Цена правды (джен)

Ормизд есть доисторическое божество людей, к коему наши предки взывали как к покровителю клятв и договоров. Соглашение, скрепленное ритуальной печатью оного, считалось священным, а его исполнение — по духу, а не по букве — гарантированным. Увы, культ столь полезного бога угас ещё задолго до Первой Высадки, и лишь изредка, в практике северных магов и ритуалах далёкого Офира, находим мы последние его отголоски.

Урсын ван Дыйк. "Опыт словаря верований древних"

— Долго рассказывать, ведьмак. Жизнь — говно...

Золтан Хивай во всякую встречу с Геральтом начинал рассказ о себе этой стереотипной фразой. Но в этот раз ривянин понял, что у краснолюда начались доподлинные неприятности.

— Похоже, ты повздорил с войтом? Хотя что я говорю, вид у тебя больно удручённый. Как минимум с комесом, — сказал Геральт.

— Да если бы я сам, уж поверь, я бы по-свойски с этими курвами всё уладил и тебе бы не жаловался. В дерьмище влип мой дядя, старый Якоб Цвайбек, — пояснил Золтан.

— Это тот, который держал сапожную мастерскую в Рикверелине? — уточнил ведьмак. Ибо у Золтана хватало родни и в Каэдвене, и в Темерии, и в других людских королевствах.

— Да. Теперь он... Раньше жил там, в предгорьях, в поместье графьёв Аделааров. А теперь, в общем, уже нигде не живёт.

— Убили? — спросил Геральт.

— Прогнали.

— За что?

— Да ни с хера. За то, что имеют право. Он ночует здесь, в каморке, где Догге хранит запасную упряжь. Пошли к нему, дядюшка Якоб сам всё объяснит.

Трактир Догге расположился в южных отрогах Пустульских гор. Торговый тракт из Ард Каррайга в Новиград проходил здесь на полосе меж каэдвенских и реданских владений, считавшейся ничейной. Это позволяло Догге серьёзно сэкономить на податях, а грабителей он не боялся — как правило, добычу они пропивали именно у него. Благодаря этому же замечательному свойству на его подворье часто оседали нелюди из Каэдвена, когда у них возникали неприятности с королевскими властями, сеньорами или магистратами городов.

Так у Догге появился и Якоб Цвайбек, бывший сапожник из Рикверелина. Хоть краснолюд и покрепче человека, и живёт подольше, всё же старость для него — тоже не радость. Дядюшка Якоб ещё кормился своим ремеслом за счёт посетителей трактира, продырявивших сапоги, но глаза и пальцы у него были уже не те, что лишь дополнительно усложняло ему жизнь.

— Рад приветствовать, милсдарь, — поклонился старику Геральт. — Геральт из Ривии, друг вашего племянника Золтана. Вижу, быт у вас достаточно скудный...

— Это верно, сучья холера, ох верно, — тяжко вздохнул дядюшка Якоб и закашлялся. — Почти всё пришлось в Вишнёвых Садках побросать! Дом-то у меня — не тележка... Зато выпивка за счёт заведения! В сугреве недостатка не имею.

— Что же вас загнало в такую дыру, милсдарь Цвайбек? Золтан полагает, что я смогу вам чем-то помочь. Но для этого мне нужно знать о ваших неприятностях всё, — сказал ведьмак.

— Ну, слушайте...

Когда-то давно у дядюшки Якоба был сын, Тодд Цвайбек, служивший капитаном стражи графа Аделаара. Аделаары владели, почитай, всем западом Каэдвена, имели даже свои города, а в былые времена самостоятельно, без дозволения королей, устраивали войны с Реданией. Реданцы выигрывали не всегда.

При Хенсельте дворянская вольница ушла в прошлое, но Ян Энрик Видкун Свейке, десятый граф Аделаар, всё равно почитался первым богачом в Каэдвене после короля. Такой человек мог позволить себе широкие жесты. И когда король соблаговолил внести Рикверелин в лист городов, закрытых для проживания нелюдей, граф выделил Якобу Цвайбеку закуток своего имения Вишнёвые Садки для постройки хибары. Таковая милость старому сапожнику была оказана в память о Тодде, зверски убитом скоя'таэлями в панском лесу.

В плодородной долине речки Дымпни, где прижились даже редкие для северного края вишни, места и прокорма хватало всем — а одинокому краснолюду и подавно. Якоб шил непритязательные постолы для графской дворни и кметов из деревень — чисто символическая повинность, за которую Аделаар обеспечивал его всем необходимым.

