Ещё один шанс (джен)

Красный луч, посланный Беллатрисой, угодил Сириусу прямо в грудь, сбивая с ног. По спине пробежал холодок, а перед глазами всё застлало туманом, точно таким же, как занавес на арке, что недавно стояла за его спиной.

— И это всё? — спросила появившаяся из тумана Вальбурга у своего старшего сына.

Сириус вскочил на ноги, сжал кулаки и упрямо посмотрел на мать. Она была недовольна. Снова. Но в этот раз Сириус и сам понимал, что оплошал — он умер.

Было странно вновь ощущать себя подростком, как в тот день, когда они виделись в последний раз, но то ли время в этом странном месте текло иначе, то ли присутствие матери, как и прежде, пробуждало в душе что-то бунтарское. Груз прожитых лет сдерживал бессмысленные порывы доказать свою правоту даже сейчас, что, впрочем, не мешало оставаться таким же нахальным, как раньше.

— Да, — с вызовом заявил Сириус. — Я снова тебя разочаровал. Но можешь не утруждать себя нравоучениями, они больше ни к чему.

В глазах Вальбурги читалась безграничная печаль — она так и не смогла смириться со смертью совсем ещё молодого Регулуса, и в вопросе сохранения рода ей приходилось полагаться только на старшего сына. Нет, она не рассчитывала, что Сириус женится на чистокровной ведьме, хоть и продолжала на это надеяться. Позор рода всё же лучше, чем его полное угасание. Ведь пока существовали Блэки, всё ещё можно было исправить. И вот её чаяния не оправдались.

— Разочаровал меня? — уточнила Вальбурга. — А ты сам доволен тем, как прожил свою жизнь? Сделал всё, чего желал? Прошёл путём, что сам для себя избрал?

Сириус хотел разозлиться, но не мог. Во-первых, она была права: его жизнь стала чередой ошибок и разочарований даже для него. Во-вторых, он не услышал в её голосе ни былого раздражения, ни пренебрежения, только тревогу и усталость. Такой она была в те далёкие годы, когда Сириус ещё мог позволить себе обратиться к ней за советом, когда не оспаривал родительский авторитет.

— Нет, — честно признался он, чувствуя, как последние отголоски злости и отчаяния растворялись в тумане, оставляя после себя какое-то холодное безразличие. Вот только горячее сердце не желало с ним мириться. — Не этого я хотел.

Они смотрели друг другу в глаза, а между ними годы летели вспять: Азкабан, школа, детство. Призрачные силуэты складывались из тумана и, как в омуте памяти, демонстрировали эпизоды из его жизни, которые Сириус считал своими ошибками.

— Прости, — прошептал он, наблюдая, как туманный двойник сбегает из дома, наговорив матери кучу гадостей. Тогда он считал, что был прав, время показало, что это лишь часть правды, но вернуться не позволяли гордость и неумение признавать ошибки.

— Давно простила, — с лёгкой грустью призналась Вальбурга и протянула сыну руку.

Сириус проследил за этим жестом и, сам от себя не ожидая, пересёк разделяющее их пространство, заключая мать в объятья. Её заботливые руки обняли в ответ, возвращая в детство, когда не так страшно было сознаваться в ошибках и просить за них прощения.

— Я был не прав, — шептал он, не замечая подступающие слёзы. — Я так виноват. Перед тобой, Джеймсом, Гарри. Почему всё так, мама? Как бы я хотел всё исправить, но что я могу?

— Запомни этот урок, Сириус. Хорошо запомни и живи так, чтобы при нашей следующей встрече на заданные мной сегодня вопросы ты смог ответить без сожалений.

Тёплые губы Вальбурги коснулись лба старшего сына. Его время ещё не пришло, он ещё мог вернуться, и она верила, что теперь Сириус не станет поступать ей назло. Он вырос сильным и сможет позаботиться о себе, а, быть может, и о благополучии рода.

В объятьях матери Сириус отогревался от пробирающего холода тумана и, казалось, мог заснуть вот так — стоя. Усилием воли он поднял голову с её плеча и открыл глаза.

— Как вы себя чувствуете, мистер Блэк?

Сириус снова зажмурился, а потом обвёл взглядом светлые стены больничной палаты и улыбчивую девушку в лимонного цвета мантии.

— Хорошо, — едва слышно прошептал он, сам до конца не зная, кому конкретно предназначался его ответ: симпатичной целительнице, стоящей у его постели, или покойной матери.