Неземной (гет)

Ты мне снишься. Давно, знаешь ли. Я в мельчайших подробностях помню тот первый сон, в котором я впервые тебя узнала. Узнала другого, совершенно потерянного, сломленного и какого-то до боли родного. На соседней кровати о чем-то как всегда противно трещала Лаванда, а я медленно проваливалась в сон, думая о завтрашнем докладе и о том, как сильно хочу увидеть рождественскую елку в родительском доме. Вскоре я провалилась в забытьё, и, кажется, мне приснилась та самая елка, только она была огромной, как из Большого зала, а вместо потолка над ней сгустилась тьма ночного неба. Я видела счастливые лица мамы с папой и ловила языком снежинки, падающие прямо в дом. Секунда — и все вокруг оказалось запорошенным снегом, елка и родители вдруг исчезли, а я обнаружила себя посреди снежной ночной пустыни. И тогда я увидела вдалеке темный силуэт. Он пугал, но мне не было страшно. Силуэт приблизился, а, может, это я подошла ближе, не знаю. В темноте ночи блеснули вспышкой платиновые пряди и серая сталь глаз, заставив мозг взорваться осознанием: ты в моем сне.

Я не хотела пускать тебя в свои сновидения, я даже наяву из последних сил терпела твой образ за соседним столом. А ты взял и явился без приглашения, будто тебе позволено все на этом свете. Твоё лицо оказалось внезапно очень близко к моему, так, что я могла прочесть на нем абсолютно все эмоции, бушующие в тебе ураганом. Ты был закрыт в реальности и полностью обнажён душой здесь. Там ты вызывал лишь отвращение, а здесь, в потаённых уголках моего сознания, я впервые ощутила к тебе сострадание. В серых глазах явственно читалась ничем не прикрытая боль, челюсти были сжаты, а меж бровей залегла глубокая складка. А затем ты прошептал: «Грейнджер, пожалуйста», — почти неслышно, будто моля, и я ощутила тепло твоих пальцев, несмело коснувшихся нежной кожи щеки. Ощутила и проснулась с гулко бьющимся сердцем.

За окном занимался розовый рассвет, Хогвартс ещё спал, спал, наверное, и ты. Это так глупо, видеть во сне врага и не чувствовать к нему тех правильных эмоций гнева и омерзения. Так глупо для меня. С тех пор ты приходил постоянно. Сон повторялся, за исключением мелких деталей, и каждый раз ты просил, умолял о чем-то, о том, что я никак не могла понять.

Я знала одно — когда я проснусь, все будет иначе. Когда я проснусь, ты опять станешь самим собой, словно и не было ничего. Ты ведь даже не знал, а если бы и узнал, унизил бы меня прилюдно, радуясь новому поводу для насмешек над грязнокровкой. Но теперь я чувствовала призрачное тепло твоих пальцев постоянно, и это безумно выводило из себя, заставляя терять остатки самообладания и все время хотеть сделать необдуманные поступки, что я в итоге и совершила.

Я знала одно — когда я проснусь, ничего уже не будет по-прежнему.

* * *

Через несколько дней должен был наступить Новый Год, и школа гудела от подготовки к предстоящему празднику. В тот день мы шли плечом к плечу как обычно. Как всегда. Золотое трио — гордость Дамблдора и надежда волшебного мира. Ты вырулил из-за угла внезапно, вышагивая лениво и глядя на всех с отвратительным превосходством. Как всегда. Слизеринская свита в лице бессменных телохранителей еле поспевала за длинными ногами своего названного принца. Встреча была неизбежна. Обычная перепалка, дрожащий от ярости голос Гарри и твой — надменно-язвительный, сочащийся ядом. Я увела своих мальчиков как обычно, как я делала всегда. Но мысли не давали мне покоя, и в этот день отлаженная годами система нарушилась.

Я обернулась.

