По краю волшебной палочки (джен)

Потёртая керосиновая лампа размеренно помигивала тёплым светом, уверенно отвоёвывая островок пространства у мрачного полумрака комнаты. Лёгкие блики чинно и медлительно переливались радужными цветами на прозрачных стенках стеклянной тюрьмы. Поборов ленивую полудрёму, являвшуюся для неё единственной и самой верной подругой в этой темнице, она удручённо щёлкнула хелицерами. Ей было решительно скучно! Сверх того: унылая и крайне безвкусная обстановка окружавшего её пространства ни в коей мере не добавляла поводов для оптимизма. Большую часть помещения в хаотичном порядке усеивали увеличительные стёкла самых разных размеров и мастей. За её же спиной с потолка свисали не менее разнокалиберные клетки. Во всём этом немыслимом бедламе единственным оплотом относительного порядка являлся центр комнаты, отведённый под стройные ряды массивных столов.

И пусть местные пейзажи не радовали яркостью тонов и разнообразием видов, но ведь и хелицерами пощёлкать было абсолютно не с кем. Из компании у неё имелись разве что черви и муравьи, без перебоя копошившиеся в своих собственных колбах. Последние по сути своей были субъектами исключительно скучными, только и умевшими, что таскать какие-то крошки да нагло её игнорировать. Вот черви… Она резко развернулась и вперила взгляд бликующих в свете лампы глаз прямо в несчастных беспозвоночных. Свисавшие мясистой пульсирующей лапшой с какой-то металлической трубки тела беспокойно дёрнулись и втянулись сами в себя. Она удовлетворённо шевельнула шипастыми педипальпами и гордо отвернулась. Наводить суматоху в размеренной червяковой жизни было её самым любимым, как, впрочем, и единственно стоящим занятием. Однако очень скоро эйфория от весёлой проделки бесцветным дымком рассеялась в воздухе, и в дело вот уже в который раз вновь вмешалась скука. Не оставалось ничего, кроме как привычно плюхнуться пузом на прохладную поверхность камня. Упорные попытки найти занятие по душе оставались безрезультатными, а гонять выложенные по дну банки песочные крошки давно стало неактуальным времяпрепровождением.

Минуты её заключения не тянулись бы столь мучительно долго, знай она хотя бы участь, уготовленную ей её пленителем. Притуплённые бесконечной скукой ощущения настойчиво утверждали, что прошла как минимум пара-тройка бесцветных вечностей, прежде чем пространство вокруг неё пришло в движение. В противоположном конце комнаты раздался протяжный скрип дверных петель. Тяжёлая, с примесью металлического лязга, поступь гулким эхом оседала под потолочными сводами под аккомпанемент глухого стука массивного посоха. Давно свыкшаяся с этими звуками, она считала выше своего и без того уязвлённого паучьего достоинства обращать внимание на нарушителя своего спокойствия. За время своего пребывания в этой идиотской банке она успела весьма детально изучить этого покалеченного и откровенно безумного субъекта. А вот что стало истинной диковинкой для изнывающей от безделия личности — так это ворвавшийся вслед за мужчиной гул десятков звонких глоток. Голоса, от громоподобно низких и до пронзительно высоких, бурным, изломанным потоком наполняли пустоты комнаты.

Зачинщики образовавшейся кутерьмы с завидной резвостью рассаживались на длинных и широких планках, находившихся прямо за столами. Они были ещё, как ей лично казалось, чересчур мелкими. В их движениях, во внешнем виде — везде отчётливо проскальзывали неуклюжие нотки. Посему она весьма резонно предположила, что эти существа могли быть ещё детёнышами. Тем временем её тюремщик сквозь нахмуренные брови внимательно следил за копошившейся массой, выжидая, когда всё наконец уляжется. Едва комната оказалась устлана безукоризненной тишиной, та была разрезана походившей на клич иногда резвившихся за окном воронов речью. И без того громкий голос был то относительно плавным, то с невероятной прытью достигал чуть ли не громогласных высот, выдавая крайнее возбуждение, а порой даже и грозную ярость своего хозяина. Запущенный в какого-то несчастного мелок служил тому наглядным доказательством.

