Исправить можно всё, кроме смерти (джен)

Куйчжоу — провинциальная дыра по дороге к богатому Ланьлину.

Это город вечно усталых людей. Людей, не имеющих надежд на лучшую долю и не питающих напрасных иллюзий относительно никчёмности своей жизни. Людей, давно не мечтающих о светлом грядущем, научившихся и привыкших жить, не строя планы на завтрашний день. Ведь не известно ещё, а настанет ли он — завтрашний день?

А значит — у жителей Куйчжоу есть только сегодня.

Сегодня, в котором нужно выжить.

Это город беспризорных детей, со спрятанными за пазухой камнями и обломками ножей в рукавах голодным зверьём побирающихся по грязным и узким улочкам. Город отчаявшихся бедняков, с лёгким сердцем продающих тело и душу за крохотный кусочек заплесневевшего маньтоу.⁽¹⁾ Город нечаянных богачей, стремящихся поскорее уехать — куда угодно, только прочь отсюда.

Город живописных пейзажей, красоту которых так трудно оценить на пустой желудок.

Город нашего детства.

Город, в котором я потерял семью.

И себя.

О, я хорошо помню этот город. Пусть мне и было не больше восьми, когда спустившаяся с Горы Бессмертных Наставница выбрала меня, чтобы дать новое имя и забрать с собой, сделав одним из своих учеников.

На память о прежней жизни у меня осталась лишь белая кошка, которую ты когда-то нарёк Звёздочкой. Её я взял с собой.

К тому времени, когда я покинул Гору и вернулся в Мир, душа нашей Звёздочки уже отправилась в круг перерождений. Она прожила долгую (для кошки) и, надеюсь, счастливую жизнь, оставив после себя несколько десятков разноцветных котят, с которыми любят возиться мои шиди⁽²⁾ и шимэй⁽³⁾. Их родилось в несколько раз больше, чем... чем утонуло по моей вине.

Как думаешь, я получу прощение от души кошки господина Юань Сюаня?

Ты бы, конечно, заявил, что я не должен забивать себе голову подобными глупостями. Ведь те котята — чужие...

Но я считаю иначе.

Покидая Гору Бессмертных, я сначала хотел взять с собой одного из котят. Но... не решился лишать зверят дома. На Горе котятам хорошо. Они сыты, с ними ласково обращаются и ни в чём не ограничивают их волю. Мог ли я обещать им всё это, делая кого-то из них своим спутником? Что ждало бы их в странствиях со мной?

Наверно, я поступил правильно, уходя один. Жизнь бродячего заклинателя полна опасностей. Кто позаботится о зверике в случае моей смерти?

Нет уж. Моей душе хватит и груза греха от гибели четверых новорождённых малышей.

Я хорошо помню Куйчжоу. Но, думая об этом городе, почему-то могу вспомнить только плохое. Может, это потому, что я должен был умереть в нём?

Как и родители?

Как ты?

Я помню.

Всё помню.

И именно поэтому я так ратовал за твою казнь, А-Ян.⁽⁴⁾

Потому что, будучи твоим братом, я знаю тебя лучше, чем другие.

Я называю тебя отвратительным монстром. Когда сам представляю из себя куда более страшное чудовище.

Я чаю смерти родного брата. Не желая ему оправдания. Не ожидая совершения очередного преступления.

Берясь за расследование убийства клана Чан, я не думал, что поиски убийцы приведут к тебе.

Ты не узнал меня, когда мы встретились. И это было к лучшему. Для нас обоих.

В ту зиму в Куйчжоу пришла страшная болезнь. Она забрала многих.

Ты помнишь?

Ты метался в бреду, лихорадочно бормоча что-то про похоронный дом, город со страшным именем И,⁽⁵⁾ вырванные языки и глаза, месть, повреждённый мизинец, преданное доверие и трупный яд. Ты угрожал кому-то смертью. Ты просил у кого-то прощения. Звал меня и какую-то А-Цин. Проклинал неизвестного Сун Ланя.

Ты отказывался даже от сладкого. Немыслимо! Чтобы заставить тебя выпить целебный отвар, матушка смешивала с горьким варевом мёд и засахаренные ягоды.

Ты помнишь?

Сиреневую занавесь в нашей комнате? Ты говорил, что она такого же цвета, как мои глаза.

