Кукольный дом (джен)

Дазай сидел в комнате для занятий и смотрел на пустой белый лист. Миссис Кво дала ему полчаса, чтобы написать письмо Лану. И он уверен был, что этого времени ему не хватит: ведь столько всего нужно было рассказать. Но прошла уже большая часть отведённого времени, а он не написал ни строчки. В голове было совершенно пусто, а где-то в глубине разрасталась паника.

«Что сказать на прощание первому и единственному другу? Что положено говорить в такие моменты? Честно ли будет пообещать встречу, когда не знаешь, что ждёт тебя уже через час?»

Дазай неотрывно смотрел на пустой лист и всё крепче сжимал в кармане деревянного котёнка. Случайно и незаслуженно доставшаяся ему чужая удача. Единственная вещь, что он сможет забрать с собой из этого места.

Кончики пальцев онемели, а горло сжимало спазмами. Хоть он и не хотел признавать, ему было страшно. Страшно вновь оказаться одному в незнакомом месте. Страшно вновь расставаться с близким человеком. Страшно никогда с ним больше не встретиться.

— У тебя ещё пять минут, — раздался за дверью голос воспитателя.

Дазай вздрогнул и перевёл взгляд на пустой лист. Тело оцепенело, а сердце тревожно дрогнуло.

«Нечестно будет просто исчезнуть, ведь они пообещали друг другу отправиться в горы».

Дазай схватил карандаши и начал спешно рисовать неровные хребты, снежные шапки, солнечные лучи. Часы на стене громко тикали, отсчитывая оставшееся время. И каждый щелчок секундной стрелки казался оглушительно громким.

Скрипнула и открылась дверь.

— Пора. Готов?

Дазай свернул лист бумаги, где успел добавить к спешному рисунку всего пару строк, и кивнул.

«Словно кого-то волновало готов ли он. Словно можно подготовиться к внезапным переменам».

Воспитатель принёс ему белую маску. У той не было носа или рта, лишь прорези для глаз. Ему велели надеть её, встать у стены и не двигаться. Дазай смотрел в тёмный объектив камеры, и тот казался большим круглым глазом, неотрывно следящим за каждым его движением. Не было ни яркой вспышки, ни щелчка, только едва уловимое жужжание.

— Готово, — произнёс воспитатель и, оставив камеру на столе, открыл ему дверь. — Пора идти.

Его вывели через запасной выход в неприметную калитку за ворота. Дазай несколько раз оборачивался в глупой надежде увидеть у забора Лана, рисующего карту для грядущего побега. Но двор был пуст, лишь шумела под порывами ветра листа. Похоже, уже начались дневные занятия. Калитка закрылась за спиной, и ему была видна лишь крона ясеня.

Порывы ветра нагоняли тучи. Дазай забрался на заднее сиденье машины и обнял себя руками за плечи: его охватила тревога. По спине бежали мурашки, а тело сотрясала мелкая дрожь.

Машина выехала на дорогу, и высокий забор приюта довольно быстро скрылся за деревьями. Вскоре тот не был виден уже даже в зеркало дальнего вида.

Дазай смотрел, как темнеет небо впереди. Явно собирался дождь. Усиливающиеся порывы ветра раскачивали макушки деревьев, шелестели листья. Ясный солнечный день быстро сменился слабым сумраком. Вдалеке у горизонта сверкнула молния. Дазай широко распахнул глаза и напряжённо всматривался в пелену тёмных облаков.

«Показалось же?»

Тихий едва различимый рокот очень далёкого грома докатился до дороги. Словно старый пёс ворчал во сне.

«Неправда. Не снова».

Вновь сверкнула молния, горизонт заволокло смутной пеленой ещё далёкого дождя. Ветер принёс слабый запах влаги и тихий рокот грома. Дазай сильнее сжал в кармане талисман на удачу и зажмурился.

«Нечестно…»

Лан притормозил перед хорошо знакомой дверью директрисы, поправил жилетку, воротник рубашки и только потом постучал.

— Войдите.

Голос той, как и обычно, звучал тихо и спокойно. Лан открыл дверь и перешагнул порог.

— Здравствуйте, миссис Кво.

Он прикрыл за собой дверь, обернулся и осёкся, так и не поинтересовавшись о её самочувствии. А выглядела та болезненно: лицо непривычно бледное, а под глазами залегли тени.

