Уходящая натура (джен)

* * *

Смерти нет, это правда. Смерти нет — но умирание есть.

Тело Фриулы лежало у входа в один из тренировочных залов: перерублено пополам световым мечом внизу живота, а около виска — прожжённого насквозь — лежал меч Фриулы. «А ведь ей ещё повезло, — подумал Эарлен, — неодарённые вряд ли смогли бы добить себя в таком состоянии». Эарлен нагнулся и снял с неё белую маску (Фриула обязана была её носить, потому что была в Страже).

— Хвала Силе, не надо возиться с опознанием. Твоя коллега? — сказала Эрин.

— Начальница, — ответил Эарлен, — она была достойная и верная ордену женщина. А потом она приказала нам защищать хранилище, а сама ушла сражаться в Храм.

— Не вини её, откуда ей было знать, что ситхи не дойдут до хранилища.

— Не виню. Не выживи мы, кто бы работал в блокаду.

— Это да.

— Надень вот, — Эарлен протянул Эрин маску, — там можно выставить режим, где не чувствуются запахи.

Они положили тело на носилки, подняли телекинезом ещё четверых и понесли в зал для похорон.

* * *

Пока шла блокада, в Храме никого не хоронили: в городе постоянно нужно было определять, есть ли под обломками зданий живые, держать защитное поле над разбиравшими эти обломки, исцелять Силой, потому что кольто не достать, и многое, многое ещё. Когда подписали договор и корабли ситхов покинули орбиту, Эарлен проспал часов двадцать — и это он проснулся раньше остальных: рыцарей из Стражи, которых оставили охранять старое орденское хранилище тёмных артефактов и технологий, и прилетевших позже Эрин и Зеерида. Эрин, когда прилетела, сказала Эарлену, что хочет похоронить учителя — но в итоге они с Зееридом только тем и занимались, что вывозили через блокаду людей и провозили кольто (если не считать той странной истории с покушением на Элину).

А потом прилетела Дар’Нала и рассказала, что в Храме по Договору будет «ограниченный имперский контингент» и до завтра Храм нужно покинуть. Статная, в роскошной мантии, она вдруг показалась Эарлену прекрасной, как сидящие девы, вырезанные в скалах на Чандрилле. И даже надменность, которая всегда отталкивала Эарлена в Дар’Нале, вдруг показалась правильной: только так и можно ступать по разрушенному храму, только так неторопливо и можно рассказывать о подписанной капитуляции.

— Ничего выносить из Храма нельзя, на всех входах нас досматривает красная чума, — в речи Дар’Налы это совсем не звучало комично, — но нам надо похоронить всех павших.

— А ситхов зачем хоронить? — спросил Экат. — Пусть импы этим займутся.

Дар’Нала только посмотрела на него сквозь опущенные тяжёлые веки.

И теперь они — четверо выживших рыцарей из Стражи, прилетевшая с Дар’Налой с Алдераана делегация, несколько джедаев с близких фронтов — обходили Храм. Эарлен вызвался идти с Эрин, поработать с ней вместе в последний раз перед её уходом из ордена.

* * *

Они с Эрин шли по коридору. Тела джедаев оттуда уже унесли, тела ситхов — сложили в нишу. Было темно, из окна было видно звёзды, и золотые пластины внизу колонн неярко светились. Этот коридор раньше скорее не нравился Эарлену (отделка была нескрываемо дорогой, цвета — слишком яркими), но сейчас не было видно ни мрамора, ни золота — только простор, тёмные силуэты колонн и блики внизу них.

«Я могу замечать красоту, неплохо», — подумал он.

— Ты не рассказывал о ней, — заметила Эрин, кивнув в сторону тела Фриулы, — а она для тебя человек довольно значимый, я это вижу.

Эрин была эмпатом — но обычно если не скрывала, то не стремилась показывать, что видит чужие чувства. А с Эарленом вышло так, что она рассказала об этом почти сразу после знакомства.

— Хорошо, расскажу. Её звали Фриула Патэйа.

* * *

…Сухая бежевая кожа, чёрные однотонные глаза в пол-лица, кудри цвета свежего хлеба — это было одно из тех редких неантропоморфных лиц, которые считают красивыми большинство из тех, чьи представления о красоте разумных основываются на стереотипах, выработанных расой людей.

