Новый год в Африке (джен)

В моей жизни так случилось, что очередная проверка выявила злостное нарушение трудового законодательства в части режима отдыха. Проще говоря, мне не давали — не давали отгулять полный северный отпуск лет пять, а то и семь из-за нехватки бюджетных средств и моей незаменимости, а тут бац — и средства нашлись, и замена, и вообще, катитесь-ка вы, девушка, на месяц… в декабре… с глаз долой, чтоб не завидовали.

Я и покатилась. Вернее, покатил меня брат. Он позвонил как обычно, то есть тогда, когда надо было ему срочно помочь-перевести-набросать схему «прямщас», и неожиданно для себя застал меня совершенно свободной и не знающей, что с этой самой свободой делать зимой на Крайнем Севере. «Пхе, — сказал Дима, — щас я тебе билет куплю и приезжай. Новый год у нас встретишь, мы тут размахнулись в пределах нашей деревни. До Москвы долетишь сама? Ну и хорошо. Ничего не бери, тут все купишь. Икры мне только возьми. Красной. Немного, килограмма четыре».

Я про полет потом как-нибудь расскажу, ладно?

Новый год я летела встречать в Африку. Так получилось, что брат мой с женой прилетели на море отдохнуть, поняли, что им там нравится, решили задержаться. А потом он, не привыкший тюленить, дело начал — и пошло-поехало. К моменту моего приезда его небольшая компания приобрела вес, солидную репутацию, офис в центре города и прочные дружественные отношения с представителями всех ветвей власти.

Курортный городок, скорее, деревня, был очень популярен, компания строила и успешно продавала квартиры, и пышущий патриотическим альтруизмом Дима решил кроме премии устроить сотрудникам праздник. Не обычные выезды на кораблике на рыбалку или барбекю на лоджии, а именно праздник. Новый год. С елкой, хороводами, подарками и Дедом Морозом.

Составили список сотрудников. Оказалось, часть из смешанных семей. Посчитали нерусских супругов. Посчитали детей. Объездили магазины в поисках того, что могло бы стать традиционным новогодним подарком, и озадачились.

Дима не стал мучаться рефлексией, он решил вопрос по-своему. Надо признать, что в нашей семье предпринимательские таланты разделились между моими двумя братьями в пропорции девяносто и десять процентов, а креативность — пополам между Димой и мной. Поэтому его работники живо отмониторили московские базы, заказали конфеты и шоколад «как в детстве» (в таре с охлаждающими элементами, чтоб не потаяли), красочные картонные коробки под подарки, огромную пышную искусственную елку с комплектом игрушек и гирлянд, бессчетное количество разнообразных масок с резиночками и, конечно же, костюмы Деда Мороза и Снегурочки.

Все это богатство было оплачено руководителем компании из своего кармана. На доставке решили сэкономить, поэтому перевозить ценности он напряг клиентов и друзей, собирающихся к нему — на море или оформлять покупку. Так что я летела практически налегке. В чемодане у меня был купальник, шорты, фотоаппарат, зарядка для ноутбука, четыре килограмма красной икры и детские книжки с новогодними стихами. А, еще солнцезащитные очки.

Прилетаю я, значит, в Москву, самолет у меня через сутки, звоню в забронированный гостевой дом, а там меня не ждут. Вы, говорят, четыре часа назад не подтвердили приезд. Я ж в самолете была восемь с половиной часов… Ладно, я потом расскажу, как сняла комнату где-то по оранжевой ветке в каком-то общежитии каких-то путей сообщений, где меня и настиг звонок брата.

— Ну привет, долетела? Хорошо. Карандаш возьми. Взяла?.. Ищешь в чемодане? Ищи. Нашла? Пиши: желатин — шесть пачек…

На двенадцатом пункте я взмолилась. Ну где после десяти ночи искать этот самый желатин?!

— Да ты не спрашивай, — лучился оптимизмом брат, — ты сделай. А я тебе спасибо скажу.

