Форсайт: гармония, пошедшая прахом (джен)

К 1926 году я уже оставил врачебную практику. С Холмсом мы виделись нечасто, но неизменно тепло. Каждый раз, берясь за очередное дело, он категорически утверждал, что уж оно-то точно станет последним. Но ему никак не удавалось полностью посвятить себя разведению пчел. Новые загадки одна за другой вставали на его пути. Поэтому я не удивился, когда он телефонировал мне, приглашая присоединиться в очередном расследовании. Мы встретились на вокзале, чтобы сесть на один из поездов в сторону Рединга. В пути Холмс, по обыкновению, вводил меня в курс дела.

— На самом деле, Ватсон, мы едем в Мейплдерхем — это поместье в трех с небольшим милях к северо-западу от Рединга. Принадлежит оно некоему Сомсу Форсайту. Бывший юрист и совладелец юридической фирмы, но давно отошел от дел. Очень богат. Недавно в газетах писали о пожаре в его картинной галерее.

— Да, Холмс, я читал об этом.

— Меня пригласила его дочь, миссис Монт. Несколько сумбурное, надо сказать, было приглашение. Пожар начался ночью, как и почему, никто не знает — или не говорит. В доме были сам Форсайт, его жена, дочь и внук. Из слуг — горничные, шофер и садовник. Тревогу поднял мистер Форсайт. Заставил всех родственников покинуть дом, пытался потушить пожар огнетушителями, когда они кончились — сбрасывал картины из окна, на растянутое слугами одеяло. Отопление в доме водяное. Мистер и миссис Форсайт курят, как и миссис Монт. Слуги не курят, но у шофера под рукой бензин. А теперь самое любопытное: в галерее обнаружены несколько очагов возгорания, все — вдоль дальней стены. А это, как вы знаете, признак умышленного поджога.

Вскоре шумный Лондон остался позади, и за окном поезда замелькали зеленые поля. В Рединге мы арендовали автомобиль, Холмс сел за руль, и мы без приключений добрались до нужного поместья.

Вероятно, до пожара белый фасад здания, украшенный ползучими растениями, выглядел прелестно. Сейчас же дом производил удручающее впечатление. Часть стекол в окнах второго этажа лопнули, и вокруг них мрачно чернела копоть. Встретила нас молодая женщина, назвавшаяся миссис Монт. Красивая, стильно одетая, модно подстриженная, она была напряжена, как натянутая струна. Глубокий серо-синий цвет ее платья напоминал о грозовых тучах. Выразительный рот был крепко сжат, толстый слой пудры на лице скрывал то ли следы слез, то ли признаки сильного утомления.

— До чего же я рада, что вы приехали! — без обиняков заявила она Холмсу. — Пройдемте в столовую — и вы, доктор, разумеется, тоже! — изящным жестом округлой белой руки она указала направление. — Все уже собрались, там что-то ужасное происходит!

На первый взгляд ничего «ужасного» в столовой не наблюдалось. Несколько джентльменов — худой старик, наш старый знакомый, пронырливый Лестрейд, и некто безликий сдержанно беседовали. Эффектная леди лет 40-50 молча курила, не принимая участия в разговоре. Безликий оказался экспертом страховой компании, а старик — хозяином дома, мистером Форсайтом. Миссис Монт представила всех присутствующих, и Форсайт окинул нас тяжелым взглядом. Особенно ему не понравился Холмс.

— Частный детектив, — неприязненно протянул он.

— Совершенно верно, — бодро отозвался Холмс.

— Я знавал людей вашей профессии, — промолвил старик, глядя на Холмса с еще большим отвращением. Не было никаких сомнений, что он считает профессию ассенизатора более достойной, самого Холмса в его коричневом костюме — слишком экстравагантным, а меня и вовсе досадной помехой.

— Господа, если наше присутствие неуместно… — начал я.

Однако миссис Монт была не робкого десятка. Она подошла к отцу со спины и положила руки ему на плечи успокаивающим жестом.

