Bad time (гет)

Разбита. С зеркального триптиха на меня во все глаза смотрели с выражением почти апостольской суровости мои проекции. Так, я слышала, делали первые голограммы — комбинированием из множества плоских изображений одного, но многомерного. Мне сейчас тоже не хватало этой глубины, чтобы помимо двух дек, оттягивающих руки, было место, где не гнездилась усталость. Тюк. Голову даже так не остудить, этому препятствует шипастый обруч, окольцовывающий голову. Только добавила шрамов стеклянному телу. Ну похожа я разве на человека, которому под силу за вечер подготовиться к приёму делегации с Тальфальгара, а для этого выучить их язык? Я давно уже нахожусь не в лучшей форме. Элле использовала для моего лица обычную косметику, но так и не сумела замаскировать страдальческие морщинки, появившиеся у глаз.

Я вошла в прихожую, на ходу сбрасывая юбку и оставаясь в одной комбинации. Переступив через упавшие одежды, я приняла у Дорме лекарство и залпом осушила стакан очень холодной воды. Это поможет мне сохранять ясность мысли до глубокой ночи, когда с работой, надеюсь, будет покончено. Далее мой путь лежал в кабинет через гостиную. Здесь-то меня и поджидал сюрприз из разряда неприятных женщине. Я юркнула за угол, словно воришка, и оттуда воззрилась на Энакина в тёплой компании Версе и Элле.

- Не могла предупредить, дать хоть какой-нибудь знак? — не подумав, набросилась я на Дорме. Угрюмо поджимая без того тонкие губы, тем самым обворовывая себя эдак лет на десять, она сказала:

- Вы велели принимать мастера-джедая всегда и не спрашивать вас.

- Это когда я давала такое указание?

- Да не далее как в тот раз, если мне будет позволено заметить, когда вы содрали себе колени, — вконец развеселилась женщина.

Мысль заработала с лихорадочной быстротой, что не является из ряда вон выходящим в моём-то состоянии. Как нарочно, вся техника в доме работала как часы. Похоже, Скайуокер рискует остаться не у дел в случае, если я не принесу в жертву львиную долю своего времени. Не свободного, заметьте, времени, которое я собиралась посвятить делу. Слишком много чести, решила я, для того, кто является без приглашения и обхаживает моих служанок.

Я перевела взгляд бессильной ненависти на двух девушек. Они тесно прижались к Энакину, однако с моим появлением стайкой поднялись и выпорхнули из комнаты. Пестрота шлейфа духов, который они оставили за собой, надо сказать, меня обнадёжила: ни муж, ни я не любили сильных ароматов.

Я распорядилась, чтобы выжали сок из шуура, и, стараясь не думать о том, что щеголяю в одном исподнем (с любого парня станется, ещё, пожалуй, подумает, что я для него расстаралась) показалась на пороге комнаты. Боковым зрением отлично удавалось следить за его восхищёнными глазами, которыми он провожал цепочку отпечатавшихся на ковре следов от каблуков

Я щёлкнула ногтем по жестяной коробке, опасно накренившейся на диванном подлокотнике.

- Это печенье с ягодами...

- Свиссан. Ты в курсе, что это единственное на свете, на что у меня аллергия?

Я дала время трагической паузе проникнуть во все уголки гостиной и устроиться там поудобнее. Коробка, как по волшебству, исчезла из поля зрения. Так-то лучше.

Путь был свободен, доброе имя Энакина спасено. Он хвостиком проследовал за мной в кабинет. Раскладывая на столе деки и рассовывая по ящикам второстепенные документы, я почувствовала, что пальцы мужских рук легко сомкнулись на талии, и он, как был в перчатках, стал оглаживать мой стан. Один вид «пояса» из чёрной кожи, зрительно разрубившего тело пополам, заставил меня непроизвольно вздрогнуть. На пенном кружеве он смотрелся инородным предметом — да и не к лицу мне совершенно такой аксессуар. Так что я вежливо сняла с себя руки Энакина и даже, поразившись собственной изобретательности, исхитрилась предупредить его следующий манёвр. Он явно целился поцелуем в шею: я кожей ощутила влажное дыхание, это было похоже, как будто закипающий чайник вдруг задышал паром в затылок, и вовремя сделала вид, будто мне приспичило почесать плечом ухо. Как можно было догадаться, мужу почти оскорбительное пренебрежение пришлось не по вкусу. Энакин наклонился и небольно, но и без особых церемоний прихватил меня зубами за плечико, чем пресёк все мои выёживания. Совсем спятил.

Затем он подцепил пальцем лямку и спустил её с плеча. Я услышала, как мягкие оборки сминаются под его рукой легко, словно бумажные, почувствовала прикосновение его пальцев, и тогда же возненавидела свой голос, предательски понизившийся при попытке внести разумную ноту в наш диалог. А то что это за беседа такая, в которой нить разговора приходится искать в буквальном смысле наощупь.

