Гроза в сердце (гет)

Гарри пришел навестить ее, но сегодня он не один. Он с аврорами, а между ними маячит высокая фигура в черном. Гарри заходит в дом, дверь за ним закрывается и Гермиона не успевает разглядеть, кто это был с ними.

— Авроры? Что-то случилось?

— Нам нужно спрятать одного человека по программе защиты свидетелей, — сообщает Гарри, осматривая дом. — Неплохое местечко.

— А ты здесь разве не был ни разу?

— Как-то не доводилось.

Гарри сам предложил ей этот дом, когда уговорил ее немного отдохнуть. Гермиона до сих пор ему благодарна за это. Ей правда стало лучше, хотя она все так же не может колдовать.

— Это то дело, которое ты ведешь?

Кто-то охотится на оправданных Пожирателей: Гермиона читала об этом в газете.

— Именно.

— Значит, ты собираешься подселить ко мне кого-то? Это волшебник?

Гермиона вскакивает, чтобы выглянуть в окно и посмотреть на своего нового соседа. Ей ужасно любопытно, кто это.

— Волшебник, — без особого энтузиазма протягивает Гарри, заслоняя окно собой.

— Кто-то из чистокровных?

— Самый что ни на есть…

У Гарри такое страдальческое выражение лица, что Гермиона начинает что-то подозревать. Эльф, который раз в неделю приносит еду и делает уборку, утром оставил газету. Из нее Гермиона узнала, что мать Малфоя и сам Малфой пропали. Значит ли это?..

— Только не говори, что это Драко Малфой!

— Он самый.

— Ты шутишь?

Но Гарри не шутит. Когда в дом заходят авроры, с ними заходит высокий худой молодой человек, которого она знает еще со школы.

— Здравствуй, Грейнджер, — холодно здоровается он.

Малфой во всем черном, волосы такие же неестественно белые. Он мало изменился в свои двадцать три года, разве что на лбу стали заметны морщины, которые его, впрочем, не портят.

— Приятная встреча, — цедит Гермиона.

Малфой напряженно оглядывает дом. Серые глаза скользят по предметам в гостиной — и затем он заметно расслабляется.

— Так значит, Малфой тут по программе защиты свидетелей? — Гермиона наклоняется к Гарри.

— У него нет палочки, — шепчет ей Гарри, — тебе нечего бояться.

Но она не боится Малфоя. Что он может ей сделать? Обозвать грязнокровкой? Она усмехается своим мыслям. Малфой смотрит на нее, подняв бровь, и ей кажется, что сейчас он бросит что-то язвительное, как в школе, но он разворачивается и молча идёт с аврорами наверх; там есть вторая спальня, где его и поселят.

— Но почему ты привел его сюда, Гарри? Я не собиралась последние дни отпуска проводить в его компании!

— Про этот дом мало кто знает. И я был уверен, что ты не откажешь!

— Если он что-нибудь выкинет, я его сама прокляну! Слышишь, Гарри Поттер?

— Тебе вернулась магия? — улыбается Гарри.

— Ещё нет.

* * *

Ее палочка обычно лежит рядом. Хоть толку от нее никакого. Знаете, как это бывает — в один прекрасный момент понимаешь, что больше не можешь колдовать. Именно так и происходит взросление. Даже маглы способны на волшебство, пока они маленькие. Они замечают самые простые предметы, на которые взрослые давно разучились обращать внимание. А в ее случае все гораздо хуже — ведь она волшебница, и для нее потерять способность колдовать, как для маглов повзрослеть и перестать видеть кругом волшебство.

Она надеялась, что одиночество и красивая природа вернут ей вкус жизни, но пока ничего не изменилось. Она чувствует в себе силу, но не может ее применять. А тут ещё и Малфой на ее голову…

Магловские врачи наверняка выписали бы ей антидепрессанты. Говорят же, что все болезни от нервов. А в Мунго ей посоветовали отдохнуть. Ведь ей столько пришлось пережить: потерю родителей, круциатус Беллатрисы Лестрейндж, а в конце ее добили неудавшиеся отношения с Роном.

Малфой спускается к ужину. Гермиона не смотрит на него. Она доедает свой бифштекс, пока он пытается соорудить сэндвич из того, что нашел в холодильнике.

После ужина она берет корзинку с вязанием и садится на диван. Малфой, закончив есть, заходит в гостиную и осматривает ее. Он подходит к старинному стеллажу, где находятся бульварные романы, магловские и современные. Хмурится и идёт осматривать гостиную дальше.

Гермиона давно отметила эту странную деталь: коллекция дешевой магловской литературы в мягкой обложке в доме, который очевидно принадлежит волшебникам.

На стенах нет никаких портретов, по которым можно было бы догадаться, кому принадлежит этот дом. Но мебель в гостиной старинная, очень красивая и дорогая. Дом должен принадлежать кому-то из чистокровных, может даже кому-то со Слизерина, судя по зеленой обивке дивана и кресел.

Кроме книг, из магловского здесь только генератор электричества и холодильник, которые поставил для нее Гарри.

Малфой меряет комнату шагами. Если бы на его месте был Рон, он бы выпросил у нее магловскую приставку и играл бы на ней целый день, Гарри бы составлял планы, а Малфой… Малфой возвращается к стеллажу и выбирает роман в мягкой обложке. Гермиона удивлена, но никак ему это не показывает. Она вообще надеется, что он не замечает ее любопытство.

Присутствие нового человека изменило всю атмосферу в доме. Еще утром здесь было так спокойно, а сейчас Гермиона чувствует некоторое напряжение. Впрочем, ничего неприятного.

— Так ты тут по программе защиты свидетелей? — спрашивает она отчасти из вежливости, отчасти из любопытства.