— Папа, прошу тебя! Господа, это я пригласила мистера Холмса. Уверена, всем нам будет полезно, если он примет участие. Мистер Холмс раскрывал самые запутанные дела, — чарующая улыбка Холмсу, пристальные взгляды на остальных. — Считайте, что в этом деле он представляет интересы нашей семьи!

— Миссис Монт, при всем уважении — я всегда на стороне истины.

— Конечно-конечно, именно это я и имела в виду!

— Тогда продолжим в новом составе, — заявил представитель страховой компании.

— Мы остановились на вопросе, кому может быть выгоден поджог, — сказал Лестрейд.

Холмс рассмеялся.

— Помилуйте, Лестрейд! Раньше вы не склонны были все усложнять! Ну как поджог может быть выгоден кому бы то ни было! Вероятно, на стенах галереи висело целое состояние!

— Ответ неверный, — Лестрейд назидательно поднял указательный палец. — Сразу видно, что вы человек, далёкий от искусства! Какие картины были уничтожены? — задал он риторический вопрос и тут же сам на него ответил: — Уокер, Констебль, Сислей, Дега — у меня тут целый список, одиннадцать штук! Так вот, их рыночная стоимость значительно упала и вряд ли поднимется в ближайшие лет десять! Я специально привлек Думетриуса в качестве эксперта — это один из крупнейших специалистов по живописи в стране!

Выражение лица Холмса постепенно менялось от насмешливого к заинтересованному.

— Но галерея была застрахована на крупную сумму. И обратившись за страховыми выплатами, мистер Форсайт получит гораздо больше, чем рыночная стоимость сгоревших картин!

— Я достаточно обеспечен, — презрительно процедил старик. — И моя репутация в Сити безупречна! За годы моей деятельности как юриста никто не может сказать, что Сомс Форсайт занимался сомнительными делами! К чему мне устраивать подобное варварство?

Страховщик выпрямился и положил ладони на стол.

— А как же та история с Обществом Гарантийного Страхования, года три или четыре назад? Что-то насчет дефицита по германским контрактам, недовольные пайщики, ваш эффектный выход из правления общества… если не сказать скандальный…

Форсайт засопел и собирался возразить, но страховщик его опередил:

— Да-да, я прекрасно помню — вам так и не было предъявлено обвинение. Но чувствуется, что вы питаете давнюю слабость к страховому делу, мистер Форсайт.

— О ваших мотивах полиции есть что сказать, — Лестрейд перехватил инициативу. Он положил на стол заключение эксперта, достал из папки следующие документы и обвел всех торжествующим взглядом. — Сэр Лоренс Монт, девятый баронет Монт, недавно скончался, оставив огромные долги. А мистер Майкл Монт — собственно, теперь уже десятый баронет — как почтительный сын, принял наследство вместе с долгами! Почему ваша дочь проживает вместе с вами?

— Она приехала ко мне погостить вместе с малышом, — высокомерно заявил старик. — Что может быть естественней? Или вам это кажется странным?

— Погостить, значит? А не потому ли, что особняк Монтов продается с аукциона? Образ жизни вашей дочери и зятя не способствует созданию накоплений, да еще постоянные благотворительные проекты мистера Монта! Зарплата парламентария далеко не покрывает его расходы! Я многое разузнал об их реальном положении, продолжить?

Миссис Монт молча щелкнула зажигалкой, закуривая тонкую папиросу.

— Возмутительные инсинуации! Я бы даже расценил их как клевету!

— Факты, господин Форсайт, упрямая вещь, — тонко улыбнулся страховщик. — Обычно мы оставляем без внимания такие вот безосновательные попытки получить страховку.

— Но поскольку вы обратились в полицию, придется заняться установлением истины, — подхватил Лестрейд. — У меня при себе ордер на обыск вашего особняка.

* * *

Пока полицейские выбирали понятых и проводили обыск, Холмс решил осмотреть место поджога. Нам никто не мешал — и полиция, и представитель страховой компании уже видели все, что их интересовало, а хозяев больше волновали результаты обыска.