Однажды милсдарь граф поскакал с влиятельными гостями в горы, на охоту за королевским грифоном, и не рассчитал своих сил. В именье его привезли уже поперёк седла, холодного и страшно израненного. С тех пор в Вишнёвых Садках и не стало старых хозяев, ибо милсдарыня графиня умерла родами много раньше. И чтобы одиннадцатый граф Аделаар, обалдуй лет двенадцати, не остался без присмотра, опекунство над ним по завещанию досталось его тётке — высохшей старой курве, которую муж прогнал за неисцелимое бесплодие.

Опекунская та тётка Данута и её компаньонка госпожа Деак — вдова павшего в Соддене графского рыцаря — вздыхали от лишних расходов, без конца сидели за столом с наливками и потихоньку распродавали братнино наследство. Ходили слухи, что они хотят вырубить прекрасный вишнёвый сад, давший поместью имя, и сдать землю беженцам с Яруги, чтобы те пахали на них издольщиками — но стеснялись чересчур сентиментального племянника. Впрочем, у милсдарыни Дануты Аделаар была масса других творческих планов по распоряжению наследством.

И одним прекрасным утром к Якобу заявился толстый и краснорожий графский коморник Перебейнос с неизменной плетью-трёххвосткой за пазухой. За ним семенил длинный и жердеобразный мэтр Гаррах из Рикверелина, юрисконсульт и фактотум графини. Обоих должностных лиц сопровождала охрана из графских гайдуков с увесистыми палицами и буздыганами.

— Сидишь, курвин ты карлик? — в своей обычной манере начал светскую беседу коморник. — У тебя два часа, чтобы собрать свой скарб в мешок и проваливать отсюда в задницу!

— Это ещё почему? — стиснул кулаки Якоб.

— А потому, розовые ты панталоны новиградской шлюхи, — рявкнул Перебейнос, — что милсдарыня графиня желают выстроить через Дымпню этакий мост, на котором были бы по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для кметов! А на твоём сраном холме возведут такой высокий... этот... как его... бельведер, что можно оттуда увидеть даже Нильфгаард, и там изволят пить вечерний чай на открытом воздухе!

— Но милсдарь коморник, — мягко возразил Цвайбек, — я имею невозбранное право существовать на этом холме до скончания моих дней. Надеюсь, недолгого. Такова была воля его покойного сиятельства. А она, как все мы знаем, нерушима.

Мэтр Гаррах был единственным в округе стряпчим, который получил в Оксенфурте диплом бакалавра — на деньги покойного графа. Посему он любил позадаваться и поговорить по-учёному, так, что у старого краснолюда голова трещала:

— Дело в том, милейший, что ваш, так сказать, надел представляет собою условное держание, кое, согласно действующему Судебнику нашего короля Хенсельта, может быть сполна взято сеньором обратно в собственность при определённых условиях. Условный статус держания был зафиксирован покойным графом Аделааром в письменной форме и заверен Ормиздовой Печатью, что накладывает, помимо юридических, ещё и магические ограничения на толкование акта. А дозволение господину Цвайбеку доживать на сей территории до самой смерти его сиятельство изволили сделать в устной форме — и таким образом, оно не является непреодолимым препятствием для законных наследников и опекунов оных!

— А какие же условия я порушил, милсдари? — недоумевал Якоб.

— А такие, что кметы твои поганые постолы снашивают в три дня! — закричал коморник.

— То ж не моя вина, что они от рассвета до заката по графскому хозяйству мечутся... — попытался оправдаться краснолюд.

— Короче, хватит тут разводить демографию... — набычился Перебейнос.

— Демагогию, милейший, — поправил его юрисконсульт.

— А мне один хер! Бери свою хвостатую нелюдскую жопу в руки и катись с графской земли! И так от вашего семени дьявольского продыху нету, чтоб гули разрыли могилу твоей матери и наблевали туда!! — взревел коморник и щёлкнул трёххвосткой.

Будь Якоб Цвайбек помоложе, и не будь за жирным Перебейносом десятка вооружённых гайдуков, коморник бы дорого поплатился за свои слова. Но уже через два часа опустевшую хибару сапожника ломали со страшным грохотом.

— Такого свинства свет, увы, видывал немало и посейчас видит, — сказал Геральт, когда дядюшка Якоб окончил свой рассказ. — Но сами понимаете, милсдарь Цвайбек, что это не по ведьмачьей части. Вам бы потолковать с каким-нибудь добросовестным законником — а они существуют, даже в Каэдвене.