Всё этот человек делал непривычно быстро, с колющей взгляд резкостью, дополняемой нервозной нетерпеливостью. Даже под неопрятной и местами изрядно поношенной одеждой она отчётливо ощущала, как приходил в движение каждый сантиметр напряжённых мышц — настолько подвижен он был. Каждая деталь выдавала в нём, если не фанатичного безумца, то как минимум глубоко зарывшегося в себя параноика. Но наиболее ярко весь сложившийся антураж подчёркивал глаз. Что это был за глаз! Почти непрестанно скакавший в своей металлической окантовке, он будто прошибал насквозь самые толстые стены, выворачивал наизнанку всю сущность и с метафорическим хрустом въедался в подкорку каждого, на кого направлял свой взор. Впрочем, вся вертевшаяся вокруг суета лично для неё не представляла никакого интереса. Наблюдать за всей это сворой было почти что сродни наблюдению за теми же муравьями, только в случае последних движения присутствовало значительно больше.

Утянутая в вязкую массу собственных мыслей, она отвлеклась от собственных инстинктов и даже не заметила, как чья-то рука сняла купол с её темницы. В следующее мгновение она уже сидела на ладони маниакально улыбавшегося мужчины. Одно лёгкое мановение очень странной на вид палки, и по всему телу начало разливаться крайне отвратительное чувство. Внутри словно бушевало пламя, каждую мышцу будто вытягивали длинные металлические щипцы, лапы нещадно ломило. Тело её увеличилось раз в десять. Она озадаченно осмотрела свои теперь уже крайне внушительные педипальпы. Распёрло, так распёрло! Пожалуй, не стоило так сильно налегать на тех аппетитных тараканов. Но какая же у них была хрустящая корочка!

Поток её мыслей резко прервался: они, подобно беспечным мотылькам, упорхнули куда-то очень далеко. Сладкая нега опустилась на паучий разум. Отступила скука, пропали все заботы. Всё её существо оказалось охвачено бескрайней эйфорией. Покорная, она была готова беспрекословно следовать любому порыву, зарождавшемся в глубинах разума. Весь мир в границах этой комнаты стал неистово вращаться перед её взором. Она была подобно пушинке, она летала. Её лапы порой касались чьих-то волос, лиц. Испуганные и одновременно восхищённые взвизги плавно перетекали в весёлый смех и обратно. И лишь два момента испортили столь приятное наваждение. Первое — отвратительная, искривлённая в истеричном испуге бледная морда белобрысого детёныша, сильно походившая на лоснившуюся и холёную моську вёрткого хорька. Второе — сильнейший, выбивший из неё чуть ли не весь дух целиком удар. Мгновенно скинув с себя иллюзорное блаженство, она беспомощно дёргалась над глубоким ведром с водой. Калека подозрительно затих, словно бы решая её дальнейшую участь. Маячащая впереди перспектива ей категорически не нравилась! Она привыкла пить воду, а не тонуть в ней с жалобным писком!

Но судьба решила отнестись к ней благосклонно… Так ей поначалу показалось. Она вновь осела на руке своего теперь уже мучителя. Покуда она пыталась собрать в кучку потрёпанные мысли, у стола оказался робкий щуплый отпрыск. На вопросы мужчины он отвечал робко, с явным волнением. Её осторожно опустили на лупу, лежавшую на столе. Снова перед взором мелькнул кончик злосчастной палки. Резкий рявк, и вот она уже корчится в волнах непрерывной боли. Подобно перетянутым струнам её нервы разрывались на тонкие волокна. Красная пелена медленно заволакивала её взгляд, коленки безжалостно тряслись, а ноги лишь каким-то чудом удерживали её на весу. Казалось, что крошечный мозг, пронзённый сотнями невидимых игл, вот-вот зажарится в пламени бесконечной агонии. Но боль всё же отступила. Хлынувшие в воспалённое сознание мысли беспорядочным роем гудели внутри. Очумевшая от столь насыщенной развлекательной программы, она уже крайне плохо воспринимала происходящее. В какой-то момент она просто оказалась напротив виновато упиравшей взгляд в пол девчушки с невероятно густой копной каштановых волос. Мужчина у неё за спиной опять что-то каркнул. И проскальзывало в его голосе нечто настораживающее, какая-то холодная решимость гремела над ней подобно приговору. Она, по сути, находилась в тупике. Пожалуй, что пора было и о последнем писке задуматься.

