Ошибка учителя (джен)

Примечания:

Действие происходит между 2 и 3 эпизодами телесериала "Оби-Ван Кеноби".

Несмотря на то, что за годы войн и скитаний он привык не обращать внимания на бытовые условия и засыпать в любой обстановке, когда ему необходим был отдых, сегодня он не мог сомкнуть глаз. Маленькая девочка рядом с ним, утомленная событиями прошедшего дня, уже давно задремала и сейчас мирно спала, положив голову ему на колени. Из-за этого ему было немного неудобно, но он почти не обращал на это внимания. Даже если бы он сейчас находился в роскошных апартаментах где-нибудь на Корусанте, он все равно не смог бы заснуть. Сон редко чтит своим присутствием беспокойные души.

Невольно он опустил глаза на спящую девочку. Надо же, она такая большая. А какой ей еще быть — ведь прошло уже десять лет. Десять лет, кто бы мог подумать. Для него самого время будто остановилось. Ему не было и пятидесяти, но он чувствовал себя дряхлым стариком. Удивительно, как только магистр Йода прожил восемьсот лет. Ему казалось, каждый день был непосильным бременем — чего уж говорить о столетиях, сравнимых с вечностью.

Вечность. От этого слова его передернуло. Бесконечный ряд сменяющих друг друга одинаковых дней, месяцев и лет наедине с собственным чувством вины. Быть последним в своем роде, это еще куда ни шло, это он бы выдержал. К тому же, даже сейчас он был далеко не последним, и кто знает, что готовит им будущее. Но вот это невозможное чувство вины, как ржавчина, медленно разъедающее душу — вот это было самой худшей пыткой в целой Галактике. И если раньше он еще мог хоть чем-то себя утешить (если бы слово «утешение» было хоть как-то применимо к данной ситуации), то сейчас все стало еще хуже. В конце концов, незнание не зря называют порой высшим благом. Оно способно исцелить, а вот знание иногда убивает.

Быть может, он не был последним джедаем в истории, но самому себе он уже давно присвоил титул худшего джедая в истории. Даже беспринципный граф Дуку, даже чудовище Палпатин казались ему слабыми конкурентами на это «звание». Им себя упрекнуть было не в чем — они соблазнились искушением темной стороны и ни разу об этом не пожалели. А он, всегда успешно сопротивляясь всяким страстям и соблазнам, сделал для окончательного триумфа зла больше, чем они оба вместе взятые. «Галактическая Империя имени Оби-Ван Кеноби. С глубокой признательностью, благодарные ситхи» — таким должно бы было быть полное название нового государства.

И в чем же была его главная ошибка? Когда он прошел ту точку невозврата, после которой катастрофа стала неизбежной? Может быть, уже в самом начале, когда в глубине души он пожалел о данном умирающему учителю обещании обучить мальчика, в котором он ощущал скрытую угрозу? Когда слышал, как первое время несмышленый ребенок, для которого обучение началось слишком поздно, во сне плакал и звал маму, потому что ему необходимо было присутствие рядом родного человека? Или когда закрыл глаза на то, как его юный падаван инстинктивно потянулся к девушке, заменившей ему семью? Или когда оставил их самих разбираться с царящим вокруг хаосом войны, когда больше всего на свете им нужен был мир? Что он сказал Падме, когда узнал, что это Энакин отец ее ребенка? «Все это грустно». Грустно? Грустно?

Нет, подумал он, инстинктивно прижимая к себе девочку, будто стремясь защитить ее от собственных сожалений. Его главная ошибка была в том, что он поверил, будто после схватки на Мустафаре все было кончено. Он думал, что убил Энакина, но на самом деле он погиб уже давно. И это благодаря ему, Оби-Ван Кеноби, он смог переродиться в ужасного монстра, в кусок искореженного металла, живого, но бездушного, как поверхность необитаемой планеты. Он не только не смог должным образом его обучить, он не смог даже подарить ему милосердную смерть, обрекая его на существование под уродливой маской, без которой каждый вдох мог оказаться для него последним. Когда-то он смутно сомневался в правильности толкования пророчества об Избранном. Теперь оно казалось ему просто сказкой.

Он закрыл глаза, без всякой надежды в очередной раз призывая столь желанный сон, но внезапно в его сердце что-то всколыхнулось. Он не чувствовал подобного уже много лет, с тех самых пор как… Он снова открыл глаза и посмотрел на спящую девочку. Могло ли быть так, что они все истолковали неправильно? Может быть, ничего еще не было потеряно, и ничего еще не было окончено, и когда-нибудь они увидят истинное исполнение пророчества? И ту империю, в создании которой он столь беззаветно винил самого себя, когда-нибудь смогут разрушить дети его ученика?

Еще несколько секунд Оби-Ван Кеноби неотрывно смотрел на спящую принцессу Лею. Затем он вздохнул и, прислонившись затылком к стене корабля, снова закрыл глаза. Даже если это мимолетное предчувствие было верным, сейчас было лучше о нем не думать. Если судьба и готовила им победу, до нее было еще очень далеко.