Крича внутрь себя, я спустилась в вестибюль, к посту охраны. Ребятам было скучно, они травили анекдоты, строили мне глазки и даже вызвались проводить до супермаркета. Не проводили. Но супермаркет оказался прямо за углом. Представляете, заворачиваю за угол и вижу вывеску «Колыма».

Здрасьте, приехали.

Надо было назвать этот магазин «Греция». Там было всё. Четыре бутылки шампанского брют, три больших упаковки селедки малосольной, желатина шесть пачек, сигареты, черный хлеб, докторская колбаса, каменная соль (Карл!), гречка, чай «Акбар», шоколадки («Аленка» и медальки), три большие банки закваски и далее по списку. Уже на выходе меня догнал звонок с заказом трех очень больших сборников кроссвордов и нескольких романчиков «для девочек». Вернулась, докупила. Не спрашивайте, как я это все дотащила. Просто купила чемодан побольше, прямо там же.

Вылетала я с Колымы в метель при минус сорока, в толстом свитере, пуховике с капюшоном, колготах с начесом, джинсах, заправленных в высокие сапоги, и варежках.

В Москве было минус тринадцать, мне пришлось снять свитер, колготы и распахнуть пуховик.

В Африке было очень холодно. Просто очень. Наш самолет встречали люди в куртках, шапках и шарфах. Самолет приземлился, из воздуховодов повалил белый дым. Запаниковать я не успела, нам сказали, что прямо сейчас подадут трап, все кинулись доставать вещи, толпиться в проходе, и мои соседи полезли через меня, пришлось вставать. Белое оказалось не дымом, а паром. Подивившись таким конструкционным странностям, я шагнула на трап.

Вы же помните, что та ночь двадцать девятого декабря была очень холодной? Целых тринадцать градусов. Плюс. Ощущение, как будто мне в лицо ткнули ватную подушку, облитую кипятком. Я спускалась с трапа в пуховике и высоких сапогах. Последняя. Поэтому пришла в аэропорт, когда прилетевшие моим рейсом багаж уже разобрали. Люди бегали от одного окошка к другому, пытаясь найти более короткую очередь, а я наблюдала, читала вывески и думала, как буду добираться до города.

Но меня уже ждали. Целых пару минут. Нет, на самом деле брат знал время прилета, просто сделал поправку на местный сервис и накинул еще полчаса на всякий случай. Освоился.

По пути он выспрашивал меня и рассказывал сам, постоянно порываясь включить печку.

Новый год они праздновали в несколько заходов.

Сначала было решено сделать детский праздник. Под него Дима вытряс из магистрата самый большой городской зал, в котором установили елку. Напаковали подарки по количеству всех детей резидентов (не туристов), разослали приглашения, напечатанные в местной типографии, попросили дать ответ по телефону компании. Часть людей отзвонилась, кто-то согласился, кто-то извинился (чаще всего мусульманские мужья не хотели, чтоб дети посещали христианские праздники), кто-то просто проигнорировал.

Кроме этого, пришлось приготовить и скромные сладкие сувениры для членов городского управления (с ликером). Понимая, что не все дети знают историю праздника, распечатали небольшие красочные буклетики со словами песни «В лесу родилась елочка» и открыточки с новогодними стихами. Дед Мороз и Снегурочка играли и пели с детьми и городскими менеджерами больше двух часов.

— Тех детей, кто не смог прийти на елку, поздравляли дома. Созвонились и поехали. Все как положено: ребенок на табуретке, Дед Мороз слушает стихи, Снегурка на раздаче сладостей, мамка подсказывает слова, — смеялся Дима. — Недовольный отец изгнан в кухню, чтоб не портил настроение. И ты представляешь, после праздника один из резидентов, русскоязычный, который не привел ребенка и даже не ответил на приглашение, начал названивать в офис. Требовал «вернуть ему подарок». Какой, спрашиваю, подарок? Мне положено, кричит, мне должны отдать. Ну, я ему объяснил простым и понятным русским матом, что ему никто ничего не должен и ничего не положено. Он же не платил за подарок, не помогал украшать зал. Он обещал пожаловаться на меня. А девчонки только зал украшали почти сутки, да так здорово украсили, что руководство города попросило оставить декор до самого Нового года. Вон, смотри, елку только разобрали, перевозят к нам, на лоджию, — усмехнулся Дима и кивнул в сторону бортовой машинки, резво катящей по улице двухметровую половину пышной елки, подпираемой тылом Деда Мороза.