Резкий диссонанс между красотой коллекции старого Форсайта и условиями, в которых она находилась, оставлял неприятное, гнетущее впечатление. Я никогда особо не разбирался в живописи, но, без сомнения, картины обладали немалой ценностью. Яркие закаты, нежные виды сельской Англии, выразительные портреты лишились стекол и покрылись копотью. Часть картин просто стояла на полу, часть осталась висеть на грязных стенах, где вода из пожарных шлангов размазала сажу. В помещении стоял тяжелый запах горелой краски. По милости Холмса мне довелось побывать на многих местах преступления. Были среди них и убийства, и похищения — самые низменные проявления человеческой натуры. На сей раз не пострадал ни один человек, но это варварское уничтожение произведений искусства я назвал бы в числе самых омерзительных злодеяний.

Мой старый друг, как и всегда, не отличался впечатлительностью. Он вооружился лупой, рулеткой и начал работать как ни в чем не бывало. В первые минуты мне казалось, что невозможно обнаружить какие-либо улики среди следов вакханалии огня и воды. Но Холмс с присущей ему четкостью мысли указывал мне на свои находки. Я поражался, как этого можно было не заметить, и печальная картина происшедшего становилась все яснее. Холмс обратил мое внимание на глубокие черные прогары кляксообразной формы в паркете — без сомнения, оставшиеся от сгорания лужиц бензина. Трейлером он назвал соединявшую их зигзагообразную дорожку, также прогоревшую глубже, чем остальные доски. Подобный же глубокий прогар Холмс обнаружил на одной из стен и сделал вывод, что преступник планировал облить горючим сами картины, плеснул бензином на одну из них, но побоялся, что ему не хватит принесенного бензина, и сменил тактику. В одном из углов Холмс обнаружил закопченную жестянку с выбитой на ней надписью «Little Greene». Осматривая ее, Холмс морщился от характерного запаха.

— Здесь нам больше нечего делать, Ватсон. Пойдемте вниз.

Но до сада мы не дошли. При обыске в гардеробе мистера Форсайта нашли туфлю со следами бензина на подошве. Представитель страховой компании продолжал многозначительно улыбаться. Находка Холмса их нимало не смутила. Жестянку из-под краски, по их мнению, любой мог использовать, чтобы принести в галерею немного горючего. И напрасно Холмс доказывал, что на территории поместья не проводилось никакого ремонта или покраски — а значит, злоумышленнику, будь он из Мейплдерхема, было бы куда удобнее выбрать емкость для бензина из имеющихся под рукой, что-то вроде канистры или даже банки из-под столь любимого миссис Форсайт варенья.

Следующий вопрос Лестрейда стал полной неожиданностью.

— Кому принадлежит эта вещь?

Он продемонстрировал маленькую овальную шкатулку червленого серебра, усыпанную гранатами, поверх камней изрезанную тончайшей резьбой. Лестрейд прищелкнул ногтем, крышка отскочила, и на темном дне стала видна выемка с лежащей в ней наполовину выкуренной дамской сигаретой.

— Удобная вещь, — кивнул инспектор, — пепельница, покуришь, пепел и окурки в нее сбросишь, и несешь в кармане или сумочке до первой урны. Она лежала на полу в галерее — закатилась за корзину для мусора.

Объяснение нашлось у миссис Монт. По её словам, пепельничка принадлежала мисс Феррар, внучке маркиза Феррар, неизменной героине светской хроники и скандальных новостей. На вопрос, дружат ли между собою молодые леди, миссис Монт очаровательно покраснела. Старик Форсайт засопел так, что все мы поняли — между дамами возникла распространенная в обществе «заклятая дружба». Я даже вспомнил о произошедшем между ними несколько лет назад судебном разбирательстве, что-то насчет оскорблений и свободы современных нравов. Без сомнения, этот великосветский процесс был лакомым кусочком для охотников за сенсациями всех мастей.