А нашу кошку — белую Звёздочку, что грела тебя, пока ты страдал в лихорадке?

А Зайкошку, которую для нас смастерила матушка из остатков от своего рукоделия? В пику мне ты называл её Котозайкой.

Я помню.

Всё.

Единственное, что ускользнуло из моей памяти — когда заболел я сам. Когда это отвратительно-сладкое медово-ягодное варево стали насильно вливать и в мою отчаянно сопротивляющуюся глотку. И ещё — не помню момент, когда я остался один.

Пустота.

И — Наставница.

А помнишь...?

Как будто это было вчера!...

— А-Ян, А-Ян! — нетерпеливо подпрыгивающий мальчик со смешно торчащим хвостиком каштановых волос, делающим его похожим на  маленького, ещё не вставшего на крыло воробышка (вот поэтому мне эта причёска никогда не нравилась — она вечно делает меня моложе, чем я есть!; а ты — наоборот, её любишь — став старше, продолжишь предпочитать убирать волосы подобным образом), требовательно дёргает за рукав тёмно-синего ханьфу⁽⁶⁾ другого мальчика — на пару лет младше, — тебя. У тебя точно такой же "хвостик", только цвета воронова крыла. Да и сам ты чем-то неуловимо напоминаешь эту птицу. Даже глаза у тебя — враньи: чёрные, колючие и пронзительные, несмотря на младость. Тогда как я обладаю необычной радужкой довольно редкого оттенка не только для Поднебесной, но и для других земель — тех, из которых на большом корабле в Китай давным-давно приплыла бабка нашей матери — прибыла по торговым делам своего отца, да так и осталась, став спутницей на пути самосовершенствования бродячему заклинателю. Со временем потомки той пары осели в Куйчжоу. От бесстрашной мореплавательницы я и унаследовал глаза незаурядного цвета: словно у цветущей по весне сирени.

Ты недовольно морщишься, некрасиво искривив симпатичное личико, и резким движением вырываешь одежду из моих рук, вскользь ударив по беззащитным ручонкам. А-Ян — настоящий бойкий клювастый воронёнок. Тогда как я — всего лишь воробышек. Более робкий, осторожный, беззащитный даже на вид.

И вечно тебя раздражающий.

Именно я всегда производил впечатление твоего младшего брата, тогда как в действительности всё обстояло в точности наоборот. На самом деле, этот мой внешне беспомощный облик во многом был лишь иллюзией. Но об этом никто не догадывался. Даже ты купился на мою игру.

Когда мы вновь встретились будучи взрослыми, все отмечали твои искусные способности ко лжи и перевоплощению. Я, мысленно посмеиваясь, занимался тем же самым, что и ты. Лгал, спокойно глядя в твои антрацитовые глаза. Врал о том, кто мы друг другу.

Тебя рано или поздно раскрывали. Всегда.

Меня же не заподозрил никто. Ни разу.

Даже приди мне в голову блажь раскрыть себя, никто бы не поверил правде. Скорее бы окружающие решили, что по каким-то причинам я решил спасти тебя, оболгав себя.

Как думаешь, как вели бы себя все эти люди, изначально знай они, кем мы друг другу приходимся? Насколько бы изменилось их мнение обо мне?

Ты ничего из этого не помнишь. Перенесённая в детстве болезнь здорово подточила твою память. Но я-то помню!

Вот и в тот раз.

Я обиженно соплю, но молчу, осторожно дуя на покрасневшие от удара маленькие пальчики. Тебе и в голову не приходило, что я тобой манипулирую, А-Ян.

— Чего тебе надо, А-Чэнь? — грубо спрашиваешь ты, — Воронёнок.

Я обрадованно улыбаюсь щербатым ртом, — накануне выпал передний молочный зуб: хитрость удалась, я всё-таки привлёк внимание младшего братишки!

— А-Ян! Давай играть!

— Как же ты мне надоел.

Я отшатываюсь, словно от удара. Показная холодность в твоём голосе ранит ничуть не хуже кнута. Чувствую: губы подозрительно дрожат.

— Хорошо, хорошо, — ты обречённо закатываешь глаза. — Будем играть. Рёва-корова! Зараза мелкая! Можно подумать, это я — старший брат, а не наоборот.

