Демоны бегут, но какова цена – дитя украли, хоть и выиграна война (джен)

В первые дни после того, как Каз выбрался из гавани; когда он крадет одежду и конфеты у мальчишки и избивает другого; в те первые ночи, когда он до утра драит нужники в самом паршивом игорном заведении Восточного Посоха, он старается как можно дольше не смыкать глаз.

Он спит урывками по несколько часов среди груды грязного тряпья, в укромном переулке, где обустроил себе ночлег. В игорном доме ему дают чашку холодного горького кофе, чтобы он мог работать всю ночь, и это не дает ему свалиться с ног.

Каз уверен, что ночью ему приснится Баржа Жнеца.

Такое уже случалось раньше. Он помнил, как нашел тело отца, намотанное на плуг — по ячменному полю тянулся кровавый след, словно кто-то разбросал красные цветы. Он смотрел на эту картину пару мгновений, пока Джорди не притянул его к себе, закрыв ладонью глаза: «Не смотри, Каззи. Не смотри». Но увиденное уже отложилось в памяти, и в течение нескольких недель ему снились кошмары.

Наверное, так будет и в этот раз. Казу казалось, что он плыл с трупом Джорди целые дни. Но когда после третьей недели без продыху его одолевает сон, Казу не снится брат.

Позже он узнает, что призракам не обязательно приходить по ночам.

* * *

Каз знает, что не может остаться в захудалом игорном притоне. Была причина, по которой Джорди не утащил его в гавань вместе с собой. Ему нужно найти Якоба Герцуна и заставить его заплатить, но просто выследить торговца и перерезать ему горло недостаточно. Каз еще придумает, как разобраться с Герцуном, главное — у него есть цель.

Он откладывает со своего скудного заработка, тратя деньги только на самое необходимое, и хранит заначку в пальто Джорди, в маленьком кожаном мешочке из-под игральных костей. Проходя мимо прилавков в поисках дешевой и сытной еды, Каз время от времени похлопывал по карману, чтобы убедиться, что деньги на месте. Поэтому зайдя в грязную мясную лавку за парой сосисок, он испытывает шок, когда понимает, что вместо денег в кармане остался пустой старый кошель.

Позже он узнает, что этот распространенный трюк среди карманников называется «печеньем-подкладкой».

Мясник смеется над ним и вышвыривает вон. Каз выругивается: он снова вернулся к тому, с чего начал. В мешочке был весь его заработок. Денег у него не стало, а вот знаний прибавилось. Пусть это будет ему уроком на будущее. Каз клянется, что больше никому не позволит обокрасть себя.

Каз учится вычислять воров и оценивать их, анализировать их действия. Наблюдение за карманниками научило его куда большему, чем дурацкая школа, в которую его хотел отправить Джорди. Карманники умеют незаметно пробираться сквозь толпу, им не нужно полагаться на грубую силу, что Казу только на руку — не так много людей, которых он, мальчишка, мог бы сбить с ног и ограбить. С тем школьником ему просто повезло.

Итак, Каз начинает воровать, и это хорошо у него получается. Чтобы стать умелым карманником, нужны сообразительность и ловкость рук, и Каз обладает этими качествами. Это просто еще один волшебный трюк с исчезновением вещей, ничем не отличающийся от пассов волшебника из Восточного Посоха, который когда-то загипнотизировал Каза — хорошо, что Джорди вмешался. Когда Каз не бродит по гавани, высматривая среди доверчивых туристов очередную цель, то прячется в переулках и отрабатывает приемы.

Или расспрашивает о Якобе Герцуне. Никто никогда не слышал об этом человеке, но Каз не прекращает поисков.

* * *

Проходят недели, и Каз спит дольше — когда может позволить себе отдохнуть, что случается нечасто. По пробуждении он обнаруживает, что ему снятся на удивление обычные сны.

