Пять раз, когда Освальд Кобблпот нарушал личные границы (джен)

Питер поднялся навстречу из-за столика в открытом кафе.

— Барбара, как хорошо, что вы пришли!

— Здравствуйте, — произнесла она, рассмеявшись, когда он взял её руку в свои и поклонился по-джентльменски, прямо как в кино. От него пахло свежей выпечкой и смогом. — Друг Джима — мой друг, и всё такое, знаете.

— Благодарю, благодарю. — Он сжал её руку крепче. — Для меня честь называться не только его, но и вашим другом тоже. Правда.

Очарованная его манерами, она снова рассмеялась:

— Ну, не знаю, «честь» — это всё так серьёзно... о, нет. Пожалуйста, не стоит! — проговорила она, когда он, так и не отпустив её руку, проковылял вокруг столика, чтобы отодвинуть для неё стул. Представить страшно, какое несчастье могло так исковеркать человеку ногу. Питер с неохотой вернулся к своему стулу, но сел только после неё. — Я так рада, что вы позвонили. Жаль, что вы тогда не остались хотя бы выпить чаю. Джим, он... да. — Она пожала плечами, надеясь, что улыбка не дрогнула. — Я в последнее время за него волнуюсь. И за его... за его работу тоже.

Губы Питера сжались в тонкую линию, и он покивал:

— Он бы не обрадовался, если бы узнал о нашей встрече.

— У него неприятности? — Барбара подалась вперёд, вперив в собеседника напряжённый взгляд. — Питер, прошу вас. Скажите мне.

Воровато оглядевшись, тот подался ближе.

— Я собираю для него информацию о неких сомнительных личностях. Дело и правда опасное, — сказал он, и её лицо омрачилось, — но Джим — хороший человек, Барбара. Правда очень хороший. И он делает важное дело.

Да, это на её Джима похоже, такого Джима она знает и любит. Он всегда старался поступать по совести — ещё до того, как пошёл работать в полицию. Убийство? Барбара представить не могла, чтобы он совершил нечто настолько ужасное. Откуда бы Монтойя ни узнала о бедном Кобблпоте, это точно была какая-то ошибка.

— Прошу, только не думайте, что он вам не доверяет, — добавил Питер. — Уверен, всё это только для того, чтобы вас защитить.

— Защитить от чего?

— Я... боюсь, этого я рассказать не могу. — Когда она стала отодвигаться от стола, Питер схватил её за руку. Его пальцы, что минуту назад были такими тёплыми, теперь стали похожи на липкие паучьи лапки. — Нет, прошу вас! Я обещал Джиму.

— Теперь вы прямо как он! — воскликнула Барбара и, подхватив сумочку, оттолкнулась от стола. Она столько раз пыталась уговорить Джима открыться ей, и он даже почти поддался, но может, всё-таки не стоит так давить? Мало говорить, что у них доверительные отношения, надо наконец и начать доверять.

— Иногда любимым приходится лгать, чтобы их защитить, — проговорил Питер, оглянувшись на дорогу. Когда она попыталась встать, он сжал её руку крепче. — Конечно, я не имею в виду, что он вам прямо-таки лжёт, вовсе нет. Максимум, умалчивает о чём-то, не раскрывает всех секретов. Ради вашего с ним блага.

Барбара раздражённо обернулась посмотреть, куда глядел Питер. Всё выглядело совершенно нормально. Пара влюблённых у окна кофейни, три женщины с полными сумками выходят из-за угла, несколько офисных работников в дорогих костюмах спешат попасть домой дотемна, у фонаря какой-то бездомный просит милостыню ... Абсолютно ничего подозрительного.

— Вам страшно, — медленно произнесла она.

Питер внезапно и резко засмеялся:

— Страшно? Естественно! Если бы вы только знали Джима... но нет. — Покачав головой, Питер отпустил её руку и решительно откинулся на спинку стула. — Джим должен помочь городу, а моя задача — помочь ему. Ваша же задача, — с нажимом сказал он, — ваша задача — позволить ему это сделать.

— Но...

— Нет! — перебил её Питер. Но тут же, заикаясь, добавил: — Я прощу прощения, извините меня. Пожалуйста, не уходите.

Барбара сложила руки на груди.

— Скажите, зачем вы на самом деле мне звонили.

— Да, да, конечно. Ещё раз простите меня. — Прочистив горло и расправив плечи, он подал знак одинокому официанту. — Позвольте купить вам чего-нибудь горячего. Тут становится прохладно.

— Спасибо, не стоит.