Заметив перемену в твоём настроении, я сразу же перестаю делать вид, будто собираюсь реветь. В тот момент я думал: кажется, у меня начинает получаться управлять тобой. Это хорошо. Раньше этого не удавалось даже родителям.

Я самодовольно представлял, как мои прикрытые отросшей каштановой чёлкой аметистовые глаза в лучах закатного солнца сверкают недобрым алым отблеском.

Если бы ты в тот момент заметил взгляд своего старшего брата, то бы подумал, что в безобидного А-Чэня вселился злобный демон. Но ты тогда был занят тем, что беспечно упивался своим превосходством.

— Ещё не передумал играть со мной?

— Можно подумать, тебе самому не хочется...

— В отличие от тебя, мне не нужна компания для игры... но раз уж ты так хочешь поиграть вместе...

— Хочу!

— Хорошо.

Я радостно хлопаю в ладоши.

— Но, — ты коварно улыбаешься, обнажая пока ещё ничем не примечательные клычки, — игру выбираю я.

— Нет! — я сжимаю маленькие кулачки. — Твои игры — плохие. Им больно!

— Я всё равно буду играть в то, во что хочу, — жёстко говоришь ты. — Ты либо играешь со мной, либо один. По-другому не будет. А нажалуешься родителям — не будем играть вместе совсем. Никогда.

Я стою, молча глотая слёзы.

Кажется, я ошибся, переоценил силу своего влияния на младшего брата. Этот жалкий Воробушек так надеялся изменить правила нашей вечной игры, заставить сильного Воронёнка играть во что-то иное.

Не получилось.

Играть с А-Яном можно лишь в то, во что хочется играть А-Яну...

И только по его правилам.

Или не играть совсем.

Иначе — никак.

Мне было жалко бабочек с оторванными крылышками, кошек с прижжёнными усиками, соседского пса — Пушистика, которому ты скормил неизвестный порошок из маминых запасов...

Матушка говорила: что бы ни случилось, никогда не трогать мешочек с этим порошком, иначе быть беде. И беда действительно пришла: Пушистику стало плохо после твоего угощения. Он лежал на животе, свернувшись в какую-то ненормальную, неестественную для здоровой собаки позу, и жалобно скулил, печально глядя на нас влажными карими глазами с большими антрацитовыми зрачками. Пушистик будто жаловался нам на свои страдания и просил их облегчить. Бедный зверь не понимал, что пытается добиться помощи и сочувствия у виновных в его состоянии. Его хозяина в тот день не было дома, и...

К вечеру Пушистика не стало.

Я должен был что-то сделать, пока пёс ещё был жив! Хотя бы обратиться за помощью к взрослым. Но я не сделал. Боялся, что тебя накажут и ты возненавидишь меня ещё больше?

Ты виновато говорил, что добавленный в мясное маньтоу порошок вовсе ни при чём. Но мне упорно казалось, что ты сам не веришь в свои же слова. Тогда-то у меня и  появились первые подозрения, что игры, которые ты придумываешь, — плохие.

Но А-Ян всегда был таким несчастным! Никто из ребят не хотел с тобой водиться. И даже родители уделяли больше внимания мне — А-Чэню — потому что, по их словам, я "рос смышлёным и спокойным мальчиком, никогда не доставляющим им проблем, в отличие от этого непослушного сорванца".

Я понимаю, почему ты с самого рождения невзлюбил меня.

Заслышав подобные разговры, ты предпринимал очередную попытку украсть с кухни какую-нибудь сладость и убегал в одиночестве на улицу, чтобы мучить случайно попавшуюся тебе под руку несчастливую бабочку или птичку. Таким жестоким способом ты всего лишь пытался сорвать на других свою обиду, заглушить боль, что доставляли тебе перессуды взрослых. Ты чувствовал себя обделённым. Думал, что не любим семьёй.

Я знаю: ты мечтал, чтобы меня не было. Считал, это что-то изменило бы в отношении родителей к тебе.

Бабочек и птичек я жалел. Но желание поиграть с младшим братом было сильнее сочувствия к чужим существам.

— Хорошо, — я обречённо соглашаюсь. — Во что ты хочешь играть сегодня?

— У кошки старого Юань Сюаня вчера появились котята. Будем учить их плавать!

