Предсказательница (джен)

Глен выругался, стряхивая с серпа стеклянную крошку:

— Самая подлая тварь, которую я видел, — он увернулся от призрачного щупальца, вылетевшего из обсидианово-черного шара предсказательницы, поскользнулся и упал на пол, чудом не разбив лютню.

Тем временем Стэнли попыталась ослепить шар сиянием своего посоха, но свет отразился от поверхности артефакта, и все на мгновение ослепли от яркой вспышки.

Глен услышал звук тяжелого меча Маргаса, лишь царапанувшего бок стеклянного шара. Осмонд также атаковал мечом на ощупь и, кажется, промазал — раздался свист разрубаемого воздуха и скрежет камня.

Шар не промахнулся — а, накопив звук ударов двух мечей о стекло, вернул его в тройном размере дьявольским визгом.

Артефакт открылся, из щели вылетела колода гадальных карт, и Глен понял, что сейчас произойдет. Он инстинктивно прикрыл голову руками и лютней, в нее тот час же впились три карты. Еще одна врезалась в запястье, две — в икры.

Все было намного хуже, чем обычно. А обычно было вполне ужасно.

Глен тряхнул головой, попытался оттолкнуться от пола порезанной рукой. Пальцы задели какой-то бумажный сверток, он схватил его, помня, что иногда в Подземельях на полу валяются редчайшие манускрипты, и поднялся на ноги, зажимая рану.

— Он предсказывает наши движения, блокирует все атаки и возвращает их нам… — процедил Маргас, пытаясь выдрать карту из сочленения в доспехах.

— Давай проверим, — Осмонд, покачнувшись, занес меч.

Стэнли, согнувшись пополам, прошипела:

— Бежать надо, идиоты, — между ее пальцев, прижатых к животу, сочилась кровь.

Глен был с ней согласен — у них не было шансов на победу, были шансы только на бесславную смерть.

Но ему показалось, что он увидел в щели, из которой неслись карты, смутно знакомое лицо. И чтобы убедиться в том, что глаза его не обманывают, он был готов рискнуть жизнью. Поэтому он протянул Стэнли бинт и приготовился уворачиваться от атак.

— Просто бейте вполсилы, — крикнул он, надеясь, что Осмонд и Маргас его услышали.

Стэнли применила чары исцеления ко всем, и микроскопические трещины на шаре тоже затянулись.

— И чары он тоже ворует, но не возвращает их нам, — констатировал Глен, нащупывая струны лютни. — Битва будет бесконечной.

Воодушевляющая мелодия уже не могла повредить, урон она не наносила, но…

— Черт, монстр воодушевится тоже, — слишком поздно сообразил Глен, сыграв первый аккорд.

Осмонд ударил его по руке:

— Прекрати, он и так ударит в два раза сильнее, — он указал на золотую дымку, окутавшую шар. — И мы, а это значит, что…

— Любой удар вернется нам втройне.

— Тогда ты можешь надеяться только на свою ловкость, наши доспехи выдержат еще одну атаку.

Осмонд легко ткнул шар острием меча, Маргас промахнулся, призрачные щупальца вспыхнули золотом с красноватым отливом и ударили не так сильно, как в прошлый раз, а звуковая волна была и вовсе не громче нытья пятидесяти комаров-вампиров.

— Наше предположение верно, но так мы просто не умрем чуть подольше, — толкнул Глен Осмонда.

— Надо подумать, — согласился Осмонд.

— Если будет время для подумать, — Маргас указал на открывшуюся щель в шаре, — сила этой атаки не зависит ни от чего.

— Отступаем, — приказал Осмонд, когда карты полетели на них с оглушительным свистом, сверкая заточенными краями.

Глен подпрыгнул выше смертельного потока карт, прицелился внутрь шара и воткнул бы серп в грудь сидевшей там девушки, если бы она не подняла на него совершенно безумные глаза, наполненные тьмой и жаждой крови. Его рука дрогнула, он повалился на бок и побежал за товарищами, скрывшимися в соседней пещере.

— Марибель, надеюсь, ты все же была неплохой предсказательницей, — прошептал Глен, кривя губы.

Подземелья давно его научили, что справедливости в мире нет, а сюрпризы бывают только неприятные, но в этот раз он получил очень неожиданный и немного приятный подарок — возможность разгадки тайны, почему прекрасная Марибель как-то набросилась на него с ритуальным кинжалом. Вот только как распорядиться этой радостью?