Малфой может и не ответить. Или ответит свысока — так, что ей самой не захочется продолжать с ним разговор.

— Да, пришлось срочно собраться сегодня утром. — Он откладывает книгу.

— А твоя мама?

Малфой хмурит брови:

— Она пропала.

Он замолкает. Гермиона решает, что на этом разговор завершен, но он спрашивает вдруг:

— А ты как сюда попала?

— Приехала в отпуск.

Он поднимает бровь:

— Ничего себе отпуск. Тебе нравится жить в полном одиночестве в глуши?

— Дом хорошо защищен магией. Сюда никто не может попасть. Поэтому тут я могу отдохнуть в безопасности.

— Я тоже.

Он открывает книгу. Малфой и женские романы! Гермиона думала, что видела всё, но, оказывается, всю жизнь можно удивляться.

Сама она достает из корзины для вязания свитер. Она начала его еще в школе на летних каникулах, как раз перед тем, как вспыхнула война. А потом она стерла родителям память о себе. В тот год она не закончила вязать этот свитер и, наверное, не закончит уже никогда, ведь мама все равно ее не помнит. И она прячет его в корзинку, как прячет свои неприятные мысли. Но если корзинку она может убрать с глаз долой, то от мыслей избавиться не может. И она открывает книгу, но не читает: в голову лезут навязчивые мысли о родителях, пропитанные горьким вкусом вины.

* * *

Каждое утро Гермиона напоминает себе, что она волшебница. Вот и сегодня она одевается, берет палочку и уходит из дома, чтобы потренироваться. Теперь, когда Малфой живет с ней в одном доме, ей придется тренироваться втайне.

Она останавливается за домом — там, где растет высокая сосна, а под навесом стоит генератор электричества. Старое дерево обвито вьюнком. Зеленый стебель поднимается по стволу, а на стебле сидят маленькие розовые цветы.

Гермиона направляет палочку на опавший лист и произносит: «Акцио».

Ничего не происходит. Она повторяет «Акцио» снова и снова. Начинает злиться, испытывая разъедающее чувство бессилия. Снова и снова.

Она ненавидит! Ненавидит этот мир, за то, что он отнял ее родителей, а потом и ее магию. Ненавидит Рона за то, что он променял ее на другую. Ненавидит себя за то, что допустила это.

Палочка со всей силы летит на землю. Сердце колотится, руки дрожат. Гермиона смотрит, как палочка катится по земле и исчезает под кустами.

Гермиона лезет за ней. Там, в тени кустов, ползет еще один вьюнок, но на нем нет цветов. А за листьями лопуха она находит свою палочку.

Из ее спальни видно розы, за которыми давно не ухаживали. Они разрослись так сильно, что некоторые ветки достают до окон второго этажа. Каждое утро Гермиона просыпается, распахивает ставни, притягивает к носу розу, которая вытянулась так высоко, что теперь бьется в окно, вдыхает сладкий аромат, жмурится и глядит на горы.

После она принимает прохладный душ и уходит на задний двор, чтобы потренироваться, пока Малфой спит. Она приходит, когда цветы вьюнка еще не распустились. А когда уходит после безуспешных попыток пробудить свою магию, стебель уже усыпан розовыми цветами.

Затем она завтракает, иногда даже вместе с Малфоем; днем гуляет либо сидит под навесом с книгой. Малфой нашел бульварные романы (те самые, в шкафу) и теперь увлеченно их читает; иногда меряет комнату шагами, а иногда уходит в свою комнату. Что он там делает, Гермиона не знает, да она и не следит за ним.

Вечером она спускается в гостиную с корзинкой с вязанием. Она обязательно когда-нибудь возьмется за мамин свитер (и может, даже сегодня), но каждый вечер у нее в руках очередная книга. Малфой в это время обычно тоже сидит в кресле со своей дурацкой книжкой.

Поначалу ей нечего было сказать ему, и она только слушала. Она слушала его из чистого любопытства, ведь он всегда был человеком далеким от нее настолько, насколько можно. Самовлюбленный, нахальный, красивый (почти в ее вкусе), чистокровный, он всегда задевал их троицу. И всегда держался высокомерно. Но одиночество сыграло с ними злую шутку. И теперь он постоянно рассказывает о себе. Он с теплотой говорит о друзьях, избегает только говорить про Крэбба, который погиб на их глазах в Адском пламени. И он никогда не говорит о войне. Гермиона не спрашивает его тоже. Они молчаливо решили, что временно сделают вид, будто ничего не было. Они соблюдают нейтралитет, чтобы пережить это время вдвоем. А потом счастливо разойдутся.

Малфой ни разу не спросил, почему она не использует в быту магию. Наверное, он просто слишком занят собой, так что даже не замечает этого. Вероятно, если бы он спросил, она бы призналась ему. Если он узнает о том, что она потеряла магию, это ничего не поменяет. Но она не хочет, чтобы он знал. Для нее это слишком унизительно.

* * *

Днем ее навещают Гарри и Рон. Они не смогут прийти на ее день рождения, потому что их отправляют на задание. Поэтому они пришли поздравить ее заранее.

Гарри разговаривает с Малфоем, а Рон демонстративно замолкает, когда тот что-то говорит. Он злится на нее; и явно не может понять, как она согласилась жить с Малфоем под одной крышей. И на Гарри, который все это придумал, он злится тоже. Гермионе это неприятно, и она пытается втянуть Рона в разговор, чтобы поменять обстановку за столом.

Малфой хмурится. А потом вообще уходит.

Наконец, Рон и Гарри прощаются и аппарируют. И она вздыхает свободно.

Вечером Малфой появляется в гостиной. Гермиона сидит на диване и уже достала из корзинки мамин свитер.