Дед Мороз ехал стоя, махал руками в рукавицах, улыбался в усы и беззлобно отругивался от сирен обгоняющих лихачей. С другой стороны в полуелку намертво вцепилась Снегурка, сидящая между двумя огромными ящиками («Игрушки», — пояснил Дима), придерживая ногами вторую половину елки в кузове.

— Дим, какие костюмы у них шикарные!

— Ну! Синий бархат с серебряной вышивкой. На ватине. Колымский вариант, сам выбирал, — задрал нос Дима, и мы оба разразились мерзким гиеньим хихиканьем. Я уже успела раздеться до футболки, организм требовал нырнуть в снег, но вместо снега вокруг были только присыпанные песком замусоренные улочки. Брат был в кожаной куртке и щегольском кашне. Акклиматизировался совсем.

Разгрузив чемодан в офисный огромный холодильник, я попыталась высчитать местное время (разница Колымы с Москвой плюс восемь часов, разница Москвы с Африкой минус один — это… эээ…). Не преуспела. Зато сняла сапоги и надела кроссовки и ветровку невестки. И мы поехали в ресторан. Про рестораны потом расскажу, ладно?

Заданий по подготовке к празднику мне не дали, велели отдыхать и утром идти на пляж. Как найти пляж — я не должна была волноваться, за мной Андрюша зайдет. На вопрос, кто такой Андрюша, ребята переглянулись, и невестка Аля провозгласила:

— Лучше один раз увидеть… — и тут принесли креветок. Домой, в крохотную студию на одного человека я добралась часа в три ночи.

В шесть часов одиннадцать минут утра тридцатого декабря в дверь студии забарабанили с криком «Сова, открывай, медведь пришел!» Ввалившийся в дверь «медведь» тут же кинулся к чайнику и без сомнений зашарил в кухонном шкафчике в поисках стакана. Плечом он придерживал телефон у уха, а свободной рукой совершал какие-то странные движения по окружности в мою сторону. Вероятно, побуждал меня собираться. Я была в шортах и майке. Андрюша сказал, что пока я не оденусь нормально, он со мной никуда не пойдет. Но поскольку всё пока закрыто, а одеть меня надо, он сейчас позвонит, а я приготовлю пожрать, он со вчера не ел, елку ставили до четырех утра, а еще он одну рукавицу где-то проебал и ее надо срочно найти, а то шеф оторвет все, до чего дотянется.

— Ты — Дед Мороз?! — осенило меня.

— Дед Мороз?! Нет! Я — самый охуенный Дед Мороз, — загордился Андрюша.

— Или охуевший, — мрачно взглянула я на часы.

— Или так, — покладисто согласился Андрюша и поволок меня за руку в дверь напротив.

Оказалось, мы соседи.

Там он распахнул шкаф и начал выгружать какие-то платки, арафатки, палантины, шарфики. Все это прикладывалось, навешивалось и накидывалось на меня и тут же сметалось на постель («Ты с ума сошла, зима, замерзнешь!»). Сопровождалось это действо неуемным повествованием о степени охуенности Андрюши с приведением фото-, видео- и аудиодоказательств.

В своем Засранске Андрюша прославился хором. Ну, то есть на юбилей какого-то местного провайдера (то ли три года на местном рынке, то ли пять, но это не точно) Андрюша наваял сценарий грандиознейшего концерта. И осуществил!