Дверь библиотеки с грохотом захлопнулась, и он остался один. Магия, наложенная его бывшим учеником, была безупречна — он сам бы никогда до такого не додумался.

На негнущихся ногах он доковылял до письменного стола, на котором в беспорядке валялись бумаги и перья. Схватив дрожащими пальцами первую попавшуюся книгу, он открыл ее и пролистал, не особо понимая, зачем он это делает. Скоро он будет здесь, и на этой земле нет никакой силы, способной его остановить.

Книга выскользнула из его пальцев и с негромким хлопком упала обратно на стол. В прежние времена он никогда бы не позволил себе столь небрежного обращения с таким древним фолиантом, но сейчас это все не имело никакого значения. С трудом он опустился на стул и, достав платок, вытер проступивший на лбу пот. Его время подходило к концу, он знал это наверняка. И винить в этом ему следовало только самого себя.

Зачем он только отправился тогда в Лондон? Какая дьявольская сила потащила его в этот треклятый город десять лет назад? Чего он хотел этим добиться? Ответ на этот вопрос раньше всегда был у него под рукой — он желал прославить английскую магию. Вернуть ей то место, что она когда-то по праву занимала в английской общественной жизни. Доказать всему миру, что магом быть незазорно, что именно он, единственный в своем роде английский маг сможет принести в Англию процветание и порядок.

Против воли он поморщился, и это почти причинило ему боль. Какая чушь. Если он и стремился прославить английскую магию, то только ради того, чтобы доказать, что именно его магия, именно его методы изучения ее искусства являются единственно верными, неоспоримыми и незыблемыми. Он хотел взять все под свой контроль и таким образом подчинить себе силу, которой он подспудно столь страшился. Что ж, начинания благородней не придумаешь.

А потом появился он. Ученик, которого он никогда не просил, но которого, сам того не зная, ждал с такой надеждой, с какой, наверное, Робинзон Крузо из той популярной книжки ждал спасения с необитаемого острова. Наконец-то он больше не был один. Наконец-то у него появился собеседник, ученик, с которым он мог бесконечно говорить о магии. Столь одаренный, что все те заклинания, которые он сам практиковал годами, давались ему с такой легкостью, будто бы он выучил их еще в утробе матери. Конечно, он был вне себя от счастья. Сколько всего он сможет сделать для процветания английской магии с таким замечательным помощником!

Вот только, тяжело вздохнул он, ученик вовсе не хотел довольствоваться этим скромным званием. Конечно, он был слишком импульсивным, слишком порывистым, слишком полагался на чувства, чтобы стать хорошим магом-теоретиком. Ему нужно было нечто большее. Он хотел изучить те стороны магии, что ему, его учителю, являлись только в страшных снах. Он боялся даже думать о том, что так жаждал изучить его талантливый ученик. Слишком тонкие материи, слишком глубокие воды. Если коснуться их хотя бы на миг, назад пути уже не будет.

Так оно и случилось. Конечно, подумал он с горечью, он должен бы был это предвидеть. Его ученик никогда не был на него похож. Он слишком был привязан к миру и его страстям, чтобы стать таким, как его учитель. Женитьба, брак — да, он всегда говорил, что до добра это не доведет. И теперь, когда несчастная жена его бывшего ученика сошла в могилу, тот окончательно погрузился в недра темной магии и, по всей видимости, сошел с ума. Его безумные действия в Италии навлекли ужас на всех, кто был им свидетелем, а сейчас он возвращался домой, в Англию. Возвращался, чтобы убить его, своего бывшего учителя, и ему совсем нечего этому противопоставить. Он уже наложил чары на его собственный дом, и страшно представить, каким будет его следующий шаг.

С трудом подавляя не отпускавшую его дрожь, он поднялся на ноги и подошел к окну. Вечная Тьма уже приближалась, он чувствовал ее кожей. Что ж, если таков конец, то ничего с этим не поделаешь. В конце концов, в случившемся виноват он сам. Он должен был понять, что то искушение заглянуть вглубь веков, чтобы познать истинную, природную английскую магию, которому он сам так успешно сопротивлялся, не под силу будет побороть его великому ученику. Он даже не видел в этом никакого зла, напротив, он был готов разорвать оковы предубеждений, чтобы ввергнуть Англию в неведомое, пробудить дремавшие в ней силы и навсегда изменить ход ее истории — а может быть, само ее естество. Он сам, в силу своего малодушия, никогда бы на это не решился. Поэтому теперь он должен расплатиться за все свои ошибки.

В саду, разбитом его предками столетия назад, громко закричали вспугнутые внезапным раскатом грома вороны. В следующую секунду все погрузилось во тьму. Собрав все свое мужество, мистер Норрелл медленно отвернулся от окна. Джонатан Стрендж был уже здесь.