И в этом есть смысл. Ему не нужно грезить во сне, чтобы помнить Баржу Жнеца, смердящие разложением и гнилью трупы в лодке; першение в горле и сухость на языке, вызванные лихорадкой, и острую жажду. Он помнит, как пытался пить соленую воду и как его рвало после. Помнит ощущение липкой, бледной кожи Джорди; тошнотворный хлюпающий звук, когда он слишком сильно сжимал тело брата.

Воспоминания и отвращение накатывают каждый раз, когда кто-то прикасается к нему. Отвращение — хуже всего, потому что это слабость, которую Каз не может себе позволить. Горький прощальный подарок от Джорди.

Но Каз теперь — паршивец из Бочки. В отличие от Джорди он умеет приспосабливаться, умеет выживать. Воспоминания о Барже Жнеца дают ему повод сражаться.

С каждым днем жизнь до Кеттердама все больше кажется наваждением, словно ее проживал кто-то другой. Но и в этом есть смысл: Каз перестал быть наивным фермером с тех пор, как выполз из канала. Он мальчишка, рожденный в гавани, в трущобах Кеттердама — Грязные Руки.

Мальчишке, который выследит Якоба Герцуна и заставит того поплатиться, не нужно помнить улыбку отца, запах свежескошенного сена, прикосновение травы или лай старой овчарки Роберта.

Он не хочет вспоминать.

Он не хочет забывать.

* * *

Казу двенадцать, и он весь в чужой крови, когда снова видит брата.

Он согласился на работу для Лиддис. Никто не рассказал ему о жертве и почему они хотят его смерти, и, к счастью, Каза это не интересовало.

Присоединившись к одной из печальных банд Бочки, он не получил защиту, но у Каза есть свои преимущества, которые ему дала репутация мальчишки, который не откажется замарать руки, если ему хорошо заплатят.

Каз не очень хороший боец, но все же избил много противников крупнее себя (фокус в том, что они всегда его недооценивали). Ходили слухи, что он отрезал пальцы, уши и даже языки. Что касается ушей и языков, то это была выдумка, а вот насчет пальцев сплетни не врали.

После трех лет, проведенных в Бочке, Каз видел множество смертей. В теории он знал, на что идет, но это — первая жизнь, которую он забирает своими руками, и его удивляет количество крови, когда он кидается цели под ноги и быстрым движением наносит удар во внутреннюю часть бедра.

Мужчина падает на колени и начинает истекать кровью. Каз прижимается к стене и его рвет.

К тому времени, как Каз проблевывается, мужчина уже мертв, а Джорди неподвижно стоит в луже крови.

Прошло три года, но Каз почему-то не удивлен, увидев брата.

Джорди выглядит почти также, как в последний раз: синие губы, липкая, бледная, как рыбье брюхо, кожа. Местами она начала отслаиваться и свисать шматками. Одежда грязная, с темных волос, облепивших голову, капает вода. Но он кажется старше, чем при жизни, хотя его лицо по-прежнему остается юным. Он выше, чем помнилось Казу.

Но больше всего смущают широко распахнутые безжизненные глаза. Брат похож на дохлую рыбину.

Каз ниже склоняет голову, стараясь не обращать внимания на укол страха.

— Выкладывай уже.

— Разговариваешь с братом так, словно заключаешь деловую сделку, — смеется Джорди, но его глаза остаются остекленевшими и неподвижными. Это нервирует. Перед взором Каза всплывает непрошенное воспоминание: когда Джорди смеялся в уголках его глаз появлялись смешинки.

Каз сжимает кулаки.

— Ты привел нас в Кеттердам. Все здесь — сделка, — он сглатывает. — Почему ты здесь?

Джорди качает головой и бросает пустой взгляд на мертвеца у своих ног.

— Ты наконец-то решил начать мстить за нас. Но ты даже не знаешь, кем был этот бедняга. Когда ты начнешь охотиться на нужных людей?