— Я уже толковал, — ответил Золтан Хивай. — С ходатаем по делам в Аэдд Гинваэль. В канцелярии наместника в Рикверелине. И везде мне отвечали всё то же самое, что и этот трахнутый Гаррах. По каэдвенским законам Аделаары кругом правы. А уж если краснолюд всё равно затеет судиться с благородным дворянином, и если этот краснолюд не банкир Вивальди — угадай с трёх раз, в чью пользу ваш трахнутый людской суд вынесет решение.

— По закону мы их преследовать не можем. Вне — тоже. Ты же не думаешь, ведьмак, что разбойники или "белки" будут помогать отцу капитана графской стражи? — печально добавил Цвайбек и снова закашлялся.

— Есть вариант — найти себе новый дом, — продолжил Геральт, который, хоть лопни, не понимал, для чего в этом деле может пригодиться ведьмак. — В дороге вы будете под моей защитой, а я уступлю вам Плотвичку.

— А куда? — развёл руками Якоб. — В Каэдвене нас крепко прижали, меня уже ни в одном городе в цех не примут. В Редании примут, но сдерут двойной вступительный взнос, а это — верные долги. До Махакама отсюда слишком далеко, живым не доеду, — и краснолюдский дед разразился особенно мощным кашлем. — Ты пойми, Геральт. Мне не нужна уже новая мастерская. Нужно место, куда я смогу уйти на покой — и не тащиться туда за тридевять земель. Мне нужно вернуть его обратно! Раз правовым путём я этого сделать не могу, то хоть каким!

Ведьмак и оба краснолюда учинили глубокий мозговой штурм. Быстро стало ясно, что для отмщения за Якоба Цвайбека потребна сложная и многосоставная мошенническая операция. Золтан и Геральт перебрали опыт всех знаменитых жуликов Севера — Арье-Низушка из Цинтры, Петера Йефферсона из Понт Ваниса, Берта Марию Бендера, обчистившего некогда самого короля Дезмода. Увы, большинство из них кончили либо на шибенице, либо в пыточных застенках у обмишуренных ими сеньоров или чародеев.

— Вы, ребята, плохо знаете Аделааров, — встрял наконец в обсуждение сам дядюшка Якоб. — Племя они гордое и жестоковыйное. На разводку обыкновенную их не купишь. Разве что каким-нибудь потусторонним проклятьем их можно напугать...

— Знаете, милсдарь Цвайбек, — сказал ему ведьмак, — а это очень хорошая мысль! И у меня уже созрела подобная идея. Но... — Геральт прикрыл дверь в каморку поплотнее и продолжил: — Перво-наперво вам надо умереть. На время. Для безопасности.

— А как вы, ведьмаки, это делаете? — забеспокоился краснолюд. — Я потом точно к жизни-то восстану?!

— Не сомневайтесь, после нужного нам эликсира восстанете. У меня осталось всего ничего, но с вашим здоровьем так даже лучше...

— Тааак, что за шум на дороге, а драки нету? — обратился Золтан к кметам, сгрудившимся на берегу Дымпни и что-то оживлённо обсуждающим.

— Да тут кто-то из вашей краснолюдской братии утоп! — крикнул ему плешивый солтыс. — Сейчас стащим его на берег и пошлём в ближнюю крепость, чтобы опознали: не из "белок" ли?

Но отправлять гонца к представителям короны не понадобилось. Кметы быстро узнали в утопленнике старого Якоба Цвайбека. А гончар Лиздейка, который с утра пораньше возил свои горшки на рынок в Аэдд Гинваэль, припомнил, что видел краснолюда на мосту, где тот просклонял и проспрягал весь род Аделааров по матери, после чего выдул из горла бутылку какой-то дряни и ухнул в реку.

— Дядя Якоб... Как же так?! — Хивай пустил скупую слезу и с убедительным выражением скорби на лице съёжился, осел на топчан, закрыл глаза руками.

— Ну, хвала богам, милсдарь, что вы объявились. А то не на жальник же его тащить, покойник ведь заложный, а кто знает, как с ними у краснолюдов поступать следует! Вот и заберёте с собой, предадите чему там полагается, — сказал солтыс.