Миссис Монт пояснила, что за два дня до пожара Марджори Феррар проезжала мимо Мейплдерхема на гоночном автомобиле, увидела, как она гуляет с сыном, остановилась поздороваться, но в дом заходить не стала. («Еще бы!» — проворчал Форсайт). Когда мисс Феррар уехала, миссис Монт заметила, что она обронила пепельницу, и передала горничной, попросив вернуть по адресу. Но вызванная для допроса миссис Кавендиш — хмурая женщина средних лет в черно-белой униформе — говорила что-то невразумительное. Отправила, но когда — не помнит, кто был посыльным — тоже забыла.

Тем не менее Лестрейд и страховщик не скрывали, что появление на сцене загадочной мисс Феррар их не впечатлило. Оба подозревали в первую очередь старого Форсайта — его мотивы казались очевидными, хоть улики и указывали на двоих.

Наконец неприятные посетители откланялись. К моему удивлению, неприветливый хозяин не стал намекать, что мы с Холмсом злоупотребляем гостеприимством Мейплдерхема. Наоборот, он пригласил нас в гостиную, чтобы расставить все точки над i. Там уже была миссис Монт — писала какое-то письмо, изредка отвлекаясь на телефонные звонки.

— Все это дело крайне неприятно.

Слова давались старику с большим трудом. Сложно было определить, что его раздражает сильнее — боль от ожогов, гибель картин или столь нелестная для него позиция властей. На его месте любой кипел бы от злости и описал бы происшедшее куда более образно. Но сдержанность, присущая людям его класса и поколения, не давала Форсайту выразить свои чувства в полной мере.

— А вы и ваш друг… Я не любитель, знаете ли, частных расследований…

— Я здесь по приглашению вашей дочери, — напомнил Холмс. — Но если между вами не будет полного единодушия, мне проще отказаться от дела. Хотя, не буду скрывать, оно представляется весьма интересным.

— Вы неверно поняли, — брюзгливо заявил Форсайт. — Раз уж так получилось, что вы оба с нами почти с самого начала… На этих молодчиков рассчитывать не приходится… В общем, я хотел бы, чтобы именно вы занялись этим расследованием.

— Чтобы я нашел виновника, кем бы он ни оказался? — негромко спросил Холмс.

Форсайт расправил плечи и выпятил и без того выдающийся подбородок.

— Мне нечего бояться. Я-то знаю, что не поджигал собственной галереи!

— Я не совсем об этом, сэр. Когда Лестрейд нашел эту злополучную туфлю, это укрепило меня во мнении, что вы невиновны. Хотите знать почему? — обратился Холмс одновременно ко мне и Форсайту. — Вы нездоровы, но не простужены. Следовательно, вы не могли не заметить запах бензина от собственной обуви. Будь вы виновником, вы избавились бы от этой улики до прибытия полиции. Кто-то пытается подставить вас, мистер Форсайт. И этот кто-то, вероятно, из вашего ближайшего окружения. Даже имеет доступ к вашим личным вещам.

Я подумал о миссис Форсайт — зрелой красавице-француженке чуть ли не на двадцать лет младше мужа. О милейшей миссис Монт, которая вместе с дворянским титулом обзавелась множеством долгов и вероятно, очень страдала от неясных перспектив и нависшей над ней необходимости урезать расходы. Могло ли для кого-то из них быть выгодно получение Форсайтом страховки? Напрямую — вряд ли, но ведь обе — его наследницы… И ход моих мыслей стал совсем уж мрачным.

— Именно этого я и хочу — установить истину, какой бы она ни оказалась, — твердо ответил Форсайт. — Я всегда был убежден, что честность — лучшая политика! И если вы считаете, что поджёг кто-то из членов семьи — я хочу, чтобы вы нашли его до полиции, и я сам решу, что с ним делать!

Но когда Холмс поинтересовался, были ли у Форсайта враги, заявленная честность и открытость старика будто испарилась. Первой в списке врагов он назвал упомянутую Марджори Феррар, «рыжую кошку». Затем — одну из своих родственниц, некую мисс Джун Форсайт. Но дальше дело застопорилось. Крайне сдержанно и осмотрительно, тщательно подбирая слова, Форсайт сознался, что у него всегда были натянутые отношения с частью родственников — потомками его дяди, которого в семье звали «Старым Джолионом». В чем была причина взаимной многолетней неприязни, старик так и не объяснил, ограничившись туманным «из-за собственности». Я уже видел, что Холмс готов взорваться и предоставить Форсайту хранить свои семейные тайны хоть до скончания века, но тут снова вмешалась миссис Монт.