— Представь: летний театр, вместо скамеек столики с напитками и закусками, а на сцене… та-да-ам! Засранский образцовый народный академический хор. В этнических костюмах (фотодоказательство в телефоне: суровые тетки постпенсионного возраста в кокошниках и необъятных сарафанах). И вот этот хор выстраивается, маэстро машет лапкой — и хор с тем же выражением лица затягивает — та-да-ам! — гимн провайдера, в нужных местах отточенным движением помахивая платочками. На сцене народу больше чем в зале. Они потом еще два раза выходили и пели «Уходили в поход партизаны» и «Щорс идет под знаменем»…

— Кто?! — охренела я.

— Щорс, — радостно оскалился Андрюша. — Красный командир.

После такого начала утра неудивительно, что в голове вертелось бессмертное «след кровавый стелется по сырой траве»…

Травы, кстати, вокруг не было, только песок, мусор, засохшие цветки бугенвиллии и кошки.

— Ладно, — сказал Андрюша после завтрака (я выпила кружку чая, он три кружки кофе и вдогонку откушал четыре яйца всмятку ложечкой — «Кто много работает должен много кушать»), — сейчас пойдем смотреть пляжи. Тебе ж не купаться…

Нифига себе, а зачем тогда на Красное море ехать?! У меня, если честно, сложилось ощущение, что мы не столько смотрели окрестные малюсенькие кусочки берега, гордо именуемые пляжами, а просто убивали время, потому что к одиннадцати часам Андрюша бодро дотащил меня к какому-то отельчику, велел сидеть под зонтом и не разговаривать ни с кем, а у него дела, он быстренько сейчас заскочит, получит гонорар и мы пойдем шопиться. Шопиться я не хотела, под зонтом на мягких подушках сидеть было очень удобно, и я, кажется, задремала.

Открыв глаза, я даже не узнала Андрюшу: он был мрачен, глаза его блестели, он шумно дышал, как мне показалось, даже с искрами из ноздрей.

— Ты представляешь, эти суки меня — меня! — кинули!!!

Собственно, Андрюша фрилансил, подрабатывал организацией детских праздников, каких-то междусобойчиков, вечеринок, выступая сценаристом, режиссером и ведущим актером в одном лице. И вот этот самый приотельный пляж заказал ему новогоднюю вечеринку.

— Ты ж понимаешь, мне Дима за новогоднюю серию столько заплатил, что я этому отелю сразу сказал, только на тридцатое декабря вечеринку проведу. Менеджер отеля согласился. А директор пляжа — нет, мол, давай в Новый год. У них разное начальство. И они забрали сценарий вместе с контактами актеров и танцоров, а денег не отдали, суки-и-и…

Я посмотрела на пляж. Хорошенькая будет новогодняя вечеринка: кучи светлого песка и зонты от солнца посередине, а по периметру странные сооружения, похожие на боксы в процедурном кабинете, разделенные серыми простынями.

— Я ж все расписал и разрисовал даже, где гирлянды повесить, как стены украсить… Я же для их лысого каменистого пляжа сам песок заказывал, рабочих нанял разровнять всё для танцпола… — убивался Андрюша с подвыванием. Да уж, мне только не хватало психотерапиздить Деда Мороза перед Новым годом.

— Слушай, — встрепенулся Андрюша. — Мне Алька говорила, ты на Таро гадаешь. Погадай, почему они так со мной.

— Да я и без Таро скажу: потому что ты дурак. Рассказываешь о проекте — получаешь аванс — делаешь выкладки — получаешь деньги — дорабатываешь проект. Требуешь премию.

— Вот ты…

— Умная?

— Ведьма!.. Слушай, а наколдуй им говна за пазуху, чо они…

С недосыпу я и не такое могу, да. Выпрямляю спину, вытягиваю руки, растопырив пальцы, открываю рот… Отплевываюсь от песка. Мне только песчаных «приветиков» не хватало. Фу, гадость.

— Ну чо? — трепещет Андрюша.

— Ничо, — отвечаю мрачно.

— Когда колданешь-то?