— Это невозможно, — говорит Малфой, направляясь к дивану.

— Что именно?

— Быть запертым тут с тобой.

— А ты бы предпочел быть сейчас в Азкабане? Или убитым?

— Нет, я бы предпочел сейчас… — и он замолкает, приближаясь к ней. — Вяжешь шапочки эльфам?

Гермиона не понимает, что с ним происходит. Они ни разу не ругались тут, и Малфой даже куда-то засунул свою надменность и общался как нормальный человек. Какая муха его укусила? А он между тем наклоняется, как будто хочет посмотреть ее вязание, и Гермиона видит его губы. Видит так близко, что в голове мелькает мысль — сейчас он ее поцелует.

Она отклоняется машинально. И он отстраняется тоже. Садится на другой конец дивана и молчит.

— Где ты был? — спрашивает Гермиона, не выдерживая тишины.

— А где ты нашла эту бабушкину кофту?

А она вообразила, что он хотел ее поцеловать…

— У меня хорошая кофта.

— Но страшная. Неужели Уизли нравится эта кофта?

— Причем тут Рон?

— Вы спали?

Она отворачивается, но он не унимается:

— Значит, Поттер?

— Если тебе это важно, то я собиралась за Рона замуж. Это все, что ты должен знать про наши отношения.

Какой глупый и унизительный разговор. Что он себе вообще позволяет? Может, у чистокровных и богатых принято развлекаться направо и налево, то она просто хотела выйти замуж за парня, с которым многое прошла. Ей надо встать и уйти, но Гермиона понимает, что ее держит с ним рядом какая-то сила. И это не имеет отношения к магии.

Она пытается вязать, но только путает петли. В ней поднимается досада и злость. Но не на него, а на себя, потому что вспоминает не его злые слова, а тот момент, когда он склонился над ней…

Она вдруг ловит себя на том, что весь день ждала вечера. Ждала, когда они останутся вдвоем и снова будут болтать, а он рассказывать о себе. Но ее не разочаровывает, что он говорит о себе, как это было на свидании с Маклаггеном. Нет! Ей нравится, когда он говорит. Нравится слушать его. Нравится его голос. И нравится, что он рядом.

А сейчас он молчит, и это даже хуже, чем когда он ее задевал. В груди поднимается волна недовольства. Недовольство растет, и Гермиона даже не пытается с ним справиться. А потом лампочка в люстре гаснет.

— Надеюсь, это не генератор, — говорит Малфой.

Но они оба знают, что так и есть.

— На кухне есть свечи, — отвечает Гермиона.

Эльф появится только завтра, а это значит, что эту ночь они проведут в темноте. Без книг, без занятий, со светом свечи и огня в камине.

— Почему ты не починишь генератор магией? — спрашивает Малфой.

— Завтра придет эльф. У него получится лучше.

— Ты предлагаешь нам провести ночь без света?

— Это временно.

— Нет ничего более постоянного, чем временное, — бормочет Малфой.

В комнате полутьма, закатное солнце вспыхивает на металлических поверхностях. Гермиона поднимается с дивана и идет на кухню. Ищет в ящике свечу, пока солнце не зашло окончательно. Находит ее, зажигает спичку и подносит огонек к свечке. Фитиль вспыхивает и гаснет. И когда она берет следующую списку, Малфой подходит и встает рядом. Спичка падает из рук.

Гермиона боится, что Малфой спросит, почему она не использует Инсендио. Но он молчит и терпеливо ждет, стоя за ее спиной. Она берет ещё одну спичку, чиркает. Подносит к фитилю. Фитиль чернеет, появляется огонек — сначала это едва заметное красное свечение, и наконец огонь вспыхивает в полную силу.

— У нас есть свет, — говорит Гермиона.

— Это хорошо, — отвечает Малфой, наклоняясь над ее плечом.

Гермиона замирает, чувствуя, что он касается ее. Скользит ладонью по ее спине. Жест дружеский, но спина горит, а сердце замирает. А потом он берет со стола свечу и спички.

— Надо зажечь камин, — говорит он, и звук его голоса чувствуется где-то у шеи. Гермиона не дышит. А он наконец отодвигается. И когда Гермиона находит в себе силы повернуться, то видит, что он идет в гостиную.

Драко зажигает огонь в камине. Света всё равно слишком мало, чтобы чем-то заниматься, поэтому Гермиона усаживается в кресло и говорит:

— Ты представляешь, как тяжело было нашим предкам? Они не могли принимать душ каждый вечер, а потом лечь читать книжку. Они должны были успеть все за день, ведь вечером света никогда не было достаточно. — Мысль о теплом душе и книжке такая заманчивая. Гермиона даже не подозревала, как сильно ее радовал теплый душ перед сном. — Представляешь, без душа, без света, без книг, — повторяет она.

— У Уизли есть и душ, и книги, но он не пользуется ни тем, ни другим, — отвечает Малфой, садясь в кресло. — Непонятно, как ты могла его выбрать?

— Рон пользуется душем. Книги, правда, не любит. Я его выбрала, потому что мы многое вместе прошли, и я думала, что он хороший человек и будет хорошим отцом нашим будущим детям.

— Тогда зачем ты его бросила?

Малфой ударил в самое больное место. Гермиона молчит. Она смотрит, как догорает солнце в горах. А в доме уже темно, и даже если она заплачет, Малфой не увидит.

— Это он бросил меня. Ради девушки, которая ему подходит больше.

Гермиона поднимает руку и проводит по лицу, стирая слезы, которые так неожиданно льются из глаз. Она и не думала, что ей до сих пор больно и обидно.

— Квиддич, куриные ножки…

— Именно так.