— Здравствуй, Лан, — негромко поздоровалась миссис Кво, сняла очки и коснулась пальцами переносицы, словно её мучила головная боль. — Присаживайся.

Лан послушно подошёл к столу и опустился на стул напротив, как и много раз до этого. На глаза ему попался раскрытый альбом. На жёстких страницах были закреплены фотографии детей. Под каждой имелась странная подпись, ничего общего не имевшая с именами или фамилиями.

Дети на снимках не были ему незнакомы, и только одна фотография в углу рядом с ещё незанятым местом сразу бросилась в глаза. Лицо мальчика, запечатлённого на той, скрывала белая маска. Тёмные волосы топорщились, а глаза, видимые в прорези, были полны тревоги.

— Это ведь Дазай? — спросил Лан, и только потом понял, что сказал это вслух.

— Да.

Вопреки ожиданиям, миссис Кво ответила устало, без присущих нередко ей ноток раздражения, что он лезет не в своё дело. Она достала из ящика стола свёрнутый лист бумаги и протянула ему. Лан вопросительно взглянул на миссис Кво, не решаясь развернуть.

— Его письмо для тебя, — пояснила та и вновь надела очки. — Я планировала отдать на выпуск, как прощальный подарок.

— Но отдаёте сейчас, — тихо проронил Лан.

Непроизнесенное «почему» повисло в воздухе. Миссис Кво промолчала, взгляд её стал казаться ему чересчур тяжёлым. Лан развернул листок бумаги.

В центре были наскоро нарисованы горы со смешными круглыми шапками снега на вершинах. Совсем не похожие на настоящие, словно шляпки грибов на слишком больших ножках. Выше у края листа ярко светило маленькое жёлтое солнце, если судить по очень длинным лучам.

Ниже была всего пара строк: «Твой талисман остался у меня, так что у нас теперь одна удача на двоих, но я обязательно верну его тебе при следующей встрече. И тогда давай отправимся в долгое путешествие в горы, туда, где снег лежит даже под ярким солнцем. До встречи, Лан».

Он прочитал это короткое послание трижды и против воли улыбнулся нелепости рисунка. От того словно веяло теплом, но отчего-то больше глухой тоской. Тишина давила всё сильнее. Лан вовсе не хотел слышать того, что скажет миссис Кво, но выбора не было, и он первым нарушил молчание.

— Вы хранили его несколько лет, спасибо, — тихо произнёс он.

— Завтра ты поедешь на встречу со старым другом, — голос той звучал сухо. — Я не знаю, будет ли у вас возможность пообщаться…

— Миссис Кво, скажите, что это поможет Дазаю, — попросил Лан, впервые позволив себе перебить директрису.

— Лан… — внезапно в её тоне не осталось ни капли спокойствия, и это было чертовски нечестным.

— Скажите, пожалуйста, что это поможет ему, — твёрдо повторил он, подняв взгляд от письма.

— Это совершенно точно поможет ему, Лан, даже не сомневайся, — отчётливо произнесла миссис Кво.

Она поджала губы в тонкую линию, но взгляда не отвела, как всегда делала, когда лгала.

— Спасибо за вашу заботу, — мягко улыбнулся Лан. — Могу я попросить вас ещё об одной услуге?

— Говори.

— Я бы тоже хотел сфотографироваться в маске для этого альбома.

— Хорошо, — миссис Кво коротко кивнула, — у меня есть подходящая.

— И ещё немного дерзости, — стиснув край листка в руке, спешно добавил Лан. — Я сегодня напишу последнюю картину, пожалуйста, сохраните её. Она для вас.

— Хорошо, Лан, это я смело могу тебе обещать, — чуть спокойнее произнесла миссис Кво, на этот раз искренне.

Ему досталась белая лисья маска, с рыжими полосами на щеках и узкими прорезями для глаз. Вытянутая вниз мордочка полностью закрывала лицо, но Лан всё равно улыбнулся, когда его снимали. Пусть никто не узнает, насколько горькой была эта улыбка.

Он рисовал весь день и закончил лишь поздней ночью. Картина вышла небольшой и спешной. Та чем-то напоминала скорый рисунок Дазая в письме, и Лану это нравилось.

