Спектр (джен)

Сколько Невилл себя помнил, он всегда чего-то боялся.

Первое его воспоминание было совсем расплывчатым, но, к сожалению, весьма красочным. Невиллу было чуть меньше полутора лет, но огромный шум, треск и кричаще-оранжевый цвет всего вокруг надолго засели ему в мозг. Бабуля через пару лет как-то пожаловалась подруге, что из-за внука она больше не могла носить свою любимую шляпу с лисой — она вызывала у совсем ещё маленького Невилла панику. Он вырывался из рук, закрывал ладошками глаза и дрожал, беззвучно плача. Бабуля почему-то тоже плакала, когда рассказывала это.

Плакать — здорово. Слёзы катятся по щекам, иногда убегают куда-то ближе к носу и щекочут его. Слёзы можно слизать языком, когда они почти добежали до рта — они солёные, это вкусно. А потом, когда все слёзы уже вытекли, можно шмыгать носом и даже не получать нагоняй от Бабули.

В четыре года Невилл начал бояться кошек. В этом был виноват соседский кот. Он был рыжим (уже дурной знак) и слишком большим, почти достающим Невиллу до коленок. Кота звали совершенно неправильно — Тедди. Имя Тедди уже носил плюшевый мишка Невилла, и коту такое же имя иметь было нельзя, о чём мальчик и пытался рассказать коту, но тот только вздыбил шерсть, прищурил огромные жёлтые глаза и зашипел на него. Может, он расстроен? Когда Невилл был расстроен, он играл с одним из фантиков, которые дарила ему Мамуля. Наверное, и ему надо предложить фантик? Мальчик вытянул руку с зажатым между пальцев желтым фантиком, но коту это, видимо, не понравилось, и он ударил Невилла лапой, оставляя на руке глубокие царапины, а затем удрал через зелёную изгородь, не оглядываясь. Невилл так и продолжил сидеть на траве, лелея пораненную руку.

Кровь тоже солёная. Чуть больше, чем слёзы, но уже невкусная, потому что перед ней появляется боль. Боль всегда невкусная, это неприятно, да и Бабуля это не любит. Ещё у Бабули лютая нелюбовь к грязи и аллергия на шерсть, поэтому она каждый раз морщится, когда Невилл начинает подкармливать очередную белочку семенами тыквы, но всё равно почему-то радуется.

Днём в тёплой и слегка душной спальне шестилетнему Невиллу всегда было интересно. Кровать и шкафы из светлого дерева казались настоящими дубами, как в лесу, а ниспадающие ветви голубой глицинии во дворе закрывали часть окна, качались на ветру и представлялись Невиллу волнами моря. Серые обои с узором в виде зигзагов, похожие на горы, повидали уже не первое поколение Лонгботтомов, а потому в каких-то местах были протёрты до стен, а где-то и вовсе оторваны. У кровати как раз целой полосы обоев не хватало, точно огромный ледник, а на нём, если приглядеться, играли маленькие человечки, которые рисовал Папуля, когда был маленьким и не болел, и Невилл часами рассматривал их, водя пальчиком по ним, стараясь обвести каждого как можно более точно.

Ночью всё точно преображалось — окна угрожающе скрипели, шторы шуршали тяжёлой тканью, будто разговаривая на чужом языке, а из шкафа кто-то настойчиво лез. Паника накрывала Невилла почти моментально, и даже тёплое одеяло, спасительный красный фантик и песенка-изгонялка совсем не помогали от мыслей-предателей про злобного волка, кусающего за бочок. Бабуля перед сном каждый раз прогоняла злобных бабаек, барабашек и боггартов, бормоча что-то про неуёмную фантазию, но это лишь задерживало их на какое-то время, они свистели, изображая сквозняк, пока пытались выпутаться из Бабулиных шуб и отбиться от армии плюшевых мишек. Чудища не приходили, когда в комнате Бабуля оставляла зажжённую свечу.

Свет должен быть тёплым. Он похож на маленькую белочку или на летнее солнце, которое лучами обнимает всё живое. Трава такая яркая от него становится! Свет от Мамулиного фонарика совсем другой, он не греет, зато в темноте его луч достаёт почти до фонарного столба. А Бабуля может колдовать Люмос, он вообще всем прекрасен — тёплый, яркий, ещё и двигаться может!

В восьмой день рождения Невилла любимый дядюшка Элджи поднялся с Невиллом на чердак, чтобы там подарить самый чудесный подарок, который Невиллу когда-либо дарили, а потом Невилл упал с третьего с половиной этажа лицом вниз. Бабуля, услышав эту историю, подняла на уши весь дом. Кажется, Невилл упустил пару деталей.