«Этим я занимаюсь», — думает Каз, а вслух говорит:

— Я буду. Обещаю.

Брат молчит. Решимость Каза тает. Он не в силах выдержать взгляд брата, его молчания. В горле встает кислый ком.

— Я буду, — повторяет Каз. — Позволь мне сделать это правильно. Я знаю, что делаю.

Пустые глаза Джорди впиваются в него.

— Так вот кем ты стал, братец? Вот кем ты стал без моего присмотра?

Каз встречает взгляд брата и сглатывает желчь.

— Да.

* * *

Каз нашел Якоба Герцуна через несколько недель после этой встречи. На самом деле его зовут Пекка Роллинс, он главарь банды Грошовых Львов и король Бочки — Каз слышал, как его имя произносят со страхом и почтением.

Шагая по мосту через Зоверканал, Каз мысленно бранит себя за то, что три года гонялся за человеком, которого даже не существовало, когда все это время цель была прямо у него под носом.

Он чувствует ярость Джорди, прежде чем замечает его на другом конце моста. Брат протягивает руку, стоит ему подойти ближе, и Казу становится страшно. Они стоят так близко к воде — Джорди легко сможет утопить его.

«Пока нет. Я все еще могу отомстить. Мне просто нужен новый план», — в отчаянии думает он.

Если брат попытается скинуть его в канал, Каз будет бороться.

Каз не смотрит на Джорди, когда проходит мимо, но спиной чувствует его пустой взгляд.

Он присоединяется к Отбросам. Своими силами Каз не сможет отомстить Пекке Роллинсу так, как тот того заслуживает. Отбросы — жалкая банда, посмешище Бочки. Они обитают в полуразрушенной, продуваемой всеми ветрами ночлежке, известной как Клепка, скрипучие лестницы которой прогибаются, как и их престарелый лидер.

Но присоединиться к более успешной банде — значит провести жизнь в тени авторитетного босса. А из Отбросов он сможет создать собственную армию.

«Еще немного», — просит Каз в первую ночь в Клепке. Джорди не является ему, но Каз знает, что брат слышит его.

Брат все чаще приходит к нему. Он редко что-то говорит, да это и не нужно. Джорди хочет мести сейчас, и гнев, который волнами накатывает на него, вторит гневу Каза. По крайней мере, Каз может выместить свою злость, и он намерен довести дело до конца.

Джорди не понимает, что Каз не может сделать все и сразу, но терпение никогда не было одним из его достоинств. Смерть не сильно изменила его.

Джорди сопровождает Каза на заданиях для Отбросов, и каждый раз, случись им проходить мимо одного из процветающих заведений Пекки Роллинса вдоль Восточного и Западного Посоха, его охватывает ярость.

— Твоя гордость достойна восхищения, братец, — говорит он Казу, когда они проходят мимо Изумрудного дворца. Братец. Джорди теперь обращается к Казу только так, и никогда по имени. — Но даже твой острый ум не может возвыситься в этом городе.

— Нет, я могу, — возражает Каз. От взгляда на зеленый фасад игорного дом у него скручивает живот. — Мало-помалу. Кирпичик за кирпичиком.

Каз решает, что оставит Пекку Роллинса напоследок и сделает на пути мести еще несколько остановок. Джорди придется с этим смириться. В афере Роллинса участвовали и другие игроки: банкир и продавец за прилавком, который угощал Каза горячим шоколадом. Фальшивые жена и дочь Якоба Герцуна. Филипп — мальчишка с заводными собачками.

Банкира Каз нашел первым. Выследить его оказалось легко — он спокойно работал в том же банке возле Гелдстрата.

Казу тринадцать, когда он подстерегает банкира после работы. Он волочит его во Вторую Гавань, где топит в бочке с каэльским виски.