На горных пиках лежал снег. Солнечные лучи подсвечивали тот, и отражались яркими отблесками. Лан вывел название на листке бумаги и оставил рядом с рамой: «Снег под ярким солнцем».

Утром, когда он вышел за ворота и сел в машину, не осталось ни тревоги, ни глухой тоски, ни жалости к себе. Холодный сумрак наполнял белёсый туман. Тянуло сыростью, и тихо шуршали вдалеке листья. Машина съехала по скрипучему гравию на дорогу. Никто его не провожал, и он не стал оборачиваться. Всё, что он смог после себя оставить, принадлежало этому месту. Лан не возражал, это было меньше, чем он хотел, но всё же лучше, чем ничего.

Дорога всё тянулась и тянулась вперёд. Через несколько часов сквозь полог туч проглянуло солнце. Лучи того были настолько яркими, что слепили до слёз, но Лан смотрел и улыбался слабому теплу на лице. Смотрел до тех пор, пока ему не завязали глаза плотной повязкой, и последние яркие блики растворились в темноте.

Элизабет рассматривала пустующий двор, сложив руки на подоконнике и устроив поверх голову. Солнце припекало, но падающая от карниза тень скрывала её от ярких лучей. Неподалёку заливались пением птицы. Элизабет слушала и ждала.

Саманта всегда приходила к пруду с вышивкой или плетением после обеда перед дневными занятиями. Как по часам, даже в дождливые дни её яркий полосатый зонтик можно было увидеть во дворе. Вот и сегодня та медленно спустилась к пруду и села на лавочку в тени ясеня.

Элизабет подхватила свою тряпичную куклу и выбежала из комнаты. Она быстро спустилась на первый этаж, перепрыгивая через две ступеньки, и через пару минут оказалась во дворе. Мягкая трава щекотала босые лодыжки, пока она шагала от крыльца к пруду.

— Я знала, что найду тебя здесь! — бодро заявила Элизабет и села на свободный край скамейки.

— Потому что я всегда бываю здесь после обеда? — мягко улыбнулась Саманта.

— Не важно, — отмахнулась она и протянула Лиззи в вытянутых руках вперёд. — Вот, мне нужна твоя помощь. Меня заставили оставить её на улице, и посмотри, как она истрепалась. Я постирала и почистила её, но вот с глазами беда.

— Бедняжка Лиззи, — негромко произнесла Саманта и, отложив своё вязание, бережно взяла куклу у неё из рук. — Чем же я могу помочь?

— Я нашла красивые бусины, — Элизабет достала из кармана две пёстрые агатовые бусины и протянула той. — Это не пуговицы, но сойдут. Мне не дают вышивку или шитьё, потому я совсем не умею шить. А с исколотыми пальцами больно играть на пианино. Но ты-то другое дело, у тебя просто талант в этом. Пришьёшь?

— Конечно, — Саманта достала иголку и катушку ниток из своей маленькой сумочки и принялась за дело. — Думаю, такие красивые глаза будут Лиззи к лицу.

— Точно-точно! — обрадовалась Элизабет и, вскинув руки вверх, запрокинула голову.

Над их головами тихо шелестела листва. Сквозь густую крону почти не было видно солнечных проблесков. Цветные ловцы снов покачивались на ветвях.

— Готово, — тихо сообщила Саманта и вернула ей Лиззи.

— Спасибо! Ей и правда идёт! — воскликнула Элизабет.

Подхватив куклу на руки, она подскочила и обернулась вокруг своей оси. Лёгкая юбка летнего платья взвилась вверх и опала. Саманта с улыбкой наблюдала за ней.

— Я совершенно точно должна тебя отблагодарить, — сообщила Элизабет и протянула ей руку. — Пойдём, я сыграю тебе на пианино!

— Разве мне туда можно? — внезапно смутилась та.

— Конечно можно! — Элизабет поймала её за руку и потянула за собой. — А если и нельзя, мы никому не скажем, — рассмеялась она.

Они быстро пересекли двор и тихонько поднялись на второй этаж. Ни в коридоре, ни на лестнице им никто не встретился. Элизабет пропустила Саманту вперёд и заперла дверь. Та, растерянно улыбаясь, остановилась в центре комнаты, словно не зная, куда себя деть.