— Уже, — ржу я. — Я уже сходил в астрал…

— И кому-то в нем насрал! — ликует Андрюша, салютует факом в сторону пляжа и мы идем в офис. Ощущение, что я знаю его сто лет. И девяносто девять с половиной из них мне хочется его стукнуть мухобойкой.

На пляж я в этот день не попала. Сначала мы обменяли немного денег, причем он так азартно торговался в полуофициальном обменнике на трех языках, что я заслушалась. Потом мы с ним прошлись по каким-то закоулкам, закупились невероятно ароматными, липкими от сока апельсинами и одуряюще пахнущей клубникой. На физалис не хватило ни сил, ни места в рюкзаках.

Из офиса нас погнали. У всех были свои задачи. Кто-то готовил («ой, спасибо за селедочку!»), кто-то украшал, кто-то раскладывал столы и стулья. Мне было велено отдыхать.

Засыпая под заунывные завывания ветра и загадочные шорохи, я думала, как странно заканчивается год.

На следующий день я полезла в море.

Я тщательно подготовилась, собиралась аж до десяти утра. Я промониторила температуру воздуха и воды (примерно одинаковые), набрала полотенец, выбрала маску и отправилась загорать.

В холле на меня налетел встрепанный Андрюша, схватил в охапку со всеми сумками и закружил.

— Фигасе вы познакомились, — помрачнел спускающийся по лестнице брат.

— Дима, я люблю твою сестру, — патетически простонал Андрюша, почти роняя меня на пол. — Она такая ведьма!

— Фигасе ты меня откомплиментил, — возмутилась я, но Андрюша схватил меня за руку, приобнял и горячечно зашептал в ухо: “Смыло! Их всех смыло нахер!”

Песчаная буря, так сладко усыпившая меня, смыла завезенный и рассыпанный по пляжу обидчиков песок, а также подмыла основную конструкцию укреплений берега, которая осыпалась в море, и теперь площадку выровнять невозможно, потому что песок уплыл, тридцать первое декабря и никто не работает!

— Да тут вообще никто никогда не работает, — буркнул брат, отнял меня у Андрюши (Андрюша тут же полез обниматься к нему), и мы поехали на пляж. Можно было пойти, это рядом, просто перейти дорогу, но поехали. Сложная система одностороннего движения привела к тому, что мы успели позавтракать, заглянуть к знакомым, в парикмахерскую, второй раз перекусить, и на пляж попали уже очень после обеда.

Дима добыл мне шезлонг, велел без него не уходить и пошел по делам, а я осталась отдыхать от безделья. Не удержалась, конечно, макнула бренное тело в водичку. Бодрит — но только на фоне африканских реалий, в сравнении с Охотским морем — фигня. Через пару минут привыкаешь, через полчаса вылезать на берег холодно.

Пока сохла, вернулся брат. Велел войти в воду по щиколотку, он сфотографирует «Новый год в Африке». Продемонстрировала ему мокрый купальник, чем жутко испугала: он решил, что я «того», и поплотнее запахнулся в куртку. Продемонстрировала ему выбранную маску, чтоб уж наверняка (маска представляла из себя половину снежинки. Верхнюю. С прорезями для глаз. Зрелище, прямо скажу, впечатляющее, брата аж передернуло).

Без десяти минут полночь (по домашнему времени) я залезла в Красное море, а «ровно в полночь» напялила маску и начала прыгать в нем и кричать «С Новым годом!!!» Брат ежился и снимал, люди фигели и пытались бежать на берег. Потом мне из бара принесли «поздравительный сок», видимо, были потрясены моим подвигом.

Я сохла под зонтом и думала, что это очень знаковое событие: в старом году я вошла в море — и вышла уже в новом. А потом Дима бросил в меня полотенце и повез домой сохнуть и готовиться к встрече нового года по африканскому времени.