— Они же маленькие! — я сомневаюсь.

— Тем лучше! — радуешься ты. — Учиться плавать нужно начинать как можно раньше. Так папа говорит.

Через палочку благовоний⁽⁷⁾ мы, сопровождаемые ошалело мечущейся кошкой, стоим на берегу реки и я, в отчаянии размазывая по лицу сопли, глотаю злые слёзы.

— Они не плывут! — кричу, что есть сил. — Они не плывут! Совсем-совсем не плывут! И кошка-мама плачет!

Ты стоишь рядом. И в глазах твоих нет больше прежнего исследовательского интереса, которым ты обычно сопровождаешь чужие страдания. На самом деле ты тоже понял, что заигрался. Но отступать от своего не собираешься.

— Кошки не плачут. Она вопит.

— Плачет! Сделай что-нибудь, А-Ян!

— Почему я должен что-то делать? Я никому ничего не должен!

— Ты — мой брат!

— А меня кто-нибудь спрашивал? Может, я не хочу быть твоим братом! Если нужны котята — спасай их сам! Без меня! Из нас двоих ты — старший брат. Ты должен помогать мне, а не я — тебе! Вот и веди себя как...

— Верно, — не дослушав, я плюхаюсь в воду в тщетной попытке спасти беззащитные пятнистые комочки шерсти. Совершенно забыв, что плаваю как топор. Не научился ещё.

Котят я так и не спас. И чуть не утонул сам. Я не помню, кто меня вытащил. Вроде бы ты, перепугавшись, успел позвать господина Юань Сюаня, — он как раз шёл в винную лавку — заливать тоску по погубленному нами Пушистику. И вовремя сумел выловить меня из воды.

Я едва не разделил судьбу котят. И если бы всё же присоединился к ним... Это было бы справедливо. Ведь я не спас их. Не защитил от тебя.

Я до сих пор помню, как было больно дышать. И как странно видеть солнце из-под воды. Бедные котятки...

— Надо же! — весело говоришь ты. — Котята сломались.

"Нет, не котята", — безнадёжно думаю я, — "Это я сломался. Хотя мама говорит, живое не ломается. Живое... умирает. Как бабушка."

Думаю. А вслух кричу, пытаясь дозваться до совести брата, повинного, точно повинного в том, что четыре ещё безымянных котёнка и немолодой ласковый Пушистик уже никогда больше не смогут поиграть!

— Сломались? Сломались?! Они же не игрушечные! Они... они... живые! Живое не ломается!

— Значит, сдохли, — ухмыляешься ты.

Я видел, что веселье твоё — показное, — и на самом деле тебе не по себе от произошедшего. Возможно даже, и впрямь Воронёнок жалел о совершённой глупости. Но признать свою вину перед старшим братом? Идеальным братом, любимцем и гордостью родителей? Перед не способным никого защитить слабаком? Никогда!

А-Ян, даже осознавая свою неправоту, будет играть. До конца.

— Это всё из-за тебя! — пищит Воробушек. — Ты... их!

— Я?! Это ТЫ учил их плавать, — мстительно клюёт в ответ Воронёнок. — ТЫ убил их!

— Но... ты же сказал, что...

— Ты сам хотел играть со мной, А-Чэнь, никто тебе котят в руки не совал.

— Ты прав, — признаёт Воробышек. — Это моя вина. Но ты... ты... отра... отвра... отрава... противен мне, вот! Ты мне больше не брат, Ян. Ты плохой!

— Ой, напугал! Самый хороший выискался.

— Это могла быть Звёздочка и её детки!

— Звёздочка — своя. Её я буду защищать. А те котята — чужие.

— Значит, спасать нужно только своих?

— Да. Чужих спасают лишь идиоты.

— Значит, когда я вырасту — я буду идиотом.

— Как хорошо, что мы больше не братья.

— Да! Радуйся, что я тебе теперь чужой: не надо будет меня спасать.

— Радуюсь!

— И играть с тобой я больше не буду. Мне такие игры не нравятся!

Ты ничем не показываешь, огорчили или обрадовали тебя мои слова.

— Иди-иди. Играй себе в одиночестве.

— И пойду.

— Во что играть-то будешь?

— В доброго заклинателя, который спасает мир от таких противных тварей, как ты!