Крэбба с Гойлом не было, ты стоял один, засунув руки в карманы дорогих брюк и, видимо, кого-то ждал. Может, Блейза, а может, Пэнси, не знаю. Я знала одно — мне нужно. Нужно это сделать. И я подошла, обмирая от страха и осознания непоправимого. Поравнялась с тобой, вдохнув чарующий аромат мужского парфюма и, собравшись с духом, тронула шершавую ткань пиджака. Секунда — и снова твой взгляд, так же близко, как и сегодняшней ночью. Но этот взгляд был другим — реальным. Разбивающим в пыль глупые мысли, уничтожающим на месте без слов.

— Ты что себе позволяешь, поганая грязнокровка?

Казалось, ты был готов убить меня сейчас же, на глазах у студентов и профессоров. Лёд твоих глаз с такой ненавистью впивался в меня, что я готова была поклясться: если бы он был осязаем, то нежная кожа на лице уже давно была бы покрыта саднящими ранами.

— Малфой... — я помедлила, прикидывая, бросаться ли в эту прорубь с головой или все же не стоит, — тебе нужна моя помощь?

На мгновение ты замер. И без этого ледяные глаза подернулись ещё одним тонким слоем льда, делая взгляд отрешенным, а уголки губ опустились, стирая вечную усмешку. Кажется, ты даже перестал дышать. Тишина вокруг становилась все плотнее, стих галдёж взбудораженных студентов, голос Гарри слышался будто бы из под водной толщи. Момент был каким-то неправильным, странным и искажённым до гротеска, но я стояла и просто чего-то ждала. И только я втянула носом воздух впервые за последние пять минут, как звенящую тишину разрезал твой хохот. Ты смеялся так искренне, так заразительно, что, несмотря на всю глупость ситуации, я сама еле сдержала улыбку, прекрасно осознавая, что будет дальше. Отсмеявшись, ты вперил в меня презрительно-насмешливый взгляд и произнёс:

— Грейнджер, ты что несёшь? Тебе жить надоело, что ты посмела вообще ко мне прикоснуться? Крэбб, Гойл, глядите-ка, грязнокровка, похоже, свихнулась.

Тупые громилы, которых ты благосклонно называешь «свитой», дружно загоготали, вряд ли при этом понимая, над чем именно смеются.

Не успела я ничего сказать, как ты приблизил своё лицо ко мне непозволительно близко, прямо как во сне, и, сморщившись, будто я действительно была грязной, процедил:

— Ты, наверное, место своё забыла, идиотка. Так я тебе напомню, оно рядом с двумя дегенератами, что сзади стоят. Подтирай им задницы, да раздвигай ножки время от времени, а ко мне ближе, чем на пять метров, подходить не смей. Мало ли, заражусь от тебя чем-нибудь.

Злость закипала во мне медленно, по нарастающей. Поднималась к горлу, царапая глотку заострёнными когтями, чтобы вырваться, выплеснуться наружу и затопить тебя этой неконтролируемой волной горечи и обиды. Я сама не знала, на что злюсь, ты ведь именно такой, а эти сны — просто мое разыгравшееся воображение, ну и, возможно, нечто большее, о чем я даже не хотела думать. Я плотно сомкнула зубы, борясь с желанием дать достойный ответ твоим оскорблениям, как вдруг услышала уже знакомую до боли в сердце фразу, невесомо слетевшую с твоих губ и заставившую меня задержать дыхание уже во второй раз:

— Грейнджер, пожалуйста...

Я думала, я ослышалась. Я думала, я и правда сошла с ума. Я думала, что день стал ночью, и я снова сплю, очутившись в своём самом желанном кошмаре. Но все происходило в реальности.

Твоё лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, оно застыло, словно театральная маска, но вот глаза... Эти пасмурные глаза смотрели на меня с мольбой, что, учитывая ситуацию и твои недавние слова, можно было бы счесть галлюцинацией. От этих мыслей меня оторвал неизвестно откуда взявшийся порыв ветра, который забрался под тонкий свитер, обнимая каждую косточку своими морозными руками. Все вокруг исчезло, погружая пространство во мрак, на лицо опустилось несколько крошечных снежинок. Я вздрогнула и огляделась. Это был мой сон. Наяву. И ты на расстоянии вытянутой руки, весь в чёрном, как всегда, как обычно.