— Садись вон туда, к окну, — распорядилась Элизабет и подтолкнула её в спину.

Саманта опустилась на стул, аккуратно поправив юбку, и сложила руки на коленях. Всё в её позе было опрятным, аккуратным и сдержанным.

— Ты словно леди, — рассмеялась Элизабет и села за пианино. — Я придумала новую мелодию, специально для тебя.

— Для меня? — удивилась Саманта.

— Правда-правда, — заверила она, — слушай внимательно.

Как только пальцы коснулись клавиш, и зазвучала музыка, яркие всполохи заполнили комнату. Словно брызги краски, слепящие вспышки они загорались и гасли вслед за отзвуками мелодии.

— Зелёный, трава летом. Багряный, небо на закате. Серый, вода осенью в пруду. Голубой, весеннее небо. Рыжий, осенние листья. Белый-белый снег. А теперь полупрозрачный, кристаллы соли, — тихо перечисляла Саманта.

— Здорово! Ты тоже видишь?! — воскликнула Элизабет, прервавшись.

— Нет, я запомнила, — виновато опустив глаза, тихо ответила та.

— Тогда представляй, — ничуть не расстроилась она и вновь принялась играть. — Это словно фейерверк из красок, они сверкают вокруг под музыку, моя музыка всегда яркая. А для тебя, Сэм, самая яркая!

Элизабет продолжала играть, Саманта слушала, прикрыв глаза, и улыбалась. Её вьющимися прядями играл ветерок, а на лице отражались яркие вспышки.

— Спасибо, это очень тёплая и яркая мелодия, мне лестно, что ты написала её для меня, — поблагодарила Саманта, когда Элизабет закончила.

— Глупости, я напишу ещё. Ещё много, — заверила она.

— Ты ведь уезжаешь через месяц, — осторожно напомнила та.

— Да, а ты через год, летом. А потом будет зима, и будет Десятилетний новый год, и я сыграю тебе и твоему брату. Обещай, что мы встретимся зимой через год.

— Я бы хотела встретиться, — робко произнесла Саманта.

— Нет, не так, — строго заметила Элизабет. — Клятва на мизинчиках — самая крепкая клятва.

Она протянула руку и оттопырила мизинец. Когда Саманта обогнула её палец своим, Элизабет снова улыбнулась.

— Клянусь, что я приложу все усилия, чтобы встретиться с тобой на Десятилетний новый год, и сыграю тебе самую яркую из своих новых мелодий!

— Клянусь, а того, кто солжёт, заставят проглотить тысячу иголок, — тихо отозвалась Саманта.

— Да ты что, жуть какая! — воскликнула Элизабет.

— Разве клятва звучит не так? — растерялась та.

— Не знаю, — рассмеялась Элизабет и, качнув рукой вверх вниз, разжала палец. — Теперь мы дали обещание, не забудь его.

— Конечно, обещаю, — мягко улыбнулась Саманта. — Может, сыграешь мне ещё разок?

— Зелёный мятный чай или прохладный вечер?

— Крепкий чёрный кофе, — попросила та.

— Хорошо, — Элизабет села обратно, положила пальцы на клавиши, глубоко вдохнула и начала играть.

Октябрь 9

Отзвуки музыки в шорохе листьев,

горсти несказанных слов из-под кисти.

Яркие красные грозди калины —

клочья заката в сетях паутины.

Тонкие нити, связавшие судьбы,

тех, кто ушёл, и кто не забудет.

Время тянется так медленно, что я устаю ждать. Впереди ещё самые пасмурные дни осени, а потом холодная одинокая зима. Элизабет уехала, и я совсем растерялась. Такая бодрая и яркая она скрашивала мои дни. Я и сама не представляла насколько. Она оставила мне несколько записей своих песен. Я включаю их в дождь, когда ждать становится невыносимо трудно.

Я ужасно соскучилась по тебе. Но мы увидимся уже так скоро. Только переждать эту холодную тёмную зиму, короткую оттепель, и вот уже лето. Яркое сочное лето. Я никогда ещё так не ждала лета. Осталось недолго, и мне страшно поверить. Я в нетерпении, тревога то вспыхивает, то гаснет. Всё валится из рук.