Золтан навьючил тяжёлое тело "самоубийцы" на коня и повёл за околицу, в сторону поросших сосновым лесом Пустул. Где-то в пяти стае от деревни, где уже слышен был шум пограничных порогов на Дымпне, навстречу ему из кустов выехал Геральт.

— Встань и иди, — кощунственно пародируя пророка Лебеду, сказал ведьмак и поднёс к носу дядюшки Якоба флакончик ядрёного зерриканского спирта.

— Ааааа... Ааааа.... Апчхээээ!!! — ответил "заложный покойник". — Долго же я спал...

— Спали бы вы вечным сном, если б не мы, — усмехнулся Геральт.

— И что дальше? Поминки? — спросил Цвайбек.

— Дальше... Вы оклемаетесь, пересядете ко мне на Плотву — двоих она худо-бедно выдержит. Мы поедем не вдоль Дымпни, а свернём на юг, в Прежмерскую долину. Недавно я принял в тех краях кучу заказов, и долина теперь безопасна. Завтра к вечеру мы достигнем усадьбы моего давнего приятеля Нивеллена. В ней вы отдохнёте и наберётесь сил, пока не настанет время вернуться — под именем, которое я для вас придумал. Не забыли?

— Такая хренотень не забывается, — хохотнул Цвайбек и закашлялся, согнувшись почти пополам.

— А когда я вернусь от Нивеллена — тогда и начнётся самое интересное, — уверенно молвил ведьмак.

— Дивись, кум! Вон оно самое на дальних делянках и шляется! Рыло кирпичом, глаза горят, рот зазубриной!

Первыми страховидлу заметили ночные сторожа, обходившие удалённые угодья Вишнёвых Садков. Туловище твари в темноте разглядеть было непросто — но высотой она вроде бы была с обычного краснолюда. Существенно отличалась от краснолюдской только башка — огромная, лысая, с треугольными буркалами, в глубине которых горели нехорошие огоньки.

Чудовище проламывало заборы, скреблось под окнами, размахивало зловещей окровавленной косой, грозило кулаком, какого и у живых не найдёшь, и ревело: "Отдайте! Отдайте! Верните!". Под конец прогулки страховидло явилось на холм, где на месте халупы Якоба Цвайбека готовился фундамент будущего бельведера, и ещё долго выло там, трогательно обняв косу и встав на колени. Когда ближе к рассвету оно скрылось в бору, никто не решился сунуться вслед за ним по его следам.

— О мать Мелитэле, какой ужас, — графиня Данута в очередной раз приложилась к рюмочке с декоктом от головной боли. — И это всю ночь визжало почти под нашим окном! А племянник Мечибужек?! Хорошо, что монструм на него не набросился!

— Видно, правду бают, что старик Якоб восстал из могилы и требует себе холм обратно, — сказала точно такая же бледная, трясущаяся и невыспавшаяся госпожа Деак. — Многие на деревне и на подворье признали его. Перебейнос, скачи в Рокишки, в храм Вечного огня, и срочно вези к нам богослужителя Беневольта! Пусть окурит усадьбу чем-нибудь от мертвецов!

— Не извольте беспокоиться, милсдарыни, — неуклюже расшаркался коморник. — Справлюсь сам. Ничего тут противоестественного в самом деле нету. Обычное хулиганьё. Так местные парубки в ночь Саовины в деревнях балуют: наденут на палку тыкву, проковыряют дырки, вставят гнилушки и давай девок пугать! Но я-то им не девка! Я им покажу, где раки зимуют!

...Следующей ночью коморник с гайдуками занял позицию на холме в надежде изловить наконец Тыквоголового Якоба — так прозвали призрак кметы в Садках. Перебейнос был уверен в успехе предприятия: у двоих из его людей были даже арбалеты, заряженные... серебряными вилками, которые ради такого дела пожертвовала милсдарыня графиня.

Наконец над лугом показалась гигантская голова с огоньками-глазами и послышался вой: "Отдайте! Отдайте!".

— Ну, ребята, жарь! — скомандовал коморник арбалетчикам. Одна вилка, кажется, даже достигла цели. Но призрак не растаял, как туман, а только яростно заревел, вырвал вилку из себя и бросился на гайдуков, размахивая кровавой косой.

— Отдаааааайте!!! — Тут у гайдуков сдали нервы, и они прыснули кто куда.