Ты стоял близко, но недостаточно. Ты пах так восхитительно, но аромат был таким чужим. Ты смотрел прямо на меня, но был словно за высокой стеной отчуждения. Что-то было не так, что-то очень сильно смущало мой дотошный ум. Думай, Гермиона, думай. И вдруг разряд молнии настоящего шока заставил сердце камнем рухнуть куда-то вниз — легилименция. Это то, что происходило ночами, и то, что происходит сейчас. Ты просто нагло забирался ко мне в голову, а я все это время недоумевала, почему каждую ночь вижу тебя во сне. Дура, какая же я дура, Мерлин. Но зачем ты это делаешь? Что тебе нужно от меня, Малфой? Последние фразы я, кажется, выкрикнула вслух, потому что твоё лицо вдруг дрогнуло, и ты ответил. Голос звучал глухо, ты растягивал слова, будто в замедленной съёмке:

— Помоги мне, Грейнджер. Помоги не сойти с ума. Помоги остаться живым, хотя бы внешне, потому что внутри я давно умер. Помоги пройти сквозь пекло ада, в котором я так давно живу. Помоги не сломаться, помоги не потерять себя, помоги не забыть своё имя и помоги найти, по крайней мере, одну причину идти вперёд.

— Ты слышишь, что говоришь? Я не понимаю абсолютно ничего, я... Я не понимаю, Малфой! Что ты вообще творишь? Кто давал тебе право рыться у меня в голове, когда тебе вздумается, а?

На этих словах я замерла, поняв, что гуляя в моих мыслях, ты мог узнать много чего не предназначенного для твоей любопытной блондинистой головы. Черт. Ты же мог узнать и... О чем, Гермиона? Этого нет. Нет!

— Да, о чем я мог узнать, Грейнджер?

Я моргнула и наваждение исчезло. Коридор загудел; Гарри стоял рядом и смотрел встревоженно, заглядывая мне в лицо до боли родным, обещаючтовсебудетхорошо взглядом; а ты снова кривил губы в вечной усмешке, из-за которой у меня не раз возникало желание тебя придушить. Сюрреализм ситуации пугал и ускорял пульс просто до бешеного темпа. При этом я осознавала, что ты все ещё у меня в голове, что ты все ещё внутри меня.

А в следующий момент вместо своих беспорядочных мыслей я услышала голос, который узнала бы из тысячи, хотя твои губы, твои такие красивые губы, не двигались. Голос звучал тихо, но казался раскатом грома:

— Попроси, и я оставлю тебя в покое навсегда.

— Да что ты говоришь? Попросить? Может, умолять ещё, Малфой? Как бы не так. Просто уйди, я не желаю слушать этот бред, ты, по-моему, слегка не в себе.

Но не успела я мысленно ответить, как откуда-то из подкорки сознания вылезла противная маленькая мыслишка, которую я так отчаянно пыталась спрятать от твоего пытливого ума — я вроде бы влюбляюсь в тебя, Драко.

Ахнув, я зажмурилась, лихорадочно начав думать обо всем на свете, лишь бы заставить замолчать предательское подсознание. Но было поздно — ты стоял совсем рядом и ухмылялся, узнав мою дурацкую тайну и получив таким образом определенную привилегию. Ты был как всегда холоден и презрителен, но взгляд сейчас чудился мне немного другим: там, глубоко-глубоко, под толщей льда, горела искра пламени. Что-то будет, я чувствую. Что-то новое, неизведанное. Неземное. Ты ведь такой же, Драко Малфой, ты ведь неземной.

You’re ethereal. My ethereal angel.

Примечания:

Я сама не верю, но я это сделала! Работа будет ещё вычитываться, и я, возможно, перепишу какие-то моменты, но в целом автор счастлив и доволен, как слон? Все, кто ждал — молодцы и бегут читать, а кто не ждал, тоже молодцы и тоже бегут читать))

Всех обнимаю, читайте, комментируйте, хвалите, критикуйте❤️