Ей вдруг становится смешно.

— Не переживай, Грейнджер, — говорит Малфой, — притягиваются только похожие люди, а вы с Уизли слишком разные.

От Малфоя это звучит почти как комплимент. А ей становится легче.

* * *

Гермиона всё-таки решает принять душ. Свечу она поставила на пол. Этого света должно хватить, чтобы немного постоять под теплыми струями воды, а потом она ляжет спать. Пораньше, раз уж света все равно нет.

Свеча горит на полу. Гермиона пускает воду и намыливает мочалку. В темноте она даже не знает, что за средство для душа взяла. Но по аромату, который изучила так хорошо, понимает, что это мыло Малфоя.

Она проводит мочалкой по телу, купаясь в ароматной пене, купаясь в запахе Малфоя, чувствуя теплые струи на теле. И снова вспоминает, как он ее почти поцеловал. Хотя, может, ей просто показалось…

А когда открывает глаза, в ванной темно — свеча погасла.

— Малфой, — произносит она громко. — Драко.

Вероятно, он на первом этаже и не услышит ее. Тогда придется выйти из ванной на ощупь…

— Малфой… — зовет она наудачу.

— Что тебе, Грейнджер? — доносится за дверью его голос.

— У меня погасла свеча, ты не мог бы…

— Присоединиться к тебе в душе?

— Зажечь свечу. Но если ты собираешься смотреть, то лучше не заходи, я выйду так.

— И зальешь всю ванную комнату, — отвечает он, — я не буду смотреть.

Дверь открывается. Малфой заходит, глядя на свечу в руке. Садится на корточки, зажигает ее свечу от своей. Гермиона проводит мочалкой по телу, размазывая пену. И когда он встает, его взгляд падает на нее. Мгновение, не больше. Возможно, ей показалось. Возможно, все дело в его запахе, который окутывает ее с ног до головы…

Он отворачивается и уходит.

— Ты пользуешься моим средством для душа, Грейнджер, — звучит из-за двери его хриплый голос.

Спонтанный выброс магии впервые случился с ней в начальной школе.

Гермиона договорилась с Мэгги и Денис, что после уроков они пойдут играть со скакалкой, которую подарила ей мама. Но на следующий день с утра лил дождь. И Гермиона понимала, что никуда они не пойдут. А ей так хотелось играть!

Она ярко представляла, как они играют, а скакалка в школьном рюкзаке постоянно напоминала ей о ее желании.

К обеду дождь прекратился, тучи разошлись, и она с подругами прыгала во дворе весь вечер. Тогда Гермиона не связала эти события.

* * *

Ранее утро. Гермиона хочет достать палочку из пучка на голове — и понимает, что забыла ее на кухне. Приходится вернуться в дом.

Малфой уже проснулся. Он стоит на кухне к ней спиной. С ее палочкой в руке.

Гермиона кашляет, чтобы привлечь его внимание.

— Ты забыла это? — спрашивает он как ни в чем не бывало и протягивает ей палочку.

— Спасибо, — быстро говорит она, забирая палочку из его рук.

— Чай? — Малфой указывает на чайник.

— Хорошо.

Он наливает горячий чай в изящную фарфоровую чашку. От чая идет пар, и пахнет чем-то очень уютным и домашним. Гермиона улыбается себе под нос и идет с чашкой на террасу.

В горах холоднее, чем в Лондоне. Уже осень, на траве блестит роса, холод морозит руки, а ее чай горячий.

В голове мелькает мысль: «Когда Малфой успел согреть воду, ведь генератор еще не работает?»

И следом вспыхивает догадка, что Малфой использовал магию. И воспользовался ее палочкой!

Но Гермиона тут же отбрасывает эту мысль. Малфой — чемпион по просиранию возможностей. Он не знает даже простых заклинаний — как он может справиться с ее палочкой? Гермиона вздрагивает от восторга, вспоминая его библиотеку, которую ей удалось увидеть однажды после войны. Человек, которому столько дано… — и он этим не пользуется. Наверное, он согрел чайник с водой над огнем в камине.

* * *

Сегодня ее день рождения, и она надевает платье. Вообще-то она не собиралась надевать новое платье. Она вообще не собиралась надевать это платье. Это платье купила ей мама, еще когда помнила ее, — и оно… выглядит старомодным. Отрезное, с облегающим лифом и широкой юбкой, смешного желтого цвета в мелкий горошек — такое еще надо поискать! К нему обязательно нужны локоны, а не ее вечный пучок на затылке! и блеск для губ, и накрашенные ресницы… Впрочем, это ее день рождения. А здесь нет никого. Малфой… Малфой не считается. Он, наверное, даже не заметит…

Гермиона красит ресницы. И губы прозрачным блеском. И распускает пучок, чтобы уложить волосы, которые вьются от природы, в локоны.

Когда она спускается в гостиную, Малфой читает свежую газету; вчера ее принес эльф вместе с продуктами и бакалеей.

Малфой поднимает глаза.

Взгляд скользит по ней вверх-вниз, едва заметно, — но Гермиона за этот месяц успела изучить движения его глаз. Он смотрит на нее так же, как смотрел на Святочном балу. Она ему нравится — вспыхивает догадка и растекается блаженной негой по телу. И Гермиона улыбается почти безотчетно.

Малфой останавливается взглядом на ее ногах, смотрит довольно долго. Потом поднимает взгляд. Его губы размыкаются — и ее тревожит, что она заметила эту деталь. Не может же быть, что она в него… влюбляется?