Казу четырнадцать, когда он душит девочку по имени Саския, всего на год старше его самого, ее же красной лентой для волос: он нашел ее в кармане брюк, когда выбрался с баржи. Каз тогда понял, что просто не сможет отпустить и забыть.

Джорди был свидетелем, как Каз убил обоих. Он молчал, но крепко стиснутые челюсти говорили сами за себя — Джорди всегда так смотрел, когда не одобрял поступков Каза, что, впрочем, случалось редко.

Просто у Джорди теперь другие глаза, неправильные. И Каз никак не может к ним привыкнуть.

Когда Джорди появляется в таких ситуациях, Казу требуется все самообладание, чтобы не накричать на него. Он не знает, почему Джорди так злится. Разве не этого он хотел? Разве этого недостаточно?

В этом и заключается проблема: Джорди непредсказуем.

Он рядом, когда Каз ломает ногу. Сложный перелом, который под силу было вправить корпориалу, но никак не дешевому, полуграмотному врачу из Посоха, которого нанял Пер Хаскель. Казу перевязали ногу и наложили шину, но он уже тогда знал, что перелом срастется неправильно.

Джорди появляется в комнате Каза под вечер с насмешливой ухмылкой на лице.

— Гезен, ты так жалок. Если бы я знал, что мне придется полагаться на тебя в мести… — он качает головой. — Если бы ты действительно беспокоился обо мне, то старался бы усерднее. Что за неудачник не может перепрыгнуть с крыши на крышу?

— Я оправлюсь, — перебивает его Каз. — Я пережил гавань. Переживу и это.

— Я выпустил тебя из гавани за определенную цену, — вскипает Джорди.

Каз прикрывает глаза и откидывает голову на спинку кровати, не в силах смотреть на призрак брата.

— Знаю, — сквозь туман от опиумной настойки пробормотал Каз. — В Кеттердаме за все нужно платить.

Джорди участвует в некоторых убийствах Каза. Он рядом, когда Каз убеждает Пьера Хаскеля купить Пятую гавань, но не появляется, когда Каз выкупает старую семейную ферму.

Он рядом, когда Пьер Хаскель назначает Каза своим лейтенантом: «У тебя есть голова на плечах, мальчик, но больная нога может все испортит. Будь полезен». Но не появляется, когда Каз вербует земенца по имени Джеспер — отличного стрелка и балагура. Почему-то Казу кажется, что Джорди будет ревновать.

Единственное время, в которое Джорди никогда не приходит — когда Каз спит. Прошло много времени, но брат не считает нужным напоминать Казу во снах о Барже Жнеца.

Что касается мотивации — тут Джорди раздражающе непоследователен. В один момент брат подбадривает Каза, когда ему дают заказ на убийство. В другой — осуждает, когда Каз проливает кровь. И лишь одно остается неизменным — Джорди всегда злится.

Среди уроков, которые Каз усвоил на улицах Кеттердама, самые важные звучат так: во-первых, любого человека можно купить; во-вторых — все люди живут в соответствии со своими убеждениями, даже если те полностью безнравственны. Даже у Каза есть границы, которые он никогда не переступит.

Впрочем, эти правила не распространяются на призраков. А может, Джорди просто не успел прожить достаточно, чтобы их выучить.

* * *

Каз сидит за столом на чердаке и наблюдает, как Инеж рядом пытается вскрыть замок.

Он только недавно убедил Пьера Хаскеля выкупить контракт девушки из Зверинца, которая двигалась бесшумно и ловко, точно кошка. Сначала старик сомневался в сделанном выборе, но Инеж доказала, что она — лучший паук, какого только знали Отбросы.

Каз не сомневался, что как только Инеж освоит боевые искусства и научится обращаться с отмычками, ей не будет равных в городе. Она уже метает ножи с ошеломляющей меткостью.

Хаскель слишком горд, чтобы хвалить Призрака или самого Каза, который нашел им шпиона, но это не важно. Инеж вполне способна сама доказать, что заслуживает уважения Отбросов, и любому дураку, который в ней сомневается, не место в банде.

