Дело о мстителе (джен)

Алан Грин завтракал вместе с сестрой, когда у него зазвонил мобильник.

— Через полчаса буду, — коротко сказал он.

— Кого-то опять убили? — меланхолично спросила Стефани, быстро соорудив ему сэндвич с сыром.

— Ага, — невнятно пробормотал Алан, доедая яичницу. — Гарри Геккон. Отбегался.

— Это он тебя тогда полоснул? — Стефани завернула сэндвич в пергаментную бумагу. — Ну, то дело с травой? Он же мелочь…

— Был, — Алан торопливо допил свой кофе. — Ладно, увидимся вечером. И постарайся хотя бы сегодня не приковывать себя цепью к деревьям.

— Это был реликтовый кедр! — Стефани вложила ему коробку для завтрака в руку. — Но сегодня я помогаю в кошачьем приюте. Никаких хвойных.

Тело Гарри Колтера по кличке Геккон — как-то он уполз от полиции по стене — обнаружилось в дешёвой квартирке на окраине Бруклина: жара исчерпала соседскую политику невмешательства на третий день.

— Задушили во сне, — Пит Стоун, напарник Алана, дышал через раз. — И ещё, — он кивнул на эксперта, доставшего из горла покойного склизкий белый комок. — Кошачья шерсть, как в дешёвеньком детективе.

Кота рядом не наблюдалось, но следы его пребывания бросались в глаза: миска, лоток и клубы той же шерсти в пыли.

— Гарри-Гарри... — пробормотал Алан, приступая к осмотру квартиры.

Тот был мелкой сошкой, и ладно бы, пуля, но... шерсть…

Некий свет пролила найденная на дне рюкзака записная книжка, добавившая к послужному списку покойного подпольные собачьи бои. Это позволило их накрыть и отчитаться прессе, но не приблизиться к разгадке убийства.

— Мистика, — жаловался Алан сестре. — Будто паршивец сам затолкал себе в глотку проклятую шерсть. Никто никого не видел.

— Он, часом, не накурился? — пожала плечами Стефани. — Под дурью не такое творят…

— И мы бы спокойно закрыли дело, — проворчал Алан. — Нет, лишь пара пива — и завалился спать. Хотя… есть у нас одна ниточка, но как бы чего...

Предчувствие Алана не подвело: ниточка привела их к подружке Гарри. Увы, та тоже была мертва. И он не удивился ни тому, что из горла Джин Дэвис извлекли такой же комок, ни фунту гашиша в её пылесосе.

— У нас, что, объявился мститель? — Алан вздохнул.

— Зато понятно, куда делся кот, — Пит указал на щётку, покрытую белой шестью.

— Знать бы, где он теперь, — задумался Алан. — Он явно видел убийцу, а то и знал — кто-то же относил его новым жертвам. И они открывали дверь.

Эту версию они подтвердили, приехав на труп кузена убитой, такого же бесполезного члена общества. Повезло: пушистого белого воющего кота обнаружили запертым вместе с трупом, стволом и кучей чужих кредиток. Было поздно и его, не выдержав взгляда зелёных глаз, забрал с собой Пит — а утром… на работу не вышел.

— Найдётся, — успокаивала Алана сестра, сегодня митинговавшая у участка. — Вот уж кто не утонет… нигде... — Они не слишком-то ладили.

К полудню, перестав обрывать телефон, Алан отправился к домой к Питу. Дверь никто не открыл, и Алан снял пушку с предохранителя.

Напарник нашёлся в спальне: лежал, окоченевший уже, в кровати. И нельзя сказать, что Алан был поражён, когда белая кошачья шерсть обнаружилась в его горле. Но эта находка не была в доме единственной: разорванный угол матраса обнажал внушительную пачку зелёных — больше, чем может позволить себе честный коп.

Кота — и единственного свидетеля, — печально сидевшего в ванной, Алан отвёз домой, велев сестре присмотреть, чтобы тот не сбежал. Он сдал дежурство, решив всё осмотреть ещё раз: Стефани в чём-то была права, и Пит наверняка бы подстраховался.

Что ж, в старых настольных часах нашлась скрытая камера, и Алан похолодел, досмотрев запись до середины. Как он мог быть настолько слеп? Убийца — и под его же крышей!

Ворвавшись в дом, Алан обнаружил сестру беспечно играющей с котом в гостиной.

— Да, эти люди были виновны, но всему есть предел! — почти прорычал он. — Четыре, мать твою, человека, и я обвиняю тебя в предумышленном убийстве.

Стефани испуганно подняла глаза.

— Не тебя, — Алан тряхнул головой, — этого пушистого террориста, — он ухватил за шкирку кота.

— Алан, ты спятил?

— Я всё видел собственными глазами, — Алан покачал головой. — Он вставал на грудь спящим жертвам, чтобы им было тяжелее дышать, и когда они открывали рот, чтобы вдохнуть поглубже, срыгивал туда шерсть, пока бедняги не задыхались.

— Он кот! — попыталась Стефани возразить, когда кот заглянул ей в глаза.

— Кот, — Алан кивнул. — Но у нас запрещён самосуд и убийства. Это преступление. Но человеческие суды не могут судить кота — так что у меня просто нет выхода.

Он развернулся и пошёл наверх, в ванную, с котом, покорно висящим в его руках.

Заперев дверь, он расстегнул кобуру и положил пистолет на раковину.

— Алан, нет! — Стефани колотила ладонями в дверь, но брат оставался глух. — Нет, не надо! Не смей! Алан! Не делай этого, слышишь? Я тебя не прощу!

Охрипнув, она обессиленно сползла по двери и расплакалась.

Наконец, замок снова щёлкнул. Стефани вскочила — и увидела брата, стоящего на пороге ванной с преступником на руках. Тот, как и положено, был уже обрит наголо, и в его зелёных глазах застыло выражение безнадёги. Клочья шерсти осталась разве что на ушах, и даже его великолепный хвост был теперь гол и лыс, напоминая крысиный.

— Преступник под домашним арестом, — строго сказал Алан, вручая ошеломлённого кота ей.

— Ты… ты… у тебя нет сердца! — воскликнула Стефани, улыбаясь и прижимая кота к себе. — Это же кот! Ему гулять надо! Хотя бы на поводке.

— Строгий режим, — отрезал Алан. — Считай себя надзирателем. Будет себя хорошо вести — поговорим об УДО, — добавил он, чуть-чуть усмехнувшись. — Если исправится.

— Ты лучший! — Стефани просияла, поглаживая кота. — Но что, ради всего святого, ты напишешь в отчёте?