Подобное лечится подобным (гет)

«Чёртовы змеюки!»

Гермиона негодует, отчаянно пытаясь отыскать в коридорах Министерства пустой открытый кабинет. Серпентарий словно сговорился с целью разрушить её мирную послевоенную жизнь.

Сначала они все избежали наказания, не без помощи Гарри и самой Гермионы. Знала бы она, какой будет благодарность слизеринцев — не произнесла бы и звука в их защиту.

Ещё несколько дверей оказываются заперты. Мерлин, что можно украсть в отделе клининга? Перечень чистящих чар?

Всё началось с того, что Гарри расстался с Джинни. Мирно и по взаимному согласию. И всё бы было ничего, не приведи он в Нору на рождественский ужин свою новую девушку. Пэнси-прокляни-её-Мордред-Паркинсон! Ту самую стерву, которая предлагала сдать его Волдеморту! Гермиона была бы невероятно счастлива за друга, если бы его пассия изменилась, осознала ошибки и извинилась. Но нет! Паркинсон всё так же высокомерно смотрела на всех и острила на грани оскорблений. Впрочем, это никогда не касалось Гарри, для него у лицемерной суки были припасены самые нежные взгляды и сладкий голосок. Ей-богу, как патока, того и гляди, стошнит от приторности.

Гермиона тогда старалась не быть предвзятой и разглядеть в Пэнси то, чем она привлекла её друга. Ведь Гарри такой добрый и светлый человек. Но, видимо, без внутренней тьмы в виде крестража ему потребовалась тьма внешняя в лице исчадия ада в зелёном галстуке.

Тем не менее, всем остальным присутствующим Пэнси пришлась по душе. Молли признавала, что девушка немного вульгарна, однако с радостью привечала её в гостях, в том числе позволяла ночевать в одной комнате с Гарри. Между прочим, сама Гермиона удостоилась такой привилегии только на втором году отношений с Роном.

Больше всех в восторге от новой девушки Гарри была, как ни странно, его бывшая. Джинни часами могла обсуждать с Пэнси моду, игроков в квиддич или косметические чары. Эти двое с завидной регулярностью таскались по Косой аллее, опустошая банковский счёт Поттера, который не мог отказать ни одной из них. Гермиона всё ждала, когда этот фарс подойдёт к концу. Когда-то же до окружающих должна была дойти неправильность происходящего.

Но вместо этого появилась она! Дафна-разлучница-Гринграсс! Теперь уже Уизли! Милая и скромная жена Рона, только и желающая заполнять его ненасытную утробу рагу и пирогами да рожать ему детей, как полоумная крольчиха.

А ведь сначала она даже понравилась Гермионе. Умная, начитанная, разбирающаяся в истории и теории магии. Они могли подолгу спорить или разбирать сложнейшие чары, даже мечтали, что пойдут вместе на стажировку в Отдел тайн.

Но потом Гермиона застала премилую картину: Дафна кормила Рона самолично приготовленным стейком на кухне Норы. Они, конечно, встрепенулись, заметив, что больше не одни, Рон даже нашёл в себе силы извиниться, правда, совершенно не понимая, за что. Гермиона тогда тоже не понимала, что же такого её интуиция углядела в этом невинном происшествии. Через неделю Дафна приготовила омлет. Через месяц — трехъярусный торт. Через два — отменный десерт из взбитых сливок на своей обнажённой груди. Это блюдо понравилось Рону больше всего, если судить по его блаженной улыбке и перемазанным губам.

Сердце Гермионы отнюдь не было разбито. Ей было обидно от несправедливости происходящего и совсем немного больно от того, что она осталась совершенно одна. Люди, бывшие роднее всех, предпочли не её. Но она простила, даже Рона. Не сразу, потребовалось полгода, прежде чем она осознала, что их отношения и так были обречены на провал. Слишком разные у них были цели и взгляды на совместное будущее.

Ещё пять наглухо закрытых дверей. Надежда понемногу угасает.