— Прошу вас, — настойчиво, со старательной честностью сказал Питер, и когда подошёл официант, предложил: — Что-нибудь вкусное. Хотите мокко? — Он быстро кивнул сам себе. — Да, принесите мокко. Спасибо. — Затем проводил взглядом официанта, дождавшись пока тот не отошёл на достаточное расстояние, и снова повернулся к ней. — Поймите, Джим лишь пытается сделать, что в его силах, чтобы помочь Готэму. Я хочу того же. Это ведь мой дом!

Вопреки себе, Барбара смягчилась. И призналась:

— Я не знаю, как его поддержать.

Призналась куда с большей готовностью, чем признавалась самой себе.

— Такой хороший человек, — повторил Питер, натянуто улыбнувшись, — но иногда такой упрямый, упёртый... — Он нарочито огляделся по сторонам и склонился ближе, заговорщически прошептав, прикрывая рот ладонью: — ...как осёл!

— О да! — Смех немного облегчил тревогу, сжимавшую ей сердце. — Вы с ним только лишь работаете, представьте, каково приходится мне!

— Ох, иногда он просто... — усмехнулся Питер, сморщив нос.

— Завтракает кофе, обедает какими-то хот-догами. Честное слово, заметь он на тарелке овощ, то схватился бы за пистолет.

Питер зашёлся смехом:

— Наверняка! — Он выставил указательный палец и нацелил его на стол. — Бам!

Расслабленно откинувшись на спинку, Барбара покачала головой и улыбнулась:

— А вы неплохо его знаете.

— Да, — посерьёзнев, ответил Питер. — Ту его половину, которая вам не видна. Но если вы мне это позволите, я помогу вам её понять и принять, даже если он сам никогда вам её не покажет.

«Никогда» — это очень долго, и по правде говоря, Барбара пока не была готова опустить руки. Подошёл официант и поставил на стол дымящуюся чашку с печеньицем на блюдце. Она взяла печенье — это было её любимое, имбирное — и стрельнула глазами на Питера. Тот лишь пожал плечами, довольно приподняв уголки губ.

— Я не против, — ответила Барбара, и откусила от печенья.

* * *

— Здравствуйте, — поприветствовал Брюс человека, одиноко стоящего на его крыльце. Тот был одет в хороший, но довольно вычурный костюм и стоял, немного вывернув правую ногу. На подъездной дорожке не было видно припаркованной машины, как и за воротами — такси. — Вы пришли пешком?

— Вы, наверное, Брюс, — произнёс человек и протянул руку. — Меня зовут Питер, я друг Джима Гордона.

Его рука была длинной и худой, под стать лицу, и хоть кожа и не ощущалась мозолистой, но была сухой на ощупь, словно он много работал руками. И он явно был не из полиции.

— Рад познакомиться. Чего вы хотите?

— Чего я хочу! — восторженно воскликнул Питер, прижав руку к груди. — Знаменитая щедрость Уэйнов!

— Сюда очень долго добираться пешком, можно было просто позвонить, — рассудительно сказал Брюс.

— О нет, никак нельзя! — зашептал Питер, несколько театрально подавшись вперёд. На Брюса пахнуло резким запахом тушёных помидоров и немытых волос. — Видите ли, есть люди, которым очень выгодно...

— Ты! — рявкнул Альфред, широким шагом пересекая фойе. Питер отдёрнулся прочь и замер в его тени, бледный как привидение. — Какого чёрта ты здесь делаешь?

Питер, заикаясь, проговорил:

— Я-я всего лишь хотел...

— Думаешь, мне не плевать, чего ты хотел? — Альфред выставил руку, отрезая Питера от него и отгоняя Брюса вглубь дома. Брюс вздохнул. Он уже семь раз просил Альфреда перестать грубить гостям — не каждый, кто приходит без приглашения, обязательно враг... Селина Кайл не появлялась уже несколько недель. Он понимал, что Альфред нервничает. Не каждый день тебе на плечи падает такая ноша — растить ребёнка. — Убирайся отсюда сейчас же.

Питер, спотыкаясь, пятился вниз по ступеням, подняв перед собой ладони.

— Сэр, пожалуйста! Я-я друг детектива Гордона. Я...

— Ну да, конечно. — Альфред развернулся и наставил на Брюса палец: — А вы — домой, быстро!

— Альфред, — бросил Брюс укоризненно.

— Сейчас же!

Брюс медленно отступил назад, отсчитав одиннадцать с половиной шагов. Как только Альфред отвернулся обратно к гостю, Брюс сразу остановился. Окно в серой гостиной отлично подойдёт для подслушивания, оно как раз рядом с подъездной дорожкой, и если его открыть, голоса не будут искажаться эхом, как в фойе, однако из оранжереи лучше видно: окна не загораживают кусты. Учитывая тягу этого Питера к таинственности, вряд ли получится подслушать что-то интересное. А вот если хорошо запомнить его внешний вид, это поможет или найти его, или хотя бы расспросить о нём детектива Гордона.