Малфой ничего не говорит. А она идет на кухню и готовит себе сладкий тост. Мочит хлеб в молоке, пересыпает сахаром и жарит на сливочном масле. Будет ей вместо торта на завтрак. Тост шкварчит на сковородке. Гермиона делает второй. Для Малфоя. Накладывает в розетку апельсиновый мармелад. Напевает. Может, у Малфоя отвалятся уши от ее пения, но она собирается провести этот день празднично. В этом платье, которое не такое уж и ужасное, с прической и макияжем в восемь утра, в маленьком домике в горах. С вкусной едой.

— Грейнджер, ты такая счастливая, — появляется на кухне Малфой, — как будто тебе выдали десять дополнительных учебников и ты читала их целую ночь.

— Значит, ты признаешь, что я умная.

— Умная, — отвечает он к ее удивлению, — даже слишком. Есть лучшие способы провести ночь.

— Ремонтируя исчезательный шкаф? — вырывается до того, как она успевает подумать.

Малфой бледнеет. И Гермиона вдруг чувствует неуместное чувство вины.

Она понимает, что обидела его, и понимает, что ее это не должно волновать. Но волнует. Праздничное настроение как-то слишком быстро сменяется горьким чувством.

— Да, — отвечает он наконец, — да. Но я не жалею.

В груди вспыхивает холодная ненависть, смешанная с бессилием. Палочка не отвечает, а то Гермиона превратила бы Малфоя в хорька.

— Тебе не жаль тех, кто погиб по твоей вине?

— Мне жаль, что у меня не было выбора. Но в тот момент, в тех обстоятельствах я действовал так.

— У тебя был выбор! — кричит она.

Малфой поджимает губы и молчит. Гермиона смотрит на него в упор, и он отвечает:

— Возможно, выбор был. Но тогда, в тех обстоятельствах, я его не видел. В тот момент я действовал так, как считал правильным.

Гермиона едва дышит. Она так зла, что не может выговорить ни слова — челюсти сводит от напряжения. Она зла, но понимает, что Малфой прав. В его ситуации он делал, что мог. И он не убил человека, в конце концов. Но Гермиону все равно раздирают эмоции — ведь целью таких, как он, было уничтожить таких, как она.

Наконец она говорит:

— Вы желали зла таким, как я.

Малфой молчит.

Гермиона хватается за палочку. Рука дрожит. А на конце палочки вспыхивают искры.

Сердце замирает.

Неужели к ней вернулась магия ?

Искры тут же гаснут. Но это даже хорошо, что она не может колдовать, иначе бегать бы Малфою хорьком, пока его отсюда не заберут. А ей потом жалеть о своем поступке.

— Гермиона, — звучит его голос. — Грейнджер.

Она останавливается. Останавливается буквально на секунду.

— Тебе я зла не желал.

Она боится поднять на него взгляд и спешит на террасу.

Правда это или ложь — то, что он ей сказал, — но в голове стучит: тебе я зла не желал.

На крыльце ветер метет опавшие листья и поднимает пыль и песок.

Утром, когда Гермиона только проснулась, небо было голубым и розы тихо склонялись к открытому окну. А сейчас небо потемнело, а розы царапают стекла. Рваные облака набегают на небо, а там, где еще мелькает светлая полоска, небо тут же закрывается тучами.

Никогда здесь не было такой грозы — и Гермионе на миг становится страшно.

И, как в ответ на ее мысли, ветер поднимает плетеный стул, на котором Гермиона обычно сидит с книгой, и кидает его в стену дома.

Если ветер будет дуть так сильно, то может что-нибудь сломать или снова повредить генератор. А у нее нет магии, и она ничего не сможет сделать. Эльф придет только через неделю. Звать его бесполезно. Эльфы теперь работают за зарплату и не станут появляться по первому ее зову. А если не будет электричества, то скоро не будет и горячей воды. Она ярко видит сломанный генератор и чувствует отчаяние. В тот же миг молния ударяет в сосну за домом.

Гермиона сначала не верит в происходящее, но треск и скрип, которые разрывают воздух, не врут. Звучат раскаты грома и грохот падающего дерева.

Гермиона не стала выяснять, куда именно упала сосна. Она бросается в дом.

Малфой стоит посреди гостиной и прислушивается к звукам на улице.

— Сосна, — бросает Гермиона, — молния попала в сосну, и она упала за домом.

Она взбегает по лестнице. Ей надо закрыть окна. И успокоиться.

Гермиона взбегает по лестнице. Закрывает окна в своей комнате и смотрит, как на улице сверкают молнии и летят ветки. В коридоре раздаются шаги — наверное, Малфой тоже поднялся закрыть окна в своей спальне.

Ни капли дождя, только пыль, и ветер, и гром. Гермиона снова слышит шаги Малфоя, поворачивается и задевает бедром корзинку с вязанием. Корзинка летит на пол, и оттуда вываливается шарф, который она начала недавно, и тот самый свитер.

Если в шарфе ряды добавлялись так медленно из-за навязчивого и такого непростительно сладкого присутствия Малфоя рядом, то свитер для мамы не вязался по другой причине. Гермиона берет недовязанный свитер и смотрит на него. Чувство вины такое гадкое, такое иссушающее. Родители не помнят ее, а всё потому, что она всё сделала неправильно!

Она должна была спрятать родителей в доме вроде этого, окружить дом защитными чарами, приставить к ним авроров… Почему ей не пришло это в голову тогда? Зачем она выбрала самый сложный и опасный путь? Почему не сделала что-то другое? А вдруг память никогда к ним не вернется? А вдруг они видят ее во снах, и не понимают, что с ними происходит?

— Грейнджер, — говорит Малфой, который все это время стоит на пороге. — Грейнджер, над домом собрались тучи, молния попала в сосну и…

— Я знаю!

— Грейнджер, — повторяет он, — сосна упала на генератор, и у нас снова нет электричества.