— Жалкие трусы! Бараны! Курвины дети! Глисты духобабы! Я вас... — забранился Перебейнос и с дрыном наперевес рванул на врага. Однако призрак тоже оказался не промах и ловким движением косы выхватил у него палку. Коморник попытался кинуться на страховидло с серебряным ножом из-за сапога, но был легко ранен косой, тем не менее взвыл от боли не хуже Тыквоголового Якоба.

— Вернииии! — возопила тварь и протянула руки к его горлу. Безоружный Перебейнос вспомнил тут, кого изображают озорники с тыквенными головами в ночь Саовины, и впервые за сорок лет побледнел.

— Ааааааааа!!!! Чтоб ты лопнул, холера!!! — заверещал грозный коморник и пустился в бега. В себя он пришёл только к рассвету, обнаружив, что забрался аж на верхушку голубятни и преизрядно испаскудил штаны спереди и сзади.

... — Ну всё, я уж довольно их застращал, — сказал Золтан Хивай, снимая "голову"-тыкву в лесном шалаше, где его уже ждал ведьмак. — Завтра твой выход. Главное, чтобы рыцарей с пахолками* не подняли и не велели лес прочёсывать...

— Если велят — реквизит при тебе, — кивнул ему Геральт. — Но всё равно можешь быть спокоен. Помнишь, что дядюшка Якоб говорил про Ормиздову печать?

— Так она у графа взаправду была? Я думал, они есть только в сказках для сопляков, — покачал головой краснолюд.

— В ведьмаков тоже не все верят, — сказал Геральт. — Эти печати существуют. Но в очень ограниченном количестве. И у них своё понятие о справедливости. Они далеко не всегда исполняют волю владельца, если она ему противоречит.

— Так как нам это поможет-то?

— Точно тебе не скажу. Но явно поможет. Говорят, первый король из дома Тиссенидов, перед тем, как захватить власть в Повиссе, тоже ютился в шалаше с оруженосцем. Так что это к удаче, — и Геральт принялся чистить меч, прекратив дозволенные речи.

Ведьмак снова сидел в заведении Догге, уписывая густую гороховую похлёбку со свиными рёбрышками. Обсасывая и обгрызая эти последние, Геральт заметил, что в трактир вошёл длинный, как жердь, господин.

— Милейший, я имею честь беседовать с ведьмаком Герландом из Рыбли, истребителем чудовищ? — поинтересовался жердь.

— Я Геральт из Ривии, — поправил его Белый Волк. — И если у вас есть проблемы и есть каэдвенские марки, то я к вашим услугам.

— Очень приятно, милейший. Гаштольд Гаррах, бакалавр права Оксенфуртского университета. Я имею место представлять здесь интересы графини Дануты Аделаар, которая, в свою очередь, осуществляет опеку над малолетным Мечибугом Сквыдвардом Борегардом Свейке, одиннадцатым графом Аделааром...

— Давайте уже перейдём к делу, господин представитель представителя представителя. Что вам угрожает, и сколько мне причитается за его шкуру? — прервал Геральт.

Мэтр Гаррах вкратце пересказал историю набегов Тыквоголового Якоба на Вишнёвые Садки.

— М-да, господин бакалавр. Плохи дела вашей милостивой хозяйки. На неё кто-то наложил очень мощное проклятие, — покачал головой ведьмак с видом лекаря, к которому явился пациент с сильно запущенным недугом. — И расценки у меня будут соответствующие.

— Предлагаю вам проследовать в имение Садки, где мы сможем обсудить стоимость ваших услуг непосредственно с милсдарыней графиней, — сказал Гаррах.

От корчмы Догге до Садков было чуть больше часа езды лёгкой рысью. Каменных укреплений поместье Аделааров не имело — его окружал тын с земляным валом. На некоторые брёвна частокола были насажены головы скоя'таэлей в шапках с беличьими хвостами — уже изрядно попорченные временем.

— Отголоски войны, милсдарь Геральт, — объяснил Гаррах. — Покойный граф Аделаар переселился сюда уже в мирное время. Раньше он имел резиденцию в замке Краммог в горах к юго-западу, но после года осады "белками" его стало от замка тошнить.

Насилу пробравшись к огромному усадебному дому через толпу хлопов, снующих между конюшнями, складами, мастерскими и сеноставами, ведьмак взошёл вслед за графским фактотумом по лестнице. В гостиной его приняли графиня и госпожа Деак. Если милсдарыня Данута и впрямь оказалась засушенной выдрой, то её компаньонка была существенно посвежее и бросала на Геральта весьма заинтересованные взгляды. Впрочем, ведьмак был настроен сугубо на деловой лад.