- На работе не стесняясь говорят о том, что ты только и ищешь повод залезть ко мне под юбку, — как у завистниц языки не отсохли — слюнки ведь так и текут — не понимаю. Только мысль о бескорыстных намерениях, с которыми Энакин навещал меня, и о том, что «повод» мы нашли совместными усилиями, вступив в брак, поддерживала меня, заставляла невольно правильно вести себя и позволила быть спокойной, зрелой женщиной, которую все, даже самые злобные домыслы, оставляли равнодушной. — Думаю, надо закрыть этот вопрос раз и навсегда. Эни, что ты делаешь?..

- А ну-ка я проверю, заходил к тебе сегодня Бейл просто поболтать или ему ещё что-то перепало...

- Ты пытаешься меня обидеть?

- Нет, я «ищу повод залезть к тебе под юбку» сегодня.

- А разве тебе нужен повод? — внезапно обозлилась я. В такт мыслям я надменно вздёрнула голову, совсем упустив из виду, что ощетинившийся шипами обруч никуда не исчез, и как-то само собой получилось, что я нечаянно боднула его в челюсть.

Энакин схватился за скулу и в остолбенении посмотрел на меня, словно на безобидную зверушку, которая ни с того ни с сего обнажила зубы, а я, обернувшись, от растерянности не знала, куда податься, и принялась лихорадочно вытаскивать из причёски шпильки, роняя их на пол. Однако я скоро сообразила, что делаю что-то не то, и первый шок уступил место чувству вины, когда я увидела на лице Энакина яркий розовый штрих. Повезло ему, что обоюдоострая шпилька не вошла под кожу.

- Всё в порядке, — мягко отвёл он мою руку. — Если хочешь, может, я помогу тебе с делами?

Таким образом, был заключён хрупкий мир.

Я пригласила в комнату Дорме, и, пока я беру урок тальфальгарского, она расчёсывает мне волосы плавными, осторожными движениями, которые умерили немного волнение в груди. На первых порах сосредоточиться на самоучителе было трудновато, я не знала, куда девать руки, которые у меня слегка дрожали после той сцены, и иногда мимоходом дотрагивалась до волос. Обильно политые лаком с утра, на ощупь они были, как вязанка хвороста, поэтому, продолжая орудовать щёткой, Дорме брызгает на них водой. Перед глазами, заслоняя страницы, вставали, будто фотоотчёт, картины прошлой жизни: ведь было время в качестве набуанской королевы, когда я ни одной ленты сама не завязала, и вот история снова повторяется. То, что пришлось показывать перед Энакином свою полную несамостоятельность, уязвило и пристыдило меня. Интересно, что-то он об этом думает?

Муж уселся на пол напротив стола и довольно быстро дал вовлечь себя в диалог, который я нашла самым подходящим методом, чтобы отточить повседневные фразы. Рекомендуя мне лучший самоучитель, Бейл Органа сказал: «Простой язык. Урелианские корни, много заимствований из кореллианского и бейсика. Хватит нескольких часов». Пока же я видела только громоздкие конструкции, не звучавшие лучше оттого, что были записаны в транскрипции на общегалактический, и уже начинала отвлекалась на вопросы вроде того: так же ли смешно я оттопыриваю верхнюю губу, как моё наглядное отражение — Энакин. За одно и то же время он сделал большие успехи, нежели я, и воспроизводил по памяти заковыристые фразы. Кажется, ему не в тягость были и упражнения на артикуляцию, от которых лично у меня разболелись губы. Я бы подвергла сомнению выбор мужем подруги жизни, если бы вслух подозревала его в подглядывании. Ведь позволяли же ему способности запросто читать текст с листа, пусть тот я всё время держала у себя перед глазами? В продолжение занятия он украдкой взглядывал на меня, ничего не оставалось, как уступить соблазну и дать отдых натруженному языку, хотя для меня это значило расстаться с кое-как водружённой на нос маской ледяной королевы и принять его условия.

Мы переехали на диван, сформировав новую композицию. Великой Силе да, может, Скайуокеру, известно, чего мне стоило взять себя в руки, и, облачившись в халат, продолжить заниматься серьёзными делами. Предстояло проштудировать отчёты различных министерств и сделать выжимку, с которой уже завтра предстояло выступать в Сенате. Будто я актрисулька какая-нибудь, гоняться за аплодисментами праздных чинуш, которым дела нет до моей планеты.

Энакин, с моего молчаливого одобрения, как котёнок, играл кистями халата. Не обязательно быть цереанцем и иметь два мозга, чтобы понять, куда он клонит. Тёплая рука отодвинула край халата, пальцы, чеканя шаг, прошагали по животу...

- Ну, что, мне по рукам тебя лупить? — уже не столь ласково поинтересовалась я у него.