— Как-нибудь переживем, — бросает она. Разворачивается и сходит по лестнице в гостиную. Малфой следует за ней.

— Тебе надо успокоиться, — продолжает за ее спиной Малфой, — или ты разрушишь всё к чертям.

— Причем здесь я? — оборачивается Гермиона и сталкивается с ним взглядом. В груди все замирает от того, как много чувств поднимается вдруг. Чувств, в которых она боится себе признаваться. Ведь они с Малфоем даже не друзья.

Ее чувства можно сравнить с небом, затянутым тяжелыми облаками. Когда облака вдруг расходятся и между ними мелькает синий лоскут неба, — в тот момент ты знаешь, что яркое безмятежное небо есть всегда, даже когда идет дождь.

— При том, что эта гроза собралась ровно над нашим домом, — продолжает он.

— И что?

— И именно в тот момент, когда ты разозлилась.

— Такое бывает. Гроза бывает.

— Бывает. Но у всего есть причина.

— Но какое отношение, ты думаешь, я имею к грозе, к дождю?.. Или ты думаешь?.. — мысль о спонтанной вспышке магии мелькает в голове.

— Твоя спонтанная магия! — почти кричит Малфой.

— Во всем виноват ты!

— О, мне очень приятно, что я вызываю у тебя такие сильные эмоции…

В груди всё снова замирает. Потому что он говорит не про грозу, даже не про ее обиду. И они оба это знают — не надо владеть легилименцией, когда чувства говорят правду.

— Сильнее, чем ты думаешь, — отвечает она. Отворачивается, задевает его плечом, на секунду замирает от внезапного прикосновения, почти касается его бедром такблизкотакблизкотакблизко проходит мимо и опускается в кресло.

Малфой подходит и ставит рядом ее корзинку с вязанием.

Гермиона достает из корзинки свитер. Она держалась, видит Бог, долго держалась, но сейчас эмоции переполняют ее, и она плачет. Навзрыд. А в ответ раздается быстрый стук дождя по стеклу.

— Это для мамы. — Она показывает свитер Малфою. Как будто ему не все равно… — Я стерла им память, — слова застревают в горле. — Во время войны. Они не помнят меня. Зачем маме теперь этот свитер?

Малфой молчит. Молчит долго. Гермиона вдруг вспоминает, что Люциус умер не так давно.

— Они не помнят тебя. Но ты-то их помнишь, — отвечает он наконец. — А если ты чувствуешь себя виноватой, то просто попроси у них прощения. Будет намного хуже, если твоих родителей не станет, а ты никогда им не сказала, что любишь их. — И он уходит на кухню.

Гермиона смотрит на свитер. И вдруг понимает: это сейчас она придумывает, как могла бы обезопасить родителей. Но тогда, в прошлом, она действовала быстро, не доверяя никому, даже Министерству. В тот момент ей казалось, что стереть родителям память — это единственный выход.

Она глубоко вдыхает и выдыхает. Ничего не поменялось: тот же недовязанный свитер в руках, та же гроза, и родители так же не помнят ее. Но она больше не винит себя. Она так любит маму. И слезы снова бегут по щекам.

Они не помнят тебя. Но ты-то их помнишь.

Как же Малфой прав! Она вернется к родителям. Она скажет им, как любит их, она попросит у них прощения.

И она берет свитер и начинает вязать.

* * *

После слез приходит облегчение. Но дождь и не думает успокаиваться и продолжает яростно стучать в окна. К нему добавляется град, но Гермиона не знает, что должна сделать, чтобы остановить грозу. Поэтому она просто вяжет, вдохновленная мыслью, что наконец! подарит свитер маме.

Малфой вдруг появляется в гостиной. Он что-то делает у стола. Гермиона видит его краем глаза, но не решается поднять на него взгляд.

— Грейнджер, — слышит его голос, и внутри все сладко тянет. Поднимает на него глаза.

— С днем рождения, — он кивает на стол, на котором стоит пузатая кастрюля, а под кастрюлей волнуется пламя.

Гермиона смотрит на него, но не встает с дивана. А по комнате разносится запах шоколада.

— Я не хотел убивать людей. Я хотел быть Избранным, — он возвращается к разговору, который она сама начала утром.

Гермиона усмехается, совсем как он.

— Но это иллюзия! Гарри… он такой один. А у тебя есть свои возможности. Ты просто ими не пользуешься! Ты мог бы учиться, ты мог бы… стать великим волшебником.

— Ты говоришь, совсем как моя мама…

— Твоя мама любит тебя, — и Гермиона отводит взгляд, смущенная собственной смелостью.

Малфой нанизывает на шпажку печенье и окунает его в шоколад. Это же фондю... Где он его нашел? Гермиона наконец идет к столу.

— Где ты взял фондю?

— Нашел в подвале.

В окна продолжает бить град. Гермиона понимает, что ничего не должно случиться, — стекло выдержит удары, но тело все равно замирает с каждым быстрым «тук-тук».

— Почему ливень не останавливается? — спрашивает она скорее саму себя, чем Малфоя. — Я ведь уже спокойна, — и она вглядывается в окно, в которое бьют довольно крупные, с горошину, льдинки.

— Ничего. Скоро закончится, — отвечает Малфой, пододвигая ей блюдо с фруктами и печеньем.

— Раз мы ничего не можем сделать с грозой… — говорит Гермиона, беря шпажку.

«Насладимся тем, что у нас есть», — не договаривает она. Она много раз слышала эту фразу, но не придавала ей никакого значения. Но сейчас, в этом доме, наполненном шумом грозы, эти слова приобретают смысл.