Определившись, Брюс помчался в холл. К тому времени как он достиг оранжереи, Альфред с Питером уже были на полпути к воротам, и Брюс остался доволен своим решением: они были так далеко от главного входа и так близко друг от друга, что из окна гостиной он бы ничего не услышал. К тому же сверху было лучше видно.

Питер говорил быстро, резко жестикулируя. Скорее страстно, чем в панике; о чём бы этот человек ни говорил Альфреду, он явно верил в свои слова. И так же ясно было, что Альфред, в свою очередь, ни на грош не верит ему. Возможно, Брюс ошибся, думая, что Альфред незнаком с этим человеком. Сложно сказать, где и как они могли познакомиться, но что-то в том, как Питер старался показать себя маленьким и уязвимым, но в то же время не отходил слишком далеко, иногда даже почти касался его... это было необычно. Как будто он был уверен, что если Альфреда не провоцировать, тот его не тронет. Для этого надо знать человека лично и довольно близко.

Брюс усомнился в своих логических выкладках уже через мгновение: Питер беспомощно взмахнул рукой, гравий полетел из под ног, и его вторая рука оказалась вывернута в захвате. Врезавшись спиной в грудь Альфреда, он замер. Брюс нахмурился, видя, как тот склонил голову и что-то сказал ему на ухо, спокойно и тихо. Читать по губам Брюс не умел. Он взял себе на заметку поучиться, а пока лишь прищурился, безуспешно пытаясь уследить за едва заметными движениями губ Альфреда и куда более экспрессивными — Питера. Пару раз ему показалось, что он разобрал имя детектива Гордона, хотя, возможно, это оттого, что ему очень хотелось узнать больше про смерть родителей, а настойчивое расследование детектива Гордона — единственное, что давало ему надежду.

Когда они закончили разговаривать, Брюс прижался ближе к стеклу. Оно тут же запотело, и он задержал дыхание, но стоило Альфреду грубо встряхнуть Питера, рассыпая гравий на газон, он резко выдохнул.

— Альфред! — крикнул Брюс, ударив ладонью по стеклу. Но его голос заглушил куда более громкий вскрик Питера.

Брюс кинулся к фойе, проскальзывая в носках по паркету.

— Альфред! — крикнул он снова, выбежав на солнечный свет. — Альфред, хватит!

— Я же сказал вам оставаться дома! — Руки крепко схватили его за плечи, резко остановив на второй ступеньке. — Пора бы уже научиться меня слушаться, мастер Брюс.

— Где он? — спросил Брюс, закрываясь ладонью от солнца.

— Я выставил его за ворота.

— Но...

Альфред присел на тахту, чтобы их лица оказались на одном уровне, и размеренно произнёс:

— Мастер Брюс, этот человек — вовсе не друг Джима Гордона.

— Ты его знаешь?

По тому, как Альфред на мгновение замялся и только потом ровно ответил: «Нет», Брюс понял, что тот не хотел в этом признаваться.

— Видал я таких, как он. Ему тут делать нечего.

Делать нечего — это по мнению Альфреда. Для него всё, что касается смерти родителей Брюса, — запретная тема.

— Понятно. Я хочу есть, приготовь, пожалуйста, обед.

Альфред вскинул брови, отчего его лоб пошёл глубокими морщинами.

— Вы хотите пообедать?

— Да, пожалуйста, — повторил Брюс.

— Ну что же. — Выпрямившись, Альфред поправил помявшуюся манжету. — Тогда мне стоит поторопиться, мастер Брюс.

Брюс улыбнулся:

— Спасибо, Альфред.

Когда Альфред скрылся в тёмноте коридора, Брюс кинул последний взгляд на подъездную дорожку. Желудок скрутило в тугой узел; не очень приятное ощущение, но и плохим его было не назвать.

Ведь теперь у него была зацепка.

* * *

Дверь открылась, и Освальд застыл на пороге, вдыхая неподвижный воздух квартиры, в которой жили Джим и Барбара. На пересечении Третьей со Спротт-стрит есть другая квартира, арендованная Джимом, но та одинокая пустая комнатушка — ему такой же дом, как полицейский участок. Здесь же вешалка у двери ждёт знакомое пальто, на прямоугольном комодике у стены царапины от его ключей, а в мусорном ведре банки из-под любимого пива Джима перемешались с пустой бутылкой из-под очень дорогого вина. Здесь Джим живёт.