Пока Осмонд и Маргас разжигали костер, Глен сидел в тени, закрыв глаза и полностью отрешившись от их разговоров. Он прокручивал в голове трехминутную встречу с темноволосой и синеглазой красавицей, подошедшей поближе к сцене на сельской ярмарке.

Глен тогда доиграл последний аккорд, она ему смущенно улыбнулась, отчего на щеках появились очаровательные ямочки. Глен спрыгнул с помоста, отметив, что дочь распорядителя их балагана сегодня набрала в толпе зрителей намного больше денег, чем обычно, и с трудом тащила тяжелую шляпу.

И в этот миг его что-то ударило под дых, по подбородку потекла горячая кровь. Кто-то закричал:

— Марибель!!! Что ты…

А Марибель наклонилась над Гленом и прошипела с искаженным лицом, обращаясь определенно не к нему:

— Теперь погибель минует тебя, моя богиня.

В этом зловещем шепоте не было ничего человеческого, так, наверное, звучит холодный ветер в звездном небе, когда бьется об острия звезд, а они звенят как хрустальный бокал.

Глен тогда чудом выжил — распорядитель балагана, Клод, был хитрым малым и тем еще пройдохой, но своих не сдавал. Когда на следующее утро местная община потребовала у него выдать ужасного преступника, покусившегося на честь невинной ясновидящей Марибель и осквернившего ее слух развратным предложением, он лишь развел руками:

— Мы уже сожгли труп, еще вчера, — и пнул вздумавший застонать ковер под ногами, громко закашлялся и махнул рукой в сторону огромного кострища на опушке леса.

«Значит, она или нечто хтоническое в ней было уверено, что я — ее погибель. Меня называть богиней не стало бы даже древнее и подслеповатое чудовище или демон. Интересно получается, уж не про Подземелья ли было ее предсказание», — Глен потянулся, в кармане захрустели бумаги, и он развернул сверток, вглядываясь в ровные буквы на первых листах самого настоящего дневника с подписанными датами. Чем позже, тем неразборчивее становился почерк, сливаясь в конце в частокол точек и черточек, ничем не напоминавших известные Глену буквы.

— Эй, ты там умер, что ли? — толкнул его Осмонд. — Мы тут стратегию обсуждаем, между прочим.

— Хорошая стратегия, я одобряю, иначе я бы возразил, — пробормотал Глен и ухмыльнулся: — Я все слышал, хочешь, повторю дословно? Расчет на то, чтобы дождаться ее приема с картами, ударить предсказательницу в сердце, и если нам повезет, она умрет сразу. Если не повезет, ждем следующий заход.

— Хм-м-м, — протянул удивленный Маргас. — Но ты же клевал носом над грязными бумажками.

— У меня много талантов, некоторые из них скрыты даже от меня, и это к лучшему, поверь, — лицо Глена, сейчас не спрятанное под маской шута, исказила гримаса, пугавшая даже крепких духом воинов. — Но не будем обо мне. Давайте я лучше расскажу вам воодушевляющую сказку про нашу гадалку? Это ее дневник еще до превращения, но читать вслух было бы скучно.

Он достал из-за спины лютню и под перебор струн начал повествование:

Однажды в тихой горной деревне родилась красавица Марибель, добрая, кроткая и ласковая, как весенний ветерок, красивая, как восход солнца в нежно-розовом небесном перламутре, мудрая не по годам и наделенная даром божественного предсказания — не просто говорить о предназначенном, а помогать избежать любой напасти, направив человека по иному пути.

Дар ценили в ее общине, нет, не просто ценили, ей поклонялись. Деревня процветала, болезни излечивались во мгновение ока — и все благодаря Марибель, чье слово очень быстро стало законом.

И сама Марибель тоже поверила всем сердцем в свою непогрешимость и справедливость, а потом случилось то, что и бывает с теми, кто возомнил себя богом. Всегда найдется сила, которая сыграет на его тщеславии и даже даст иллюзию всемогущества.

Однажды Марибель приснился сон: караван повозок неспешно едет через деревню, опуская пыльный занавес на дорогу, колесо наезжает на булыжник, повозка подпрыгивает, и из нее на траву падает черный кувшин, расписанный красно-золотыми узорами.

