Это не благо (джен)

Думаете, вечная молодость — это благо?

Нет, я не так выразилась... Вечная молодость желанна всем, но это только в том случае, если ты не заперт навечно в теле ребенка... как в случае со мной.

Лестат — мой отец в бессмертии, мой убийца в смертной жизни... Насмешка судьбы: осознать себя женщиной — страстной, чувственной... и замурованной в теле маленькой девочки!

До недавнего времени я как-то и не задумывалась над всем этим, пока не увидела в окне ту девушку-креолку и именно тогда поняла, чего лишилась, обретя бессмертие. Подумать только, я могла бы вырасти, стать сначала угловатым подростком, не знающим, куда девать выросшие руки и ноги, потом превратилась бы в очаровательную девушку... Влюбилась бы, вышла замуж, родила детей, состарилась, нянча внуков. Но меня лишили всего этого! Мне никогда — НИКОГДА! — не вырасти, моё тело никогда не переменится, не обретёт восхитительные изгибы, мужчины не станут ловить мои взгляды, мечтая лишь об одном — умереть в объятиях такой красавицы...

Какая злая насмешка судьбы: могла бы на каждый свой день рождения получать роскошные платья и драгоценности, а получаю... куклу! Потому что я и сама как кукла — кудряшки, невинные глазки в обрамлении длинных кукольных ресниц, кружева, бантики, рюшечки, ленточки...

Ненавижу всё это! Ненавижу и не в состоянии ничего изменить, останется только глотать боль и обиду. И чувствовать бессильную ярость, которая с каждым днём душит всё сильнее.

Именно поэтому, прогуливаясь в одиночестве и увидев скромный плакатик со странным объявлением, подумала — а вдруг это мой шанс? Понимаю, что будь я иной, то никогда бы и не обратила внимания на серенькую бумажку, приклеенную в самом низу тумбы, но сейчас всё во мне кипело от негодования от злости на судьбу и все чувства обострены до предела.

...- М-мадемуазель? — человечек в жиденьком паричке, напудренном дешёвой пудрой (такие вещи я подмечала мгновенно), казалось, ожидал увидеть кого угодно, но только не златокудрого ребёнка в платье бледно-голубого бархата. — Вы кого-то ищете?

— Вот, — я протянула сорванный плакатик. — Это правда? Вы действительно можете увеличить рост и изменить тело клиента?

— Д-да, но... Видите ли, мадемуазель, я могу попытаться помочь... И даже пару раз помогал вытянуть неправильно сросшиеся кости. Думаю, такой метод можно применять и к карликам, но вы же не карлик...

— Думаете, я ребёнок? — я отбросила прочь детские кокетство и беззащитность, которыми приманивала жертв, позволив человечку увидеть своё истинное лицо — женщину, запертую в нелепом детском теле. Изменила всё — взгляд, выражение лица... и он поверил. И взмахом руки пригласил пройти в следующую комнату, посреди которой располагалось нечто вроде дыбы, только горизонтально — ремни, веревки, рычаги, колеса...

— Видите ли, для того, чтобы удлинить кости, их надо... в некотором роде... сломать! — человечек искоса глянул на моё лицо, ожидая увидеть выражение ужаса, но, не дождавшись этого, продолжил. — Потом я фиксирую конечности ремнями, вытягиваю их и клиент должен лежать неподвижно до тех пор, пока...

— Вы сказали, что уже проделывали подобное? — перебила я его.

— Да, я таким образом исцелил одного несчастного, у которого неправильно срослась сломанная нога, став короче здоровой. Там всё прошло удачно, под присмотром родных... Если вы хотите попробовать, то не лучше ли перенести мой механизм к вам домой, чтобы ваши родственники могли ухаживать за вами...

— Не думаю, что мои... родственники захотят, чтобы я изменилась, — криво усмехнулась я, решительно развязывая ленты на шляпке, стаскивая её и швыряя куда-то в угол. — И не бойтесь, в моём случае вам очень повезло — всё заживёт невероятно быстро!