Судя по лёгкому запаху чистящего средства, сегодня здесь была уборщица. Гостиная содержалась в идеальном порядке и выглядела как шоу-хаус, единственная интересная деталь в ней — это полное отсутствие в ней Джима. О, конечно же, комната ему нравилась, и он бы ни в коем случае не стал убирать с кофейного столика, скажем, эту выбеленную скульптуру, которая изображает что-то вроде совокупляющихся любовников, но Освальд так и видел, как меняется его лицо каждый раз, когда его взгляд случайно на неё натыкается. Вот он поднимается с дивана и, застыв на долю секунды, со снисходительной улыбкой качает головой. Барбара обожает стилизованные мягкие изгибы скульптуры, ради которых она её и приобрела, а Джим обожает, с каким удовольствием Барбара на неё смотрит.

Хорошо, что благодаря еженедельным встречам в кафе, она немного успокоилась. Пусть Барбара знает о работе Джима так же мало, как и до своего ультиматума — Освальд примерно этого от Джима и ожидал — но по крайней мере, теперь она перестала так на этом фокусироваться и больше жалуется на его диету. Это хорошо и для Джима тоже, потому что одиночество не для него, несмотря на то, как часто он пытается доказать обратное.

Холл оказался примерно таким же, маленькая комнатка по правой стороне — тоже. Пока что лишь лестница в какой-то мере отражала личность Джима: прочные металлические ступени, закручивающеся вокруг винтажного пожарного шеста, которые с размеренной уверенностью вели выше, выше. На втором этаже обычные домашние запахи чувствовались сильнее: тепло от недавно принятого душа и влажный хлопок полотенец, мыло и шампунь, и более тяжёлый аромат лосьона после бриться.

Освальд ожидал найти у раковины простое сменное лезвие, но вместо этого там оказалась целая полка с инструментами для ухода за кожей, и среди них — глянцево блестящая электробритва. Порывшись среди этого великолепия и переставив несколько пузырьков, он обнаружил полупустой флакон с пеной для бритья, видавшую виды бритву и несколько сменных лезвий. Освальд удовлетворённо улыбнулся своему отражению. Дорогая электробритва — подарок от Барбары. Как и со скульптурой, Джим снисходительно относился к причудам Барбары, но как и с напитками, оставался верен собственным вкусам.

Рабочее место Джима в участке, конечно, содержалось в порядке, но здешний стенной шкаф был организован прямо-таки со скурпулёзной тщательностью, как те неиспользуемые Джимом бритвенные инструменты; снова Барбара постаралась. Освальд задержал взгляд на ровной шеренге мужских костюмов слева, упорядоченных по цвету, потом перевёл взгляд на такие же ровные ряды платьев и прочей женской одежды. Работая на Муни, он хорошо выучил, что всё самое интересное всегда хранится в шкафичках, ящичках и на всевозможных потайных полочках. Крошечное кружевное бельё Барбары его не удивило, а вот глянцевый деревянный ящик, в котором оказались обёрточная бумага, затейливая стеклянная трубка со сменными фильтрами, а так же с несколько пакетиков с марихуаной — это было что-то. Находка предсказуемая, если учесть её профессию и социальный статус, — удивительно было то, что Джим либо терпел её привычки, либо не знал о них.

Чуть менее Освальда удивило, что он нашёл, обыскивая аккуратные ряды обуви и коробки за ними. В самом дальнем углу шкафа в коробке, заклеенной лентой магазина, были лыжные ботинки, и в мысок одного из них оказался засунут ещё пакетик, изнутри усыпанный белой пудрой, просыпавшейся из семи маленьких помятых капсул.

— Ох, Барбара, — пробормотал он и, поцыкав зубом, осторожно засунул пакетик обратно. Если Джим узнает, он будет очень, очень разочарован.

Аккуратно сложив всё как было, Освальд поднялся на ноги, повернулся на каблуках и прихлопнул в ладоши. Среди вещей Джима вряд ли найдутся грязные секретики, но поискать всё равно будет интересно.

* * *

— Ты! — взревел Харви, схватился за кривые перила и, одним махом перепрыгнув несколько ступенек, завернул за угол. Тусклый дневной свет едва проникал через узкое окошко, освещая лестничную клетку точно как перегоревшая лампочка ночью. Он ринулся к вертлявой тени у дверей своей квартиры. — Какого чёрта тебе здесь надо?

— Я только...

— Неважно, — поднял ладонь Харви. Послышался стук зубов — Кобблпот захлопнул рот. — Я вспомнил, что мне насрать. — Харви указал пальцем на лестницу: — Пшёл отсюда!