Гермиона нанизывает на шпажку мягкое печенье, обмакивает в шоколад, сует в рот и быстро пережевывает. Малфой, напротив, ест медленно и с удовольствием. Гермиона решает попробовать есть так же. Опускает в шоколад кусочек груши, кусает и медленно жует. Фейерверк новых ощущений взрывается во рту: горячий шоколад и прохладная груша, вязкое и сочное, сладкое и с горчинкой.

— Через много лет мы будем вспоминать этот день как один из лучших в нашей жизни, — говорит Гермиона и тянется за ломтиком яблока.

— Человек забывает все плохое, — отвечает Малфой, слизывая каплю шоколада с нижней губы.

— О да. Ты забудешь меня. Я для тебя слишком сильный стресс.

— Невыносимый, — улыбается он едва-едва и добавляет, смотря на нее: — Но я тебя не забуду.

В груди все теплеет. И глядя на его губы, она думает только об одном: поцелует ли он ее когда-нибудь.

Малфой тянется подцепить шоколадное печенье — и касается ее руки. Они так часто прикасались друг к другу случайно, проходя мимо, сидя рядом, когда беседовали ни о чем и обо всем… Малфой нанизывает печенье на шпажку, макает в теплый шоколад. Подцепляет печенье губами и слизывает тягучую каплю шоколада. Гермиона отводит взгляд. Сердце стучит. И она вдруг замечает, что стоит со шпажкой в руке.

Малфой поворачивается к ней, наклоняется. Неужели он сейчас... Он касается ее пальцев, вынимает шпажку из ее руки и кладет на стол. Второй рукой он притягивает ее за шею. И Гермиона раскрывает губы.

Запах шоколада. Сладкий вкус на языке. Ощущения — новые, слишком яркие и такие долгожданные. Малфой целует ее с таким же удовольствием, с каким наслаждается едой.

И Гермиона наслаждается тоже. Грозой. Сладким вкусом. Ароматом шоколада и его дыхания. Их совершенно невозможной близостью. Пока очередной резкий стук в окно не заставляет ее открыть глаза.

— Град, — шепчет она, отрываясь от его губ.

Он прикусывает губу, и она повторяет: 

— Град…

Он смотрит вопросительно.

— Я боюсь, что… — продолжает она. Она хочет сказать, что ее пугает град.

Малфой уходит на кухню, не сказав ни слова. Вскоре он появляется с ее палочкой в руках. Гермиона забыла, что оставила ее утром на столе.

Драко взмахнул палочкой — и стало тише. Гроза не останавливается, но град уже не стучит так яростно.

— Как ты? — шепчет она, изумленная тем, что Малфой только что смог управлять ее палочкой, — это сделал…

Но Малфой кидает палочку на стол и возвращается к тому, на чем остановился, — притягивает ее к себе и целует.

Гермиона полностью отдается поцелую. И чувствам, которые вызывает у нее Малфой и которые теперь не желает скрывать от себя. Чувства накатывают волной и разливаются по телу истомой.

А когда Гермиона открывает глаза, видит трепещущие ресницы Драко. Отстраняется — и видит родинку на его щеке, родинку у большого пальца, когда он скользит пальцем по ее губам, раскрывая их. И замечает, что в комнате стало очень светло, а это значит, что гроза закончилась и за окном вышло солнце. Она не успевает обдумать эту мысль — Драко целует ее снова.

— Как ты остановил грозу? — спрашивает Гермиона.

Дождь уже не идет. Из-за облаков вышло солнце и заливает гостиную светом.

— Я не останавливал ее. Ты сама это сделала.

— Но ты колдовал моей палочкой! Как у тебя получилось? Моя палочка подчиняется только мне…

— Давай тогда уж сначала: как я узнал, что ты не можешь колдовать?

Она не спорит с ним: уже нет смысла скрывать очевидное.

— Как ты это узнал?

— Ты думаешь, я не заметил с самого начала?

— Чтобы что-то заметить, надо обращать на это внимание.

— Ты привлекала мое внимание, — отвечает он. — Слишком много моего внимания.

— Почему же ты не зажег свет, когда мы остались без электричества?

— И не посмотреть, как ты моешься в душе?

— Я запущу в тебя чем-нибудь тяжелым, — грозит Гермиона, понимая, что свеча в душе, вероятно, погасла не сама.

— Ты принимала душ со свечой, — объясняет он, — хотя любой волшебник воспользовался бы магией, чтобы осветить дом.

— И все-таки… как ты сумел подчинить мою палочку?

— Она не особо-то и сопротивлялась, — ухмыляется Драко ей в шею.

— Я серьезно.

— Может, мы с ней подходим друг другу больше, чем ты думаешь?

— И все же? Как тебе это удалось? Этому надо учиться…

— Я и учился.

— Читая женские романы?

Драко смеется:

— Грейнджер, я не читаю женские романы.

— Но ты каждый день берешь книжку из шкафа.

— В доме, принадлежащем семье волшебников, — шкаф с любовными романами? — говорит Драко. — Неужели ты в это поверила? Этот шкаф и книги в нем — обман для тех, кто не способен видеть магию.

— Что ты хочешь сказать?

— Это книги по магии, зачарованные так, чтобы выглядеть, как дешевая магловская литература.

— Ты шутишь!

Гермиона оставляет его и идет к стеллажу. Даже теплота тела Драко не может ее остановить, чтобы не посмотреть книги. Она берет первый попавший роман с красивой девушкой в пышном платье в объятиях высокого мужчины на обложке. Крутит книгу так и сяк, пока та не начинает сверкать. Обложка меняет цвет, книга становится тяжелее, — и вдруг Гермиона понимает, что держит в руке старинную рукопись. «Заклинания света» — гласит заголовок.