— Мистер Холмс, честное слово, нам нечего больше добавить. Сегодняшний день был довольно утомительным — да, папа? Думаю, сейчас стоит прерваться. Хотите, я покажу вам сад, вы ведь собирались осмотреть его, верно? До чая как раз есть немного времени!

Продолжая щебетать, миссис Монт увлекла нас в сад. Я мог бы поклясться, что старый хозяин вздохнул с облегчением, избавившись от настойчивых вопросов моего друга.

— Папа всегда старательно обходит эту тему. Семейная ссора, видимо, была на славу! Лучше я сама расскажу вам все, что знаю, но старшее поколение — понимаете, они такие скрытные…

— Я уже насладился их сдержанностью, — проворчал Холмс.

Выяснилось, что пресловутой «собственностью», которая расколола большую семью на две противоборствующих группировки, была первая жена Форсайта, Ирэн. Ангельски прекрасная, предмет долгого соперничества двух Форсайтов, она в конце концов выбрала «молодого Джолиона», кузена нашего нанимателя. Его уже не было в живых, а Ирэн Форсайт жила за границей, но давняя вражда по-прежнему довлела над членами почтенного семейства, вынуждая каждого принять ту или иную сторону. Старшее поколение не торопилось посвящать молодежь во все подробности своей личной жизни, но у нас с Холмсом сложилось впечатление, что за любовным треугольником кроется какая-то грязная тайна. Кроме того, из недомолвок миссис Монт мы вынесли, что она и сама крепко недолюбливает нежную и прекрасную Ирэн Форсайт, а упоминание ее сына от «молодого Джолиона», Джона Форсайта, вызывает у нашей юной хозяйки чувство неловкости и напряжения. Холмс, казалось, без труда ориентировался в бесконечных Форсайтах и хитросплетениях родственных связей. Я был уже близок к тому, чтобы окончательно их всех перепутать, когда миссис Монт объяснила: Джун Форсайт, дочь «молодого Джолиона» от первого брака, как раз относилась к враждебному лагерю и никогда не скрывала неприязни к Сомсу Форсайту. Выяснилось, что накануне пожара Джун Форсайт побывала в Мейплдерхеме. Она покровительствовала художникам и скульпторам, и один из ее подопечных, «прерафаэлит», сейчас заканчивал портрет миссис Монт. Оплачивал сеансы Сомс Форсайт.

— В тот день Джун имела нахальство попытаться навязать папе ещё один портрет, на этот раз — мамин. И папа был с ней весьма резок, а она — дама с характером, очень вспыльчивая. Она, — миссис Монт против воли улыбнулась, — всегда считала папу ретроградом и консерватором, из тех, кто душит современное искусство. Но мне кажется — главное не это, а та старая ссора… Но Джун не поджигала галереи, это совершенно невероятно!

— То есть недавний конфликт случился именно из-за нежелания вашего отца финансировать картину «прерафаэлита»? — уточнил Холмс.

— Из-за всего сразу, — ответила миссис Монт. Между ее бровей прорезалась скорбная морщинка.

Напоследок Холмс поинтересовался мнением миссис Монт о Марджори Феррар.

Выяснилось, что светская леди проиграла суд с миссис Монт, но месть за не полученную два года назад компенсацию, да еще в такой странной форме, как поджог, показалась Холмсу неправдоподобной.