— Но мне нужно сказать вам кое-что очень важное! — заверещал Кобблпот. Харви попытался схватить крысёныша, но промахнулся буквально на пару сантиметров: тот вильнул вниз и в сторону, прыгнув к лестнице, по которой сюда поднялся. — Я понимаю ваш гнев, детектив. Поверьте!

— Ага, — протянул Харви, складывая руки на груди, — что-то я сомневаюсь. Давай проваливай.

Схватившись за перила, Кобблпот сделал шаг назад.

— Нами манипулируют. — Затем он умоляюще подался вперёд и понизил голос: — И некоторые из нас поддаются на эту манипуляцию лучше, чем остальные.

— Давай ты скажешь мне что-нибудь, что я не знаю. А лучше шевели ластами, пока я собственноручно не спустил тебя по лестнице.

— Я тоже скучаю по нему, детектив.

— Ух, надо бы тебя... — Харви отвёл кулак, замахиваясь. Однажды он уже запихнул этого слизняка в багажник. Пора бы искупать его ещё разок.

Кобблпот вскинул руки, закрывая лицо.

— Прошу вас, прошу, я могу помочь! — Отступая от приближающегося Харви, он споткнулся на лестнице и, замахав руками как ветряная мельница, проковылял ещё на несколько ступеней вниз. Стукнувшись спиной о стену, он всё продолжал верещать: — Мы с вами не такие как он! Мы знаем, как тут всё работает, знаем, как тут выжить. А он — нет! Он никогда не прогнётся, детектив. Даже окружённый аркхэмским безумием он будет стоять за свои принципы горой — пока политиканы не раскрошат его в порошок.

— Опять рассказываешь, что я уже знаю, — прорычал Харви, но внутри у него что-то сжалось, и он опустил кулак. Едва Джим у них появился, все сразу поняли, что в Готэме он не выживет. Чёрт подери, да один взгляд на его лицо — и Харви уже знал, что город его пережуёт и выплюнет как протухшую жвачку. Единственный, кто этого не видел, был сам Джим.

Последние пару ступенек Харви прошёл медленно и неторопливо, давая Освальду время хорошенько обдумать свои следующие слова.

— Не говоришь ты мне одного, — сказал он, склонившись так близко, что к затхлому подъездному запаху плесени примешалась маслянистая вонь кухни от страхолюдного освальдского костюма. — Что ты там себе в связи с этим напланировал.

Освальд лучезарно улыбнулся:

— Ничего.

Тут Харви впервые обрадовался, что Гордон не замочил Кобблпота на пирсе. Теперь можно будет собственноручно стереть с лица Земли эту гнусную сальную морду.

Улыбка Освальда стала елейной:

— Вы ведь ни разу к нему не зашли.

— Тебе какое дело, — прорычал Харви.

— Я знаю, что ему вас не хватает. — Освальд поморщился, когда Харви немного сдвинулся, но продолжил гнуть свою линию с дешёвой проникновенностью вокзальной шлюшки. — Конечно, Гордон чувствует себя неуверенно без поддержки напарника, без дружеского плеча, на которое привык опираться. Сначала от него отвернулась любимая девушка, а теперь и вы. Только будем честными, детектив... кто из вас двоих знает его лучше?

— Думай, что несёшь. — Не чтобы эта мысль не приходила на ум и ему... Чёрт, да он не раз прямо говорил Джиму — у них такая работа, что откровенничать с близкими людьми просто не выйдет, даже пытаться глупо. Но это неприятная правда, хотел бы он, чтоб было иначе.

— О, я ни в коем случае вас не сужу. Уж я-то точно нет. — Кобблпот прижал растопыренные пальцы к груди. — Но вы помните, что случилось, когда она однажды попыталась помочь. Боюсь, Барбара тут бессильна. Я имею в виду она не сможет помочь так, как нужно Джиму Гордону. Так... — он деликатно прикоснулся пальцами к пиджаку Харви, — ...как можете вы.

Харви медленно и угрожающе перевёл взгляд на освальдовы пальцы.

— Сходите к нему, — сказал тот, выпрямляясь в полный рост. И встретившись глазами с Харви, по стеночке двинулся в сторону выхода. — Вот увидите, я говорю чистую правду.

Стоило ему прикоснуться к ручке, как дверь с пронзительным скрипом открылась.

— О, прошу прощения, — рассыпался в извинениях Кобблпот, давая дорогу старушке Ханнис из 3Б. Та благодарно улыбнулась и, завозивышись со своим почтовым ящиком, смерила Харви любопытным взглядом.