Они действительно поднялись на чердак, потому что мальчик хотел показать дядюшке прошлогодний осиный улей, и там за разговорами о жёлтых осах и золотых фантиках, о лимонных одуванчиках и прикольных белых кружочках, которые оставляют их стебли на чёрных штанах, дядюшка и вручил любимому племяннику самого настоящего воздушного змея. Разумеется, им обоим захотелось его запустить, и они вышли на маленький балкон. Ветер дёргал змея во все стороны, и удерживать змея Невиллу было весьма сложно. Ещё хуже стало, когда змей неведомым образом перекрутился, взмыл ввысь и запутался за флюгель. Дядюшка Элджи отвлёкся на свою жену, яростно кричавшую на него с лестницы, и помощи от него явно можно было не ждать. Когда тётушка Энид начинала кричать, все знали, что это надолго. Невилл, посомневавшись, всё-таки залез на перила, чтобы с них переступить на порожек крыши, но не удержался на узкой платформе и потерял равновесие.

«Всё-таки упал», пронеслось обречённо у Невилла в голове, прежде чем он почувствовал удар о землю, который был совсем лёгким, но мальчик всё ударялся и ударялся, пока окончательно не почувствовал под собой твёрдую опору. Невилл осторожно приоткрыл глаз и проверил, что он находится на земле, и только потом открыл полностью оба глаза. Бабуля потом гордо всем рассказывала, что он поскакал по земле, точно резиновый мячик, и что именно так впервые проявилась магия самого младшего из Лонгботтомов. Выше первого этажа Невилл без сопровождения кого-то из взрослых больше не поднимался.

Это было странно — ощущать себя магом, но с появлением магии не исчезли ни старые болячки, ни даже острые углы в коридоре, о которые Невилл постоянно ударялся. Наверное, всё было бы проще, разреши ему Бабуля колдовать, но волшебную палочку, которая раньше принадлежала Папуле, Невилл получил только в одиннадцать лет ровно тридцать первого августа в торжественной, но отчего-то печальной атмосфере. Прощаться с Домом и Бабулей не хотелось совсем, знакомиться с кучей новых и шумных людей — тем более. Учиться магии в самой крутой школе в мире — Хогвартсе, правда, хотелось больше.

Кингс-Кросс собрал в себе все страхи Невилла. Он мог бы загибать пальцы каждый раз, когда случалось что-то, что тревожило его, но пальцы бы закончились слишком скоро. Невилл следовал рядом с Бабулей, уперев взгляд в пол, и тихо перечислял причины, по которым он лучше бы остался дома и получал домашнее образование. В кармане брюк вместе с шагами тихо шуршал его синий фантик.

Вокзал был многолюдным. В толпе всегда происходит что-то плохое. Вокзал был шумным — дети всегда кричат по причине и без. Вокзал был кричаще-ярким, причём такими были и указатели, и одежда людей, и даже сам поезд был ярко-красный. А ещё на вокзале было слишком много кошек — больше одной. Тут, правда, Бабуля одёрнула его, указав на то, что все коты и кошки были в переносках с замком. С Бабулей спорить было бесполезно.

Громкий, слишком громкий гудок оповестил всех людей о скором отбытии и Невилл тяжело вздохнул, когда гул толпы ещё больше усилился. Он напоследок крепко-крепко обнял Бабулю и заскочил в поезд почти в самый последний момент. Мерлин всемогущий, а жаб Тревор куда потерялся? Неужели успел убежать за ту пару минут, что Невилл затаскивал чемодан в свободное купе? И что теперь делать?

Невероятно общительная девочка, которой было слишком много, почему-то захотела с Невиллом познакомиться прямо в коридоре, не успел поезд даже скрыться с платформы вокзала, а потом взяла на себя поиски Тревора. Она почему-то упорно хотела найти с Невиллом зрительный контакт, и он не мог никуда спрятаться от её взгляда. От этого на душе становилось холодно и колюче. Он сжал в кулаке красный фантик, сосчитал до трёх и открыл было рот, чтобы сказать «спасибо», но девочка уже развернулась и чуть ли не бегом пошла спрашивать учеников из других купе. Мерлин, Мерлин, Мерлин, Мерлин. Черт-черт-черт! Как же сложно подыскать нужные слова!

Без слов взаимодействовать с людьми оказалось совсем просто: чаще всего они задавали вопросы, на которые требовался ответ «да» или «нет», и хватало простого движения головой. Мальчикам из комнаты он сказал своё имя, а больше к нему и не приставали с расспросами. Почему-то, правда, все равно все стремились посмотреть друг другу в глаза. Каждый раз, когда Невилл ловил на себе чужой взгляд, ему становилось ужасно не по себе, мурашки расползались по коже и заставляли его поводить плечами, будто от холода, сжиматься в маленький комок, как золотистый фантик, сжатый в кулаке. Расправиться фантик мог, только когда на него не давили пальцы Невилла, так и Невилл чувствовал себя свободно только наедине с собой.