— Итак, чтобы помочь вашему сиятельству снять проклятие, я должен доподлинно выведать обстоятельства, что привели к его наложению, — сказал ривянин, подделываясь под тон мэтра Гарраха. Следующие полчаса он выслушивал историю дядюшки Якоба заново, но с точки зрения графини.

— Что могу сказать, — вдохновенно врал Геральт. — Тыквоголовый Якоб — создание сидерическое и астральное, порождённое возмущённым духом. Поэтому мой меч вреда ему причинить не может. Для того, чтобы он угомонился и вернулся на тот свет, милсдарыне нужно сделать так. Оформить условное держание земли на мертвеца, конечно, нельзя, но можно найти его родича...

— Простите, но нельзя ли упокоить страховидлу без пожертвований в пользу неимущих краснолюдов? Вы же ведьмак, а не миссионер пророка Лебеды! — ответила Данута Аделаар через обиженную на весь мир губу.

— Вы, милсдарь ведьмак, простите мои чёрные подозрения, уж не на племянничка ли его Золтана Хивая намекаете?! Вы вроде знакомы с им коротко... — почуял неладное коморник Перебейнос, вышедший встречать Геральта в свежих штанах.

— Насчёт племянника можете не волноваться. Нам нужны более близкие родственники, верней всего — брат-близнец. А близнец у покойного Цвайбека есть. Хампердинк проживает в Редании, я уже послал ему весточку.

— Милсдарь Геральт, вы игнорируете поставленный мною вопрос. Есть ли возможность снять проклятие, не ущемляя имущественных прав моих клиенток? Ведь Якоб Цвайбек сам нарушил договорённость с домом Аделааров, не исполнив условий поставки обуви. Pacta sunt servanda**, знаете ли! — сказал Гаррах.

— Договор будет соблюдён, будьте покойны. Ведь речь в нём шла об условном держании, а не передаче в собственность, — в этот момент к мэтру Гарраху подбежал какой-то кмет в угвазданной землёй свитке и начал что-то шептать на ухо, показывая на ведьмака пальцем. Юрисконсульт опустил ему в заскорузлую ладонь две марки и скомандовал: "Вон".

— Полагаю, стоит прервать эту бесполезную дискуссию. Уже вечереет, — сказал бакалавр права. — Ваше сиятельство, прикажите гайдукам перекрыть все выходы. Ведьмак вас обманывает.

— Что вы себе позволяете?! — вскочил из кресла Геральт, демонстративно хватаясь за эфэс меча. Но Данута Аделаар уже щёлкнула пальцами. Детины в кольчужных стеганках и с палицами закрыли собой дверные проёмы.

— Я сейчас всё поподробнее объясню, — продолжил свои разоблачения Гаррах. — Я слышал незадолго до самоубийства — возможно, мнимого — господина Цвайбека, что наш "заложный покойник" вместе с милсдарем Геральтом и милсдарем Хиваем заперлись в каморке у Догге и долго о чём-то шушукались. А потом вас, дорогой ведьмак, видели неподалёку от деревни Ложные Опята, где Золтан Хивай забрал тело — возможно, не мёртвое — любимого дяди. Наконец, у меня есть свидетельница, у которой Хивай в соседнем селе купил здоровенную тыкву, вполне пригодную для маски.

— Каковы мерзавцы! — всплеснула руками госпожа Деак.

— И кого мы испугались! — возмутилась графиня. — Перебейнос, в подвал его!

— А не рановато, милсдарыня? Ведь главную-то гадюку, тыквенную башку, мы так и не поймали! — подал голос коморник.

— А чего там голову ломать? Это либо Золтан Хивай, либо его якобы умерший дядя, — подвёл мэтр Гаррах итог своего расследования. — Думаю, скоро он присоединится к Геральту в подвале и получит должную экзекуцию. Правосудие должно восторжествовать! Нельзя шутить с договором, закреплённым Ормиздовой печатью!

— Вот о ней я и хотел с вами поговорить, мэтр, — начал было ведьмак, но Перебейнос заломал ему руки, после чего гайдук заткнул рот Геральта непотребного вида тряпкой.

— Ваше сиятельство, — вбежал в кабинет графини какой-то очередной холуй, — там собралась толпа кметов! Идут к вашему крыльцу, все при вилах, что-то замышляют, кричат про тыквоголового!