Дико хотелось куда-нибудь уползти, но впереди путь преграждала девочка, а сзади неприступной скалой возвышалась фигура мужчины. Решение посетило её совершенно неожиданно. Словно следуя приказу призрачной длани, её мышцы сжались в одну большую пружину, готовые к действию. В широко распахнувшихся карих глазах промелькнула осторожная догадка, медленно сменявшаяся глубоким ужасом осознания. Как в замедленной съёмке взмыла она в воздух. Волосков коснулся сильный поток воздуха, а за спиной яркой молнией полыхнула ядовито зелёная вспышка. В два лихих рывка были преодолены просторы чёрной ткани, и она оказалась в море стекавших вниз бурным водопадом волос. Стены задрожали от зазвеневшего голосистой сиреной визга, девчонка молниеносно вскочила на ноги и неистово затрясла головой. Плотно сжав хелицеры во избежание побега вчерашних тараканов, она изо всех сил цеплялась педипальпами за тонкие волнистые нитки волос. Лапы нещадно скользили, создавалось ощущение, что под ней была сплошная ледяная горка. Последовавший далее полёт оказался крайне коротким и болезненным. Ломота в теле создавала яркое ощущение, что она как минимум треснула пополам. Мир вращался перед глазами взбесившимся волчком, предметы вокруг ужасающе медленно вставали на свои законные места. Неожиданно её слух споткнулся об абсолютное отсутствие каких-либо звуков. Звенящая тишина медленно растекалась по помещению, вязкой массой заполняла каждый уголок, каждую трещинку.

И тут сквозь стену молчания пробился чей-то оглушающий вой. Испуганные крики толпы захлестнули её с головой, пол завибрировал от топота десятков ног. Чёрными пятнами проносились мимо люди. Массивный ботинок опустился прямо перед её мордой, поднимая вверх стаю закружившихся весёлым вихрем пылинок. Волоски на её лапах встали дыбом, позыв бежать электрическим током пробегал по нервам и въедался в мозг. Лапы сами понеслись в подсказанном интуицией направлении. Она каким-то чудом умудрялась маневрировать в лесу из норовящих расплющить её ног. Где-то в сантиметрах от неё с оглушительным хлопком приземлилась толстая книга. Лапы подломились, и паучиха вновь припала пузом к земле. Разлёживаться было нельзя — нужно было срочно уползать из этого ужаса. Вдали замаячила крупная трещина в стене, спасительная трещина. Одеревеневшие лапы с большим трудом потащили тяжёлое тело к цели. Сзади по-прежнему бесновались в бессмысленном страхе люди, а из трещины беспокойно поблёскивали чёрные глазки-бусинки.

* * *

— Да полно вам будет, профессор! — успокаивающе прогудел Хагрид. — Видел я то «чудовище» — самый что ни на есть простой фрин. Нисколько он и не опасен вовсе.

— Вы уверены, Хагрид? — обеспокоенно смотрела на лесничего профессор Макгонагалл. — Профессор Грюм весьма настойчиво утверждал, что это существо крайне ядовито.

Она устало сжала пальцами вески и глубоко вздохнула.

— Подумать только: возможно опасное насекомое вот уже полтора месяца бродит где-то по коридорам замка, и никто не в состоянии его обнаружить. Если родители учеников узнают о подобном, скандала нам не избежать.

— Говорю вам, он совершенно безобиден! — продолжал стоять на своём Хагрид. — Знавал я одного гоблина, который такими причудами торговал. У него чего только не найдёшь. Но сказочник он был тот ещё. Любил всякими выдумками своим зверушкам цену набивать. Вот и подозреваю я, что профессор эту красоту у того прощелыги-то и прикупил. Должно быть он ему и напел про ядовитость-то, а профессор, как человек не разбирающийся, за чистую монету это и принял. А может, и сам хотел на детишек впечатление побольше произвести, для большего эффекта.