Я зачёркиваю по вечерам прошедшие дни в календаре, а потом листаю оставшиеся. Каждый день. А так хочется просто вырвать пару листков.

Представь, я немного боюсь нашей встречи. Ну не бестолковая ли? Я наверняка изменилась, да и ты тоже. Мы ведь так давно не виделись и сильно повзрослели. Узнаем ли друг друга при встрече?..

Глупая, глупая, глупая. Что за бестолковые мысли лезут мне в голову. Конечно же узнаем, иначе не бывает. Мы ведь с тобой связаны с самого детства так крепко, как только можно.

Я забыла тебе рассказать. Мы с Элизабет поклялись на мизинчиках, что встретимся на Десятилетний новый год. Прости, что не спросила у тебя, но ведь ты не будешь против компании? Ты ведь и сам говорил, что к тому времени у меня непременно появятся друзья. Ты был прав, у меня есть такая замечательная подруга.

Я ляпнула какую-то глупость про иголки. У Элизабет было такое изумление на лице, я даже испугалась, что обидела её. Вот же бестолковая, всегда пишу и говорю всякие глупости.

С тобой мы не клялись на мизинчиках, но я помню обещание провести новый год вместе. Я и этого жду с нетерпением, не так сильно, как нашей встречи, но тоже очень-очень. Я смутно помню яркие вспышки фейерверков и гирлянды. Разноцветные мигающие огоньки. Наверное, именно так Элизабет видит свою музыку. Это невероятно и чарующе.

Те булочки, что мы ели тогда, были самыми вкусными. Нужно будет снова их купить, и горячий шоколад. Хочу гулять всю ночь до утра, даже если будет морозная ночь. Даже если гирлянд будет немного, и не будет фейерверков. Хочу держать тебя за руку и разговаривать. Рассказать всё-всё, что только смогу вспомнить, что ещё не писала, и уже написала тебе ни раз. И слушать твои рассказы. Мне всегда нравилось слушать сказки, что ты рассказывал мне на ночь. Сейчас мне так этого не хватает.

Я запомнила, каких цветов бывает музыка. Наверняка она будет играть на улице, как и в тот раз. Я обязательно расскажу тебе, какой она будет. Не сомневаюсь, что яркой и тёплой, как горячий шоколад и мягкий плед.

Я сплету тебе ловец снов. Я нашла самые красивые цвета и пушистые перья. Он не будет ярким и пёстрым, но спокойным и светлым. Таким, какими должны быть сны. Олицетворением безмятежности и покоя, лёгкости и нежности. Как объятия, как любовь, как надежда. И с каплей чёрного плетения. Лёгким напоминанием о том, что невзгоды хоть и случаются, но непременно минуют. Это самая малость, но я буду стараться для тебя. Памятный подарок о том времени, когда мы писали друг другу длинные глупые письма.

Люблю тебя, братик, и с нетерпением жду встречи.

Твоя Саманта.

Саманта аккуратно свернула письмо и убрала в конверт. Подписала и заклеила тот. До вечерних занятий ещё оставалось немного времени. Лёгкая тревога так и витала в воздухе, просачиваясь с осенней прохладой в приоткрытое окно. Она надела наушники и включила записанные Элизабет для неё песни. Мелодия заполнила тишину и отогнала тревогу.

Саманта сложила руки на столе и, опустив на них голову, прикрыла глаза. Перед внутренним взором вспыхивали и затухали разноцветные огоньки.

Мистер Паппет оставил её дожидаться у дверей. Прежде, чем зайти в кабинет, тот достал из своего дипломата куклу с длинными волнистыми волосами и какой-то конверт. Дверь открылась и закрылась, тишина сменилась приглушёнными голосами. Александра опустилась на мягкий диван и слушала разговор, накручивая на палец прядь своих волос.

— Мистер Паппет, как это понимать? Саманта — наш ведущий проект! Таких успехов уже давно никто не добивался. Меньше полугода до выпуска. Нет сомнений, что она справится, так почему же?!

Голос женщины звенел от возмущения. Александра зевнула и откинулась на спинку, запрокинув голову. Потолок был гладким и белым, как в больнице.

— Миссис Кво, скажите, миссис Пассед давно интересовалась судьбой дочери? — голос мистера Паппета звучал размеренно и спокойно, с едва уловимыми нотками сарказма.