— Что вам угодно, голубчики?! — обратилась Данута с балкона — ну чем не королева Мэва! — к собравшимся внизу угрюмого вида мужикам и даже некоторым бабам. Гайдуков в усадьбе было порядка сотни, а тут собралось в шесть-семь раз больше народу. Случись что — и верные вассалы с отрядами пахолков подтянуться просто не успеют, её сожгут или разорвут раньше.

— Нам угодно, чтобы, значить, графское сиятельство нас от Якоба избавило! — крикнул самый почтенный и бородатый кмет — староста Гуннар. — От него, паскуды, молоко скисает, куры дохнут. На вашем, милсдарыня графиня, поле и то пшеница чахнуть начала!

"Ну дела. Такие последствия от нашего маскарада", подумал связанный Геральт. Тут же Перебейнос вытолкнул его в балконную дверь.

— Ничего, ведьмачье отродье. Сейчас народ на тебе оттопчется как положено — и успокоится... За всех нас на алтарь пойдёшь, так сказать, гражданского гнева...

— Что ж, голубчики, позвольте представить вам нарушителя вашего спокойствия. Проходимец из Ривии, именующий себя ведьмаком! Вместе с краснолюдом Золтаном Хиваем он затеял эту аферу, чтобы захватить законные владения графов Аделааров!

Особого энтузиазма кметы не проявили.

— Законный граф Мечибуг Аделаар, чьи интересы мы с мэтром Гаррахом поставлены охранять, выйдет к вам и решит судьбу истинного виновника ваших несчастий. Мечибужек, выходи же! Ты же мужчина, надежда фамилии, через два года тебя обвенчают! Сколько можно сидеть с головой в этих балладах?!

Произошла, видимо, маленькая заминка. Только через три минуты на балкон вышел пухловатый, красный и очень недовольный отрок в том возрасте, когда "мальчик" уже плавно превращается в "подростка". Он был одет в камзол графских цветов — чёрного с синим: на груди — красный щит, наискось пересечённый рукой с огненным мечом.

— Что же велишь с ним делать, милсдарь граф?! Отец?! — донеслись выкрики с улицы. Мечибужек наморщил лоб и сказал:

— Народ долины Дымпни, верные мои подданные! Когда услышал я об этой напасти меня обуял... Обуял... Ох, тяжко мне говорить! Не страх и не гнев меня разобрал, а стыд. Стыд за то, что пока я зовусь графом на этой земле, от моего имени творится несправедливость! Предки ни по что не допустили бы такое! — юный Мечибуг Сквыдвард Борегард Свейке опустил глаза долу.

— Эээ... Ты это о чём? — забеспокоились Данута и госпожа Деак.

— О том, что вы сделали с Якобом Цвайбеком, краснолюдом, выгнанным из сапожного цеха! Его сын погиб в бою со злодеями, защищая моего отца, а его самого выставили вон уже с нашей земли, только чтобы там появилась бесполезная башня! — понесло Мечибужека.

— Да что ж он порет, с ума он рехнулся, курвин... — насилу заткнулся коморник Перебейнос.

— Не слушайте молодого человека! Ведьмак и нелюди его опоили! — попытался спасти положение явным враньём мэтр Гаррах.

— Слишком много я слышал и видел в своём доме, и не мог помешать. Но коли я граф, и коли призвали меня вершить здесь расправу и приговоры приговаривать, что ж, пусть так и будет. Перебейнос, вот тебе мой приказ — неси бумагу, перо и Печать!

Коморник исчез. Через некоторое время он вернулся, держа в руках двимеритовый ларчик. И судя по меняющемуся цвету ларчика, а также по тому, как дёргал руками и сучил ножками Перебейнос, в нём содержалось нечто раскалённое. Обжигающее руки.

— Милсдарыня тётушка, возьмите перо и пишите, — деловито диктовал наследник графства. — "Я, графиня Данута Аделаар, действуя в здравом уме в интересах графа Мечибуга и так далее и так далее по его малым летам, жалую в условное держание Паршивую Горку на правом берегу реки Дымпни господину..." Ведьмак! Как его звать?

— Хумпердинк Цвайбек.

— "Хумпердинку Цвайбеку до истечения его земного срока". И подпись.

— Ты... ты же с ума сошёл! — сделала графиня глаза в пол-лица.

— Да чего она тянет?! Пущай подписывает, а не то Якоб так и будет до второго Сопряжения ныть! — не выдержал Гуннар.

— И развяжите ведьмака! — топнул ногой граф. Коморник, решив уже ничему не удивляться, собственноручно выполнил приказание.