— Дело даже не в том суде, — миссис Монт нервно сжала губы и посмотрела куда-то вдаль, мимо нас. — Эта женщина способна на все! Ей могло показаться забавным поставить меня… всю мою семью на место! Или просто испытать новые острые ощущения! Она, знаете ли, принимает кокаин, летает туда-сюда на аэроплане… Марджори — по натуре разрушительница! Она была помолвлена с очень солидным джентльменом — и расторгла помолвку. Был другой поклонник — очень чистый, порядочный молодой человек, она могла бы покончить со своим богемным хаосом, уехать с ним и начать тихую спокойную жизнь, как все! Но ее и это не устроило! Все отношения Марджори распадаются, она вечно по уши в долгах… ничем не дорожит! Простите, я что-то увлеклась…

Когда миссис Монт основательно испортила в наших глазах репутацию мисс Феррар, Холмс наконец перешел к осмотру сада. Наученный многолетним опытом, я не стал путаться у Холмса под ногами. Слишком часто я слышал его ворчание в адрес полицейских, затаптывающих следы на месте преступления. Поэтому я остался стоять неподалеку от крыльца. Часть сада, расположенная под окнами галереи, тоже значительно пострадала при тушении пожара. Кусты роз и гортензий были переломаны, почва — размыта потоками воды и покрыта следами пожарных и прислуги. Мы ничего не ели с самого завтрака, и мне хотелось перекусить и передохнуть. Холмс уже не первый год подшучивал над моим брюшком. С белой завистью я наблюдал, как он, худой и подвижный, неутомимо двигается по саду, наклоняется и разгибается, внимательно рассматривает землю и что-то измеряет рулеткой. Энергии моего друга можно было только позавидовать.

Миссис Монт в задумчивости осталась стоять рядом со мной. Она подняла руку к лицу, и мне показалось, что она стирает слезу. Поймав мой взгляд, она нервно улыбнулась и быстро проговорила что-то о соринке в глазу.

— Я очень сочувствую вашей семье. Представляю, как все это тяжело, — успокаивающе проговорил я.

Миссис Монт резко рассмеялась.

— Не то слово! Я всегда думала, что папа — этакий… незыблемый столп. Он всегда так избегал неприятностей, он — сама благопристойность, и всё у него защищено и продумано… скучно даже, — она виновато улыбнулась. — А теперь — у меня весь мир с ног на голову становится! Когда я увидела отца без сознания — надышался дыма, пока отстаивал галерею — я чуть сама в обморок не упала! А вечером мы узнали о смерти сэра Лоренса, потом — похороны, потом… Майкл всегда шутил, что титулы больше не в моде, и вот он — десятый баронет, но…

Миссис Монт оборвала сама себя, видимо, не желая развивать тему долгов.

— Я вовсе не жалуюсь! — она вскинула прелестную головку. — Знаете, я руководила столовой для добровольцев во время стачки, а недавно организовала дом отдыха для работниц детского приюта. Я люблю такие вещи, но нужно столько… — она снова скомкала конец фразы, улыбнулась, будто призывая не придавать значения ее трудностям. — Я хотела бы снова заняться чем-то серьезным, а то совсем потеряюсь, но сначала — это дело с галереей… Как сказали бы подопечные Майкла из трущоб — «жизнь бьёт ключом по голове»!

Холмс нагнулся и поднял с земли что-то маленькое, темное — мне показалось, что это комок земли. Через некоторое время восьмифутовая приставная лестница, лежащая плашмя прямо на одной из садовых дорожек, вызвала его живой интерес.

— Как вы думаете, сколько времени ему понадобится? Вероятно, осмотр близится к завершению?

— Ну что вы, миссис Монт. Холмс только начал.

Миссис Монт подняла брови.

— В таком случае буду ждать вас внутри, — она улыбнулась и скрылась в доме.

Изучая землю, Холмс прошагал от лестницы до живой изгороди и с победным криком обнаружил в ней дыру. Точнее, это была не совсем дыра — скорее место, где кусты оказались чуточку реже, чем в остальных местах. Мой друг добросовестно протиснулся между кустами, потом зачем-то вернулся и проделал тот же путь на четвереньках. Он скрылся из виду в густой зелени можжевельника и снова показался уже по ту сторону изгороди — бережно прятал что-то пинцетом в крохотный пакетик. Я подошёл ближе.

— Возвращайтесь на эту сторону, Холмс. Я не настолько гибок, чтобы пролезть за вами.