— До скорого, детектив, — крикнул Кобблпот, выходя за дверь. — Передавайте Джиму мои наилучшие пожелания!

— Ну да, уже бегу, — пробормотал Харви себе под нос, следя, чтобы Кобллпот убрался окончательно и бесповоротно.

— Какой необычный посетитель, — произнесла за спиной Гарриет Ханнис, едва не спровоцировав у Харви сердечный приступ.

— Да нет, — откликнулся он, поднимаясь обратно по лестнице, — такой же как все. Сунул ему пару баксов, чтоб поскорее убрался.

Всего-то и хотел, что посидеть с пивом у зомбоящика... Но чёрт знает, куда Кобблопот успел сунуть свой клюв: теперь всю ночь придётся всё перепрятывать.

Харви толкнул плечом дверь квартиры, вынимая из кармана телефон.

— Бернат, это Буллок. — Он щёлкнул выключателем и внимательно оглядел квартиру, слушая ругательства Берната по поводу хреновины с двадцать второго склада, что им попалась на прошлой неделе. Словно это он виноват в том, что у Берната слишком потные ладошки. — Да-да, я весь киплю. Слушай, та деваха из богадельни, которая всё кричала про Аркхэм, у тебя есть её контакты?

* * *

— Полиция! — фыркнула Гертруда Капельпут, сидя на краешке дивана. Из тяжёлой косы, наполовину погребённой в кружеве её воротника, торчал седой пух. — Я не верю полиции. Никогда, ни за что не верю полиции.

— Мэм, — начал Джим, готовясь повторить сначала то, что он уже раз сказал, чтобы получить приглашение в квартиру.

— Мой Освальд — очень умный мальчик, — перебила она его, отхлебнув своего несладкого чая. — Только наивный. Слишком добрый. Много, много недель назад он сказал матушке, что нашёл человека, которому можно доверять. Полицейского! — Она пронзила его взглядом поверх щербатого золотого ободка своей чашки, прямо как Харви пронзал в допросной подозреваемых. Подбивая на чистосердечное.

— Я детектив Гордон, мэм. — Он снова указал на значок, на этот раз кладя его на стол рядом с нетронутым чаем. За время жизни с Барбарой он привык к дорогому китайскому фарфору, но сейчас всерьёз опасался, что хрупкая чашечка с поблёкшим рисунком может треснуть прямо у него в руках. Учитывая, какого труда ему стоило пересечь два метра между входной дверью и диваном, не хотелось поднимать мелодраму на новый уровень, случайно сломав семейную реликвию. — Мы познакомились в клубе.

Гертруда задрала подбородок.

— В клубе моего сына.

— Да, — глубоко вздохнув, подтвердил Джим, — в клубе вашего сына.

— Он сейчас встречается с дизайнерами, со множеством дизайнеров, — сказала она, мечтательно смотря вдаль. — Говорит, нужно украсить клуб. Он у него такой роскошный, но мой Освальд хочет сделать ещё лучше.

Джим опустил взгляд на свой значок и мысленно сосчитал до пяти. Застывшая улыбка на лице натянулась ещё немного.

— Это замечательно, миссис Капельпут, но...

— Он сказал, что вы так и не пришли.

— Я просто...

Она лишь отмахнулась:

— Многие не пришли, я знаю. Но вы! — Она вперила в него блестящий взгляд. — Он помогает вам, он делает вам одолжения, он даже лично, своими руками, передал вам приглашение. Он зовёт вас своим другом, а вы не пошли!

Джим опустил голову, надеясь, что выглядит раскаявшимся, а не раздражённым. После приказа держаться от участка подальше, Освальд зашёл туда всего только раз, зато заявился аж на три места преступления. На первом Джим его застал, когда тот расспрашивал о жертве Нигму. На втором он раздавал кофе болтливым полицейским. Последней каплей стало сегодняшнее утро: когда он прибыл на место, Освальд сторожил тело, пока его телохранители сдерживали толпу зевак. «К жертве никто не прикасался, честное слово, Джим. Я за этим проследил». Оказалось, он заплатил сотрудникам экстренных служб, которые прибыли первыми, по пятьдесят баксов и отправил их завтракать в кафе за углом, где Джим их потом и нашёл.

— У меня... опасная работа, — начал он, решив говорить так, как подсказывала интуиция. Гертруда фыркнула, и Джим поднял глаза. — Опасная для окружающих меня людей. Друзей, семьи, близких. — Он сделал паузу, давая возможность переварить услышанное. — И некоторые люди это хорошо осознают.

— Что вы говорите? — протянула она подозрением.