Однако Инеж научилась сражаться быстрее, чем взламывать замки. Наверное, потому что привыкла быть в гармонии со своим телом. А вот осторожные, методичные движения отмычки требуют совсем иного мышления.

— Ты слишком много думаешь, — замечает Каз, когда выпавшая из рук отмычка закатывается под стол, и Инеж приходится за ней лезть. — Хорошему вору не нужно зацикливаться на том, что он делает. Это получается у него инстинктивно, по наитию. Честный разговор между тобой и отмычкой в замке, если выражаться метафорически.

Инеж высовывает голову из-под стола, победоносно сжимая найденную отмычку.

— Прошу, твой разум всегда работает, Каз.

Каз пожимает плечами.

— Иногда даже самым изощренным умам нужна минутка отдыха. Не так, — добавляет он, когда Инеж берется за замок. Каз берет свой, чтобы показать наглядно. Странно работать с обычным крестовым замком: в Кеттердаме рекомендуется использовать более сложные, но Инеж нужно с чего-то начинать. — Смотри внимательно.

— Ты можешь направлять мои пальцы, я не против, — предлагает Инеж. — Разве так будет не быстрее?

Он мог бы взять руки Инеж в свои и направлять ее пальцы.

— Нет, — коротко отвечает Каз, вставляя отмычку в замочную скважину и отодвигая шифты. — Тебе нужно научиться справляться самой, иначе ничему не научишься. Ты достаточно хорошо обращаешься с ножами, но они не помогут тебе незаметно проникнуть в дом. Поэтому ты здесь.

— Я не жду, что ты будешь держать меня за ручку, — в глубине блестящих глаз Инеж кроется что-то опасное. Ей это подходит. — Но если тебе нравятся мои навыки обращения с ножами, может быть, я вернусь и проткну тебе шею одной из этих отмычек.

— Не удивлюсь, если у тебя появится такое желание. Но предупреждаю: среди Отбросов тебе трудно будет найти такого терпеливого и талантливого учителя, как я. Итак, вернемся к нашей задаче.

Инеж не возражает, но Каз замечает, как она на мгновение хмурится. Она не злится — Каз видел ее разозленной — но определенно раздражена. Каз усмехается.

Инеж берется за длинную серебряную отмычку и снова пробует вскрыть замок. Она слишком сильно давит. Каз может точно сказать, когда натяжной шифт возвращается на место, потому что в такие моменты Инеж ругается себе под нос на сулийском. Но Каз не поправляет ее технику — Инеж сама разберется в своих ошибках.

«Это не ненастоящая причина», — шепчет голос в его голове.

Каза охватывает паника, когда он представляет, как берет руки Инеж в свои, и ее кожа начинает отслаиваться. На мгновение ему кажется, что грязная соленая вода попала в легкие, и ему нечем дышать. Раньше он не испытывал отвращения только при одной только мысли о прикосновении к другому человеку. Это несправедливо.

Когда Каз поднимает глаза и видит в дверном проеме Джорди, то совсем не удивляется. Брат сидит на кровати и ухмыляется.

«Ты говоришь себе, что может оправиться от чего угодно, — снисходительно тянет он. — Но только не от этого. Верно, братишка?»

Джорди встает и протягивает руку. Его бледные пальцы увиты водорослями, а с мокрой одежды капает вода. Он ухмыляется.

Каз встает так резко, что пугает Инеж, и она роняет отмычки. Нога затекла, и Каз хватается за трость, чтобы не упасть. Но едва он собирается сделать шаг, как Джорди исчезает.

Он оглядывается на Инеж.

— Ногу свело? — спрашивает она.

Каз кивает и ждет, пока пройдет судорога. Инеж почти права.

— Может, нам сделать перерыв? — многозначительно предлагает Инеж.