Этот мужчина всегда был уверен в себе. Точно знал, что окружающие будут поступать так, как он того пожелает. Так или иначе.

Александра стиснула пальцы в кулаки. Ей совершенно не нравилось, что ей вертят, как хотят. Это место пропахло гнилью, как и подвал отцовского дома. Здесь было чисто и светло, и отовсюду несло страданием и смертью. Но этот человек предоставлял шанс добиться желаемого, и упускать этой возможности она не собиралась.

— Ни разу с момента подписания договора, — тихо ответила миссис Кво, от прежнего звенящего возмущения не осталось и следа, — но позвольте…

— Приоритеты, миссис Кво, — прервал ту мистер Паппет. — Все мы действуем в интересах организации и следуем намеченному курсу для достижения поставленных задач. Согласитесь, всё не напрасно, мы извлекли столько полезного из этого маленького эксперимента с перепиской. А теперь, будьте так любезны, перепишите это письмо. Пусть в нём фигурирует озеро и фея, исполняющая желания. Возьмите строки из старого личного дневника, как обычно. Короткой записки будет достаточно.

— Я вас поняла…

Звук шагов сменился хлопком двери.

— Что ж, дело за тобой, Саша.

— Не называйте меня так, я уже не маленькая девчонка, — Александра села прямо и подняла взгляд на мистера Паппета.

И хоть смотрела она весьма недружелюбно, лицо того осталось непроницаемой маской. Невозможно было сказать, что у него на уме. Нейтральная улыбка, спокойный взгляд, слегка расслабленный вид. Невозможно было предположить, никак не прочитать. Как же сильно это раздражало.

— Мой брат, я действительно получу опеку?

— Мы же это уже обсуждали. Выполнишь моё поручение, пробудешь здесь какое-то время, а потом я решу этот вопрос, и вы непременно воссоединитесь.

— Хорошо, — Александра поднялась на ноги и одёрнула кофту, — где мне искать вашу Прядущую сны?

— О, не стоит так её называть, Саша.

«Показалось, или этот ублюдок усмехнулся?»

— Обращайся к ней по имени. Саманта. Запомнила?

— У меня нет проблем с памятью, и вы постарайтесь не забыть, что пообещали, — тихо произнесла Александра.

— Скоро обеденное время, не сомневаюсь, что ты найдёшь её в столовой, но прежде я хотел бы сделать фото.

— Зачем? — ощутив укол неясной тревоги, резко поинтересовалась Александра.

— Для коллекции, — пояснил мистер Паппет. — Я делаю фото всех необычных воспитанников моего приюта. Ты ведь задержишься здесь ненадолго. Возьми, — тот протянул ей карту с дамой червей.

Александра неохотно взяла карту, покрутила в руках, но ничего необычного не обнаружила. Зажав между пальцами, она прикрыла той плотно сжатые губы и устремила взгляд в объектив. Камера издала тихое жужжание.

— Вот и всё, — сообщил мистер Паппет. — За дело, Красная королева.

Александра не стала комментировать данного ей прозвища. Оставив кару на столе, она направилась в столовую.

В небольшом помещении было не так уж и людно. Вероятно, обед подходил к концу. Саманту она узнала сразу же. Кукла, что принёс с собой мистер Паппет, была разительно похожа на оригинал. Стройная девушка с собранными в хвост волнистыми волосами в неброском платье стояла с подносом в руках в очереди у моечной.

Александра дождалась у двери, пока та оставит грязную посуду и направится к выходу.

— Саманта? — окликнула она, когда та прошла мимо.

— Мы знакомы? — негромко поинтересовалась Саманта, обернувшись.

— Нет, но это и не к чему, — отмахнулась она и, поймав на себе удивлённый взгляд, усмехнулась. — Я здесь новенькая, и мне бы хотелось увидеть фею, исполняющую желания. Покажешь мне её?

— Боюсь вас расстроить, но это просто местная сказка, — вежливо ответила та.

Всё в ней было таким опрятным, скромным и правильным. Чем-то она напоминала тех чопорных леди из старых фильмов. До тошноты идеальных, соблюдающих этикет и нормы приличия.

— Я бы взглянула, вдруг мне повезёт.