— Да, вы правы, Хагрид. В ваших словах есть смысл, — кивнула Макгонагалл. — Профессор Грюм личность весьма… необычная. Подобные яркие «представления» весьма в его привычке. Но почему тогда он не сказал о безобидности этого существа нам с профессором Дамблдором?

— Уж я не знаю как там дело обстоит! — развёл огромными руками Хагрид. — Но что этот фрин зверушка совершенно неопасная — факт точный. Это они только с виду грозные, а на деле добрые души. А как они о детишках своих заботятся, я и вовсе молчу. Редко в паучьем царстве такую нежность встретишь.

— Да, это прелестно, — скептически произнесла профессор. — Ну что же, Хагрид, вы несколько успокоили меня, но мы всё же продолжим прибегать к некоторым мерам предосторожности. И умоляю вас, если вы каким-то чудом наткнётесь на это существо, отдайте его прямиком мне в руки. Я лично решу, как им распорядиться. Профессору Грюму эту обязанность доверять не стоит.

— Конечно, профессор! — закивал Хагрид. — Всё в лучшем виде сделаем, ничего не стрясётся.

Профессор Макгонагалл покинула хижину лесничего. Подождав, пока она отойдёт достаточно далеко, Хагрид осторожно подошёл к одному из шкафчиков и извлёк на свет банку с упитанными червями. Достав одного особенно аппетитного с паучьей точки зрения червяка, Хагрид осторожно положил его на стол и слегка постучал подушечками пальцев по поверхности. Из стоявшей на столе шкатулки медленно показались тонкие длинные лапки. Весь свой короткий путь к угощению она не переставала возмущённо щёлкать своими хелицерами. Она опасная! Вот и стоило тогда вместо девчонки на этого невежду сигануть и хорошенько тяпнуть, от всей её фриновой души! Посмотрела бы она на его лихорадочные попытки отыскать противоядие. Мужлан необразованный! Куда ей было до своих собратьев-пауков, если уж она даже паутину плести не умела. За что те, кстати, крайне обидно над ней ржали!

Одно утешало, она оказалась очень способная и умная — всего-то за несколько недель научилась худо-бедно понимать речь этих странных людей. И за какой надобностью ей яд, если мозги расположены там, где требуется? Она предпочитала изящно уползать от проблем, нежели создавать новые. Стоило, конечно, заметить, что без этого доброго и забавного великана с густой бородой она бы ни за что не справилась бы. Он нашёл её в тот же день в попытках преодолеть одну из высоких каменных стен. В отличие от остальных он без какого-либо страха взял её в свои тёплые руки и отнёс в безопасное место. Обходился он с ней как с равной себе, всегда был добр и угощал вкусненьким. А самое главное — этот великан был отличным собеседником. Именно его любовь к общению помогла ей начать различать определённые слова и даже предложения. Нужно было лишь внимательно слушать и нередко сопоставлять звуки с действиями. Что-то всё так же оставалось неразборчивым лепетом, но она вполне довольствовалась и уже полученными знаниями.

— Видала, как ты весь народ в замке переполошила? Даже уважаемые профессора тобой интересуются, — Хагрид осторожно погладил наслаждавшуюся угощением паучиху. — Ну ничего, вот как пойду в гости к Арагогу, тебя туда тоже снесу. Уверен, они тебе все рады будут. Целое лесное царство в твоём распоряжении окажется, будешь там хозяйничать. Всё хорошо будет!

И она ему верила. Всей своей крошечной душой. Ну не мог такой славный и добродушный гигант врать. Даже лицо его излучало всю доброту и такую трогательную простоту характера, столь подходящие ему. Такой человек ни за чтобы не подвёл её. Активно двигая хелицерами, она мечтательно рассуждала, как будет проводить свои отныне беспечные дни в какой-нибудь прохладной выемке древесных корней и вести светские беседы со своими гигантскими собратьями. Впереди её ждала долгая, по паучьим меркам, и счастливая жизнь.