На ловца (джен)

Псина насторожилась. Унго мгновенно присел, скрываясь среди разросшихся кустов. Потом сделал осторожный знак, и псина, принюхиваясь, медленно двинулась вперёд. Унго за ней — внимательно, аккуратно, не поднимаясь, иногда даже на четвереньках. Вскоре псина встрепенулась, вытянулась в стойке и замерла.

Унго приподнял голову, прищурился.

Через небольшую прогалину, под деревом, лежал заяц. Его серая обычно шкурка немного позеленела, и заяц терялся на фоне леса расплывчатым пятном. Глаза начинали слезиться от необходимости удерживать на нём взгляд. А отвернёшься — высматривай потом снова. Зайцев, с их маскирующей магией, без собаки не сыщешь. А сыскав — надо суметь ещё и подстрелить. Зайцы, поговаривают охотники, спят вполуха и удирают от малейшего шороха, даже не просыпаясь.

Унго осторожно потянулся за стрелой. Острый наконечник даже в тенях отливал синевой. «Не дай боги тебе поцарапаться об него», — мрачно предупредил перед продажей шаман, изготавливающий подобные стрелы.

Унго сосредоточился на зайце, держа в голове, как его учили, только цель, натянул тетиву и выстрелил.

Едва раздался тонкий гул спущенной тетивы, как заяц сорвался с места и сиганул в кусты — только ветви раз качнулись за ним. Но стрела — колдовская, неумолимая, не промахивающаяся — не воткнулась в землю, а повернула и устремилась за своей добычей.

Унго довольно улыбнулся, опустил лук и придержал дёрнувшуюся по привычке за зайцем псину. Влезет ещё под выстрел — ищи потом себе новую. Зачарованная стрела летит, пока не поразит свою цель. И если на пути вставало препятствие — она могла его обогнуть, а могла и пробить насквозь. Первые охотники, начавшие такими стрелами пользоваться, так не одну собаку потеряли.

Зато без добычи ты не останешься.

Заяц удирал. Мощные лапы длинными прыжками несли его вперёд. Под куст, через бревно, за дерево, вокруг пня. Змейкой, змейкой, петляй, маневрируй, не смей оборачиваться — позади со свистом режет воздух смерть с заколдованным синим клювом.

Почему он так далеко забрался от безопасного места?

Он бежит в правильную сторону? Ручья не слышно, но не слышно ничего, кроме стука крови в ушах и свиста смерти позади. Змейкой, змейкой, не смей оборачиваться, не смей осматриваться, сейчас — только вперёд, а там — как повезёт.

Он сам не понял, как его вынесло из-под кустов к нужному ручью. Но вынесло. Хрустнула ударом лапы уложенная на берегу ветка, и перед зайцем, взлетевшем в очередном прыжке, встала тонкая стена воды.

Он врезался в неё головой, упал в туче мелких брызг на другой берег, спотыкнулся, кувырнулся через голову и встал на ноги человеком.

А стрела — хищная, безжалостная, неудержимая — увязла в водяной стене, дрожа синим оперением. Небольшая обманка, снявшая с её добычи отпечаток. Надолго не хватит, но надолго и не надо.

Заяц, тяжело дыша, откинул с лица растрепавшиеся волосы, вошёл в ручей и ухватил стрелу за древко. Затем, нагнувшись, нашарил на дне, среди камней, круглое зеркальце.

Стоило сдвинуть его с места, как водяная стена опала. Стрела, едва перед ней оказалась одна цель, задёргалась в руке и упёрлась остриём в подставленное зеркальце.

Висящая в воздухе стрела неловко тыкалась остриём в плёнку воды, отшатывалась от неё, поворачивала и снова утыкалась в воду. Заяц, устроившись на скамье за столом, наблюдал за ней с любопытством и опаской.

Водяную клетку, в которой металась стрела, заговорили его кровью. Старуха заговорила, которая сейчас сосредоточенно водит над клеткой руками, пытаясь разобраться в магии, окутавшей стрелу.

Заяц имени колдуньи не знал, как и она его, хотя их дороги через лес не раз сходились в одну.

Колдунья опустила руки и отошла от клетки, отирая ладони передником. А ведь даже пальцем ни к воде, ни к стреле не прикоснулась.

— Ну как? — поинтересовался Заяц.

— Сложное заклятие, многослойное, — ответила та, откидывая сидение лавки. — Разберусь. Будет нашему заказчику отводящий амулет. И как их на продажу сделать, тоже можно поприкидывать.

Заяц усмехнулся и откинулся на скамье назад, на бревенчатую стену избы, прикрыл глаза. Сердце наконец перестало колотиться испуганной птицей в силках, лапы больше не ощущались так, словно готовы отвалиться.

— Зверям бы такие амулеты дать, — пробормотал он.

— Не понравилась тебе охота? — хмыкнула колдунья.

Заяц качнул головой.

— Это не охота. На охоте у добычи всегда должен быть шанс спастись, а у охотника — промахнуться. А тут самовосхваление собственной лени и бездарности какое-то.

— Ну, — колдунья прищурилась. — Это твоя плата за помощь?

Заяц внимательно взглянул на неё. Он был человеком когда-то. А сейчас — глаза тёмные раскосые, волосы пепельные, с буроватым оттенком под цвет брёвен, курточка на сером меху — не с кого-то снятом, своём собственном. И по другую сторону охоты он побывал уже не первый раз.

Заяц ухмыльнулся.

— А и да! — заявил он.

Колдунья, разворачивающая и раскладывающая на столе свои книги, вздрогнула, сверкнула на него жёлтым глазом и чуть не сплюнула на пол. Вовремя спохватилась — в избе пачкать не след, обидится ещё.

— Вот не мог ты немного себялюбцем побыть и ответить «Нет», — в досаде бросила она. — Ладно, поймал на сказанном. Подумаю я что-нибудь для твоих длинноухих братьев.