— По легенде фея живёт в том пруду, — Саманта указала на поблёскивающую на солнце воду. — Только будьте осторожны: берега глинистые и скользкие, а мостки старые и шаткие. К сожалению, я не могу проводить вас, у меня начинаются дневные занятия.

— Я думаю, ты составишь мне компанию, — Александра подхватила ту под локоть и наклонилась к её уху. — Если конечно, не хочешь, чтобы миссис Кво узнала о твоих письмах.

Всего на секунду во взгляде Саманты промелькнуло волнение. Лицо же осталось непроницаемо спокойным.

— Я выделю вам несколько минут, — отозвалась та. — Нам туда, — Саманта уверенно шагнула вперёд, увлекая её за собой.

Всё в этой девушке раздражало: манеры, речь, сдержанность и эта бестолковая смелость. Как славно было бы увидеть, как милое личико той исказится от гнева или ужаса. И она бы увидела, будь у неё на то время. Вот только времени не было.

Они неспешно спустились к озеру. От воды тянуло прохладой. Бледные лучи солнца, казалось, тонули в глубине. От этих холодных тёмных недр веяло опасностью и страхом, как от двери подвала. Александра невольно запнулась, и Саманта поддержала её за локоть.

— Это озеро красиво летом, не кажется таким холодным и пустым. Вода голубая и прозрачная, не такая тёмная и тревожная. Мы можем не подходить ближе, ведь кроме рыбы там ничего нет, — Саманта смотрела на поверхность воды с какой-то едва уловимой тоской во взгляде. — Рыбы и костей, — тише добавила та.

Александра невольно вздрогнула и, выпустив её руку, сделал шаг назад. Всего на секунду она ощутила исходящую от этой девушки угрозу.

«Нет, медлить нельзя ни минуты».

Александра резко вскинула руки и с силой толкнула Саманту. Та удивлённо моргнула, оступилась и соскользнула в воду. Раздавшийся всплеск был неожиданно тихим. Александра упала на колени в холодную мокрую глину и упёрлась руками Саманте в плечи.

— Умоляю, не надо, — тихо произнесла та и ухватилась за её запястья, — я ведь им обещала…

Не было на её лице ни гримасы злобы и ненависти, ни ужаса, только лёгкая растерянность. Александра крепче сжала её плечи и с силой надавила вниз. Холодная вода плескалась у лица. Тонкие пальцы неожиданно крепко сжимали её запястья.

Волнистые волосы покачивались в воде. Александра не видела ничего, кроме этой массы волос и темноты, глядящей на неё из недр озера. На минуту ей стало страшно, что она и сама сейчас соскользнёт в ледяную пучину и останется там навсегда, но борьба длилась недолго. Хватка на её запястьях ослабла, и поверхность озера вновь выровнялась.

Александра разжала окоченевшие пальцы и отшатнулась от кромки воды. Бледное лицо в ореоле волос медленно исчезало в темноте. Оно так и осталось ровным, не искажённым болью или ужасом. Распахнутые глаза смотрели сквозь неё.

— Видишь, Саманта, фея исполнит желание, — хрипло прошептала Александра, — нужно только принести в жертву чьё-то ещё.

Джаспер уже несколько минут рассматривал тряпичных кукол на прилавке. Все те были не лучшего качества. Сшиты небрежно и неумело. Ни изящества, ни качества. Ширпотреб.

В лавке пахло дешёвым табаком. От этой вони свербело в носу, а во рту образовался мерзкий привкус. Наконец он выбрал одну со светлыми неопрятными косами, расплатился и вышел на улицу.

В машине сидела девочка лет шести с такими же светлыми лохматыми косами и нервно теребила край своего сарафана. Джаспер неторопливо подошёл и открыл дверцу.

— Элизабет, эту куклу тебе передала мама, — он уронил куклу той на колени. — Береги её до вашей следующей встречи, хорошо?

Девочка вскинула на него испуганные широко распахнутые глаза, подхватила куклу и прижала к груди. Затем молча неуверенно кивнула.

— Молодец, Элизабет, хорошая девочка, — улыбнулся он.

На фото юная девушка держала в руках нотную тетрадь и изрядно потрёпанную тряпичную куклу. Глаза игрушке заменяли несуразно большие пёстрые бусины. Элизабет широко улыбалась.