Празднование планировалось с девяти, но началось часов в восемь вечера. Именно в это время Дед Мороз Андрюша и Снегурочка Лёля облачились в свои шикарные бархатно-ватиновые костюмы, пересекли улицу, вышли к отелю обидчиков и раздали ожидающим погибшей вечеринки туристам рекламные проспекты Диминой компании. Потом Андрюша лично послал менеджера нахуй, пообещал продажным актерам отлучить их от своего таланта навсегда и гордо удалился, высоко подняв над головой руку с факом. Он был так переполнен удовлетворением, что даже забыл, что на нем рукавицы. Думаю, менеджер таки понял.

По дороге Андрюша раскланивался с каждым туристом, каждому ребенку выдавал конфету, гладил по голове и говорил таким красивым голосом со среднерусскими интонациями, что я, встретив их у магазина Абуб… Абум… пусть будет просто Абу, была впечатлена. Костюмы искрились, Снегурка мило, но слегка натянуто улыбалась, мешок с буклетами явно полегчал.

До офиса идти было еще два дома. Пока наш вжившийся в роль Мороз Андрюша просвещал попавшую ему в руки семью христиан-коптов с двумя детьми о том, как празднуют в России Новый год и Рождество, я успела дойти, принять душ, переодеться и отправиться в офис.

Если бы вчера не видела помещение, я не поверила бы, что меньше чем за сутки можно бесследно убрать офисные столы и стулья, расставить диванчики и кресла в двух комнатах и так задекорировать офисную технику, что любой посетитель принял бы это место за клуб.

— Вот курительная, а это дамский «салон», Леночка постаралась, у нее в России свое агентство было, она дизайнер, — улыбнулась Аля. — Тут можно вещи оставить, это Димин кабинет, он еще ночью поработает. Ночью просто прохладнее, у него такой режим.

В проходной курьерской комнате, где обычно высились эвересты бумаги и папок, был устроен фуршетный зал: по стенам стояли столы с традиционным русским холодцом (вот для чего желатин!), оливье, винегретом, фаршированными яйцами, какими-то художественно нарезанными салатами, тарталетками с икрой, тарталетками с паштетами, мясными и овощными нарезками, блинами, заливным («Как-кая гадость эта ваша заливная рыба!» — хором процитировали мы с Алей), прекрасно исполненными «елочками» из какого-то зеленого паштета («Шпинат», — подсказала Аля) и всевозможными фруктами. Столы ломились. Жена отставного военспеца Таня с гордостью обозревала свое хозяйство и помыкала мужем, расставлявшим закуски на столе с батареей разнокалиберных бутылок.

— О, а где мой брют? — удивилась я.

— Его сейчас никто пить не будет, оставили на завтра. Поправляться, — пролетающий в свой офис брат махнул рукой, показывая, что оценил мои парадные шорты.

В фуршетной небольшая группа сотрудников с интересом поглядывала в сторону входа: ждали первых гостей. Приглашали партнеров, клиентов, просто приятных компатриотов, живущих в городе (местных без семьи, для которой готовили подарки, иностранцев с семьями).

Для детей выделили комнату, где поставили игровой компьютер, пластиковую горку, палатку, соки и сладости, и разместили четыре спальника. Под маленькую елочку положили небольшие подарочки из местных мягких игрушек китайского производства.

Ожидали прибытия городского начальства, кого-то из полиции, какого-то репортера иностранной разведки (ой, как тут зачеркнуть?) прессы, конечно же. Но бывший военспец его подозревал, и мы все ему верили. Дед Мороз обещал энтертейнмент а-ля рюс, Снегурочку ждал серебряный поднос с рюмкой. Водка ждала в переносном холодильнике. Ни Деда, ни Снегурочки еще не было на месте. Из парадной спешно выметали нанесенный туда дневными метелями песок.

— Гости! — вскрикнула Аля и покосилась на поднос.

Первыми появились какой-то сотрудничающий с компанией местный адвокат с женой и долговязым мальчиком. Они уже успели подняться на половину лестницы, когда позади столпившихся на лестничной клетке второго этажа сотрудников раздался зычный клич: «А посторонитесь-ка, детушки, дайте путь-дорогу дедушке. Дедушке Морозу, да со внучкою Снегуркой, гостей славных встретить — да по-русски, с водочкой да с песнею!»