Марибель подходит к нему, берет в руки, обсидиановый бок трескается, и ее слуха ласково касается чарующий голос, признающий ее великой провидицей, мудрейшей и красивейшей из всех живущих. А ее руки обвивает черная лента блестящего искрами серебряных звезд тумана, теплая и пушистая.

Еще мгновение — и руки Марибель покрываются такими же трещинами, как бок кувшина, рассыпаются в прах, и Марибель просыпается от собственного крика. А в ее сознании появляется картинка, как она берет кувшин щипцами и опускает в плавильную печь. Заключенное в глиняном сосуде прекрасноголосое существо умирает в муках.

Но она не вняла предупреждению и не последовала верному пути — слишком изящны были узоры на кувшине, слишком красив и прелестен звавший ее Голос, и лишь она могла его спасти.

С тех пор она, очарованная, следовала любому совету Голоса, пока наконец не вернула его туда, куда он стремился — в Подземелья.

— Очень воодушевляющая сказка, — саркастично фыркнула Стэнли.

— Конечно, воодушевляющая, она говорит нам, что у нас все не так уж плохо, — улыбнулся Глен. — Мы не на ее месте, ей не повезло наткнуться на ее Голос, она уже умерла и сожрана захватившей ее разум сущностью. Хотя мораль, конечно, подкачала…

— Да и бог с ней, — зевнула Стэнли.

Глен был с ней полностью согласен, перед боем надо было выспаться, а не размышлять о несправедливости жизни и смерти, вреде любопытства и наивности, последствиях неверных выборов и губительности самомнения, невежества и самонадеянности.

Утром, когда они вошли в пещеру с шаром, тот как будто поджидал их и засиял алыми всполохами, стоило им подойти ближе. Вспышки складывались в ленты, ленты завязывались в причудливые ромбы и круги.

— Краси-и-ивые, — с восторгом выдохнула Стэнли и тут же осветила их сжигающим огнем из своего посоха. — Вот тварь, так и очаровывает! Новый прием придумал!

Маргас ударил шар мечом, чуть коснувшись стеклянного бока, Глен покачнулся от экранированной шаром ударной волны и уклонился от потока тепла. Он сдвинул маску на лоб и перехватил кинжал, ожидая, когда обсидиановый бок раскроется.

Осмонд взял меч за ножны, собираясь оглушить предсказательницу после приема Глена.

Шар распахнулся, как будто огромная лягушка раззявила пасть, Глен подпрыгнул, врезался в поток карт, усмехнулся в лицо Марибель и вонзил кинжал ей в сердце. Она взвигнула, как банши, и протянула к нему скрюченные окровавленные пальцы.

Створки схлопнулсь, едва не отрезав ему руку. Осмонд выругался — ему не удалось оглушить провидицу.

— Еще раз, — скомандовал Маргас.

И еще, и еще… На третьем заходе Глен был уверен, что окровавленная Мерибель и покрытый мхом пол Подземелий станут последним, что он увидит в этой жизни. Но вновь занес серп, вновь злорадно улыбнулся Мерибель, вновь ударил ее в грудь.

И створки не захлопнулись. Провидица наконец узнала его, паника и страх отразились на ее лице. Секундного замешательства Осмонду и Маргасу хватило, чтобы проткнуть ее мечами, и она развеялась в прах, совсем как в ее пророческом сне.

— Мы ее уничтожили, — огласил Осмонд очевидный результат и пнул окровавленные и запыленные осколки шара острым носком сабатона.

— Продуманная стратегия творит чудеса даже в подземельях, — подвел итог Маргас.

Глен промолчал, не желая лишать соратников той веры, которая держала их разум на плаву, — веры во всемогущую стратегию и тактику.

В Подземельях господствовал только случай. На вторых ролях были надежда и присутствие духа — Марибель утратила самообладание, увидев лицо Глена и узнав того, кто должен был положить конец ее жизни.

Ее вера в свое предсказание сыграла с нею злую шутку, такую же рано или поздно с Гленом и товарищами сыграет их собственная вера, истинная или нет, когда она рано или поздно будет растоптана в прах. Но сегодня этого не произойдет, и это уже победа, а заглядывать далеко в будущее быстро отучается любой, зашедший в Подземелья.