Лицо это принадлежало нынешней начальнице Стражи рыцарю Патэйе, женщине из зеуолов, у которой почему-то было мандалорское имя Фриула. Эарлен не знал её раньше, не понимал, чего от неё ждать — и поэтому просто любовался её лицом и плетённым из чёрного бисера налобным украшением. За этот день — первый после Спинтира день на Корусанте — он успел понять, что никакие его ожидания никогда не оправдываются, а весь орден хочет от него чего-то странного. Магистр Заллоу (с репутацией честного старого солдата) требовал найти ему артефакты для чтения мыслей; ученица магистра Заллоу (Ладж писала, что она любит учителя, как редкие дочери любят своих отцов) вдруг сказала, что при любом конфликте Эарлена и магистра Заллоу примет сторону Эарлена. Магистр Каатби предлагал отправить его разведчиком в Империю, а магистр Гейвиом — в пространство хаттов, кем-то вроде атташе ордена (но для этого зачем-то надо было основывать преступную группировку).

Удивила его даже Ладж. Старая напарница, он ей первой написал со Спинтира — и она успела добиться того, чтобы магистрат одобрил Эарлену именно то новое имя, которое он выбрал сам (всем выходящим из Храма Рассвета давали новые имена, обычно случайные). Но во время разговора вживую она спросила:

— Скажи, а есть такое, что ты хочешь снять с себя кожу? Или, например, протереть наждачкой череп изнутри?

«В Ордене без меня увлеклись аскезами?» — подумал Эарлен и спросил:

— А это очень надо?

— Нет, — сказала Ладж растерянно, — совсем не надо.

Эарлен устало подумал: «И зачем было предлагать».

…Но рыцарь Патэйа говорила с ним, как с обычным стражем. Она расспрашивала о знакомых техниках, о храмах, где работал раньше, предложила прочесть её воспоминания (оказалось непросто: большинство из них хранились на импланте из кайбера, с кайбером пришлось договариваться), устроила спарринг и выиграла два раза из трёх. Всё было почти так же, как при прошлом назначении на Корусант — тогда, до вторжения ситхов.

* * *

— А откуда у неё мандалорское имя? — спросила Эрин.

Только что они прошли лестницу в комнаты юнлингов — точнее, то, что осталось от лестницы: её взорвали сами орденские. Для Эрин прыжок на двадцать метров был обычным делом, а вот Эарлену пришлось искать промежуточные точки опоры на полуразрушенных стенах.

— Её семья попалась мандалорским пиратам, когда она была младенцем. Семью, видимо, продали, а девочку забрали в клан Визсла.

— Визсла? Но её фамилия…

— Она в начале войны поменяла. Она и до этого недолюбливала родную планету, а тут совсем ничего общего иметь не захотела. Стала по ДНК искать родственников, узнала фамилию отца.

— Но имя она оставила?

— Хотела поменять, но в итоге не стала. Она же названа в честь Фриулы Крайц, первой Великой княгини. Эта та, которая «Ядерная зима нормальной жизни не помеха».

Эрин пожала плечами: ни имя, ни цитата ничего ей не говорили. У неё было мало времени учить историю — тем более нереспубликанскую.

— Ну, — поспешил объяснить Эарлен, — после Малакора она собрала остатки своего народа и казны — и они отправились на Мандалор, как раз после нашей атомной бомбардировки. Жить там, по мандалорским меркам, было вполне можно, тем более их костюмы защищают в том числе и от радиации. Они построили города на месте прежних, только теперь под куполами — и на открытии ратуши в одном из них Фриула и сказала ту фразу. Она вообще мало похожа на обычных мандалорских героев — говорят, ни разу в жизни никого не убила.

В комнатах юнлингов трупов было не больше, чем везде в Храме — детей успели вывести, может быть, даже эвакуировать. Правда, Эарлен ничего не слышал ни о выживших юнлингах, ни об их воспитателях; только о том, что младенцы до года с дроидом-нянькой успели выбраться (Ладж потом перевозила их в ясли за Северный полярный круг, докуда не дошла орбитальная бомбардировка).

— Так всё-таки, что такого хорошего тебе сделала эта Патэйа? — Эрин тоже не могла не думать о юнлингах. Но думать о них спокойно у неё не получалось: не хватало равнодушия к материальному миру; а разговор помогал.

«Многое. Начать с того, что поддержала меня в той авантюре, рассказ о которой очень не понравится Эрин».