Уйдя с головой в работу, Гермиона надеялась на успех хотя бы на этом поприще, раз уж в личной жизни не везёт. Но и здесь её ждало разочарование. Долгожданное повышение, ради которого она работала на износ несколько месяцев, пренебрегая едой и сном, уплыло в руки Драко-хорька-Малфоя. Конечно же, его выбрали за громкую фамилию, связи и, как Гермиона подозревала, немалую взятку. Ведь в остальном они были почти равны.

Это мелодия изначально предполагала крещендо.

И вот Гермиона мечется в поисках укромного уголка в нелепой попытке спасти платье, пока по молочному шёлку расползается пятно. И виной всему та самая сладкоголосая сирена, с которой всё началось.

Пэнси-чтобы-дракл-её-разодрал-Паркинсон в своей нелепой ревности вылила на Гермиону бокал вина, даже не пытаясь как-то замаскировать поступок. Злость клокотала в горле, грозясь пролиться на первого попавшегося человека. На счастье, все были в банкетном зале, слишком занятые, чтобы заметить её отсутствие.

Миновав ещё с полдюжины дверей, Гермиона наконец-то обнаруживает незапертый кабинет. Проскользнув в помещение, она прижимается к двери лбом, заводя руки за спину, развязывая ленты корсета и пытаясь расстегнуть замок. Хочется просто опуститься на пол и разреветься от досады, как маленькая девочка. И, наверное, именно это и случилось бы, не услышь она тактичное покашливание за спиной.

— Не то чтобы шоу мне не нравилось. Однако подозреваю: вы вряд ли рассчитывали на зрителей.

Платье держится лишь на бёдрах и честном слове, когда Гермиона оборачивается на звук. Руки в защитном жесте скрещиваются на груди, когда её взгляд натыкается на не менее озадаченные чёрные глаза.

— Мисс Грейнджер, — светский тон звучит странно, учитывая ситуацию.

— Профессор? — паника беспощадно захватывает разум.

У Гермионы совершенно не остаётся сил для борьбы. И она сдаётся. Трусливо складывает оружие, позволяя чувствам главенствовать. Её трясёт как в лихорадке. Слишком долго Гермиона была сильной и несгибаемой.

Перед глазами, как лента калейдоскопа, мелькают лица. Пэнси-Дафна-Драко — и на новый виток. И всех ненавистных ей людей воплощает в себе один, сидящий в глубоком кресле напротив. Наглец даже не делает попытки отвернуться или опустить взгляд.

— Вы! — Гермиона шипит не хуже почившей Нагайны. — Как вы посмели! Старый извращенец!

— Я не настолько стар, как вам хотелось бы думать, — рептилиям положено замерзать от столь ледяного голоса. — Советую остановиться, прежде чем скажете ещё что-то, о чём впоследствии пожалеете.

Платье всё продолжает утекать сквозь пальцы, как вода и терпение Гермионы. Так легко поддаться горечи и обиде. Где-то глубоко внутри едва проклюнувшийся росток сомнения тут же сметён ураганом негодования.

— Да что вы. Пожалеть?! — забывшись, она взмахивает рукой, чуть не теряя контроль над платьем так же, как утрачивает его над произносимыми словами. — Это вы во всём виноваты!

Получается, пожалуй, излишне громко.

Поднявшись, Снейп угрожающе приближается. Если бы только Гермиона умела вовремя замолкать.

— Мало было того, что я лишилась друзей, так теперь ещё и платья! — она уже и сама не понимает, зачем говорит всё это. Но Снейп всё ближе, и паника берёт своё. — Чтоб весь ваш Слизерин льдом покрылся! Мордредов серпентарий! Катитесь вы и ваши… М-м-м…

Поток бессвязной ругани прекращается, прерванный мозолистой рукой. От неё пахнет травами и чернилами.

Всего секунда требуется Гермионе, чтобы принять очередное за сегодняшний вечер опрометчивое решение. Приоткрыв рот, она вцепляется зубами в ладонь под указательным пальцем.

— Ах! — в чёрных глазах полыхает.