— Благодарю вас, милсдарь Геральт. Теперь...

— Теперь, юноша, взять Печать сможете только вы, — кивнул ему ведьмак.

— Она горячая... — неуверенно сказал Мечибужек.

— Только вы.

Одиннадцатый граф медленно протянул руку к Ормиздовой Печати и взял её. Не испытав никакого вреда. Затем поставил её под документом. Геральту показалось, что от Печати посыпались маленькие искорки.

— Но это же... Вымогательство! Заговор! Фелония! Я дойду до короля Хенсельта! Все на шибеницу пойдёте!!! — забился в истерике мэтр Гаррах.

— Никакая это не фелония, мэтр. Это воля Ормиздовой Печати, — сдержанно улыбнулся юрисконсульту ведьмак.

— Но ведь она призвана защищать интересы хозяина... — гнул своё Гаррах.

— Эх, мэтр-мэтр. Вы, видно, прогуляли-таки пару лекций в Оксенфурте. Даже мы, тёмные ведьмаки из лесной пущи, в курсе особенностей Печати. Pacta, как вы верно заметили, sunt servanda. И Печать действительно обеспечивает магические ограничения толкования договора. Но... Духа договора, а не его буквы. И следит затем, чтобы он исполнился сообразно духу. Подталкивает к этому нас, смертных. Навязывает нам необходимые действия.

Сквозь толпу пробралась группа гайдуков. Они волокли нечто, на которое был накинут мешок из-под муки, и только отборная многобашенная ругань позволяла распознать в нём Золтана Хивая.

— Освободите этого краснолюда. Он выиграл, — распорядилась графиня Данута. Обернувшись к ведьмаку, она добавила:

— Забирайте своего целого и невредимого дружка, милсдарь Геральт. И покиньте владения моего племянника. Общество нелюдей и мутантов дурно на него влияет.

— Ну что, дядюшка, как доехали?! — спросил Золтан счастливого условного держателя холма за Дымпней Хумпердинка Цвайбека, он же Якоб. Они снова сидели у Догге в ожидании жареной требухи с гречневой кашей.

— Недурно ты всё провернул с этим ведьмаком, Золтан, засранец! — умилился дядя Якоб. — Хибару свою я потихоньку сам доделаю, как в прошлый раз, а там... Покой, покой-батюшка, долгожданный! Пусть и под чужим именем, да ещё таким цветистым. И как только я его выговаривать выучился?!

— Магия артефактов, милсдарь Цвайбек, магия артефактов, — объяснил Геральт. — Таких Печатей сохранилось меньше десятка, все привезены ещё в Первую Высадку. Они принадлежат кучке самых старых знатных семей — не у всякого короля есть Ормиздова Печать, старина. Видимо, из-за их эффекта они ещё и являются самыми уважаемыми.

— Но я вот чего не пойму, Геральт, — спросил Хивай. — Ведь эта грёбаная печать могла так устроить, чтобы дядя Якоб просто потребовал своё обратно, решительно, кулаком об стол, по-нашему, по-краснолюдски! И получил бы! Зачем ей был вот этот весь наш цирк?! Я бы не ползал по помойкам с гнилой тыквой на голове, как идиотина...

— Видимо, жрецы и маги древности любили лихо закрученные зрелища, — предположил ведьмак. — Задай лучше этот вопрос Трисс Меригольд. Она точно объяснит. И потом, учит древняя мудрость "На Ормизда надейся, а сам не плошай!". Кстати, денег-то за обманное "снятие заклятия" я не получил.

— Вот видишь, ведьмак, Печать-то и против тебя обернулась, когда следует! — показал ему язык старый краснолюд. — Никогда не любил я этих магов и магичек и правильно делал!

— Ну магичек-то зря обижаешь, — подмигнул ему Геральт. — Кстати, надобно мне прикупить гостинцев для одной адептки с большим потенциалом.

Уже садясь на Плотву и выезжая со двора корчмы Догге в сторону Редании, ведьмак услышал вслед голос Золтана Хивая:

— А хорошо ж мы над этими сукиными сынами повеселились, Геральт! Будет что в Махакаме рассказать! Когда в другой раз свидимся — ещё круче устроим! Поклянись!!!

КОНЕЦ

* Пахолки — военные холопы в польско-литовском дворянском ополчении. В каэдвенском — то же самое.

** Договоры должны соблюдаться (лат.)