— Если бы ты временно не потеряла магию, — продолжает Драко, — ты бы заметила, что этот дом полон волшебства.

— Я знала, что это дом волшебников.

— Да, и не просто дом волшебников. А хорошо защищенный дом волшебников. Ты заметила, что твоя спонтанная магия могла разрушать только за пределами дома, а здесь ничего даже не сломалось? Это старинный дом «выходного дня» чистокровных.

— Как ты это узнал?

— Моя мама, — отвечает он, — я уверен, что за этим стоит она. Это она договорилась с Поттером, чтобы он отправил меня сюда, когда на нашу семью началась охота. И в обмен предложила отправить тебя сюда тоже, зная твою непростую ситуацию.

— Ты всё это знал с самого начала?

Холодное неприятное чувство начинает растекаться в груди, но Гермиона не даёт ему овладеть собой. Она глубоко дышит, пока не успокаивается. Вторую бурю она вызывать не желает.

— Нет. Меня послали сюда внезапно. Я едва успел собраться. А о тебе не знал и подавно.

Гермиона медленно выдыхает.

— Эй... — Драко с беспокойством смотрит в окно. — ...я не обманываю тебя.

Гермиона улыбается:

— Твоя мама не боялась, что мы все тут разнесем в первый же день?

— Она знала, что дом надежно защищен. К тому же, — он усмехается своим мыслям, — у тебя не было магии, а у меня палочки.

— Если это была твоя мама, то как она позволила тебе быть сосланным без палочки?

— Наверное, это было условие Поттера. Но на самом деле палочка у меня была всегда. Твоя.

Она вспоминает, как легко Драко воспользовался ее палочкой, когда сделал грозу тише.

— Драко, твоя слизеринская натура… как ты смог воспользоваться моей палочкой?.. — снова начинает закипать она.

Драко подходит к ней и обнимает.

— Не думай, что объятие тебя спасет… — говорит она.

— Я не думаю. — Он обнимает ее крепче. — Я знаю.

Гермиона всё еще хочет знать, как он смог использовать ее палочку, но гнев утихает. В объятиях Драко она чувствует себя спокойно. Настолько спокойно, что знает, — в этот раз буря не разразится над их домом.

— Я действительно ничего не знал о плане мамы. Хотя и догадывался. — Драко расцепляет объятия, а затем уходит на кухню и возвращается с газетой.

На первой полосе сообщается, что преступная группировка бывших Пожирателей арестована.

— Ты мне не сказал.

— С тобой сложно говорить, когда из тебя сыпятся искры.

Далее сообщалось, что нашли Нарциссу Малфой. Оказывается, все это время она скрывалась во Франции.

— Твоя мама соврала Волдеморту, — вспоминает Гермиона, понимая, что Нарцисса действительно не так проста.

— Мама всегда знает, что делает. Старый дом, принадлежащий чистокровным, книги, которые я пытался изучать еще дома. — Драко окидывает гостиную взглядом. — Мама всегда говорила, что мне надо учиться… — он усмехается. — И тут я встречаю Гермиону Грейнджер… самую умную девочку школы, которая всегда была лучше меня. А потом я нашел эти книги. И понял, что ты не подозреваешь, что это такое. Значит, у тебя какие-то сложности с магией, иначе тебя было бы не отогнать от шкафа. Единственная моя проблема была в том, что у меня не было палочки. А без практики знания остаются теорией, поэтому обходить защиту твоей палочки — это первое, чему я научился.

— Тогда ты можешь починить генератор? — говорит Гермиона.

— Позже. — Драко окунает печенье в теплый шоколад и подносит к ее губам: — Знания приобретаются быстрее, когда нравится предмет…

* * *

Вечером после грозы холодно. Но это бодрит, так же как запах дождя, и сосен, и роз.

Сосна на заднем дворе раскололась надвое, но она продолжит расти. Большая ветка упала на генератор. Нижняя часть ствола не повреждена, и по нему продолжает ползти вьюнок. Наклонившись, Гермиона видит, что второй вьюнок — тот, что растет под кустом, тоже поднялся, и на нём появились бутоны.

Гермиона вдыхает полной грудью. Еще. Еще. Еще. Возвращается во двор, продолжая сладко вдыхать свежий воздух.

Поднимает сорванные ветром розы, чтобы поставить их в вазу. Мокрая подъездная дорожка сияет в солнечном свете. Это красиво. Слишком красиво, и так мимолетно. Краски сменяются на глазах. Хочется впитать это, запомнить навсегда, как и красоту неба, которое меняется мгновенно, — и там, где минуту назад были темные синие облака, сейчас сияет солнце.

Такие цвета бывают так редко. Синее-синее небо и золотистые верхушки гор на горизонте — и всё такое яркое. Контраст великолепный. Великолепно — именно то слово, которым можно описать мир сейчас. На лице расплывается улыбка. И Гермионе хочется, очень хочется сделать что-то необыкновенное, что-то волшебное. Прямо сейчас.

Она оборачивается к Драко, который стоит у прибитых градом кустов и с помощью магии чинит сломанные стулья.

— Драко, — просит она чуть слышно, боясь потерять это состояние, — дай мне палочку.

Он ничего не понимает, но палочку дает.

— Аркосирис! — произносит, поднимая палочку в небо, — и на небе появляется радуга.

Гермиона вскрикивает от радости и выдыхает:

— Акцио роза, — и роза, которая лежит под ногами, летит ей в руку.

Гермиона идет в дом, направляет палочку на камин, произносит «Инсендио» — и поленья загораются.

Сегодня ее день рождения. В ее руках букет роз. Свитер для мамы почти закончен. В камине горит огонь. Палочка искрит магией.

Драко подходит и обнимает ее:

— С днем рождения, Гермиона.