* * *

— А что нам мешает просто прочитать воспоминания Вённы? — спросил Эарлен.

Вённа — неодарённая сулиистианка — работала в Храме электриком и, как оказалось, передавала Империи данные как минимум о планировке Храма. Её допрашивали уже неделю, безуспешно; магистрат требовал результатов.

— Это тёмная сторона, — вздохнула Фриула, — так решили господа магистрат.

«А обкалывать альгогенами, видимо, светлая» — хмыкнул про себя Эарлен. Кажется, остальные подумали то же самое.

— Мы подавали туда запрос, — объяснила Фриула, — но разрешение на чтение воспоминаний нам не дали.

* * *

— И в чем разница? — Спросила Фриула. — Запросите вы, а не Экат — что поменяется?

Кабинет Фриулы был мало похож на обычные орденские комнаты: везде висели чёрные полотнища с вышитыми на них незнакомыми зверями и птицами, переходящими в орнамент. И сама Фриула, пока говорила с Эарленом, вышивала бисером прихотливый орнамент на чём-то, вроде длинного фартука.

— Разница в том, что я прошёл Спинтир. И если господа магистрат откажут мне в применении темной техники, то они уже не «уберегут джедая от падения», а поставят и себя, и мастеров Храма Рассвета в очень неудобное положение.

Эарлен поймал себя на том, что копирует интонации Фриулы, даже это «господа магистрат» от неё подхватил.

— Я ведь теперь, — он продолжил объяснять, — «исцелен от Тьмы». Это значит, что если я паду снова — то это будет уже не моя вина, а вина мастеров Храма Рассвета. И если меня пытаются «уберечь от падения», то компетентность мастеров Храма Рассвета ставят под вопрос. А дело в том, что уже многие составы магистрата считают, что Храм Рассвета нужно… как-то расформировать. Но тогда непонятно, что делать с неисцеленными падшими. Казнить? Или что-то ещё?

— Но в таком случае, — ответила Фриула, — вас же должны ни на шаг не подпускать к чему-то дарксайдерскому.

— Но подпускают: я сейчас обсуждаю с вами чтение памяти, а не слежу за дроидами в агрокорпусе. Поймите, я ведь «исцелен от Тьмы» — а значит, то, что я делаю — более того, то, что я хочу сделать, может быть только светлой стороной. Ну, так считается.

Фриула не знала — никто не знал — что магистр Заллоу требовал от него через трофейные голокроны узнавать мысли грандмастера Зима и магистров из враждебной фракции; что магистр Дар’Нала требовала подстроить смерть одного из пленников-ситхов: она несколько раз тайно вела с ним переговоры. Таков был приказ, и молчать об этом тоже был приказ.

Другим такое не прикажешь: это подтолкнет к падению на дарксайд — а Эарлен никуда пасть не может.

— Хорошо, попробуйте запросить, — Фриула не отвлекалась от вышивки, — но не забывайте, что господа магистрат привыкли сами решать, что такое светлая сторона.

— Если у меня получится, то решать, что такое светлая сторона, будем мы.

— Вот как, — Фриула улыбнулась, — тогда, молодой человек, да пребудет с вами Сила.

* * *

— Помнишь, когда твоего учителя лишили звания магистра, его поставили возглавлять оборону Храма? Фриула ему непосредственно подчинялась, а Заллоу очень хотел добиться моего перевода с Корусанта… в идеале, вообще отправить на Спинтир обратно.

Ту интригу начала Сатель: тогда и Сенат, и неодарённые военные ждали момента, когда можно будет с относительно нормальной переговорной позицией предложить Империи постоянный (то есть, дольше, чем на полгода) мир. И только Орден держался за идею сражаться до победы — точнее, держалось большинство в магистрате, и магистр Заллоу был среди них. Популярный среди простых джедаев, далёкий от риторики про борьбу Света и Тьмы, но помнящий число погибших на каждой планете — его репутацию Сатель хотела уничтожить в первую очередь.

Эарлен не имел права рассказывать о том, что приказывал ему Заллоу — просто однажды сказал ей пароль от личного, не рабочего датапада («лечь_на_землю_и_заняться_чем_угодно»). Там Сатель и обнаружила: выписанные Заллоу разрешения использовать трофейные артефакты, конспекты подслушанных мыслей всего магистрата, схемы влияний на их мысли (с постоянной припиской «одобрить у В З»)…

Эрин долго молчала, а потом ответила: «Угу». Говорить об учителе ей было тяжело. Особенно теперь, после его гибели. «Снова ведь станет общим кумиром».