Джаспер коснулся пальцами надписи под снимком: «Куколка Лиззи». Других сокровищ от той не сохранилось.

Неделя выдалась на редкость дождливой, и пятница не отличилась. Дождь лил с утра, лужи хлюпали под ботинками, капли барабанили по зонту. Миссис Пассед уехала сразу же, как подписала документы. На вид девочке было не больше восьми. Полы короткого пальто трепал ветер. Саманта стояла под карнизом, с которого лилась вода, и тревожно осматривалась по сторонам. Однако не похоже было, чтобы её беспокоили дождь и осенний ветер.

— Саманта, — негромко позвал Джаспер, — ты кого-то ищешь?

— Карл, мой брат, его здесь нет, — голос той прозвучал неожиданно спокойно и уверенно.

Похоже, её не пугали незнакомые люди и отсутствие матери, что уехала недавно, оставив её одну.

— Боюсь, его здесь нет, — заметил Джаспер.

— Мама сказала, меня отвезут в больницу, и мы какое-то время не увидимся. Я хотела бы попрощаться с ним, — подняв на него взгляд, попросила Саманта.

— В ближайшее время не выйдет, — покачал он головой, — но ты можешь написать ему письмо. Хочешь?

— Да, — уверенно отозвалась та.

На фото в альбоме Саманте было уже пятнадцать. Строгое платье с высоким воротничком, прямая спина, опрятно уложенные волосы. Поразительно, как умело та справлялась с непослушными вьющимися прядями. На коленях у неё лежал незаконченный ловец снов. В переплетении молочно-белых и бежевых нитей, затерялась чёрная. Вплетённая в узор ближе к центру, та свободно свисала вниз. Надпись под снимком гласила: «Прядущая сновидения».

Водитель остановил недалеко от ворот храма. Фестиваль был в самом разгаре. С пёстро украшенной улицы доносились отзвуки музыки. Пахло выпечкой и совсем немного морем. Мальчишке, сидящему на скамейке, было на вид не больше шести. Из растрёпанных рыжих волос виднелись пушистые лисьи уши. Ободок съехал в сторону, но ещё держался на голове.

Ссадины на лице сразу же бросались в глаза. Левый глаз припух, наливался крупный синяк. Разбитые губы взялись корочкой. В покрытых синяками руках, мальчишка крепко сжимал треснувшую карнавальную маску лисы.

Джаспер неторопливо подошёл и медленно опустился на корточки напротив лавки. Мальчик поднял на него взгляд. Вопреки ожиданиям, тот не плакал и не был напуган. Во взгляде пронзительно голубых глаз читалась только сильная усталость.

— Лан, верно? — поинтересовался Джаспер.

Тот кивнул.

— Хочешь, я отведу тебя домой?

— Меня там не ждут, — тихо ответил тот.

— Тогда пойдём в другое место, — Джаспер протянул руку, — уверен, там ты обязательно найдёшь себе верного друга.

С минуту Лан устало смотрел на его ладонь, а потом ухватился за кончики пальцев.

— Пожалуйста, заберите меня, — тихо произнёс тот, крепче сжав карнавальную маску.

Маска, скрывающая лицо Лана на фото, была целой. Он стоял, выпрямив спину и расправив плечи. В позе не ощущалось скованности или тяжести. Джаспер поднял взгляд на картину на стене. Снег на вершинах гор искрился под солнцем. При лёгкой внешней небрежности та наталкивала на мысли о завершённости. Он взял ручку и вывел в пустом окошке под снимком: «Солнечный лис».

С фотографией Лана соседствовала другая. Дазай на той был ещё мальчишкой. Лицо его скрывала безэмоциональная белая маска. И лишь в глаза плескалась тревога. Джаспер хорошо помнил, как выводил под снимком «Безликий».

— Все эти дети особенные, они многое привнесли в наше общее дело, их вклад трудно переоценить, — негромко произнёс он.

— Все эти дети мертвы, мистер Паппет, — сухо отозвалась миссис Кво. — Мне уже давно сложно стало понимать ход ваших мыслей и приоритеты.

— Один ещё жив, — улыбнулся Джаспер, рассматривая белую маску на фото, когда та вышла и закрыла за собой дверь. — И мне бы очень хотелось увидеть итог.