Хор сотрудниц с облегчением грянул «Ой, мороз-мороз», Снегурка цапнула подносик, Дима плеснул водки, Аля выхватила из-за спины подарок — и понеслось.

Гости, не ожидавшие такого шумного приема, слегка присели. Дед Мороз с табуреткой в руках коршуном кинулся слушать стихи от ребенка («SOS! SOS!!», семафорил лицом ребенок), папа намахнул рюмку и лишился дара речи, его жена, оказавшаяся рязанской молдаванкой, с удовольствием подхватила песню. На лестнице уже толпились представители магистрата, какие-то разбитные ребята с музыкой, старушка в сиреневых волосах одуванчиком, бегали дети, лаяла микроскопическая собачка на руках у модно прикинутого пузанчика…

Никто не ушел без рюмки и стишка. Дима давно скинул виночерпие на меня как единственного непьющего и увел дорогих гостей в фуршетную. Водитель (вообще-то компьютерщик, но сегодня — водитель) Саня отфильтровывал детей, перенаправляя поток в детскую игровую.

Девчонки раздавали маски и фотографировали, мужская часть штата дегустировала сигары и кальян, степенно беседуя с гостями на смеси пяти языков. Народ прибывал и прибывал. Помещение казалось безразмерным.

Горло охрипло от песен. Я вышла на веранду со стаканом сока и остановилась с открытым ртом. Совершенно зря, потому что песок был везде. Он взвихривался порывами ветра, искрился и переливался в свете многочисленных фонарей, развешанных по стенам вокруг елки. Елка была огромна. Метра три с половиной, а то и четыре. Игрушки («Ручная работа! На всю жизнь», — похвастался Дима) повторяли те самые, из детства, только были больше размером.

Не верилось, что это зима. Внизу зеленели кусты, ветер гонял по проулку кучи сухих лепестков бугенвиллии, зудели комары, на тарелочке таял холодец, за спиной танцевали, раздавался хохот.

Дед Мороз пел новогодние песни, загадывал загадки, водил хороводы и выбегал встречать новых гостей, причем делал все это без передышки два с половиной часа, пока все собирались. Он не оставил в покое ни одного пришедшего, лично допросил каждого ребенка, лично выдал каждому отцу семейства маску, лично облобызал каждую гостью. Он рифмовал на ходу, плясал, пел. И пил.

Складывалось ощущение, что он просто махал рюмку за рюмкой через плечо.

Горячий воздух трепал пышную белую бороду. Раскрасневшееся лицо дедушки Мороза наводило благоговейный трепет. В помещении было за тридцать градусов, около ста людей, кондиционер не справлялся. А Андрюша справлялся.

Было жарко и душновато. В игровой нудно звякал телефон Лёли. Сама Леля мирно спала в углу на мешках с документами, декорированных под сугроб: она умаялась и сомлела от жары. Дети, оставшиеся без присмотра Снегурочки, разбежались по всем помещениям, с визгом включились в танцы и дергали Деда Мороза, требуя развлечений.

— Вам хочется песен? Их есть у меня! — Андрюшу понесло. — Баттл! Кто знает частушек больше, чем я — лично дарю бутылку коньяка. Я начинаю: С другом мы катались с горки, хуем тормозили, нас потом врачи с сиреной в «Скорой» увозили. И припевчик: Ёбана-карёбана, вся пизда растрепана! Повторяйте припев все вместе, и-и!..

Он успевал глотнуть из графина сока, зацепить варежкой квашеной капусты («Ых, хороша-а!»), отправить под бороду добрый ковшик оливье и шутил, шутил, шутил…

Мы чуть не пропустили собственно сам Новый год. Хорошо, кто-то поставил будильник на пять минут до полуночи.

Андрюша построил всех полукругом (реально просто отогнал толпу от елки) и заставил взрослых дядек орать «Елочка, зажгись!», разливая шампанское в бокалы и на пол. Местные жители, не знающие русского, по команде Андрюши орали «Ялла, Маср!»⁽¹⁾ — и елочка ялла.