Услышав подобное от жалкого Воробышка, всё ещё не просушившего мокрые пёрышки после неудавшегося "спасения" котят, Воронёнок искренне хохочет.

— Сначала научись спасать самого себя, А-Чэнь! И не зови меня на помощь каждый раз, как тебя кто-нибудь обидит! Тоже мне, — спаситель мира выискался!

— Научусь, — упрямо обещает Воробышек. — И мир спасу!

— От меня? — веселится пуще прежнего Воронёнок.

— И от тебя тоже!

Обещание торжественно даётся.

* * *

Конечно же, у Воробышка ничего не получилось. Как всегда.

Ведь ты прав. Я слабак.

Тебе было весело вновь играть со мной?

Убивать моими руками?

...Снова.

Я ломаюсь... Снова. Люди — не игрушки, Ян-гэ.⁽⁸⁾ Но, оказывается, их тоже можно сломать.

Радуйся, ты доломал то, что я с таким трудом пытался починить после смерти котят господина Юань Сюаня.

Боль, что я испытывал тогда, — ничто по сравнению с тем, что я чувствую сейчас. Когда вновь знаю, что виновен в гибели тех, кого должен был защищать. Только теперь это уже не бессловесные зверики, а люди. Мирные крестьяне и торговцы. И мой друг.

Я не хочу... не могу... не чувствую в себе сил жить с этим грузом.

А ты... всегда хотел быть единственным ребёнком в семье.

Одно быстрое движение Шуанхуа — и игра закончена. В нашем споре поставлена последняя точка.

Ты будешь пытаться что-то исправить? Неважно.

Моя душа разбита в пыль. Мне не видать перерождения. Зато и от твоих игр я теперь свободен.

Проиграв, я выигрываю. Ты не сможешь поднять меня лютым мертвецом.⁽⁹⁾ Не сделаешь вновь своей марионеткой. Больше ты никого не погубишь моими руками.

Правильно ли я поступил?

Хорошо всё-таки, что я не взял котёнка. Но кто позаботится об А-Цин? Конечно, раз она на самом деле не слепая, ей будет легче идти по жизни. Не так тяжело, как я предполагал, когда согласился на то, чтобы она сопровождала меня в странствиях, но...

Поздно думать об этом. Поздно сомневаться. Поздно сожалеть о поспешном решении. Ведь...

* * *

...Последнее, что могла бы увидеть душа того, кого некогда звали Сюэ Чэнем, не лиши он добровольно себя этой возможности — это как Сюэ Ян с гримасой мучительной боли на лице в неверии тянет руки, тщетно пытаясь поймать ими равнодушные к его отчаянию невесомые пылинки, целеустремлённо просачивающиеся сквозь скрюченные в порыве последней надежды пальцы — последние бесследно исчезающие частички души своего старшего брата.

Поздно...

Ведь...

...исправить можно всё...

...кроме смерти.

1) Маньтоу — китайская белая паровая булочка.

Вернуться к тексту

2) Шиди — младший брат не по крови, а обучающийся у того же учителя младший по возрасту соученик.

Вернуться к тексту

3) Шимэй — младшая сестра не по крови, а младшая по возрасту соученица, обучающаяся у того же учителя.

Вернуться к тексту

4) А-Ян, А-Цин — префикс "а" в китайских именах обозначает уменьшительное, "детское" обращение. Обычно используется по отношению к детям или близким друзьям, слугам, молодым девушкам. Такие имена — аналог русских Машеньки и Сашеньки.

Вернуться к тексту

5) У города И "страшное имя", потому что его название записывается тем же иероглифом, что используется в слове "похоронный дом" — помещении, где дожидаются погребения тела, которые некому забрать.

Вернуться к тексту

6) Ханьфу — разновидность традиционной китайской верхней одежды. Мальчики могли носить его с пяти лет.

Вернуться к тексту

7) Палочка благовоний — древнекитайская мера измерения времени, промежуток, за который должна сгореть одна палочка благовоний. Примерно полчаса.

Вернуться к тексту

8) Ян-гэ, гэ (кит.) — обращение к брату.

Вернуться к тексту

9) Лютый мертвец — оживший труп, переполненный жаждой мщения либо другим негативом.

Вернуться к тексту