический сканер просвечивает золотистым светом) он хрипло буркнул в ответ на "Номер Семнадцать Дробь Три":

— Разир Гараи. Не номер, а Разир Гараи!

Сказал он это скорее самому себе, чем кому-то ещё; может быть, после стольких перекличек уже нуждался в напоминании. Но безногая немедленно вскинула голову:

— Гараи? Их же выпилили всех!

— И правильно, — сухо ответил чистокровка. — Но не всех. Я остался.

— Это тяжело, — подала голос крашеная. — Потерять всех и остаться, это тяжело, — повторила она тихо.

— Не всегда. Иногда скорее приятно, — мрачно ответил тот.

Не очень позитивный разговор, но по крайней мере разговор. Лучше, чем ничего.

Следующая милость Арасума пришла несколько дней спустя после этого знаменательного события, когда на стене напротив загорелся гигантский экран и очередной человек в шлеме известил о безвременной и трагической кончине всеми любимого Валкориона и восшествии на престол его сына Арканна.

— Сдох Валкорион, развались и вечный трон, — буркнула на хаттском одноногая.

— Твои слова да Ашле в уши, — согласилась крашенка.

Но на известии о смене вечной власти шлем не остановился.

— Новым начальником станции "Звёздная Крепость №17" отныне является архонт Киманасса. Заключённые могут составить своё обращение к архонту и озвучить в течение пятнадцати минут семи секунд.

— Надо что-нибудь придумать, — сказал Мэнни, не особенно надеясь, что его услышат. — Попросить отменить голодовки или вроде того.

— Или пусть мне костыль дадут... — вздохнула одноногая. Тоже немаловажное дело, конечно.

Но самое неожиданное требование — но самое, если подумать, правильное и важное — озвучила крашенка:

— Обращение к архонту Киманиссе! — крикнула она. — Мы требуем предоставить нам умеренные и допустимые для заключённых развлечения в соответствии с галактической хартией о правах ограниченных в правах, такие как карточные и иные настольные игры!

Прошло несколько дней — перекличка утром, днём и вечером, два приёма пищи и хмурые переглядки в промежутках. Мэнни даже высказался в том духе, что если б не одна крашеная дура, они могли бы есть получше, но никто его не поддержал.

И вдруг загорелась та же стенная панель напротив.

— Поскольку мы подтвердили, что Вечная Империя Непобедимого Закуула присоединилась к галактической хартии о правах ограниченных в правах, вам предоставляется настольная развлекательная игра.

Дрон-доспех подшагал к окошку в двери и бросил через него на пол несколько блоков пластиковых карт в прозрачной упаковке с крупной надписью "конфискат".

— Правила этой игры, как указано в руководстве: первое, выберите игрового персонажа. Второе, выберите желаемое приключение. Третье, в соответствии с указанным на карте приключения выберите карты локации...

Он читал ещё достаточно долго, и постепенно голова у Мэнни откровенно начала идти кругом.

— Засим правила были сообщены вам в полном объёме и понятном изложении. В предоставлении копии правил для дальнейшего пользования будет отказано за неимением физической копии, — завершил шлем и поспешно отключился.

Наверное, потому, что чувствовал себя полным идиотом. Правила в игре были ну очень странные и касались таких вещей, как магия, монстры и критические удары, в конце концов. Даже слушать их было несколько некомфортно, а уж читать вслух... но всё равно делать было больше нечего, и они принялись вскрывать упаковки и сортировать карты.

1) Мандалорский злой бог. Не хочет, чтобы вы умерли, а хочет, чтобы вы жили долго и приятно. Поэтому злой.

Вернуться к тексту