Недоверие явственно читалось в глазах человечка, но солидная сумма в золотых монетах уговорит кого угодно, так что спорить он больше не стал (к его же счастью), а занялся приготовлениями.

...До этого я думала, что вампиры способны вынести любую боль. Выходит, глубоко заблуждалась.

Обезболивающий настой пить не стала — не потому, что не хотела, а потому, что это было бесполезно, тело бы не приняло никакой иной жидкости, кроме крови. Однако сейчас грызли сомнения: вдруг бы да помогло?

Хруст собственных ломающихся костей оглушал, боль ослепляла и едва не сводила с ума, но я, стиснув зубы так, что они сливались в одно целое, терпела: если есть хотя бы крохотная надежда на то, чтобы измениться, то выдержу всё!

Потом всё перед глазами помутилось, инстинкт самосохранения затягивал бьющийся в панике разум в спасительное забытьё — человечек утягивал переломанные руки и ноги в специальные лубки и, растянув их ремнями, фиксировал... Возможно, Лестат и Луи сейчас волнуются, ищут меня... да и пусть — они оба виноваты в том, что я решилась на подобный шаг!

— Пусть мадемуазель простит меня за то, что в этой комнате нет окон, — ворвался в мои уши голос человечка. Неужели он уже закончил эту пытку? — Вы будете лишены удовольствия видеть солнечный свет очень долго... Я до сих пор не понимаю, почему вы отказались проделать всё это дома и под приглядом родных...

— О, меня вполне устроит эта темнота, месье, — с трудом расцепила я, казалось, намертво сросшиеся челюсти. — И я вам уже сказала, что моим родным всё это вряд ли понравилось бы...

— Но вам придётся лежать так очень долго и...

Усмехнувшись, я закрыла глаза и провалилась в глубокий дневной сон.

...Голод.

Голод грыз нутро подобно пробравшейся туда крысе. Всё моё существо, измотанное перенесенной накануне пыткой и вынужденной необходимостью затягивать раны, требовало одного — крови... Крови. КРОВИ! И ещё что-то творилось с моими руками и ногами. Да, они стали длиннее, но превратилась ли я от этого во взрослую девушку?

— Мадемуазель?! — потрясенный голос человечка, запах крови в его венах заставил меня еле слышно простонать — так скрутился от боли пустой желудок. — Ваши руки и ноги... Они... Они исцелились! Но это же невозможно за столь короткий срок!

Он, продолжая что-то говорить, отстёгивал ремни, но я его уже не слышала и, когда человечек нагнулся надо мной, прошептала: "Прости!" и, оскалив клыки, впилась в хрупкое горло.

А затем поднялась: гротескное существо с нелепо длинными руками и ногами на маленьком теле ребенка. Как паук, честное слово!

Двигаясь подобно марионетке, отыскала плащ убитого и, кое-как закутавшись в него, поплелась домой, где все уже сходили с ума от беспокойства.

— Кто? Кто сделал это с тобой?! — потрясённо воскликнул Луи. — Немедленно скажи, кто это, и я убью его!

— Я сделала это сама, — едва заметно усмехнулась я, падая в объятия Лестата. — Что, отец, я уже не так похожа на красивую куклу?

Глядя на то, как потемнело его лицо, хотела сказать ещё что-нибудь едкое, но внезапно почувствовала, как руки и ноги скрутила резкая, сводящая с ума, боль.

— Что... Что происходит?

И провалилась во мрак беспамятства.

...Мои руки. Мои ноги.

Они снова как у ребёнка — обычного размера, пухленькие, с ямочками у локтей и коленей.

Ничего не изменилось.

И я опять похожа на куклу — маленькая, пухленькая, кудрявая, с ангельского личика глядят на мир большие глаза, полуприкрытые длинными ресницами. И распахнуть их пошире нельзя, потому что тогда все увидят истину — разум взрослой женщины, что бьётся в опостылевшем теле ребёнка. Впрочем, пока что никто особо и не приглядывался...

Господи, да разве это благо — оставаться навсегда ребёнком?!

Это не благо.

Это вечное проклятие... И как же я ненавижу того, кто дал мне это "благо"!