— Видите ли, — продолжил он, подавшись к краю на диванных подушках, — я просил его не вмешиваться, но он меня не послушал. — Это ведь даже не ложь, но он всё равно почувствовал себя неловко. — Может, он послушает мать?

— Конечно, он слушает свою матушку! — воскликнула та, прижав к груди подрагивающую руку.

— Однажды я попросил его об услуге, — настойчиво продолжил Джим. — И теперь раскаиваюсь. Знаю, он думает, что помогает... — Он веско понизил голос, не обращая внимания на то, как сжался желудок. Это ведь не ложь, не совсем. — ...но теперь кое-кто может из-за этого пострадать.

Рот Гертруды приоткрылся. Худая, морщинистая рука до побелевших костяшек вцепилась в подол платья. Негромко стукнувшая входная дверь заставила её тихо вскрикнуть от неожиданности.

— Матушка, — позвал Освальд.

— Ой, а вот и он! — Гертруда торопливо поставила чашку, расплескав половину содержимого на стол, и в вихре атласного кружева бросилась к двери. — Мой красивый мальчик, мой умница!

— Я ненадолго, — ответил Освальд, клюнув подставленную щёку, — дела.

— Но у нас гости!

Улыбка Освальда — отчасти нетерпеливая, отчасти снисходительная — обратилась в тонкую линию.

— Джим, старый друг. Что же ты не предупредил, что заглянешь?

— Хотел сделать сюрприз, — натянув собственную широкую улыбку, откликнулся Джим. — Сам знаешь, как это бывает.

Освальд повёл мать обратно к дивану, усаживая на подушки.

— Да, пожалуй что знаю. Если ты по работе, мы можем...

— О, вовсе нет, — перебил Джим. Подхватив со стола свой значок, он поднялся на ноги и прикрепил его обратно на ремень. — Это подождёт. У меня тоже кое-какие дела. Миссис Капельпут, можно вопользоваться ванной комнатой? Мне предстоит долгая поездка.

— Да, конечно, — быстро вклинился Освальд. — Первая дверь налево.

Джим направился в коридор, слыша в гостиной за спиной громкие, яростные перешёптывания. Оставив дверь в туалет приоткрытой, он приложил ухо к щели и пару секунд пытался разобрать разговор, потом сдался. Надо же было хоть попытаться что-нибудь узнать, раз уж пришёл.

Отвернувшись от двери, Джим оказался не готов к размаху ванной комнаты, в которой оказался, — учитывая скромные размеры самой квартиры. Тут оказались: вместительная ванна на ножках, целый шкаф с одеждой, перегородки, несколько небольших столиков, вешалки под полотенца, картины на стенах — восемь квадратных метров, полностью заставленных антиквариатом, прямо как на картинах, что Барбара иногда приносила домой. Слава богу, хоть туалет выглядел более-менее современным.

Подавив профессиональный инстинкт порыться в шкафчиках — если честно, он просто не хотел ничего знать — Джим подошёл к унитазу. Зеркальные дверцы шкафчика отразили землистое лицо с желтоватыми белками. Может, на какое-то время стоит перестать питаться фаст-фудом. Или покупать что-нибудь с нормальными овощами, а не с одиноким маринованным огурцом в салатном листике.

— Джим.

— Господи, Освальд! — Волосы на шее аж встали дыбом, и Джим торопливо застегнул молнию. Раздался щелчок закрываемой двери. — Какого чёрта ты делаешь?

— Я надеялся спросить об этом тебя, — сказал Освальд, складывая руки за спиной. — Ты предельно ясно дал мне понять, что не хочешь иметь со мной ничего общего, но вот ты здесь, у меня дома.

Джим расправил плечи.

— Перестань приходить на места преступлений.

— Я сознательный гражданин, — дёрнул плечом Освальд.

— Да неужели.

Губы Освальда поджались.

— Вечно ты мне не веришь, — покачал он головой. — Я беспокоюсь не только о Готэме. Не понимаю, почему ты отказываешься от моей помощи. Ты ведь знаешь, что я могу многое.

Он проковылял вперёд, со старательной честностью заглядывая в глаза, точно как тем вечером, когда протягивал Джиму бутылочную розочку, умоляя убить его. Джим и тогда ему не поверил.

— Я могу делать то, что тебе не под силу, — упорно продолжал Освальд. — И я ужасно этому рад. Ох, как же я этому рад! Сберечь твои руки, защитить их от готэмской грязи... думаешь, я не готов ради этого на всё? Ради тебя, Джим, — сказал он и, жадно схватив ладонь Джима, крепко прижал к своей щеке, — ради тебя я готов на всё!

Джим попытался вырвать руку, стукнулся локтем об шкафчик, но этим лишь притянул Освальда к себе, отчего тот врезался в него всем телом.