Хуже всего было на Зельеварении. Профессор Снейп смотрел на Невилла во время нарезки гусениц так пристально, будто он змея, у которой совсем нет век. «Фамилия Снейк подошла бы ему гораздо больше», подумалось невпопад Невиллу. За дурацкую мысль он поплатился почти сразу же. Профессор потребовал перечислить все ингредиенты какого-то зелья, о котором Невилл впервые слышал, и за молчание назначил ему наказание. По классу поползли шепотки, но тотчас замолкли под взглядом профессора. Видимо, чтобы усилить полезный эффект от наказания, он предложил провести отработку в Запретном Лесу.

Невилл шмыгнул носом, и опять не в тему ему пришла в голову очень назойливая мысль: «Интересно, кому там запрещают расти? Ёлкам? А кто запрещает?»

— И минус пять баллов Гриффиндору за неумение слушать!

* * *

В половину восьмого Хагрид, лесничий, встречал всех рядом со своей избушкой громогласным окликом, и улыбался так радушно, будто к нему заявилась толпа гостей, а не кучка провинившихся уже в первую неделю студентов.

— Ток вы эт, никуда не отходите далеко, мы с вами идём до поляны, собираем то, что нам нужно, и обратно, слышите меня? Но если чуть чевой, вы сразу подавайте сигнал, ага ведь? Ну, вперёд!

Вечером? В лес? Да ни за что на свете! Невилл, казалось, впервые заупрямился и отказался что-то делать. Он считал, что нужно быть совсем безбашенным, чтобы соваться в лес ночью. Впрочем, оставаться на пустыре абсолютно чёрной ночью, где неизвестно с какой стороны тебя поджидает опасность, казалось ещё более глупой идеей, чем идти шумной толпой в лес. Шум, к счастью или к сожалению, поможет оставаться как можно дольше рядом с людьми и не потеряться. Да и что-то интересное они обсуждают, кажется… Невилл сосчитал до трёх, одёрнул мантию, сжал в руке красный фантик и, пожалуй, впервые нарочно закричал:

— Стойте, подождите меня!

И побежал вслед шумной толпе в стремительно темнеющий лес.

До полянки, на которой росли заветные цветы, студенты и Хагрид дошли, почти незаметно скоротав время в разговорах. Невилл участия в них не принимал, но слушал внимательно — истории гриффиндорца-старшекурсника о каком-то носороге внезапно захватили его внимание, а шутки девочки со Слизерина про всезнающий хрен заставили его впервые за первую неделю обучения в Хогвартсе засмеяться.

Полянка и правда была красивой. Маленькая и окружённая со всех сторон розовыми кустами камелии, она будто светилась сама по себе, независимо от освещения её волшебными палочками, потому что по центру её стояли, склонив цветочные головки, какие-то волшебные растения, вот-вот готовые расцвести, и будто почувствовав что-то студенты все, как один, замерли.

Только над поляной зажглась первая звезда, цветы будто ожили: их лепестки раскрывались с едва слышным перезвоном, а затем поднимались выше, будто мечтая вздохнуть. Цветы шептались между собой, оставляя слышать людям, не понимающим настоящего волшебного языка, лишь звуки журчащего горного ручейка, а потом почти все цветы одновременно вздохнули своими блестящими лепестками и сбросили их, превращая зелёную траву вокруг них превратиться в лёгкий и пушистый снег.

В центре цветов на месте бывших лепестков оказались маленькие луны, которые при ближнем рассмотрении оказались серебристыми пушистыми шариками, излучающими тёплый свет. Они буквально звали взять их на руки, приласкать, и никто не смог противиться этому желанию.

— Это снежные огоньки, мы сюда за ними пришли, — кивнул Невиллу тот самый громкий старшекурсник, наклоняясь за очередным огоньком, — они расцветают тут каждый месяц, здорово, да? Раньше, говорили, их использовали, чтобы освещать коридоры Хогвартса ночью, они видишь какие яркие, с ними нигде не заплутаешь! — Он заговорщицки посмотрел на Невилла и продолжил:

— Если хочешь, возьми себе один, он вместо ночника тебе будет. Уж мне ли не знать, как страшно первое время в этих жутких спальнях. Бери-бери! Ну, идём?

Невилл решительно поднял взгляд на старшекурсника и кивнул. С огоньком точно будет не страшно. Невилл нежно погладил огонёк пальцем и, подумав, шепнул ему:

— Тебя будут звать Фантик.

Невилл боится высоты, темноты и кошек, но с другом-огоньком их бояться немного легче.