— И Фриула, — объяснил Эарлен, — годами объясняла ему, какой у нас дефицит кадров и какой я ценный сотрудник, скрывала от него любые мои ошибки… То есть меня защитила не она одна, но…

— Угу.

Тем временем они подошли к залу для погребений — на удивление, он не пострадал, даже на стенах ни одной выбоины.

— Мы над библиотекой, — объяснила Эрин, — её наверняка берегли обе стороны.

Стены из белого мрамора выглядывали из темноты, плексигласовое белое возвышение отражало свет звёзд. Хорошо, что хоронить пошли ночью: сложенные в нишу носилки не были видны. Днём бы они смотрелись в этой — уцелевшей — комнате неуместно.

* * *

Эарлен ждал Сатель как обычно: сидел на подоконнике в одном из коридоров, окно открыто, ноги свешиваются на внешнюю стену Храма.

— И даже в перемирие, — сказала Сатель вместо приветствия, ещё подходя к Эарлену, — мне не узнать отдыха. Дорогая учительница поручила разобраться с волной увольнений среди неодарённого персонала Храма.

— И я рад тебя видеть, — ответил Эарлен, пока Сатель подсаживалась на подоконник.

— Эта история с увольнениями оказалась довольно странной. Началось всё с того, что у одного из неодарённых работников Храма во время смены разболелась голова. Он пошёл к нашему целителю, мастеру Хейниру — думал вылечиться быстро и бесплатно. А мастер Хейнир сказал, что у него читали воспоминания. После этого и начались увольнения.

— Его действительно читали, — тихо сказал Эарлен, — я читал. Мы думали, что он мог работать на Империю.

— Но это же тёмная сторона, — Сатель отодвинулась от Эарлена.

— Магистрат дал мне постоянное разрешение читать, и скоро должен дать его всей Страже.

— О Сила. Только бы теперь скандал не разошёлся среди неодаренных. А вообще, похоже, придётся закупать дроидов-ремонтников и электриков — их и завербовать сложнее, чем людей, и читать не получится.

Повисло молчание. И почему Эарлен забыл о том, как остро неодарённые могут воспринять…

* * *

К похоронам всё было готово: тело Фриулы лежало на возвышении, пропитанное горючей жидкостью. Эрин нажала кнопку — и оно вспыхнуло.

«Этот ритуал придумали очень, очень мирные разумные, — подумал Эарлен, — хорошо, что у Эрин есть маска — она глушит запахи».

Теперь нужно было ждать как минимум час — и то, обгоревшее тело, скорее всего, придётся закапывать. Ждать полсуток они точно не могли. Кто-то, кажется Ладж, предлагал хоронить джедаев вместе с остальными погибшими корусантцами. Но Дар’Нала отказала: ритуалы ордена должны быть соблюдены, потому что «красная чума хочет, чтобы мы их забыли».

В Силе чувствовать: Эрин сейчас нелегко.

— Будь тверда, — заговорил Эарлен, — и не скорби о ней, ни о ком не скорби. На самом деле ты скорбишь о себе, а Фриула сейчас в Силе, она сейчас счастлива.

— И ты правда веришь в это? — голос Эрин был усталым.

— Что она в Силе? Разумеется.

— Нет, что она счастлива.

— Объясни.

Пламя поднималось высоко, и оно освещало потолок, на котором мозаикой был выложен узор из звезд, и переплетающихся нитей, и бегущих по ним волков.

— Подумай сам, что такое Сила. Вообще, и особенно сейчас. Там ведь чувствуется, помимо прочего, вся боль живых существ. А сейчас там — рана на ране. И наши — они уходят в том числе и в эти раны: то ли чтобы затянуть их, то ли просто так.

Пламя отражалось в мозаике потолка, и казалось, что шкуры белых волков переливаются золотым.

Эарлену пришёл в голову ответ Эрин, красивый и ясный: «Вот поэтому нам и не следует скорбеть: в Силе будет меньше боли, и меньше боли достанется нашим умершим соорденцам». Но что-то не давало сказать это вслух.

Он молча положил руку на плечо Эрин.

Неслись, неслись по потолку белые волки.