Каз обдумал возможность отправить ее вниз попрактиковаться в рукопашном бою с Джеспером и Аникой. Заманчивая мысль: сказать Инеж, что на сегодня они закончили, и избавить ее от своей компании, чему она, наверное, будет рада. Как только она уйдет, у него появится время подумать о кривой усмешке Джорди и ее руках. Но Каз подавляет это желание, хромает обратно к столу и садится в кресло, вытягивая больную ногу.

— Ты почти справилась. Продолжай.

— Знаешь, ты ужасно терпелив, — замечает Инеж.

— И тебя это удивляет?

— Нет, — удивленно отвечает Инеж, словно сама только что это осознала. Каз предполагает, что слухи о Грязных Руках рисуют темпераментного, дикого и импульсивного вора. Они правдивы лишь наполовину.

— Если бы я торопил или давил, ты бы немногому научилась, а только расстраивалась.

— А потом воткнула бы отмычку тебе в шею, — заканчивает Инеж.

Каз фыркает.

— И это тоже. Я стремлюсь избежать такого исхода: нужно переделать много дел, прежде чем принять смерть от отмычки, дорогая Инеж. Кроме того, — добавляет Каз, бросив взгляд туда, где несколько мгновений назад стоял Джорди, — я умею быть терпеливым.

Половицы в комнате все еще мокрые.

* * *

Именно терпение позволяет Казу вычислить участников аферы Пекки Роллинса. Он убирает каждого по одному, кирпичик за кирпичиком.

Не позволяет себе отвлекаться. Не говорит Хаскелю. Не ищет помощи у других Отбросов — даже у своих рекрутов, которым доверяет больше всего: Джеспера и Инеж.

Сначала он выслеживает мальчишку, того действительно зовут Филипп.

Каз терпеливо потакает Филиппу в игре на Келлстраде, притворяясь филей. Каз выглядит так же, как и шесть лет назад, когда мальчишкой сидел на корточках и зачарованно глядел на заводных собачек, но Филипп его не узнает. Каз заманивает Филиппа на закрытую кондитерскую фабрику и собирается пытать его до тех пор, пока тот не вспомнит имя брата. Филипп умирает, так и не вспомнив его. После Каз, неуклюже зажав трость под мышкой, оттаскивает окровавленный труп в переулок и вставляет в горло Филиппа ключик от заводной собачки.

Шатаясь, Каз отступает назад. Он весь в крови. Костюм можно будет отстирать, а вот перчатки придется менять — очистить кожу от крови та еще задачка. Каз глядит на тело мальчишки, который втянул их с Джорди в аферу. Кровь Филиппа растекается по булыжникам. «Кирпичик за кирпичиком», — бормочет Каз и уходит.

Время раннее, пять часов утра, и улицы Бочки еще пусты. Каз поворачивает за угол и там, перед магазином, торгующим карнавальными костюмами, сидит Джорди, а перед ним на подносе — заводная собачка.

Он снисходительно улыбается ему, и Каз невольно вспоминает истории, рассказанные братом у камина — о демоне перекрестка.

Джорди молчит, просто улыбается, когда наклоняется и поворачивает ключ в игрушке. Какая-то сила заставляет Каза остановится и смотреть. Игрушечная собачка делает пару неуклюжих движений, прежде чем замереть. Заводной ключ выпадет из разъема.

Джорди со вздохом берет ключ и протягивает Казу. «Смотри внимательно», — велит он. Ловким пассом руки заставляет ключ исчезнуть, а затем выжидательно смотрит на Каза, склонив голову на бок.

Ожидание и пристальный взгляд мертвых глаз брата становятся невыносимыми. Это сводит с ума.

— Что?

— Думаю, у тебя что-то за ухом, -говорит Джорди. — Взгляни.

— У меня нет времени на игры, — огрызается Каз, но едва слова срываются с губ, как он чувствует тяжесть за ухом. Вопреки инстинктам он протягивает руку и достает из-за уха металлический заводной ржавый ключик, потемневший от крови.