Это было так эпично: мерцающие огоньки на огромной пышной елке, необъятное африканское небо — черное, с щедрой россыпью белых точек, жаркое дыхание Андрюши за плечом…

— Медляк! — зычно скомандовал он, Саня врубил что-то пронзительное, Андрюша обнял меня ниже талии.

Вы когда-нибудь танцевали с печкой? Очень жарко. Очень.

— Андрюха, — шепчу я из положения «через колено», — сними тулуп!

— Не могу, — хрипит в ответ Андрюша. — Я под ним в валенках и в трусах на босу ногу. Причем трусы мокрые. Совсем. В валенки течет.

Я совсем немилосердно заржала («по спине текло, в валенки попало»), и Андрюша мстительно меня таки уронил. Народ танцевал и разбредался по комнатам, Саня начал понемногу развозить гостей с детьми домой, а мы нагрузили на сервировочный столик с колесами закусок, мартини (Андрюша лично припрятал бутылочку для себя любимого) и укатили его на маленький балкон. Там Андрюша раскрыл мне секрет своего триумфального появления сразу на втором этаже, в офисе.

Оказывается, он подзадержался, просвещая коптов, и заметил подъезжающую машину магистрата уже практически у подъезда компании. Раздумывать было некогда. Скомандовав Снегурке «за мной», Андрюша кинулся за дом. Там они перелезли через забор во двор банка, располагавшегося в соседнем доме, потом перелезли через забор банка во двор прилегающей к нашему дому соседней конторы, по внешней стене которой забрались на балкон нашего офиса, успели принять на грудь и вовремя выйти к гостям. Весь этот марш-бросок был в ватиновых костюмах, а банк стерегли бойцы местной гвардии. Как вы — не знаю, а я впечатлилась.

Мы сидели, потягивали мартини с содой, Андрюша не переставая рассказывал о себе, о своих неисчислимых творческих успехах и еще более многочисленных неудачах, строил планы, пил и стряхивал пепел в рукавицу.

Домой я дотащила его засветло и с большим трудом. Снимать тулуп он категорически отказался.

— Я не мгу… не сытветствовать моменту… с дамой… — просипел он и упал на меня.

«Нормально год начался», подумала я, отплевываясь от пышной дедморозовой бороды.

— Ааааа, — горестно простонал Андрюша. — Ну как так… Лежу на красивой женщине — и ни ручкой, ни ножкой… Я гей?

— Спи, дитя тысячи талантов, ты устал и перегрелся.

* * *

Вечером я решила заглянуть и проведать героя. Взяла содовой, остатки какого-то спиртного и постучала в дверь напротив.

Душераздирающий стон обозначил присутствие признаков жизни. Андрюша лежал ничком поперек кровати, простыня валялась на полу, костюм Деда Мороза аккуратно висел на вешалке (реквизит и костюмы — святое!).

Я взяла со стола пустую банку с наклейкой майонеза, плеснула туда бренди, долила газировкой и поставила на пол перед Андрюшей. Он обессиленно вздохнул и дернул ручками. Пришлось возвращаться к себе за трубочками для коктейля.

Андрюша всосал две поллитровки бренди-соды и смог поднять голову. Виновато глядя на меня, он осторожно спросил:

— Солнце, я тебе ничего плохого вчера не сделал?

— Пхе, да ты и хорошего ничего не мог, — хихикнула я.

Андрюша горестно ахнул и ткнулся лицом в подушку.

— Я гей, — трагично прошелестел он. — Это пиздец.

— Слышь, пиздец, пойдем окунемся, — предложила я.

Андрюша отнял подушку от лица. Морда была довольная и хитрая. Он сел, открыл рот, закрыл, снова открыл.

— Ну и что! Зато я талант!

1) Ялла, Маср! (арабс.) — «Вперед, Египет!», любимый клич футбольных фанатов. В повседневной жизни «ялла» используется в значении «давай-давай» и «быстро-быстро».

Вернуться к тексту