— Жаль, друг мой, очень жаль. Я мог бы показать вам место, где поджигатель курил и, насколько я понимаю, любовался пожаром.

Холмс протянул руку в сторону и ударом пальца стряхнул воображаемый пепел с воображаемой сигареты. Я содрогнулся, представив наглость и цинизм происходящего.

— Вы уверены?

— Полностью. Нам очень повезло, что на этой неделе не было дождя. Там, где работали пожарные, а Форсайт и прислуга спасали картины, естественно, затоптаны все следы. Но вон там садовой лестнице совсем не место, а рядом с ней — следы «оксфордов» длиною около 11 дюймов*. Неплохие ботинки… были много лет назад. Сейчас они разношены, а их хозяин припадает на правую ногу. Он бежал до самой изгороди, вот досюда. А здесь — следы сигаретного пепла. В саду, конечно, был ад кромешный. Галерея еще горела, вот та часть сада была освещена, а злоумышленник был скрыт темнотой. Мне не удалось найти подходящие осколки — стекла лопались от жара, а затем дробились повторно при ударе о землю. Но, судя по лестнице и следам, он проник в галерею через окно, разрезав стекло с помощью алмаза или стеклореза. Затем оттащил лестницу подальше от дома, чтобы не привлекать внимание. А сейчас — самое интересное.

Холмс таинственно улыбнулся, достал из кармана тот самый маленький пакетик и раскрыл его.

— Что скажете?

— Самая обыкновенная пуговица, — ответил я.

Холмс нахмурился.

— Ватсон, соберитесь. Какая же она обыкновенная?

Я всмотрелся в позеленевшую медь, прочитал рельефную надпись.

— «POSTES ET TELEGRAPHES». Почтальон? Французский?.. Здесь, в одном из центральных графств? Нелепость какая-то.

— А ещё? Что вы скажете вот об этом?

— Это голубое пятно? — пуговица была диаметром чуть меньше дюйма, и по ее правому краю был глянцевый ярко-бирюзовый потёк. — Без сомнения, это след масляной краски.

— Верно. На какие мысли это вас наводит?

— Не представляю, где искать этого загадочного почтальона.

— Минимум примет у нас есть, не правда ли?

— Хромота?

— Верно. А также высокий рост — вспомните о размере его ноги. Ну или у поджигателя непропорционально большие стопы, что тоже может считаться особой приметой. А ещё подозреваемый очень беден. Есть вероятность (правда, не стопроцентная), что он работал почтальоном во Франции, а после занимался отделкой помещений или живописью. Если он не купил форменную куртку у какого-нибудь старьевщика.

— Не понимаю, почему вы сделали вывод, что он беден. Нормальные люди, собираясь совершить поджог, не наряжаются в смокинг, — хмыкнул я.

— Представьте себе, что вам предстоит карабкаться по лестнице на второй этаж, а потом убегать. Какую обувь вы выберете?

— Помилуйте, ну откуда же мне знать! Удобную, вот какую!

— Вот именно! А вы только полюбуйтесь на его следы! На левой подошве — поперечная трещина! Набойки на каблуках сточены до самого основания! Нет, дорогой мой друг, я крепко подозреваю, что это единственные ботинки преступника.

— Значит, подозрения сняты с тех леди, о которых рассказывали Форсайты, не так ли?

— Ватсон, Ватсон, — покачал головой Холмс. — Вы торопитесь с выводами!

— У поджигателя могли быть соучастники! — догадался я.

— В яблочко! А кроме того, я ещё не всё вам показал. Вот ещё одна находка. Я поднял это с земли вот там, в розарии.

Холмс раскрыл передо мной один из контейнеров, предназначенных для улик. На дне его лежало то, что я недавно принял за ком грязи — выпачканный в земле дамский носовой платок. Изначально белый, сейчас он стал охристо-коричневым.

Холмс расправил краешек с помощью пинцета, и в углу стали видны инициалы «J.F.»

Примечания:

* — соответствует 45 размеру по российской размерной сетке