— Освальд, — прорычал Джим, с силой встряхивая рукой, — отцепись!

— Ты обидел меня, Джим Гордон! — взвыл Освальд так громко, что его мать наверняка услышала. — Раз за разом ты говоришь мне, что не нуждаешься в помощи, и раз за разом приходишь ко мне. И вот ты пришёл ко мне домой и снова говоришь, что не хочешь иметь со мной никаких дел!

Джим снова попытался стряхнуть его, но в итоге лишь упёрся спиной в сливной бачок.

— Дьявол! — рявкнул он и вместо этого дёрнул Освальда на себя. — Заткнись, просто хоть раз — заткнись, ладно? — Когда Освальд поджал губы и быстро кивнул, Джим медленно выдохнул: — Ладно.

Нависающий над ним Освальд задрал брови.

— Если ты так хочешь мне помочь, — произнёс Джим, не обращая внимания на то, как загорелись его глаза, — то помогай на моих условиях и только когда я об этом попрошу. Никаких взяток государственным служащим. Держись подальше от мест, где полиция ведёт расследование. Не приходи в участок. И никому, слышишь? — никому не смей больше угрожать. Ни подозреваемым, ни свидетелям, ни копам, никому. Ты понял?

— Да, — тихо отозвался Освальд, — да, Джим. Я понял.

— Точно?

— Клянусь всем сердцем. Моим, и твоим, — сказал он и аккуратно положил руку Джиму на грудь. Затем, поднявшись на мыски, приблизил лицо так, что Джим невольно отдёрнулся. — Спасибо тебе. Ты не представляешь, как много это для меня значит. Я так...

Раздался лёгкий стук в дверь, и Освальд зашипел на выдохе.

— Мама, прошу тебя!

— Я приготовила коктейли! — радостно объявила она.

— Коктейли?.. — переспросил Джим. В этот раз, когда он оттолкнул Освальда, тот неохотно отступил. Он всё ещё стоял слишком близко, пока Джим застёгивал ремень, но всё лучше, чем было.

Освальд издал дрожащий смешок:

— Похоже, ты очень понравился моей матушке.

Джим снова протянул: «Да неужели» и протиснулся мимо него к двери. Пару раз потряся дверную ручку, выяснил, что замок защёлкнут; кинув взгляд на Освальда, он немедленно в этом раскаялся, потому что в ответ тот пожал плечами и ухмыльнулся. Выбравшись из ванной комнаты, Джим промчался по коридору ко входной двери.

Стоило поравняться с диваном, как навстречу вылетела Гертруда. Она вручила Джиму "Олд фешен" и, сияя улыбкой, схватила его за свободную руку. Он поморщился: Освальд не дал ему воспользоваться раковиной.

— Всё время я думаю об ужасных, злых женщинах. Всё время они охотятся на моего Освальда. А вы такой красивый мужчина! Он у меня чувствительный мальчик, вы о нём позаботитесь.

— Я... что?

Открыв рот, Джим повернулся обратно в сторону коридора.

— Всё хорошо, матушка, — сказал Освальд, прошаркав в гостиную. — Детективу Гордону пора идти, как и мне.

Преувеличенно дуя губы, она повисла на руке Джима и, пока Освальд обходил диван, успела исторгнуть с полдюжины звуков разной степени недовольства. Когда приблизился Освальд, Гертруда ослабила хватку и попыталась всучить коктейль и ему. Он ловко увернулся, вместо этого поцеловав её в щёку.

— Обещаю, в следующий раз мы обязательно попробуем твои чудесные коктейли, — сказал он, проворно и как-то незаметно выхватил бокал у Джима и сунул его обратно Гертруде.

Оказавшись на свободе, Джим обошёл их обоих, снова нацелившись на выход.

— Спасибо за чай, миссис Капельпут.

— Я провожу, — заторопился Освальд и, первым схватившись за ручку, эффектным движением раскрыл дверь. — После тебя.

Едва дверь за ними закрылась, Джим развернулся на каблуках и зарычал:

— Что это была за чертовщина?

— Безобидные причуды пожилой женщины, — с нервным смешком отозвался Освальд. Затем взмахнул рукой. — Ерунда, Джим, правда. Ещё раз спасибо за то, что дал мне второй шанс.

Шанс, которым сам Джим пользоваться был не намерен. Чувствуя себя спокойно как никогда, он изогнул губы в улыбке и солгал:

— Пожалуйста. Надеюсь, я об этом не пожалею.

Освальд с горячностью прижал руку к груди:

— О, нет — никогда. Никогда и ни за что не пожалеешь.