Укушенная рука движется к лицу Гермионы. Она закрывает глаза в ожидании пощечины. Но…

Рука зарывается в распущенные волосы у неё на затылке. Крепкое тело оказывается до неприличия близко, прижимая к двери. Губы опаливает чужое касание.

Гермиона от шока замирает, боясь даже дышать. Вся злость мигом вылетает из головы, сменившись растерянностью.

Оторвавшись от губ, Снейп отодвигает лицо на пару дюймов, впиваясь теперь взглядом. Кажется, он и сам не понимает, что произошло. Однако берёт себя в руки гораздо быстрее.

— Надеюсь, теперь ваша истерика прекратится, — его голос, низкий и хриплый, скребёт по нервам наждачной бумагой.

В животе скручивается тугой комок. На кончике языка умирают все несказанные слова. Гермиона слегка склоняет голову в знак поражения.

— Повернитесь.

Она чувствует, как запоздало краснеет, выполняя то ли просьбу, то ли приказ.

Ловкие пальцы медленно подтягивают шнуровку, мимоходом задевая кожу спины, которая тут же покрывается мурашками. Гермиона чувствует тяжёлое дыхание, касающееся её плеч. Во всей этой ситуации что-то решительно не так. Но вот только мысли путаются, ускользая.

Горячая рука ложится на её бедро, именно там, где Паркинсон оставила свой «автограф». Не слышно даже звука, но пятно исчезает. Действие его магии мягкое, почти ласкающее. Гермиона так не умеет, тем более — невербально.

— Спасибо, — шепчет она в дверь.

— Не стоит благодарить того, кто, по вашим словам, во всём виноват, — Снейпу удаётся вернуть контроль над голосом и ехидством.

Гермиона оборачивается, снова оказываясь слишком близко.

— Я не…

Уже второй раз за несколько минут её бесцеремонно затыкают. Правда, сейчас приложив всего лишь палец к губам. По телу пробегает электрический разряд от настолько простого действия.

— Не хотели. Я знаю, — Снейп опускает руку. — Вам стоит вернуться в зал.

— Но…

Он качает головой, и в этот раз Гермиона замолкает сама. Отворяя дверь, она на секунду медлит, чувствуя, что ещё рано уходить. Предвкушение щекочет кончик языка.

Снейп снова садится в кресло. Гермиона, всё ещё не решаясь уйти, с любопытством рассматривает его. Вроде бы всё как обычно — сюртук, брюки, хмурое выражение лица. Выбивается лишь едва заметный след карамельной помады на бледных тонких губах. Волшебная косметика не оставляет следов. Только вот она предпочитает магловскую.

Замок тихонько щёлкает, когда дверь закрывается за её спиной. Снейп поднимает глаза. Гермиона всё ещё в кабинете.

— Почему вы сделали это? — она медленно подходит к креслу, застывая в двух шагах. — Почему поцеловали меня?

— Не принимайте на свой счёт, — Снейп отводит взгляд. — Ненавижу женские истерики.

— Вот как, — ещё один шаг к нему. — Кажется, в прошлом истерию лечили весьма пикантным методом, — Гермиона чувствует, как её щеки алеют, но не собирается отступать. Последний шаг, и она стоит вплотную к его коленям. — Ваш метод основан на этой практике?

Ответа нет. Только сжатые подлокотники кресла. Чёрные глаза мечут молнии, но в остальном Снейп — как статуя, безмолвный и застывший. Даже не верится, что поцелуй был.

Гермиона делает нечто для неё совсем невероятное, но, живя со змеями, невольно учишься шипеть. Она садится на колени Северуса, обхватывая его лицо руками. Склоняется к самым губам, прикрывая глаза.

— Что вы делаете? — тихо и хрипло.

— Лечу подобное подобным.

У его губ вкус огневиски. Руки горячие и сильные. От его рубашки пахнет терпким одеколоном. И он совсем не по-змеиному рычит в поцелуй, если потянуть за волосы на затылке.

Если слизеринцы разрушили её жизнь, кому, как не их декану, должно быть под силу вернуть всё на место.