Кажется, криво остриженным ногтем он зацепился за кружевную петельку. Это задержало его, но ненадолго. Наперекор вздоху раздражения, сорвавшемуся с моих губ, он вплотную подобрался к жёсткому лифу и отогнул лепестки чашечки.

Я инстинктивно прикрыла пальцами грудь. Этой искренний и невинный жест, похоже, позабавил Энакина, а в следующий момент краем деки ему чуть не рассекло лицо.

Я приоткрыла один глаз. Балансируя планшетом на одном пальце, Энакин, цел и невредим, безмятежно улыбался мне внизу вверх.

- Это прямо кошмар какой-то! — выхватывая у него деку и прижимая её к груди, возопила я. — Почему считается, что мне должно быть интересно знать о среднем объёме удоя шааков? Да это вообще не в юрисдикции Сената!

- Потому что ты хочешь во всём добраться до самой сути. Нужно знать всё и обо всём, а это сложно. Именно за это тебя и ценит канцлер. Скоро ты будешь величайшим политиком в своём поколении, — с убеждением произнёс Энакин. Я сделала вид, что проглотила наживку, хотя она комом встала у меня в горле.

- Напоминай мне об этом почаще, ладно? — улыбнулась я и потрепала его по волосам. Может быть, это было игрой света, но, как мне показалось, по ним время от времени пробегали золотые всполохи и, отражаясь в глянцевитой синеве халата из наношёлка, создавали полную иллюзию яркого летнего неба. Ослепительно, но не до такой степени, когда начинается резь в глазах. Постепенно я стала понимать страстную приверженность короля Веруны к этому сочетанию. Возможно, стоит заказать платье, вышитое таким образом.

Ничто не вечно, а идиллия вовсе не достижима. Поздний час загнал нас в душ. Напоминание о новых тарифах на воду столь же скоропалительно выгнало из него.

- Салфетки найдёшь под зеркалом, — сухо проинформировала я. Понятное дело, о близости между нами сегодня вечером не могло быть и речи.

В спальне Дорме разглаживала нежно-зелёный пеньюар. Я накинула его и водяной змеёй скользнула под одеяло, счастливая тем, что мученья этого вечера кончились

Но на самом деле мои мученья только начинались. Энакин вернулся и вскоре спал без задних ног, ко мне же сон не шёл. Подушка твёрдая и горячая, как нагретый солнцем камень, одеяло неподъёмное, от Энакина тоже пышет здоровым жаром. Сколько на часах?

В плотной тишине спальни прорезался комлинк. В случае с Энакином это плохая примета, всегда к одному и тому же. Не хочу даже слушать, о чём ему сообщают. Он сам взял на себя труд растолковать мне новые задачи, которые Совет поставил перед ним и его ученицей. Снова это имя! Не собиралась я делить со шмакодявкой даже малую долю привязанности мужа.

- Вот и спи со своей ученицей! — буркнула я в одеяло и спрятала руку, прежде чем он успел поймать её и приложиться поцелуем. Что-то брякнулось на пол, скрипнули сапоги, и моего так называемого мужа уже и след простыл.

Перед уходом я попросила его раздёрнуть занавески, и теперь мне открылся вид на золотую туманность, в которой плавал ночной Корусант. До чего несправедливо, что Энакин сейчас один пойдёт по дороге, устланной звёздами, и нет ведь никакого закона, что не дал бы ему этого сделать. Я ведь в сущности не имею никакой власти над ним. Во всяком случае, ничего, что длилось бы больше пяти минут, или десяти, или пятнадцати. Но пять всё-таки ближе к истине. Истерический смешок вырвался из горла и был задушен уголком подушки. Я исступлённо потёрла глаза кулаком, будто хотела выдавить их, но на самом деле, лишь чтобы не дать пролиться крокодиловым слезам и сохранить последнее, что оставалось при мне — самоуважение. Оглядев руку в сумеречном свете, я усмотрела грязные полосы на ребре ладони, такие, помнится, бывают у художников за работой. Не щадя красивого рукава сорочки, я постаралась избавиться от художеств на лице. Это что же такое выходит, не могла же я забыть умыться?

До чего всё бестолково устроено в моей жизни! На прикроватном столике под руку мне попалось невесть откуда там оказавшееся печенье, то самое. Я до отказа набивала им себе рот, пока не заболели щёки. Из уголка губ дождём посыпались на постель крошки, зачем их стряхивать, если утром всё равно перестилать? Пожалуй, я прежде не ела ничего столь сладкого. Во рту немного горчит от слёз, но с этим можно мириться, не так, как с какой-то однобокостью Энакина, которая открылась мне только сейчас. С трудом ворочая челюстями, я сделала попытку прикинуть, какой отсюда может быть выход. По такой жаре думать невозможно. Я сбила одеяло в изножье кровати и подсунула под голову вторую подушку.

Я вдруг почувствовала липкую влажность между ног. Глянув на простыню, где лежала, я увидела красное пятно.