— Хороший трюк, — как можно более небрежно говорит Каз и бросает ключ брату — тот легко его ловит.

— За последние два дня ты показал мне несколько симпатичных трюков. Мне особенно понравилась часть со свечным воском. И этот ключ в конце был приятным штрихом.

— Какого черта ты хочешь, Джорди?

Джорди не встает. В один миг он сидит, а в другой — уже стоит. Каким-то образом он все еще выше Каза и нависает сверху. Его ярость, как волна, обрушивается на них обоих.

— Ты знаешь, чего я хочу. Я хочу, чтобы ты отомстил.

— Разве тебе этого недостаточно, Джорди?

— Твоя месть вполне удовлетворительна. Но посмотри, в кого ты превратился.

Каз с силой сжимает набалдашник трости.

— Если ты не хочешь видеть, что происходит с выходцами из Бочки, тогда прекрати преследовать меня, черт возьми.

— Если ты не хотел, чтобы я смотрел, то не следовало оставлять мои глаза открытыми, — отвечает Джорди. — Ты оставил меня, братишка. Ты не закрыл мне глаза.

Мысленным взором Каз видит раздутый труп брата, качающийся на волнах; его распахнутые глаза устремлены в серое небо. И себя — промокшего, тяжело дышащего и грязного, кутающегося в пальто. В груди вспыхивает гнев.

«Так вот кем ты стал, братец? Вот кем ты стал без моего присмотра», — спросил его Джорди в свое первое появление, когда Каз впервые убил человека, имени которого сейчас и не вспомнит.

Он был младше Джорди, весь в крови, и тогда его вырвало. С тех пор прошли годы, и он отнимает чужие жизни, даже не вздрогнув.

Каз подается вперед.

— Я оставил твои глаза открытыми, чтобы ты видел, как сильно меня подвел. Твой младший брат погиб в воде вместе с тобой из-за твоей глупости. Я — то оставшееся, чему ты позволил сбежать. И если тебе не нравится смотреть, то можешь отвернуться.

На мгновение Джорди выглядит так, словно жалеет его. Уголки его губ растягиваются в грустной улыбке. А затем он разворачивается и уходит, растворяясь в утреннем тумане.

* * *

После этого Каз больше не видит брата.

Но все еще слышит его голос, насмешливый и осуждающий. Джорди не оставит его в покое, пока Пекка Роллинс жив.

Итак, Каз проливает кровь — иногда свою, но обычно — чужую. Он не снимает перчаток, и позволяет жителям Кеттердама гадать, что находится под ними. И когда голос Джорди раздается на краю его сознания, он делает вид, что не слышит.

Его брат убежден, что Каз не сможет победить Пекку Роллинса. Его брат ошибается. Роллинс — обычный человек из плоти и крови; такой же, как и крыса из Бочки, продавец из Гелдстраата или несчастный докер.

Каз еще не решил, как убьет Пекку Роллинса, но знает, что сделает это медленно. Иногда Каз размышляет, что будет после того, как его месть свершится. В сознании всплывают смутные образы: улыбка Джеспера, выбившаяся из косы прядь волос Инеж. Но представить свою дальнейшую жизнь Казу не удается, и он бросает попытки.

Раньше Каз боялся, что Джорди утащит его за собой в канал, когда Роллинс умрет. Но теперь он сомневается, что брату будет до него дело. Он выпустил Каза из гавани с одним условием — и убийство Роллинса будет означать, что Каз выполнил свою часть сделки. Они с Джорди наконец-то будут в расчете.

«Кирпичик за кирпичиком», — бормочет Каз, проходя мимо Изумрудного дворца.

Он не уверен, слышит ли его брат, но ярости, что ревет в груди, достаточно, чтобы заглушить его голос.

Он так и не видит снов о Джорди.